"Червонный король" - читать интересную книгу автора (де Рамон Натали)Глава 13, в которой я зажгла ночник— Виктор! Виктор! — Я нашарила у изголовья выключатель и зажгла ночник. — Виктор, ты меня слышишь? Он тяжело поднял с моей груди взлохмаченную голову и, глядя на меня совершенно безумными глазами, радостно произнес: — Вернуть, Софи, вернуть! Наверное, еще не пришел в себя, подумала я и как можно мягче, хотя от нетерпения у меня зудели ладони, спросила: — Виктор, у тебя есть бумага и карандаш? Он непонимающе посмотрел мимо и сел на кровати, обеими руками откидывая со лба спутанные волосы и почесывая в затылке. — Виктор, ты был великолепен! — Кажется, именно этой фразы он ждет от меня, а я про нее забыла. — Софи, я пойду немножко поработаю, — сообщил Виктор неожиданно будничным тоном, встал и как был в чем мать родила направился куда-то, не отреагировав ни на мою просьбу, ни на комплимент. — Подожди, Виктор! — Я бросилась за ним, неуклюже заворачиваясь в простыню. — Мне срочно нужны бумага и карандаш, пока я ничего не забыла! Куда ты идешь? — В кабинет. Спи! Чего тебе надо? — Бумагу и карандаш! И не разговаривай со мной таким тоном! Он поморщился, снова поправил волосы пятерней, взял меня за руку и сказал: — Пойдем, только молчи, Софи. Ты меня сбиваешь! — А ты меня нет? Дома я давно бы уже сидела за компьютером! А тут все придется рисовать самой! У тебя же наверняка нет проектировочной программы! — Да помолчи ты! Сколько можно просить? — Виктор открыл какую-то дверь, как обычно не до конца, протиснулся в нее и щелкнул выключателем. — Ну и бардак для такого чистюли! — Заткнись! — Он сел за стол и включил компьютер. — Вон бумага, карандаши сама найдешь где-нибудь. И ради всего святого, — Виктор обернулся и прижал руки к груди, — не мешай! Я примостилась в кресле с пачкой бумаги на коленях и от нетерпения и страха забыть увиденное сразу сломала карандаш. Ничего! Я прихватила еще полдюжины и все найденные среди завалов Виктора фломастеры и ручки. Конечно, на компьютере все было бы значительно быстрее и удобнее... Рука сама собой привычно скользила по бумаге, криво, косо, неважно! Главное, не упустить ничего, а потом программа сама рассчитает все расстояния, углы и разновеликие длины. Как же раньше мне не приходило в голову уменьшить высоту зала, отдав часть пространства третьему жилому этажу! Пусть окна спален тоже смотрят на клумбу и на дорожки подъезда, а для поражения воображения гостей и собственно выставки домашней коллекции вполне достаточно двух этажей, один из которых будет образовывать эдакую внутреннюю террасу, а три прозрачные изящные лесенки и соединят ее с этажом первым. Но откуда же тогда литься дневному свету, если над залом теперь спальни? Как это откуда? Из окон! Но тогда нужно менять фасад, а Маршан не хотел его трогать... А у меня есть глухие и, главное, пустые торцевые стены! Что мешает мне сделать их частично стеклянными?.. — Ты всегда так? — неожиданно спросил Виктор, я даже вздрогнула от его голоса. — Ты о чем? — И едва удержалась от смеха: за столом у компьютера сидел голый человек и закладывал бумагу в принтер! — Ты о чем-то думаешь и думаешь, а потом вдруг во время секса — как вспышка: хоп! И готовенькое решение в твоей голове! — Не всегда, но достаточно часто, если проблема серьезная и секс, — я подправила форму окна на торце здания, — скажем так, удачный. — Надо же, а я считал, что это только я такой ненормальный. — Принтер ожил и принялся старательно втягивать лист бумаги. — А я была уверена, что только я! — Я как будто посмотрела на себя со стороны: я ведь наверняка выгляжу не менее курьезно, чем он сейчас, когда голышом выскакиваю из постели и бросаюсь к компьютеру. — Я спрашивала у своих однокурсниц, с ними не бывает такого. — Ну и как к этому относится твой так называемый жених? — А твои так называемые знакомые замужние дамы? — Слушай, Софи, а мне нравится, что ты ревнуешь! — Я не ревную, мне действительно интересно, как к этому относятся твои женщины? У меня, например, из-за этого до Анри всегда были проблемы. — Я уже догадался, что его зовут именно Анри, постарайся больше не напоминать, в отличие от тебя я вправду ревную. — В отличие от тебя Анри никогда не огрызается и по первой моей просьбе делает сок из апельсинов. — Софи, а что, если я начну сравнивать тебя с другими женщинами? — Сколько угодно! Все равно все будет в мою пользу! Хочешь знать почему? Потому что я такая же, как и ты! И мне, как и тебе, вот это, — я потрясла набросками, — дороже всего остального, и мне плевать, что там подумает мой партнер, когда я после интима займусь творчеством! — Ты чего так завелась? Я разве не понимаю, что гениальные идеи нужно срочно закреплять на бумаге?! Это же хорошо, что нас осенило одновременно! Хочешь выпить за это? — Хочу. Соку! — Дался тебе этот сок! Пойдем, — Виктор встал и потянул меня за руку, — там полно вина. Я отвела глаза и невольно поправила на себе шелковую эстетскую простыню, меня все-таки смущала его абсолютная нагота и особенно мгновенно возникшее от прикосновения ко мне состояние полной боевой готовности. — Ну что еще, Софи? Пошли скорее! — А здесь... Здесь нельзя? — Я погладила его по мускулистому бедру. — Не придумывай, Софи! Это кабинет! — В кабинете нельзя, в гостиной нельзя... — Да идем же! — Виктор бесцеремонно выдернул меня из кресла, листы с эскизами скользнули на пол, я едва успела удержать на плечах простыню. — Нельзя, для этого есть спальня! — Зануда! Мы уже опрометью выскочили в коридор, хлопнув дверью кабинета, однако Виктор нашел нужным задержаться, чтобы проверить, закрылась ли она надлежащим образом, и опять поторопил меня с такой горячностью, как если бы мы опаздывали на самолет, причем виновата была я. Чуть ли не бегом мы ворвались в спальню, и по логике вещей должны были бы тут же оказаться в постели. Ничего подобного! Виктор бесстрастно попросил меня вернуть простыню на кровать, а сам извлек откуда-то причудливые фужеры, бутылку вина, штопор и, словно забыв о своей повышенной готовности, не спеша выдернул пробку, плеснул несколько капель в один из фужеров, с видом дегустатора снял пробу и только затем принялся аккуратно наполнять их вином, В голубоватом свете ночника оно казалось густым и лиловым. — Урожай восемьдесят третьего года. — Он протянул мне фужер. — Очень рекомендую. — Я больше люблю белое, — с вызовом сказала я. Я давно уже привела в порядок постель и забралась под одеяло. Бабочки обиженно роняли с крылышек отяжелевшую пыльцу. — И сухое! — Это достаточно сухое! — А по виду — ликер или кагор! — Ты хоть когда-нибудь можешь не спорить? Держи! Вино действительно оказалось сухим и немного терпким. Поверх бокала я видела, как Виктор, пригубив свой фужер, вертит его в руках и внимательно смотрит на меня, определенно ожидая восторгов по поводу напитка. Я выпила все до капельки и попросила: — Налей еще! — Понравилось? — Пить очень хочется. На самом же деле я вполне утолила жажду, а налить попросила скорее из любопытства: мне было очень интересно, как долго Виктор еще будет оставаться в готовности, не предпринимая никаких естественных для мужской готовности действий? — Как скажете, миледи. Он улыбнулся и выполнил мою просьбу. Готовность не изменилась ни на йоту! Я выпила и потребовала еще. — Если ты собралась меня изводить, учти, у меня большая коллекция. — Ты же говорил, что не держишь спиртного дома! — После приличной порции вина мои бабочки заметно активизировались. — Это не спиртное, это коллекция! — Значит, днем — коллекция, а спиртное — ночью? Ты сноб! — А ты! Ты! Ты... — Он не договорил, а вихрем налетел на меня. Или этот вихрь завертелся во мне от его губ, рук, дыхания, спутанных волос, от горячей тяжести мужского тела?.. — Ты спорщица! — Виктор на секунду оторвался от моих губ, зачем-то языком облизнул свои. — Ты самая ужасная, неисправимая спорщица! И опять все закружилось, запульсировало, заликовало и засверкало! Он был во мне, я была в нем, как эти самые изогнутые рыбками «инь» и «янь» на картинке в энциклопедии... А что, если окна в доме Маршана тоже будут в виде этого эротического древнего символа? Нет, нет, никаких кривых линий, только симметрия и ощущение простора, именно такого простора и свободно полета, как сейчас... А «инь» и «янь» переплетутся в рисунке наборного пола, чтобы ничто не отвлекало от картин! Белое или размыто-серебряно-голубое... Или ампирная интимность теплой матовой терракоты?.. — Софи, скажи... Скажи, как ты хочешь? — Виктор вдруг застыл, не разжимая объятий. Самое сокровенное, что ты хочешь... — Я хочу уснуть... Вот так, внутри друг друга... Меня обволакивал дивный покой неспешного наслаждения, темно-синие бархатно-чувственные тона. |
|
|