"ЖУРНАЛ «ЕСЛИ» №3 2008 г." - читать интересную книгу автора (журнал Если)Глава 4. На улицеВырвался! Как и всякий закоренелый грешник, он чувствовал при этом одновременно и стыд, и радость. Обогнув магазин «Недотыкомка», что на углу Батюшкова и Чаадаева, Артём свернул в скверик, где спросил в аптечном киоске стакан воды и, проглотив залпом три водочные капсулы, присел на скамью – подождать, пока усвоится. Вскоре напряжение спало. Расслабившись, Стратополох задумчиво выпятил губы, затем спохватился и подобрал. Симптом хоботка. Вряд ли в Артёме заподозрят кататоника, но, как говорится, береженого бог бережет. Некоторое время литератор благожелательно озирал аллею, затем взгляд его упал на уличный автомат «Моментальная патография». В последнее время их понатыкали повсюду. Помнится, узнав впервые значение этого странного слова, Стратополох похолодел. «Изучение творчества писателей, поэтов, художников, мыслителей с целью оценки личности автора как психически больного». Оказалось, ничего страшного. Новое развлечение многим пришлось по вкусу, особенно подросткам: набирали на мониторе какую-нибудь малоприличную чушь, а потом ржали по-жеребячьи над диагнозом. Артём поднялся и, подойдя к автомату, сунул в прорезь кредитную карточку. Набрал на память полстрофы, тронул пусковую клавишу, после чего минут пять, не меньше, любовался полученным ответом: (1. афония – утрата голоса, отсутствие звучной речи при сохранении шепотной в рамках истерических психозов и неврозов; 2. клаустрофобия – непреодолимый страх замкнутых помещений.) (мизофобия – навязчивая боязнь загрязнения при неврозоподобных дебютах шизофрении.) (1. автоматизм амбулаторный – вариант сумеречного нарушения сознания, характеризующийся правильным выполнением сложных целесообразных действий; 2. дисфория – угрюмое, злобно-раздражительное настроение, обычно предшествующее припадку эпилепсии.) (трихофагия – патологическое влечение к поеданию волос. Наблюдается при психопатиях, шизофрении, олигофрении)». Литератор повеселел, отпустил монитору щелбан и, не без злорадства произнеся вполголоса: «Так-то вот, Михал Юрьич!», – изъял карточку из прорези. Обернувшись, оказался лицом к лицу с невысоким крепышом средних лет, тоже, видно, решившим поразвлечься. При виде Стратополоха крепыш попятился, потом понял, что деваться некуда, и, нахмурившись, сунул ладонь для рукопожатия. Башенный череп с плоским затылком и нависающим лбом, несколько деформированные ушные раковины, седловидное переносье, упрямо выпяченная нижняя челюсть. Странно. Когда-то это лицо Артёму хотелось назвать сократовским. Теперь же он твердо знал, что подобные черты прежде всего свидетельствуют о наследственном пороке развития. Впрочем, в словаре, помнится, присутствовала еще оговорка: «Интеллект иногда не нарушен». Не был он нарушен и в данном случае. – Давненько, давненько… – скрипуче проговорил Стратополох. – А тебе со мной здороваться можно? – Почему ж нельзя? – Ну… не знаю… Подхватишь идеологическую инфекцию, потом, не дай бог, рецидив… Собеседник натянуто усмехнулся. – Да нет. Это как ветрянка: разок переболеешь – больше не заразишься. Обменявшись еще парой фраз в том же роде, приблизились к скамейке, присели, с настороженным любопытством глядя друг на друга. – В «Прибежище»? – осведомился бывший друг и соратник. Стратополох кивнул. – И жена отпускает? – Нет. – А как же ты? – Пробился. Штыком и гранатой… – А на принудиловку отправит? – Да не за что пока… – Найдет… – обнадежил собеседник. Помолчали. Напротив желтел сквозь листву корпус больничного комплекса «Эдип», в одной из палат которого, по слухам, пребывал на излечении знаменитый Паша Моджахед, страдавший манией величия и, несмотря на все усилия врачей, упорно именовавший себя главой Временного Правительства Сызново. Стратополох достал сигареты, протянул пачку старому знакомцу. Тот отрицательно мотнул головой. – Закодировался, что ли? – Нет. Сам. Все сам… Усилием воли… Артём закурил. В сквериках это дело еще позволялось. – И с учета сняли? – С учета не снимают. Хожу проверяюсь… раз в два месяца… – Да я не о куреве. – Я тоже. Кривлялся на сквознячке сигаретный дым. Помигивал синим глазком автомат «Моментальная патография». – В «Последнее прибежище» не тянет? – Поначалу тянуло. Теперь нет. Что я там забыл? – Отечество, например… – Отечество?! В «Прибежище»? – собеседник сатанински всхохотнул. – Окстись, Артём! Примете по стопке – и давай рукава от страсти жевать… А чего жевать, спрашивается? Человеком надо быть хорошим – вот тебе и весь патриотизм! – Это что, цитата? – Нет. Экспромт. Стиснув зубы, Артём Стратополох поднялся и раздавил окурок о край урны. Как вошь. Как классового врага. Вернулся, сел. – То есть Родина для тебя теперь – доктор Безуглов? Ответом была бесстыдная и, что самое жуткое, вполне искренняя улыбка. – А почему нет? Ты что же, думаешь, я его идеализирую? Не вижу насквозь? – Интересно… – процедил Артём. – Ну-ка, ну-ка… – Начнем с того, что специалист он хреновенький. Можно даже сказать, шарлатан… – Та-ак… Дальше. – Мотивы его, согласись, вполне понятны и особым благородством не отмечены. Почему он, к примеру, объявил патриотизм нетрадиционной сексуальной ориентацией? Месть. Не более чем месть. За то, что патриоты упекли его в дурдом при Паше Моджахеде. – Знаешь, – задумчиво молвил Артём. – В «Последнем прибежище» тебя за такие слова на руках носили бы. Хотя нет… Там ведь у нас и президентолюбивые встречаются… Скажи, пожалуйста, ты с каждым так теперь откровенничаешь или только со мной? – Пошел ты! – Собеседник обиделся и замолчал. – Извини, – сказал Артём. – Значит, во-первых, ты говоришь, шарлатан, во-вторых, злопамятен… Это тебя в нем и привлекает? Внезапно противник ухмыльнулся и добродушно, чуть ли не ободряюще потрепал Артёма по колену. – Нет, – ответил он. – Меня это в нем отталкивает. И тем не менее, согласись, Сызново его стараниями помаленьку превращается… – В психушку? Ухмылка стала еще шире. – Что? Не нравится? – понимающе спросил бывший друг и соратник. – Ну что делать… Психам место именно в психушке. Ты вспомни, что мы натворили, когда нам дали свободу… сняли смирительную рубашку! Нормальные люди так поступают? Развалили Родину во имя Родины… Вернее, во имя красивых слов о Родине! Разграбили все, что можно разграбить, кинулись друг на друга, как звери… – Свежее сравнение, – буркнул Артём. – Виноват. – Башенный череп склонился в насмешливом кивке. – Не литератор есмь. Всего-навсего журналист. Тонкостям стиля не обучен… Короче говоря, случайно ли, нарочно, но Безуглову удалось нас обезвредить. С чем я его и поздравляю. А самое смешное, обрати внимание, борясь с нами, он осуществил то, за что боролись мы… – Вот об этом, пожалуйста, подробнее… – Артём нервно щелкнул зажигалкой. – Много куришь… – Нет, это я только с тобой… Ну так? – Во-первых, стало меньше инородцев… Артём Стратополох сверкнул глазами и гневно, по-драконьи, выбросил дым из ноздрей: – Да ни один инородец не выдержит того, что с нами проделывают! – И что ж это такого с нами плохого проделывают? Тюремное заключение отменили… Вместо ответа Артём Стратополох покосился на желтеющий сквозь листву корпус больничного комплекса «Эдип». – Благосостояние выросло… – сделав вид, что не заметил этого выразительного взгляда, невозмутимо продолжал собеседник. – Какой ценой? – Полагаю, весьма скромной. Вспомни, сколько тратилось на предвыборные кампании… А на армию! – На армию?! – взбеленился Артём. – Да ты знаешь, что такое государство без армии? – Знаю. Япония. На несколько секунд Стратополох утратил дар речи. – Погоди, – сдавленно пообещал он. – Покончит Америка с Лыцком, за нас возьмется – посмотрим, как ты тогда запоешь… Собеседник мерзко захихикал. Видимо, представил себе вооруженные силы Сызново, противостоящие армии Соединенных Штатов. – Еще какие преимущества? – не разжимая зубов, полюбопытствовал Артём. – Пить стали меньше, – напомнил собеседник. – Серьезное достижение. – С нашим менталитетом? Более чем серьезное. Я вот недавно вычитал, что Николай Второй запретил продажу спиртных напитков. Дескать, пока германца не одолеем… Чем дело кончилось, а? Распадом империи, мой милый… Про борьбу Горбачева с алкоголизмом вообще умолчу… А Сызново-то наше стоит. Трезвое, а стоит! – Ну, положим, не такое уж трезвое… – По сравнению с тем, что было? Как стеклышко! В чем-то, конечно, редактор некогда патриотической газеты «Заединщик» был прав: инородцев в Сызново слегка поубавилось, хотя, казалось бы, замена погранвойск санитарным кордоном неминуемо сделает южные рубежи государства окончательно проницаемыми. Однако ничего подобного не случилось. Первое же бандформирование, попытавшееся проникнуть на беззащитную суверенную территорию было встречено мужским голосом из динамика, со скукой произнесшим роковые для боевиков слова: «Даю устаноуку…» Поначалу нарушители и ухом не повели. А то они установок мало видели! Но кто же знал, что речь идет вовсе не о ракетной установке! Физически состав отряда остался цел, но морально он для правого дела был потерян раз и навсегда. Ну что это, скажите, за джигит, которому становится дурно при одном только взгляде на взрывное устройство? Были попытки нахлынуть в Сызново с юга и легальным путем, но вскоре выяснилось, что таможенный шмон – семечки по сравнению с нынешним медосмотром. Честные люди нет-нет да встречаются, но покажите хоть одного совершенно здорового человека! Всеобщую воинскую повинность ликвидировали в связи с очередной весенней вспышкой камптокормии. Особенности этого странного истерического симптома заключаются в невозможности выпрямиться и в сохранении такого положения при ходьбе. «Наблюдается главным образом у солдат и призывников, – меланхолически отмечает словарь. – У женщин – крайне редко». Тюрьмы стали называть санаториями. Собственно, в уголовной среде их и раньше так величали. Но если бы все ограничилось лишь сменой таблички! Принудительная трудотерапия – дело привычное, а вот процедуры… Особенно боялись «вышки», то бишь кодирования от преступных наклонностей. Представьте на секунду блаженного, не способного ни соврать, ни своровать. Долго ли он протянет в наших условиях? Поговаривали, будто бы за особо грубое нарушение режима запросто могут в двадцать четыре часа выписать за пределы государства, но насколько это соответствовало действительности, сказать трудно. Профилактика алкоголизма при Безуглове также приняла неслыханные черты: водку объявили лекарством и стали выпускать в облатках. Сгоряча хотели было продавать по рецептам, но вовремя опомнились. В итоге население не то чтобы совсем охладело к спиртным напиткам, но все же следует признать, что потребление их несколько снизилось. Партии и общественно-политические движения, переведенные в разряд сексуальных меньшинств, преследованиям не подвергались. Ряды их, однако, сильно поредели, поскольку все карьеристы немедленно открестились от каких бы то ни было извращений и объявили себя натуралами. Наука, естественно, убереглась, хотя, честно сказать, при желании можно было бы объявить и ее какой-нибудь там перверсией. Процесс изучения вообще во многом напоминает соитие. Не зря же глаголы «понять» и «познать» в старину имели прямое отношение к половой жизни. Резко вышли из моды бухгалтеры и юристы. Сообразительная молодежь ринулась в медицинские вузы, отдавая предпочтение психиатрии и невропатологии. Не последовало и оттока из страны крупного капитала, на что втайне рассчитывал Артём Стратополох, быстро успевший возненавидеть новый «больничный режим» и желавший ему всяческих неприятностей. То ли странный доктор успел закодировать и олигархов, то ли заворожил их отменой законов, сдерживающих какое-либо предпринимательство. Поначалу, услышав об этой реформе, народ содрогнулся. Ждали резкого скачка цен, инфляции и прочей ограбиловки. Не дождались. В средствах массовой информации запорхало неслыханное словцо «хрематомания» (болезненная тяга к сверхприбылям), а несколько финансовых воротил отправились на излечение. Вернулись вполне вменяемыми. В «Толковом словаре психиатрических терминов» Артёму удалось отыскать «хрематофобию», а вот «хрематомании» так и не нашлось… Видимо, данный недуг был срочно открыт и описан самим Безугловым. Впрочем, в «Последнем прибежище» кое-кто утверждал в четверть голоса, что сам-то доктор не более чем ширма и что за его спиной стоит преступная группа врачей, затеявшая заговор покруче масонского. Много, много ходило слухов – и, как правило, весьма правдоподобных. Что милицию перепрофилировали в санитарный корпус общеизвестно: ментов постарше отправили на пенсию, молодых – на переподготовку. Да, но госбезопасность! Куда дели госбезопасность? Самая остроумная сплетня звучала так: бывших контрразведчиков внедрили в стоматологию. Представляете сценку: – Откройте рот… Шире! Еще шире… Да, кстати!… На кого работаете?… Всех резидентов на хрен выдашь и маму родную в придачу. «Одни страны живут по законам, другие – по понятиям, – объявил на весь мир доктор Безуглов. – Мы будем жить согласно врачебным предписаниям». Как ни странно, Запад такую доктрину принял скорее одобрительно, поскольку подано все это было как торжество неофрейдизма. Возможно, сыграло определенную роль и то, что ряд американских фирм подрядился поставить сызновскому «больничному режиму» технику для строящихся заводов медоборудования. Зато русскоязычная пресса ближнего зарубежья проявила взрывчатость или, как еще принято говорить, недержание аффекта. Обычно осторожный в выражениях баклужинский «Ведун», орган Лиги Колдунов, на сей раз превзошел в ругани аж самих православных коммунистов Лыцка с их «Краснознаменным Вертоградом». Казалось бы: чародеи и медики – что им делить? И те, и другие промышляют целительством, да и приемчики у них похожие – опять же гипноз используют сплошь и рядом. Причиной раздора явился пустяк: чернокнижники так и не смогли простить докторам их циничного утверждения, будто аура – это не более чем «предвестник эпилептического припадка». |
||
|