"Обучение травами" - читать интересную книгу автора

Глава 10

На зимние студенческие каникулы я съездил в Москву навестить сестру, а заодно посмотреть, чем дышит столица. В отличие от по-южному спокойного Симферополя жизнь в Москве била ключом, и сестра активно вращалась в ее бурлящих водоворотах.

В предыдущих книгах я много рассказывал о моих родителях, но мало упоминал о сестре. Леночка, подобно большинству членов моей семьи по линии матери, обладала яркой и всеподавляющей индивидуальностью. В наследство от мамы ей достался устойчивый огненный темперамент и на редкость властный характер. Но если у матери недостатки характера компенсировались исключительно щедрым и добрым сердцем и наилучшими намерениями по отношению к окружающим людям, огненная воля сестренки была направлена лишь на немедленное удовлетворение ее личных потребностей, выражавшихся в чрезмерно развитой жажде господина, жажде поклонения, жажде самолюбования, жажде острых ощущений и т. п.

Сестра была театральным критиком и, естественно, вращалась в среде актеров, режиссеров, писателей, поэтов и прочих представителей московского бомонда, среди которых встречались весьма эксцентричные личности.

Яркая классическая красота сестры, ее властная и гордая осанка в сочетании с необузданной сексуальностью воздействовали на мужчин почище, чем валерьянка на котов. Именно благодаря этим своим качествам провинциальная девочка, закончившая факультет журналистики и отправившаяся покорять столицу, ухитрилась в относительно короткий срок сделать в Москве головокружительную карьеру.

Для начала она заморочила голову пожилому академику, который в благодарность за счастье находиться рядом со столь прелестным юным созданием купил ей кооперативную квартиру. Затем последовала непрерывная череда высокопоставленных и престижных любовников, как наших, так и зарубежных. Благодаря этому я с раннего детства познакомился с жизнью богемы.

С моей точки зрения, мужчины, испытывающие неодолимую тягу к Леночке, были совершенно лишены инстинкта самосохранения. Сестренка, несмотря на свое рабоче-крестьянское происхождение, всегда держалась с надменностью и высокомерием аристократки, взирающей свысока на копошащихся у ее ног ничтожных представителей мужского пола и милостиво предоставляющей им возможность приглашать ее в дорогие рестораны, дарить драгоценности и меха, а также выражать неустанное восхищение ее особой.

Капризная властность сестры привлекала мужчин, которым нравится покорять женщин так, как покоряют вершины: чем стервозней и недоступней дама их сердца — тем лучше, поскольку это подогревает азарт борьбы. Однако, покорив вершину, немногие удерживались на ней даже в течение месяца. Сестренка со своими непомерными требованиями, скандалами и капризами неизменно ухитрялась рано или поздно довести до белого каления даже самых верных своих обожателей.

Так, напившись в ресторане, она могла из-за любой не понравившейся ей мелочи начать кидаться тарелками или столовыми приборами. Однажды, когда сестренка, как всегда из-за очередного пустяка, впала в ярость, мне пришлось воспользоваться навыками, полученными во время обучения у Ли. К своей чести, я ухитрился поймать и поставить обратно на стол все предметы сервировки, которые прицельно и методично запускала в меня разбушевавшаяся Леночка.

Сестра была старше меня на двадцать лет, у нее не было своих детей, и чувства, которые она испытывала ко мне, были скорее материнскими, чем сестринскими. С раннего детства, приезжая из Симферополя в столицу, я словно оказывался в другом мире. Сестра водила меня в театры, на Кремлевские елки, брала с собой в самые шикарные рестораны Москвы, где ее иностранные любовники иногда платили за ужин неимоверные по нашим тогдашним меркам суммы, приглашала на дипломатические приемы, где я поражался необъятным размерам праздничных тортов и наслаждался божественным вкусом совершенно необычных конфет.

Я бывал на вечеринках актеров и писателей, и, хотя подобный опыт давал мне огромный заряд духовной энергии, возможно, именно это обстоятельство начисто лишило меня пристрастия к богемной жизни и тяги к роскоши и высшему обществу, столь характерных для сестры.

Хотя литературные и театральные вечеринки были волнующими и интересными для моего юношеского ума, как губка впитывающего новые идеи и точки зрения, в этих сборищах не было души, не было человечности, свойственной общению в провинциальных городках. Здесь мало кто прислушивался к голосу другого. Каждый старался изо всех сил выпятить свою уникальную и неповторимую индивидуальность. Это выражалось в одежде, в избыточной косметике, в склонности к интеллектуальным рассуждениям на любые темы, в удалых песнях и пьяных плясках на столах, в бесконечных и весьма далеких от истины историях о своих героических деяниях и о том, как мерзкие и тупые обыватели не понимают истинного таланта, и т. д.

Учитывая, что после принятия избыточного количества алкогольных напитков, неповторимая индивидуальность представителей богемы не требовала особых усилий для самопроявления, подобные сборища одновременно и удивляли, и развлекали меня.

Когда я вырос, сестра твердо решила превратить меня в настоящего мужчину. С ее точки зрения настоящий мужчина должен был зарабатывать кучу денег для того, чтобы с шиком просаживать их на многочисленных любовниц.

К идее заработка денег я относился с прохладцей, предпочитая тратить свое время на обучение у Ли и приобретение знаний, которые могли бы помочь мне в следовании по пути Спокойных, но от очаровательных женщин, с которыми меня регулярно знакомила Леночка, в надежде, что я наконец-то возьмусь за ум и женюсь на богатой невесте, получив, вдобавок, московскую прописку, я не мог отказаться. Так что, благодаря сестренке, я до сих пор бережно храню воспоминания о моих юношеских московских любовных приключениях, об актрисах и певицах, которых я до сих пор вижу на экране телевизора, даже не зная, вспомнят ли они сейчас мое имя.

В те зимние каникулы я выяснил, что увлечение оккультными и эзотерическими учениями стало очень модным в богемной среде. Сестра была близко знакома с Эдуардом Наумовым, который в то время будоражил воображение интеллектуалов, читая лекции по парапсихологии и демонстрируя фильмы о филиппинских операциях, во время которых лекари вскрывали брюшную полость человека с помощью одних лишь рук, без каких-либо хирургических инструментов, фильмы о бразильских лекарях, о том, как вырезают катаракту при помощи кухонного ножа, и т. д.

Поскольку подобные темы меня очень интересовали, я вдоволь побегал по оккультным кружкам, и чего только там не насмотрелся.

Народ лечил наложением рук, видел привидения и странные призрачные сущности, шастающие по углам, экстрасенсы устанавливали контакт с летающими тарелками, сообщая восхищенным поклонникам подробности интимной жизни инопланетян.

Кто-то получал откровения от самого Иисуса Христа и читал проповеди о том, как надо жить и что делать, один экстрасенс оказался перевоплощением египетского бога Тога, и теперь он нес в массы тайные знания египетских жрецов, кто-то в прошлой жизни был царем Давидом, кто-то был Чингисханом, кто-то клялся, что умеет проходить сквозь стены и видеть прошлое и будущее…

Мне даже удалось познакомиться с одним достаточно любопытным и загадочным человеком, «магом», услугами которого, несмотря на то что эзотерические учения официально считались «враждебной идеологией», пользовались даже члены правительства. О встречах с ним мне бы хотелось рассказать поподробнее.

Наш с сестрой график «встреч с замечательными людьми» оказался настолько плотным, что я уже успел порядком подустать от череды самых разных квартир, лиц и бесед на модные темы. Но, зная, что спорить с сестренкой бесполезно, я безропотно подчинился, когда поздним вечером она заявила, что сегодня мы поедем в гости к очень интересному человеку.

— Кто он такой? — без особого энтузиазма спросил я.

— Это знаменитый маг, — торжественно произнесла Лена. — Его услугами пользуются многие важные люди, как наши, так и из-за рубежа. У него бывают клиенты даже из Кремля.

Такси остановилось около большого добротно построенного кирпичного дома сталинских времен. Квартира оказалась под стать дому — с широкими коридорами, просторными комнатами и высокими потолками.

Человека, открывшего нам дверь, я скорее принял бы за директора преуспевающего предприятия, чем за мага, хотя, в те памятные советские времена, маги, опасаясь Комитета, старались не слишком привлекать к себе внимание.

Хозяин квартиры был одет в строгий темно-серый костюм, с которым великолепно гармонировали галстук и дорогие импортные туфли. Это был высокий стройный мужчина лет сорока с каштановыми волосами и пронзительным взглядом темных глаз. В его манере держаться проскальзывала почти царственная властность.

— Леонид, познакомься, это мой брат, Саша, — представила меня Лена.

Мы пожали друг другу руки.

— Проходите, пожалуйста, — маг сделал рукой широкий приглашающий жест.

Мы вошли в зал. Теперь я понял, как должно было выглядеть жилище мага.

Стены зала и, как впоследствии оказалось, всех комнат были оббиты натуральной кожей, темный цвет которой удивительно хорошо сочетался с яркими цветовыми пятнами занавесок, подушек, картин, эстампов и гобеленов, в изобилии развешанных на стенах. Пол закрывал огромных размеров ковер пурпурных тонов с очень длинным ворсом. В центре стоял старинный квадратный дубовый стол с четырьмя массивными дубовыми стульями, а прямо над центром стола на длинной цепи с четырехметрового потолка свисал большой зеленый абажур, расположенный с таким расчетом, чтобы свет заливал только стол, а люди, сидящие за ним, и вся остальная часть зала были окутаны таинственным полумраком.

Около одной из стен стояло укрытое огромным роскошным покрывалом сооружение, напоминающее то ли гигантскую тахту, то ли узбекский дастархан — укрытый коврами деревянный помост, на котором люди усаживались, чтобы поболтать, выпить чай или съесть ароматный плов.

На «дастархане» были живописно разбросаны бесчисленные подушки, гармонирующие расцветкой с ковром и покрывалом.

Четыре размещенные по углам колонки музыкального центра создавали эффект квадрофонического звучания.

— Во время сеансов здесь обычно сидят зрители, — указывая на «дастархан» объяснила мне Лена. — Клиенты располагаются за столом, а пифии входят в транс на ковре между столом и тахтой.

— Пифии? — удивился я. — Это что, как у Дельфийского оракула?

— Вроде того, — усмехнулся Леонид. — Но мои предсказывают точнее.

Маг предложил нам продолжить экскурсию по дому. Комнаты поразили меня еще больше, чем зал, поскольку там я обнаружил несметные сокровища — идущие от пола до потолка полки с эзотерическими книгами на самых разных языках и невероятное количество красиво переплетенных томов самиздатовских переводов. Никогда в жизни я не видел подобного собрания книг.

Коллекция духовной музыки всех времен и народов оказалась под стать библиотеке.

У Леонида была даже недоступная тогда частным лицам собственная множительная техника.

«Странно, что к нему еще не пришли с обыском, — подумал я. — Комитет просто не может не знать про подобную квартиру».

Потом я понял, в чем тут было дело.

При виде моего неподдельного восхищения в глазах Леонида отразилась симпатия. Он почувствовал, что в чем-то мы были родственными душами.

Мы разговорились. Не упоминая имени Учителя, я рассказал магу о некоторых техниках Шоу-Дао, в том числе о пальцовках и о методах управления сексуальной энергией. Его очень заинтересовал способ активизации энергии с помощью ножа. Для этой цели маг одолжил мне роскошный старинный кинжал, рукоятка которого была украшена фигурами четырех мифических животных с человеческими лицами, символизирующими единение четырех стихий.

Мы понравились друг другу, и Леонид предложил мне зайти в гости на следующий день.

Мы встретились еще несколько раз, наша взаимная симпатия росла, но я чувствовал, что на Леонида несколько сковывающе действовало присутствие сестры. И вот однажды Леночка сделала нам подарок, сказав, что ей нужно на пару часов выйти в город за покупками и что она оставляет нас одних. Тогда я задал вопрос, который интересовал меня все это время.

— Лена говорит, что на своих сеансах ты творишь чудеса, — сказал я, — что твои пифии угадывают совершенно невероятные вещи, да и сам ты неплохо предсказываешь судьбу. Я на собственном опыте убедился в том, что ясновидение существует, но, насколько я знаю, это не такая вещь, которую легко каждый вечер демонстрировать в салонах.

Маг усмехнулся.

— Я объясню тебе кое-что, — сказал он, — но пусть это останется между нами. Я изучал оккультные и эзотерические науки много лет, я сам испробовал множество эзотерических практик, и я искренне верю в то, что все, о чем говорится в книгах, действительно можно осуществить. Но то, чем я занимаюсь, — это бизнес, и бизнес очень серьезный, в котором я не могу полагаться на случай. Поэтому как только у меня появляется солидный клиент, я не назначаю ему сеанс до тех пор, пока по своим каналам не выясню про него всю подноготную — от того, что он предпочитает есть на завтрак и каков его любимый цвет, и до того, чем занимаются его любовницы в свободное время.

— Но ведь это не так просто, — заметил я.

— А я и не говорил, что это просто, — пожал плечами Леонид.

Мне довелось стать свидетелем двух сеансов мага — в одном случае он гадал на хрустальном шаре, а в другом случае это было уже серьезное мероприятие для высокопоставленных клиентов — с пифиями и всеми необходимыми магическими аксессуарами и прибамбасами.

Сеанс с хрустальным шаром не был заранее подготовлен, и, похоже, Леонид знал о клиентке не слишком много. Я с интересом наблюдал за происходившим, тем более что все трюки подобных «предсказаний» были мне давно и хорошо известны.

Маг и молодая девушка сели за стол друг напротив друга. В круге света от зеленого абажура посверкивал на подставке большой хрустальный шар.

Леонид искусно изобразил на лице признаки транса. Он расслабил мышцы лица, выразительно закатил глаза и, к моему восхищению, даже ухитрился вспотеть. Затем проникновенным низким голосом маг очень медленно и с большими паузами между словами начал выговаривать первую фразу.

— Вам… мешает… черный… человек… — сказал он, незаметно косясь на девушку закаченным глазом.

— Черный… черный… — добавил он, внимательно наблюдая за реакцией клиентки.

Заметив, что образ черного человека не вызывает у девушки ничего, кроме полного недоумения, маг решил изменить курс и неожиданно, резко повысив тон, произнес:

— Вот он выходит из темноты! Он — блондин! — и снова косой взгляд закаченного глаза на клиентку.

Увы, похоже, блондины в ее жизни были не частым явлением, и снова лицо девушки выразило разочарование. Но Леонида это не смутило.

— Да, я вижу! Вижу! — с драматическим подвыванием неожиданно провозгласил он. — Он не блондин, это лишь отблеск света на его темных волосах.

Девушка напряглась и затаила дыхание.

Я буквально физически почувствовал, как расслабился Леонид, попав наконец в нужную струю.

— Да, теперь я хорошо вижу его, — продолжал вдохновенно развивать тему маг. — У него темные волосы, рост выше среднего, и он молод — не старше тридцати. Клиентка нервно облизала губы. Далее сеанс продолжался в том же духе.

— Вот он приближается ко мне, — говорил Леонид. — Так-так, кажется, я что-то вижу у него на лице. Шрам? — взгляд на девушку.

— Или это родинка? — взгляд на девушку.

— Да, я вижу, это родинка! На щеке? Или на лбу? Нет, кажется, на подбородке!

Наблюдая за непроизвольными реакциями девушки, Леонид наметанным глазом определял, что именно ей хотелось бы услышать, причем с криком: «Вижу! Вижу! Теперь я все ясно вижу!» ему ничего не стоило изменить прежнее не вызвавшее адекватной реакции утверждение на прямо противоположное.

Надо ли говорить, что клиентка покинула мага полностью удовлетворенная и с искренней верой в выдающиеся ясновидческие способности Леонида.

Тщательно подготовленный сеанс с пифиями оказался гораздо более впечатляющим.

Три клиента из сильных мира сего расположились за дубовым столом. Они и зрители, устроившиеся на подушках «дастархана», зачарованно смотрели на причудливо извивающихся на ковре пифий.

Тут было все — и монотонная восточная музыка, льющаяся из квадрофонической установки, и ароматы дурманящих курений, наполняющие комнату.

Все окна и дверные проемы были занавешены тяжелыми красными бархатными шторами, отороченными той же самой кожей, которой были оббиты стены, и это создавало удивительное ощущение замкнутого пространства, отрезанности от всего остального суетного и грешного мира.

Три пифии, очень красивые девушки, одетые в короткие белые полупрозрачные туники, встали на колени и, взявшись за руки, образовали равносторонний треугольник, в центре которого, покачиваясь и вытягивая руки к небу, стояла четвертая пифия. Сначала пифии, образующие треугольник, ритмично извивались всем телом в такт музыке. Постепенно ритм их движений убыстрялся, движения становились более размашистыми. Наконец они разомкнули руки и принялись, все так же извиваясь, обласкивать руками четвертую девушку. В этих, нарочито затянутых обласкивающих движениях была удивительная пластика, гармония, тайна, притягательность и сексуальность.

Наконец, центральная пифия с мелодичным сексуальным стоном вышла из круга и, не прекращая своего причудливого танца, стала ходить по комнате вокруг стола. Время от времени она наклонялась к уху одного из клиентов, сидящих за столом, и что-то шептала ему. Меня поражали метаморфозы, происходившие при этом с мужчинами. Клиенты вздрагивали, краснели или бледнели. На их лицах чередовались страх, недоверие, изумление или радость. Словом, спектакль был поставлен и отрежиссирован с безукоризненным мастерством.

Я попытался выведать у сестры побольше сведений о Леониде, и она рассказала мне, что маг был сыном очень богатых и влиятельных родителей и что он сам был очень богат и пользовался огромным влиянием и властью.

Мне, уже имевшему возможность ознакомиться со стилем работы Комитета Госбезопасности, стало ясно, что Леонид — ставленник Органов. Почти наверняка его использовали как консультанта по всем вопросам, связанным с эзотерическими науками. Кроме того, при подобной постановке дела он действительно мог проводить очень серьезную работу, как в смысле шпионажа, поскольку он пользовался широкой популярностью и среди иностранных клиентов, так и некоторым образом влияя на расстановку сил в стране. У меня не вызывало сомнений, что многие интимные сведения о высокопоставленных клиентах маг получал именно от комитетчиков.

Но, невзирая на несколько грязную подоплеку своего бизнеса и несмотря на откровенные мошеннические приемы, Леонид действительно был искренне и фанатически увлечен оккультными науками, и он твердо верил в то, что в определенных ситуациях все, чего он добивается при помощи жульничества, можно было бы осуществить при помощи развития магической силы.

То, что делал Леонид, напомнило мне историю знаменитого в тридцатые годы в Германии мага, салон которого посещали Гитлер и высшие чины нацистской партии. Там тоже все было организовано на высшем уровне, но маг сделал одну промашку — заранее располагая информацией, что нацисты собираются поджечь Рейхстаг, чтобы впоследствии свалить вину на коммунистов, он предсказал поджог Рейхстага. Боясь, что маг на допросе сможет выдать истинных виновников поджога, Гитлер приказал на всякий случай убить его.

Я вернулся в Симферополь переполненный впечатлениями, но слегка обалдевший от обилия свалившейся на меня информации. Встреча с Учителем оказалась целительным бальзамом, пролившимся на мою утомленную московской богемой душу.

До ночной тренировки оставалось еще много времени, и мы отправились бродить по городу, беседуя о прошедших событиях. Я подробно рассказал Ли о своих столичных впечатлениях и о магическом салоне Леонида.

— Хотя ты смеешься, пересказывая мне свои приключения, я чувствую нотку печали в твоем голосе, — заметил Учитель. — Почему?

— Я стараюсь воспринимать все спокойно и с юмором, как и положено воину жизни, — сказал я, — но я действительно чувствую грусть. Не знаю, как определить ее природу, — наверное, это грусть от человеческой глупости. Я понимаю, что невежественные люди в деревнях могут верить во все что угодно, но то, что москвичи с высшим образованием несут всякую белиберду и верят в самую несусветную чушь, это в глубине души заставляет меня страдать. Когда я был ребенком, мне нравилось видеть во взрослых авторитеты. Я считал, что в книгах написаны мудрые вещи, что специалисты своего дела всегда могут дать правильный совет и объяснить, что к чему. А тут я столкнулся с группами людей, которых интересуют те же самые темы, что и меня, но они кажутся мне совершенно лишенными способности здраво мыслить и нормально воспринимать реальные факты.

— Это лишь твоя точка зрения, — сказал Учитель.

— А разве я не прав? — спросил я.

— Ты забываешь о том, что у каждого человека — своя собственная правда. Твоя правда помогает жить тебе, а их правда облегчает им их существование.

— Но их правда далека от реальности! — возмущенно воскликнул я. — Ты сам говорил мне, что чем шире и объективнее модель мира человека, тем ему легче правильно действовать в этом мире.

— Люди не хотят действовать правильно, — сказал Учитель. — В действительности, они хотят действовать так, чтобы эти действия доставляли им душевный комфорт, и иногда такая позиция может быть оправдана, хотя Спокойные придерживаются другой точки зрения. Я расскажу тебе шоу-даосскую притчу на эту тему. Она называется «Вещий сон о священной свинье».

— Какая многозначная притча! — восхитился я. — По-моему в ней можно отыскать бесчисленное количество подтекстов.

— Она многозначна, как жизнь, — сказал Учитель. — Жизнь полна подтекстов, и жизнь полна субъективных истин.

— Знаешь, Леонид чем-то напоминает мне Мудрую Свинью, — усмехнулся я. — Он тоже взял на себя роль «вестника богов», только, пожалуй. Мудрая Свинья более честна и бескорыстна.

— Не скажи, — возразил Ли. — Став «вестником богов», хитрая хрюшка неплохо устроила свою жизнь. Если ты помнишь, хозяин собирался ее зарезать. Но кто же осмелится поднять руку на «Голос Богов»! Одним махом она получила все — пищу, славу и власть.

— И все равно, их нельзя ставить на одну доску, — не согласился я. — Мудрая Свинья действительно была мудрой, и ее советы приносили людям пользу. Леонид не обладает мудростью, он лишь считает себя умнее других, потому что он прочитал сотни томов эзотерической литературы. Он обладает информацией, но не мудростью.

— Но он-то этого не знает, — весело воскликнул Учитель. — Он-то считает себя мудрым. Он считает себя вправе давать людям советы! Кроме того, не забывай слова святого: «как жуку неведомы помыслы человека, так и человеку неведомы помыслы небожителей».

Я пожал плечами. Слова Ли почему-то оставили у меня в душе неприятный осадок.

— Мне просто не нравится намеренная ложь, — сказал я.

— Слова всегда лгут, — заметил Учитель. — Так почему же одна ложь неприятна тебе, а к другой ты относишься спокойно?

— Не надо утрировать, — сказал я. — Ты же понимаешь, что я имею в виду.

— Ты забыл о том, что даос всегда выбирает срединный путь, — улыбнулся Ли. — Добро и зло, польза и вред — лишь категории, созданные человеческим умом. Тебе грустно оттого, что люди не видят твою правду, но точно так же ты не хочешь видеть их правду, считая ее «неправильной правдой». Тебе бы хотелось, чтобы твои московские знакомые обладали мудростью Шоу-Дао, но это невозможно, и нет смысла об этом грустить. Человечество такое, какое оно есть, и принимать его надо именно таким. Именно поэтому, где бы ни появлялись Спокойные, они создают свой собственный клан, семью единомышленников, в которой они всегда могут найти взаимопонимание и поддержку. Но люди внешнего мира не менее интересны, и, общаясь с ними, ты можешь узнать много новых полезных вещей и получить истинное удовольствие.

— Ты прав, как всегда, — вынужден был признать я.

— Конечно, я прав, — кивнул головой Учитель. — Не забывай, что ты не можешь сказать «да», ты просто желаешь этого. Возьми, например, самосовершенствование: хорошо оно или плохо? Разве ты можешь однозначно ответить на этот вопрос? Или возьми столь горячо любимое тобой Шоу-Дао, без которого ты уже жизни своей не мыслишь. А ведь найдутся люди, которые категорически не воспримут учение Спокойных, и по-своему они будут правы.

— Ну, с Шоу-Дао это понятно, — сказал я. — А что плохого может быть в самосовершенствовании? Что может быть прекраснее процесса самоосознания, расширения спектра своих способностей и увеличения своих возможностей для более полноценной и насыщенной жизни. Можно спорить о том, что представляет собой самосовершенствование и каким путем стремиться к нему, но само по себе самосовершенствование не может быть плохим.

— Самосовершенствование всегда предполагает изменения, — возразил Ли. — А теперь представь, что кому-то страшно меняться, что он сознательно или подсознательно расценивает перемены в себе — в своем мировоззрении, в своих убеждениях или привычках — как смерть себя прежнего, не важно, плохого или хорошего, но — себя, любимого, единственного и неповторимого…

Учитель замолчал, с довольным видом наблюдая за изменениями, происходящими с моим лицом.

— Ну, если так… — разочарованно протянул я.

— Большинство людей враждебно настроены к новым для них истинам, поскольку они не обладают способностью подстраиваться к постоянно меняющемуся миру и не наделены в достаточной мере мудростью срединного пути. Разве ты можешь ожидать от них стремления к самосовершенствованию?

— Но ведь не задумываться над очевидным — это болезнь! — воскликнул я.

— С точки зрения Спокойных — да, а с точки зрения обычных людей — это норма, — пожал плечами Ли. — Как ты думаешь, почему народ так цепляется за традиции, за свои маленькие привычки и бессмысленные навязшие на зубах ритуалы? Поддерживать в себе иллюзию неизменности — это способ защитить себя от перемен, отказываясь признавать их, закрывая глаза на то, что происходит за стенами домов и квартир. И единственное лекарство от болезни добровольной слепоты — это развитие интуитивной мудрости, обретаемой через упражнения «наблюдения за собой и миром».

— Расскажи мне еще немного о даосской интуитивной мудрости, — попросил я. — Мы уже не раз говорили на эту тему, но каждый раз в твоих словах я открываю для себя что-то новое и интересное.

— Даосская интуитивная мудрость — это странная штука, — сказал Учитель. — Это совсем не то, что называется «мудростью» в европейской традиции. Интуитивная мудрость «всадника, оседлавшего ветер» — это способность к спонтанной подстройке его внутреннего мира под внешний мир, при которой одно не подменяется другим. Для того чтобы чутко подстраиваться под изменения внешнего мира, воин жизни должен обладать уникальной чувствительностью, поскольку мир постигается именно чувствами, а не разумом. Разум порождает идею, под которую подгоняется мир, а правильно настроенные чувства помогают избегать зависимости от интеллектуальных построений и схем. Правильно настроенные чувства — это чувства, относящиеся именно к данному моменту, а не к воспоминаниям прошлого или к порожденным разумом фантазиям о будущем. Интуитивная мудрость даосов — это доверие к жизни, к ее бесконечному изменчивому и непредсказуемому потоку, уносящему нас в неведомое.

Можно бороться с течением, увлекающим нас по реке времени, а можно отдаться потоку, не вступая в схватку с ним, а лишь подправляя свой путь в подходящие для этого моменты, корректируя его точными и эффективными действиями.

Иногда крошечное усилие, сделанное вовремя, дает больший результат, чем годы напряженных трудов. Поэтому интуитивная мудрость дает ответы не только на вопрос: «Как?», она отвечает на гораздо более важный вопрос: «Когда?».

Я уже не раз упоминал даосскую пословицу: «Если долго сидеть на берегу реки, можно увидеть, как мимо проплывет труп твоего врага». Эта пословица говорит о важнейших добродетелях — терпении и умении ждать, но ждать опять-таки не в европейском понимании «ожидания какого-то конкретного результата», а ждать, наслаждаясь текущим моментом, наслаждаясь жизнью без погружения в нетерпеливые фантазии о будущем. Спокойные не стремятся повелевать жизнью, пытаясь, подобно европейцам, загнать ее в рамки своих странных и нереальных представлений, они становятся хозяевами своей жизни и своей судьбы, гармонично подстраиваясь к внешнему миру, но не вступая с ним в конфликт.