Натали де Рамон Червонный король

Глава 1, в которой я провожала Анри в Ниццу

Я провожала Анри в Ниццу. Он полжизни проводит в разъездах, подыскивая своим клиентам недвижимость по всей Европе. Как правило, я предпочитаю не тратить время ради сомнительного удовольствия от поцелуя на прощание, тем более что Анри может уехать вечером, а уже к утру вернуться в Париж. Хотя бывает и наоборот: застрянет где-нибудь, и мы неделями общаемся только по телефону.

Издержки профессии? Для кого как, но только не для меня: в одиночестве гораздо легче собраться с мыслями, особенно по ночам, когда приходят идеи и я спокойно сажусь за компьютер, не испытывая неловкости по отношению к спящему за спиной человеку. Впрочем, Анри с большим пониманием относится к моей деятельности — я архитектор — и говорит, что у нас в принципе родственный бизнес: он продает дома и участки, а я рано или поздно займусь их перепланировкой и ландшафтом, так что вдвоем мы способны предоставить клиентам комплекс услуг — от приобретения земли до проекта застройки и авторского надзора за работами.

Я бы и сегодня не поехала провожать Анри, но мне крайне требовалось сменить обстановку.

Я уже несколько дней бьюсь над одним заказом.

Собственно говоря, клиент не торопит вовсе, но я не могу сдвинуться с места, не разобравшись с внутренней парадной лестницей.

Представьте себе загородный дом в стиле модерн с эклектичными — а-ля готика — башенками, окошками, балкончиками, фигурами и химерами. Я вообще-то не люблю модерн, потому что он слишком требователен: из ста построек в лучшем случае одна не кричит о пошлости вкусов заказчика и исполнителя, а уж приобретение моего клиента просто вопит об этом дурным голосом. И если а-ля псевдоготика фасада выглядит еще более или менее мило среди старых деревьев парка, то внутреннее убранство!..

Парадная часть дома — эдакий «рыцарский» зал высотой в три этажа с непомерными каминами по бокам, с лесом колонн неведомых архитектуре ордеров и с этой самой лестницей, будь она неладна! Четырех метров в ширину и десяти метров в высоту, она начинается сразу от дверей в зал и заканчивается на уровне третьего этажа узкой площадкой, от которой в обе стороны расходятся полуметровые галерейки с шаткими резными перильцами, а оставшееся до потолка пространство расписано жуткими единорогами, конями и крокодилами, которых волей-неволей приходится рассматривать, потому что взглянуть вниз мало у кого хватит мужества.

Мой заказчик мсье Маршан так и не рискнул подняться на эти галерейки по лестнице, которая в нашем с ним единодушном понимании была бы хороша разве что для какого-нибудь голливудского фильма, где в последней сцене злодей или злодейка скатываются по грандиозным ступеням вниз и гибнут в страшных муках.

Галерейки ведут в комнаты третьего этажа «интимной» части дома, попасть в которые, как и на жилой второй этаж, гораздо удобнее со двора по двум нормальным лестницам. «Интимные апартаменты» удачно перестроены последними владельцами. Парадной же частью, оставленной без изменений, они не пользовались. «Мы не любим лепнины», — деликатно пояснили они Маршану.

Лично я против лепнины не имею ничего, но гипсово-алебастровые змеи, щиты, лавровые ветви, алебарды и пики, выкрашенные некогда коричневеньким лачком под «дубовую резьбу», на которых покоятся лепные же перила могучей мраморной лестницы, заставляют меня задуматься не только о специфических вкусах строителей дома, но также и об их душевном здоровье. Даже пещероподобные камины с решетками, способными сдержать натиск небольшой конной армии, и лес безобразных колонн не вызывают у меня столь тягостных дум.

Поскольку Маршан не намерен снимать фильмы с нравоучительным эпилогом, а всего лишь собирается развесить в «парадных покоях» собственную коллекцию картин и устраивать приемы, то, разумеется, с голливудской лестницей, как и с рощей колонн «рыцарского зала», требуется покончить, но так, чтобы не рухнула крыша и можно было попадать из парадной в жилую часть дома. А все оформление зала естественно подчиняется доминанте — этой самой лестнице, — и я бьюсь над ней уже несколько дней, то закручивая, то разделяя на две, то прилаживая ступени непосредственно к стенам...

Существовала еще одна причина, по которой я поехала провожать Анри. Вчера до поздней ночи я не отходила от компьютера, а Анри, деликатно не включая телевизора, сидел на диване и раскладывал пасьянс. Тихо сидел и тихо раскладывал, но все равно я слышала шелест карт и его вздохи, щелканье зажигалки и звук передвигаемой пепельницы. И это было ужасно — не только потому, что вчера я бросила курить, выкурив накануне две с лишним пачки из-за этой проклятущей лестницы, и целые сутки меня преследовал горьковато-мыльный привкус во рту, и даже не потому, что сейчас меня слегка подташнивало от сигаретного дыма Анри, а потому что все это происходило у меня за спиной! И даже если бы он раскладывал свой дурацкий пасьянс на кухонном столе, он все равно торчал бы за моей спиной, потому что моя квартира — это студия, или, проще говоря, одна большая комната без всяких стен и перегородок.

Это красиво и удобно, но только для одного человека, а когда в этом же пространстве оказывается кто-то второй, то работать становится совершенно невозможно! Наличие второго человека с его дыханием и движениями за моей спиной предполагает скорейший переход к занятиям любовью и неуместность любой работы, как таковой...

А если я не хочу заниматься любовью? Если я хочу победить эту лестницу? Как я могу заняться любовью, если чувствую себя бездарной идиоткой? Кому, скажите, интересно заниматься любовью с круглой дурой? С круглой дурой можно заниматься только механическим сексом, но уж никак не любовью! Нет, я ничего не имею против круглых дур, и они имеют полное право на свое место под солнцем, как и те мужчины, которые предпочитают именно круглых дур, но я вовсе не желаю пополнять собой их число. Однако, судя по тому, что я не в силах справиться с этой лестницей, которая давно уже плывет перед моими глазами, выходит, что я — тоже дура?

— Да, дура и бездарная идиотка!

— Ты самая умная и гениальная, — вдруг сказал Анри.

Я вздрогнула — неужели последние слова я произнесла вслух? — и обернулась. На журнальном столике перед Анри лежали две стопочки карт картинками вверх, а Анри держал в руках сигаретную пачку, поигрывая ею своими длинными ловкими пальцами.

— У тебя все получится, дорогая. И еще лучше, чем ты думаешь. Взгляни, как сошелся пасьянс! Видишь — туз червей и пиковая десятка! — Анри вытащил из пачки очередную сигарету и как указкой ткнул ею в карты, с чувством выполненного долга прикурил и сладострастно выпустил дым через нос. — Грандиозная любовь и грандиозная прибыль!

— Чушь! Как ты можешь тратить столько времени на это кретинское развлечение?!

А не взять ли мне сигарету из его пачки? Нет, слишком малодушно...

— Вовсе не кретинское, дорогая. Возвышенное и благородное. — Анри положил сигарету на край пепельницы, собрал карты и красиво перетасовал их. — Это знаменитый пасьянс Марии Стюарт, когда он сходится, в жизни наступают большие перемены. Вытащи любую карту, — он протянул мне колоду, — посмотрим, что ждет тебя завтра?

— Прекрати паясничать! Без твоей Марии Стюарт тошно!

Мог бы проявить солидарность и не курить...

— Как скажешь, любимая. — Он кокетливо повел бровью и затушил сигарету. — Смотри, я вытащу карту за тебя. Ого! Семерка червей любовное свидание! Значит, я за порог, а у моей маленькой Софи рандевушка?

— Еще чего! — Меня затрясло от его пошлости. И вообще пристрастие Анри к пасьянсам и гаданиям всегда действовало мне на нервы. Рандевушка! Мне что, делать нечего, кроме как встречаться со всякими сексуально озабоченными идиотами?

— Необязательно с идиотами...

— Да ни с кем не собираюсь я встречаться!

Понимаешь? Ни с кем! У меня работы выше головы, а я не могу ничего придумать! Я не могу даже начать этот заказ! — От злости у меня, как обычно, навернулись слезы. — Я пытаюсь сосредоточиться, а ты сидишь тут со своими картами и думаешь только об одном: «Когда же она придет ко мне под бок? Когда же мы трахнемся?»

— Я думаю вовсе не об этом...

— А я об этом! Потому что ты сидишь тут живым укором, куришь как нанятый, пыхтишь мне в спину!

И ждешь, ждешь! — Я невольно шмыгнула носом.

— Ничего я не жду. Вот, — он протянул мне салфетку, — вытри глазки, дорогая.

— Нет, ждешь! — Я отпихнула его руку с салфеткой и отвернулась к компьютеру. Гнусная лестница издевательски выплывала на экране в разных проекциях. — Ждешь, когда я под тебя лягу!

— Софи. — Я услышала, как Анри встал с дивана. Сейчас подойдет и обнимет меня за плечи. — Софи. — Его руки ласково поместились туда, куда я и предполагала. Я почувствовала аромат его туалетной воды. Анри бреется два раза в день, утром и вечером. — Сделать тебе соку, любимая?

— Не надо мне ничего! — Я резко поднялась со стула, стряхивая его душистые объятия. — Ничего!

— Я все-таки приготовлю тебе сок.

Он направился к холодильнику и достал апельсины. Анри, наверное, единственный человек на свете, который умеет выжимать апельсиновый сок руками, не разбрызгивая ни капли мимо.

— Шоколаду хочешь?

— Нет! Я ничего не хочу от тебя!

— Точно не хочешь?

Он облизнул верхнюю губу. В широкий стакан аккуратно текли прозрачно-оранжевые ниточки, соблазнительно запахло апельсином.

— Не хочу! Ни от тебя, ни от кого-либо еще! — запальчиво выкрикнула я. — Вы все мне только мешаете со своим сексом!

— Милая, я ни слова не сказал о сексе!

— Ты подумал! И вы все только о нем и думаете! Вы все считаете, что я должна бросить все ради вашего любимого секса!

Стакан был уже наполовину полон соком.

Анри спокойно положил в миску использованный апельсин и молча занялся вторым, чем разозлил меня еще сильнее.

— Конечно, ты доволен! «Вот, наконец-то эта самовлюбленная идиотка не может ничего придумать и годится только по назначению! Как замечательно! Наконец-то я дождался своего!»

— Софи, выпей соку и успокойся. Пожалуйста. — Анри протянул мне стакан с соком.

Конечно, другая, более последовательная особа выплеснула бы сок ему в лицо, но не я...

— Лучше? — спросил Анри, когда я поставила пустой стакан на стол. — Сделать еще?

— Сделай... И дай мне сигарету.

— Ты же бросила вчера?

Лучше бы он этого не говорил!

— Не твое дело!!! — снова взорвалась я. — Я не желаю больше выполнять твои прихоти! Тебе можно курить, а мне нельзя?

— Да нет, что ты, дорогая... Кури на здоровье.

— На здоровье? Тебя не касается мое здоровье! Может быть, я бы давно справилась с этой лестницей, если бы не бросала курить!

— Софи, у тебя все получится. Я тебя уверяю.

Я же понимаю, что ты нервничаешь из-за этого заказа. Ты всегда так...

— Как?!

— Ты всегда переживаешь, что не справишься, а потом получается очередной шедевр. — Он ответил не сразу, а лишь тогда, когда в миску полетел третий выжатый апельсин. — Ты же очень талантлива. — И как бы случайно потерся щекой о мою щеку.

— Нет. Ты нарочно так говоришь, чтобы затащить меня в постель, я же знаю, что у меня больше ничего не получится. Никогда. Я ни на что не способна.

— Перестань, Софи. Мне ведь тоже не легко смотреть, как ты мучаешься.

— Ну и не смотри! — Я демонстративно развернулась и пошла к журнальному столику за сигаретой. — Нелегко ему! Ах скажите, какой сердобольный мсье! — На столике по-прежнему лежали ненавистные мне карты. — И убери отсюда эти картинки! — крикнула я, как если бы Анри находился в другом доме. — Как можно верить в эту чушь для старых дев? — От расстройства я чуть было не прикурила сигарету не с той стороны, а после первой же затяжки во рту опять сделалось сухо, омерзительно горько и вообще... — Как можно курить такую гадость!

— т Софи, вот твой сок. — Анри, оказывается, стоял за моей спиной. В одной руке — стакан с соком, в другой — шоколадка. — И поешь шоколаду. Тебе всегда от шоколада легче.

— Мне одной легче! — Я злобно раздавила сигарету в пепельнице. — Понимаешь, одной!

Когда никто не учит, что мне делать, а чего не делать, от чего легче, от чего...

— Хочешь, чтобы я ушел?

Я села на диван и молча пила сок, не решаясь сказать ни «да», ни «нет».

— Я тебе не нужен?

— Мне вообще никто не нужен! — Я грохнула пустым стаканом по журнальному столику. — Никто!

— Так, теперь ты скажешь, что никто тебя не понимает, а потом — что ты вообще не создана для семейной жизни. — Анри обреченно вздохнул. — Ну, говори. Я знаю наизусть всю твою программу депрессии.

— Что же ты в таком случае до сих пор не убрался отсюда?

— Хорошо, уберусь завтра.

— Почему завтра? Почему не сейчас?

— Потому что сейчас четыре часа ночи, а самолет в десять утра и я должен хоть немного поспать накануне серьезных переговоров с клиентом.

— Значит, я мешаю тебе спать? Да? Я такая стерва, которая не дает тебе выспаться накануне «серьезных переговоров»?

— Софи...

— А я и не спорю. — Я независимо прикурила другую сигарету, она оказалась гораздо лучше. — Потому что все это наглядно доказывает, что я должна жить одна.

— Я могу пойти в ванную или сначала ты?

— Сначала я. Ты там уже был вечером, Когда брился.

— Я могу побриться еще раз. — Анри провел ладонью по идеально выбритой щеке.

— Зачем? Я не собираюсь спать с тобой.

Определенно, эта сигарета гораздо вкуснее, но все равно она последняя! Вот выкурю ее и окончательно брошу...

— А хочешь блондина? Например, червонного короля?

Анри взял с журнального столика первую попавшуюся карту, и она действительно оказалась червонным королем. Я никогда не могла понять, каким образом он знает заранее, что это именно та карта, которая нужна ему.

— Как ты это делаешь? — невольно спросила я.

— Вот так. — В следующую секунду Анри уже обнял меня и норовил поцеловать в губы.

— Прекрати... Я прожгу диван... — Я попыталась вырваться. — Я же сказа... — Его поцелуй был заменательным, как всегда. Все-таки я ужасно малодушная, никакой силы воли... — Ну зачем ты это делаешь, Анри, если мы расстанемся завтра?

— Не завтра, а уже сегодня, любимая! — Он подмигнул и на руках отнес меня в ванную. — Ты даже можешь проводить меня, чтобы развеяться.

Вдруг тебя вдохновит интерьер аэропорта, силуэты самолетов, что-нибудь еще и сама собой придет свежая идея, как в тот раз, когда ты мучилась над тем ужасным бассейном в зале для приемов...