"Дневник сумасшедшего (четвертая скрижаль завета)" - читать интересную книгу автора (де Куатьэ Анхель)ЧАСТЬ ПЕРВАЯ******* Я – Дмитрий. Но все зовут меня Митей. Митя мне нравится больше. У Мити покладистый характер и много умных мыслей. Дмитрий – дурак. Он тупо смотрит в небо, ничего не хочет делать и ни с кем не разговаривает. Поскольку общается с окружающими только Митя, то Дмитрием меня никто не называет. Дмитрий – самый одинокий человек на этой планете. Скоро мне исполнится двадцать три года, пять из которых я болею шизофренией. Шизофрения – это болезнь. Так мне объяснили доктора. Когда я принимаю выписанные мне таблетки, я с ними согласен. Когда перестаю принимать, то не согласен. Поэтому я называю свои лекарства «волшебными горошками». Волшебными – потому что они влияют на мои мысли, а горошками – потому что они круглые. Шизофрения – это «раздвоение личности». так, по крайней мере, говорят. Хотя я думаю, что это никакое не раздвоение. Может быть, размножение, когда много-много личностей вместо одной?.. Но точно не раздвоение, потому что личность у меня одна. Бывает, что я вижу много других «личностей», которых другие люди почему-то не замечают или не хотят замечать. Наверное, в этом и есть моя шизофрения. Когда я не принимаю свои волшебные горошки и вижу этих «невидимых» людей, я много думаю и многое понимаю. Например, как устроена Вселенная, какие силы в ней действуют и когда она погибнет. Или почему люди ведут себя именно так, как они себя ведут (с горошками я этого не понимаю). Еще мне может открыться тайна любого предмета и его связь с другими вещами. Я закончил физический факультет. Я – физик. Физики – это люди с хорошим чувством юмора. Но у меня нет чувства юмора. Точнее, мне говорят, что у меня нет чувства юмора. Лично я так не думаю. Люди смеются, когда смотрят фильмы Чарли Чаплина, особенно, когда кто-то из героев фильма падает или получает пощечину. Мне не смешно. Я плачу. Поэтому у них есть чувство юмора, а у меня нет. Но я умею смеяться, и мне часто бывает очень весело. Например, мне смешно, когда кто-то пытается общаться с Дмитрием. Это смешно, потому что Дмитрий ни с кем не разговаривает. Мне смешно, когда кто-то говорит, что Конца света не будет, потому что если у чего-то есть начало, то у него есть и конец. Мне смешно, что мои умные мысли называют бредом, а мои глупые мысли называют «хорошими». Я думаю, у меня есть чувство юмора. Я – физик. Физики верят, что цифры говорят больше слов. Словами о Вселенной не расскажешь, а цифры, напротив, все в ней объясняют. Вообще, мы видим только цифры. Люди привыкли думать, что видят предметы, но на самом деле – это только цифры. Если ты понимаешь, что вокруг тебя только цифры, можешь увидеть взаимосвязь всего со всем. И это Вселенная. Если ты видишь не цифры, а предметы, то ты никогда не узнаешь Вселенной. Я вижу цифры, и только цифры. Я вижу их во всем, я вижу только их – цифры. Поэтому я знаю, как устроена Вселенная. Я знаю ее формулу. Эта формула открыла мне принципы жизни и смерти. Формула и принципы – это система. Я знаю ее. Это мое открытие, мое знание. Тот, кто имеет знание, – имеет все. Но я принимаю волшебные горошки и потому не могу воспользоваться своим знанием. Это все, что я хотел записать в свой дневник о себе самом. Я делаю это, потому что у меня есть план. С этого дня я перестаю принимать лекарства. До свидания, волшебные горошки! Мне нужно освободиться от вас, чтобы воспользоваться своим знанием. Я хочу остановить смерть Вселенной. Об этом уже знают. За мной началась слежка. Я записал все это о себе самом, чтобы узнать себя, если О том, что за мной установлена слежка, я начал догадываться три дня назад. После института я год пролежал в психиатрической больнице. Так что ни в какое приличное заведение меня на работу уже не брали. Физиком я работать не могу. Вот и устроился в фирму, которая занимается доставкой почты, курьером. Когда работаешь на почте, многое начинаешь понимать. Кому и зачем сейчас пишут люди? Это даже странно. Есть телефон, есть Интернет, электронная почта – весь мир, словно кокон с гусеницей, внутри укутан в эти невидимые нити. Они вокруг, они пронизывают все окружающее пространство – кабели, серверы, передатчики, волны. Кто сказал, что гусеницы всегда превращаются в бабочек?.. Информационная цивилизация – это мы, у нас вместо чувств – чипы и файлы. Не жизнь, а информация о жизни. Все это скоро с грохотом навернется. Когда через нашу контору пересылают документы или посылки – это я могу понять. Потому что по-другому никак, только почтой. Но зачем люди пишут друг другу письма? Ведь они могут позвонить, отправить письмо по электронной почте... Иногда мне кажется, что они пишут их сами себе, чтобы не чувствовать себя совсем одинокими. Все люди одиноки. Все, с кем я сталкивался, были такими. Они пытаются убедить себя в обратном, но это неправда. Они просто привыкли к своему одиночеству и перестали его замечать. Что можно сказать о человеке, который, встречаясь со своим знакомым, спрашивает: «Как твои дела?», и, не дождавшись его ответа, начинает рассказывать про свои? Я думаю, что такой человек одинок. Если со своими делами тебе интереснее, чем с другими людьми, ты безнадежно одинок. Сейчас все заняты только «своими делами». Полгода назад я доставил письмо по одному адресу. Оно сразу же показалось мне подозрительным. Открыла дверь девушка со странным ожерельем на шее. Это что-то значило. Но тогда я принимал свои волшебные горошки, и был чем-то вроде собаки – все смутно понимаешь, а толку никакого. Короче, я не знал, что именно все это значит, но то, что что-то значит, не сомневался. – Пишут? – спросил я девушку, пока она расписывалась на бланке в графе «подпись получателя». Она посмотрела на меня так, словно обо всем догадалась: «Да этот парень в курсе!» – Пишут, – ответила она и загадочно улыбнулась. – А зачем? – нельзя было дать ей ускользнуть, соскочить с темы. – Наверное, считают это важным, – она снова улыбнулась и посмотрела на меня еще внимательнее. – Знаете, я тоже так думаю! – я подмигнул ей, и она засмеялась. Я попал в цель! – Как зовут? – спросила она. – Митя, – ответил я. – А тебя? – Даша. – Хорошо, Даша. Было приятно с тобой поболтать. Предлагаю продолжить знакомство. Она снова засмеялась и любезно согласилась. Мы начали встречаться. Даша особенная. У нее абсолютно белая кожа и почти черные глаза. Волосы она не причесывает, любит растрепанные. Она – студентка. Вечная. Уже дважды переводилась из института в институт с потерей курса, и еще полтора года провела в академке. Студенческая жизнь ей нравится. Работать она не хочет. – И что твоя работа? – она спрашивает, не глядя на меня, протягивая каждое слово, словно ее тошнит. – Ходишь, как лох какой-то по квартирам. Скукота... Мне не интересно ее мнение о моей работе. Мне не интересна моя работа. Тем более, мне неинтересно ее мнение о моей работе. Мне интересно, что было в том письме. Я никогда не читаю почты, которую разношу. Читать чужую почту нехорошо. Поэтому Даша сама должна рассказать мне об этом письме. Для этого я с ней сплю. ******* Я не понимаю, зачем нужен секс. Говорят, что он приносит людям удовольствие. Не знаю. Мне кажется, что это просто самогипноз. Люди хотят почувствовать себя счастливыми и не могут, а поэтому придумывают себе всякие «удовольствия». Главным выбрали секс. Все удовольствия можно купить. Секс тоже можно купить. Но это особый случай. Люди хотят, чтобы их хотели без денег. Поэтому и выбрали секс. С удовольствием всегда так – чем больше препятствий и проблем, тем больше удовольствие. Впрочем, если у человека сколько угодно секса или нет совсем, или нет такого, какого он хочет, у него начинается депрессия (депрессия – это отсутствие удовольствия). А значит, секс – удовольствие выдуманное. Весь секс – это мифы о сексе. Много мифов. Мифы о том, что это приятно, что секс делает человека счастливым, приносит радость, сближает людей. Еще говорят, что это лучшая разрядка. «Секс полезен для здоровья!» На самом деле секс – это мечта о несбыточном счастье. Сам секс, конечно, возможен – дурное дело не хитрое, но он не приносит ожидаемого счастья. Он только щекочет людям нервы, обещает блаженство, дразнит. Но не дает. Секс – гимнастические упражнения. Тела сплетаются, словно дерущиеся друг с другом тараканы. Они пыхтят, сопят, трутся друг о друга, а главное – тыкаются разными своими частями. И все для того, чтобы сбросить напряжение, которое и возникло-то лишь из-за мыслей и мечтаний о сексе. Замкнутый круг – подумал, помечтал, напрягся и пошел «сбрасывать». Все мазохисты. Об удовольствии от секса только говорят, а если приглядеться – это крик, стоны и обиды. Секс – это основной повод для обид между людьми. Я сплю с Дашей. Я сплю с ней так же, как и со всеми, с кем спал до нее. Я не кончаю. Я могу заниматься этим сколько угодно, но никогда не кончу. У меня бывают ночные поллюции, когда семя само вытекает из члена. Но и только. Наверное, я похож на женщину, которая никогда не испытывала оргазма. Мы – я и эти женщины – занимаемся сексом или из жалости, или от безысходности, или просто, чтобы убить время. Даше нравится, что я не кончаю. До этого у нее был парень, который кончал за минуту. Она только успевала устроиться, а он уже говорил ей: «Спасибо...» (что означало – отваливай). – Он мною пользовался... – печально говорит Даша. «Теперь ты мною пользуешься, – думаю я, и продолжаю думать дальше: – Но ведь я разрешаю тебе мною пользоваться. Мне нужно узнать содержание твоего письма. Тебе тоже что-то было нужно от этого парня. Иначе зачем ты с ним встречалась? Все друг другом пользуются. Такой мир. Кто сказал, что гусеница всегда превращается в бабочку?..» Еще к сексу приплетают любовь. Я не знаю, как они связаны. Любовь – это когда ты чувствуешь другую душу. А влечение – это влечение. Просто потребность, как голод. Некоторые получают от еды не меньше удовольствия, чем от секса. Но этого я тоже не понимаю. Я точно знаю, что за мной начали следить. ******* Три дня назад я зашел к Даше. Мы сидели у нее в комнате. Язык – это эрогенная зона Даши. Эрогенная зона – это часть тела, с которой у людей подспудно связаны все их мысли о сексе. У каждого человека есть своя эрогенная зона, у кого-то прямо «там» – в области гениталий, у кого-то – губы, мочка уха, внутренняя поверхность бедер. Это место локализации их эротического «Я». Некоторые шутят, говорят: «Моя эрогенная зона – мозг». Эти – самые несчастные. Восторга от секса они не испытывают. Но втайне мечтают, что где-то есть такой секс, который был бы для них абсолютным счастьем. Там хорошо, где их нет. Таким людям не хватает «идеального партнера». Если спросить их об идеальном партнере: «А какая должны быть внешность?», то рассказ – с нюансами и подробностями – растянется на два часа. На самом деле, вся эта «привередливость» – только для самозащиты. Эти мозголюбы боятся столкновения с сексом. Они не могут отдаться своему чувству, испытывают ужас, боясь потерять себя в физиологической разрядке. Вот они и шутят: «Моя эрогенная зона – мозг». Дашу мои мозги не интересуют. Я даже думаю, ей кажется, что у меня их вообще нет. Сегодня, когда мы сидели у нее в комнате на ее старом обшарпанном диване, она засовывала мне язык в ухо. Вообще, не только засовывала, она еще облизывала мое ухо, сосала его мочку, словно леденец, ну и, конечно, засовывала кончик языка в слуховой проход. Язык – это ее эрогенная зона. Я терпел и думал: если бы ее язык был длиннее, то она бы просунула его и внутрь моей черепной коробки. Да, мой мозг способен порадовать ее только шершавостью своих извилин. Шершавостью на язык. Ее язык тоже похож на гусеницу. Кто сказал, что гусеница всегда превращается в бабочку?.. Потом Даша все-таки захотела секса, и нам пришлось покинуть квартиру. Там была мама, а когда мама дома, Даша не может заниматься сексом. – Куда вы собрались? – спросила Дашина мама, когда мы одевались в прихожей. Я напрягся. – Да так, прогуляемся... – ответила Даша. – И где будете прогуливаться? – снова спросила Дашина мама. Я напрягся еще больше. Ее мама с – Да ладно, мам... – Даша, казалось, не хотела ей отвечать. Ты позвонишь? – мама настаивала. – Позвоню, – бросила Даша, когда мы уже переступали порог. ******* События последующих Двух дней подтвердили мои самые худшие предположения. Я пытался установить систему. Мне нужно было понять, чем агенты, приставленные ко мне, могут выдать себя. Любая внутренняя функция должна иметь внешние проявления. Если человек работает на Я перебирал сотни вариантов. Шел по улицам, приглядывался, прислушивался. Я замечал на себе подозрительные взгляды, а часто – деланное безразличие. Человек только изображает, что ему нет до меня никакого дела. Но он выглядит настолько фальшиво и вычурно, что сам себя выдает. Сначала мне казалось, что у всех у агентов особенный блеск в глазах (такой тусклый, но мерцающий). Потом, правда, я встретил слепого. То, что он агент, я не сомневался. Может быть, он только притворился слепым? Нет, блеск в глазах не подходит. Тогда я заметил, что у всех агентов на голове что-то надето – шапки, кепки, бейсболки, платки. Но потом я покупал проездной в кассе метро – женщина-кассир была агентом. Но у нее на голове ничего не было. Я потом долго думал, ведь у нее мог быть парик. Хотел вернуться, чтобы проверить. Но в конце концов решил, что иду по ложному следу. Сегодня я наконец все понял. Все встало на свои места. Прежние версии были ложными. В облике следящих за мной агентов всегда есть что-то «неправильное». Либо физический недостаток – например, родинка на носу или глаз косит; либо «брак» в одежде – например, у человека коричневое пальто и синяя сумка или туфли на шпильках и лиловый шарф. Агенты переговариваются у меня за спиной – в транспорте, на улицах, в офисе моей конторы. Я слышу, что они говорят обо мне. Например: «Ты посмотри на него, какой урод! Как он может знать, что Вселенная скоро погибнет? Он же дефективный!» И тому подобные гадости, больше перечислять не буду. Я оборачиваюсь и смотрю на них, но они тут же делают вид, что говорят о совершенно посторонних вещах – о погоде, о покупках, о своих родственниках. Пока я не знаю главного. Они уже разгадали мой план или еще нет? Сегодня самый ужасный День моей жизни. Пытаюсь все записывать подробно, чтобы не сбиться и ничего не упустить. С утра мама заглянула ко мне в комнату: – Митя, что ты будешь на завтрак? Я сразу понял, что и ее завербовали. Я вышел в кухню и пригляделся к тому, как она нарезает хлеб. Нож в ее руке ходил не как обычно. Обычно мама режет хлеб по верхней поверхности, как будто распиливает бревно на козлах. А эта женщина резала хлеб с краю, по боковой поверхности. Черт! Ситуация вокруг меня становится все более и более напряженной. Еще вчера я не был уверен во всем с такой определенностью, как сегодня. Еще вчера во мне оставались сомнения. Мне казалось, что все поправимо, и мне не смогут помешать. Теперь я так уже не думаю. От напряжения я превратился в соляной столб. Тревога бьет меня изнутри. И если я не справлюсь с этими толчками, столб даст трещину и разрушится. Я утешаю себя мыслью, что все расчеты уже закончены. И когда я узнаю содержание письма, хранящегося у Даши, можно будет приступить к делу. Эти расчеты – пять лет моей жизни. В эпиграф одного из институтских учебных пособий были вынесены слова Альберта Эйнштейна: «Бог не играет в кости». Тогда я сразу подумал, что этот эпиграф сделан специально для меня. Пособие было посвящено «эффекту бабочки». Оно стало моей настольной книгой. «Бог не играет в кости». В природе действуют непреложные законы. Все подчинено одним и тем же правилам. Неисчислимая масса вещества, начиная с момента Большого взрыва, вплоть до этой минуты продолжает разлетаться по всей Вселенной. Это растет сама Вселенная. Растет как дрожжевой гриб, расширяется, заполняет пустоту. И в каждой ее точке действуют одни и те же законы. Вот магия науки! Зная законы Вселенной здесь на планете Земля, ты знаешь, как поведет себя материя в другой, самой удаленной части мирозданья. Ты уподобляешься Творцу. По сути, ты – сам Творец. Законы природы – то чудо, которое несет в себе любой физик. Но есть проблема. Ее имя – нелинейность. И это понял метеоролог Лоренц, который и открыл «эффект бабочки». То, что хорошо на бумаге, не так хорошо в реальном мире. Мы можем все высчитать и все просчитать, но Вселенная слушает себя, а не наши расчеты. А в ней все со всем связано, все на все влияет и при этом постоянно меняется. Мы бессильны перед величием ее хаоса. Ей наплевать на наши вычислительные машины, которые производят миллионы операций в секунду и способны учесть в своем решении сотни тысяч переменных. Она так величественна, что Бога, я думаю, разбирает смех, когда Он смотрит на усилия научного интеллекта. Во Вселенной нет ничего случайного, но и предсказуемости в ней тоже нет. Я стал заниматься теорией хаоса на втором курсе института. Потому что хаос – это истинный закон мира. Хаос – это порядок, который мы неспособны понять. Это истинный порядок. Если взять калькулятор и разделить на нем 100 на 3, то мы получим 33,33333333. Правильный ответ? Теперь умножим это число обратно на 3. Должно получиться 100. А получается – 99,99999999. 100 нельзя разделить на 3. Ответ всегда будет неправильным. Что такое «и три в периоде»? Ничто! Мы округляем, создаем погрешности. Нам кажется, что это мелочь. Подумаешь, девятый знак после запятой... Мы пренебрегаем «мелочью». Но погрешности и кажущиеся случайности множатся. В системе лавинообразно растет количество ошибок. И то, что представляется нам красивым решением, ясным, как белый день, расчетом на бумаге, в действительности – фикция, ерунда, блеф! Там, где по нашим расчетам должна быть четкая прямая, Вселенная рисует бесконечно извилистую кривую, напоминающую крылья летящей бабочки. Не было гвоздя – подкова пропала, Не было подковы – лошадь захромала, Лошадь захромала – командир убит, Конница разбита, армия бежит, Враг вступает в город, пленных не щадя, Оттого что в кузнице не было гвоздя! Неучтенная нами мелочь, гвоздь в кузнице может привести к фатальному результату. Это понял метеоролог Лоренц, незадачливый предсказатель погоды: сегодня бабочка трепещет своими крыльями в Пекине, а через месяц это вызовет ураган в Нью-Йорке. Эффект бабочки... ******* Логикa хаоса долго оставалась для меня абсолютной загадкой. Пока наконец я не нашел ошибку всех физиков. Они не учитывают «человеческий фактор». Психическая энергия – это точно такая энергия, как и энергия физических явлений. Энергия, которой пренебрегают в расчетах, считая ее несущественной. Агрессия, гнев, страх, отчаяние – все это силы, которые действуют и оказывают влияние на жизнь Вселенной. Отрицательные эмоции – это масса энергии. Хотя по сравнению с энергией Вселенной, это, конечно, мелочь. Но и трепетание крыльев бабочки в Пекине может вызвать ураган в Нью-Йорке. В принципе, от поступка, даже просто от мысли одного человека – меня – Вселенная может или погибнуть, или воскреснуть после своей гибели. Только нужно найти правильный момент, четко высчитать точку приложения силы. А если соединить всю психическую энергию человечества, попадание будет стопроцентным. Правильный момент, правильная точка приложения силы моего поступка – возникает «принцип домино». Психическая энергия всего человечества аккумулируется. Если и это происходит в нужное время и правильном месте, гибель всей Вселенной просто неизбежна. Бабочка взмахнет крыльями и исчезнет... Я хочу, чтобы Вселенная погибла. Это путь ко второму Большому взрыву, к ее новому рождению, к новому Началу Времен. Она – великий умирающий и воскресающий Бог. Вселенский принцип. А я не Герострат, я – Бог-Отец, приносящий в жертву своего Сына во имя спасения всего человечества, больше того – всей Вселенной. Письмо, хранящееся у Даши – это ключ к моей формуле. Когда я введу его параметры в систему, она начнет предлагать мне – одну за одной – точки приложения силы. Мне достаточно будет сказать определенному человеку определенное слово, и это вызовет цепную реакцию. Этот человек, получив мой заряд, многократно усилив его силой своей эмоции, передаст этот импульс другим. Дальше эта волна будет разрастаться, начнутся резонансные явления и... Новое рождение Вселенной. Я набрал Дашин телефон. – Может, сходим куда? – спрашивает она. Мне не хочется никуда идти – письмо-то у нее дома. Но спорить нельзя. – Давай сходим, – отвечаю я. – Куда? – Вечно ты – «куда?», «куда?»! – раздалось в трубке. – Никуда! Почему она так агрессивно настроена? Неужели – Ладно, – Даша смягчилась. – Чего молчишь? Пойдем в клуб... ******* Мы встретились у метро, как обычно. Я сразу заметил, что Даша напряжена. Пальто запахнула. Руки скрестила на груди. На меня почти не смотрит. Возможно Внутри моей головы сами собой возникают чудовищные картины: кровавые сцены жестоких пыток, стоны от нестерпимых страданий. Я начинаю считывать данные с параллельных информационных потоков. Совершенно точно – Дашу пытали. Но ведь она ничего не знает обо мне. Она не могла меня выдать. Я беру себя в руки. Пытаюсь сосредоточиться. – Подержи сумочку, – говорит она пред тем, как снять пальто в гардеробе клуба. Говорит спокойно, как будто невзначай, словно просит меня о какой-то совершенно невинной вещи. Я беру ее сумочку в руки и понимаю – передатчик здесь. Странный излом металлической молнии... Все точно, они снабдили ее специально аппаратурой. Что делать?! – Что ты в нее так вцепился? – Даша забирает у меня свою сумочку. Гардеробщица принимает мою куртку, и я замечаю, что она мне подмигивает. Что это значит? Она хочет мне что-то сказать? Я получаю номерок, на нем код – «43А»: 43 – это 7, потому что если сложить 4 и 3, то получится 7. Но почему 7А? «А» – это первая буква алфавита, символ начала. Семь начал... Семь начал конца света?! Семь Ангелов в Апокалипсисе приходят на землю, чтобы уничтожить мир греха: «Имеющий ухо, да услышит!» Семью смертными грехами – гордостью, алчностью, похотью, гневом, чревоугодием, завистью, ленью – поражено современное человечество. И семь кругов Чистилища ведут из Ада в Рай... Мне дали подсказку! Я вернулся на пару шагов назад и подмигнул гардеробщице. Слава богу, я не один! Мне посылают помощников! Мы с Дашей идем вниз – этот клуб расположен в полуподвальном помещении. Темно. Окон нет. Гремит музыка. Гвалт пьяных голосов. Сверкают вспышки прожекторов. Люди беснуются в центре зала. Сущий ад. ******* Контингент обычный – молодые люди. За их «наплевать» скрыты все семь смертных грехов. Они только делают вид, что им на все наплевать. Это такая гордость: «Да, денег у нас нет, да, будущего у нас нет, да, мы несчастны, но нам на все это наплевать!» А на самом деле, они отчаянно хотят денег. Деньги – это их счастье: жрачка и секс. Чревоугодие и похоть. Все, о чем бы они ни говорили, сводится к деньгам. А деньги – к жрачке и сексу. Это – алчность. Их зависть к детям «богатых и знаменитых» язвительна. Они ненавидят всех, кто может удовлетворить любую свою фантазию. Их фантазия – чревоугодие и похоть. Они ненавидят своих бедных родителей за то, что они бедные. Они ненавидят своих учителей, которые говорят им, что не в деньгах счастье. Они ненавидят своих друзей, которые не могут дать им денег. Они ненавидят сами себя за то, что у них их нет. Чаша гнева этих заблудших душ переполнена. Но они не хотят работать и зарабатывать. Деньги должны упасть им в руки. Лень. Деньги – замкнутый круг. Без денег нет счастья, потому что деньги – это «можно», а их отсутствие – «нельзя». Но деньги не приносят счастья, потому что они делают человека зависимым. Страх разорения – это зависимость. Состоятельный человек боится разорения больше смерти. Деньги – это свобода и порабощение. Наличие денег – это, в сущности, то же самое, что их отсутствие. Пробравшись через ряды танцующих, мы подошли к столикам. – Даша, хелло! – приветствует нас Дашина компания. Я с ними не знаком. Даша «на публике» представляет Дмитрия, а Дмитрий ни с кем не разговаривает. Это никого не удивляет. Трудно удивляться, если ты вечно пьян, или под кайфом, или не выходишь из хронического депрессняка. В такие моменты я начинаю понимать Дмитрия. Одиночество не всегда так плохо, как о нем говорят. А гусенице иногда лучше и не превращаться в бабочку... – Даш, знаешь, Витька Серов умер от пере– доза, – лохматый парень отрывает голову от столешницы и пустыми глазами смотрит на Дашу. – Знаю, – отвечает она и отворачивается. Очень странно – они говорят о смерти так буднично, словно бы у них нет души. Я начинаю инстинктивно приглядываться к этим людям – знакомым Даши. Девушки, парни. Всем чуть больше двадцати. Все агенты. Даша делает вид, что ей с ними прикольно, но на самом деле это только игра. Они ее пасут. Она знает это. Как они становятся агентами? Их покупают? Этих легко купить. Раньше дети играли в такую игру, они спрашивали друг друга: «А за какие деньги ты бы съел какашку?» И отвечали – за миллион, за сто миллионов, за сто миллионов миллионов. Сейчас дети не играют в такие игры. И так понятно, что все продается и все покупается. Дешево. «Деньги – это все!» Все, что им может быть нужно, действительно можно купить деньгами. Эти бы и душу продали, если бы она у них была... Точно, у них нет душ! А если нет души, то человека легко сделать агентом. Человек без души – это компьютер. Какую программу в него заложишь, такая и будет работать. Задник сцены этого клуба – большой экран. Там демонстрируют показы мод – «весна-лето», «осень-зима». Fashion-TV. Телевидение – способ зомбирования. Все эти люди смотрят модные показы, то есть просто за движением людей. Как зомби. Бессмыслица. Все они смотрят музыкальные клипы, а смысл в них отсутствует. Имитация смысла. Это могут делать только зомби. Они смотрят телевизионные ток-шоу – говорящие головы, которые, на самом деле, ничего не говорят. Они смотрят фильмы, содержание которых всегда одинаково. Как можно это смотреть?! Но ведь они смотрят... Значит, у них нет души. Они – зомби. ******* Я прислушался к музыке. Звучала какая-то попсовая песня. Рефреном повторялись слова «черно-белый цвет». Как такое может быть? Как цвет может быть «черно-белым»? Или черный, или белый. Черно-белый цвет – это серый. Но серый – это серый. Это не черно-белый. И тут я начинаю понимать. Эту песню крутят специально для меня. Это математическая задача. С точки зрения ньютоновской физики, черно-белый цвет невозможен в принципе, но для ядерной физики это возможно. Просто нужно знать принцип дополнительности Нильса Бора. Бор доказал, что невозможное возможно, что свет – это одновременно и частицы света, и световая волна. Мы не можем это представить, но такова правда и сакральная тайна Вселенной. То, что кажется твердым, – только кажется твердым. Любой предмет состоит из элементарных частиц, но каждая такая частица – это еще и волна бесконечной протяженности. Волна, находящаяся одновременно во всех концах Вселенной. Лишь сконцентрированная в данной точке. И это не фантазия – это научный факт! Достаточно провести простое голографическое исследование. С помощью специальной съемки мы переносим изображение обычного стула на фотопластинку. Получатся полосы и пятна. Ничего общего с реальным стулом. Теперь ставим эту пластинку под луч лазера и видим, как рядом возникает трехмерная голограмма этого стула. А теперь разобьем эту пластинку на маленькие кусочки, и пропустим луч лазера через один из них. Что мы получим в результате? Перед нами снова возникнет полное, точное изображение целого стула! Кусок твердого предмета – кусок твердого предмета. Но он не твердый, он – волна. Маленькая частица волны – это вся волна. Я, находящийся в этом клубе, на самом деле присутствую сейчас во всех частях Вселенной! «Бор! Бор! Бор!» – сотни голосов внутри моей головы стали вдруг на все лады повторять это имя. «Черно-белый цвет!» – звучало вокруг, толпа танцующих хором выкрикивала слова звучащей для меня песни. Вот! Как же я сразу не сообразил! Бор специально ездил в Китай. Он изучал китайскую философию и понял, что она полностью соответствует его научным теориям. Получая дворянский титул, он попросил, чтобы на его гербе был знак Дао. И надпись – «Contraria sunt complementa» – «Противоположности дополняют друг друга». Да, все точно! Черно-белый цвет – это принцип Дао! Инь и Ян – черное и белое, две противоположные силы, создающие Вселенную. Созидание и разрушение, смерть и рождение – вот, что такое Дао. Дао означает «Путь», символ бесконечного движения и изменений. Рожденное должно умереть, умершее – воскреснет. Это мой план! «Тому, кто подчиняется течению Дао, следуя естественным процессам Неба и Земли, не сложно управлять всем Миром», – так говорил Лао-цзы. ******* Молодой человек, послышалось сзади. Я обернулся. Худой, длинный – под два метра – мужчина. Лет сорок, сорок пять. Весь в коричневом – с головы до ног. Костюм коричневый, рубашка коричневая, галстук коричневый, ботинки коричневые и фетровая шляпа-котелок тоже коричневая. – Вы меня? – спросил я. – Да, – ответил долговязый, продолжая смотреть на меня в упор. – Чего вы хотите? – у меня по спине пробежал холодок. – А чего вы хотите? – ни один мускул не дрогнул на его лице. – Ничего, – мне стало совсем не по себе. – Неправда. – Правда! – заорал я. – Вам разве не нужна помощь? – спросил незнакомец и странным образом вытянул шею. Мне показалось, что она у него пластилиновая. – Нет! – И вас не беспокоит передатчик в сумке вашей спутницы? – его голова придвинулась ко мне еще ближе, я почувствовал его дыхание прямо возле своего уха. – А вы откуда знаете про передатчик? – я остолбенел. – Я бы советовал вам избавиться от него, – незнакомец едва заметно улыбнулся. – И чем скорее, тем лучше. – Как?! – Выкрасть. – Нет, я не краду чужие вещи! – Что значит «я»? – незнакомец изобразил на своем лице недоумение. – Все относительно, мой друг. Вы же читали Альберта Эйнштейна... В растерянности я оглянулся. Я искал глазами Дашу. Рядом ее не оказалось, а в толпе танцующих лиц почти не было видно. И только я решил, спросить у этого странного субъекта, откуда он столько обо мне знает, как понял – его рядом нет. Его действительно нигде не было. В моем мозгу судорожно забилась мысль: «Нужно что-то немедленно предпринять. Нужно что-то немедленно предпринять. Нужно что-то немедленно предпринять...» Даша оставила свою сумочку на стуле и, видимо, отправилась бесноваться со своими приятелями. Я сел на свое место. Меня буквально трясло от дрожи. Дашина сумочка магнетически притягивала взгляд. Я пытался справиться со своей паникой. «Митя, это нехорошо. Митя, воровать нехорошо. Митя, ты не должен этого делать. Митя, ты не имеешь права. Митя, ничто не заставит тебя сделать это». Я убеждал себя в том, что все еще наладится. Что сейчас закончится очередная песня, Даша вернется к столику. Я уговорю ее пойти домой – к ней. Там попрошу, чтобы она дала мне то письмо. Я скажу, что это очень важно. Или нет, что это совсем неважно, просто... Как я оказался в мужском туалете, я не помню. Помню только, как рвал Дашину сумочку на куски. В моих руках появилась невиданная сила. Я сам себе не принадлежал. Словно бы что-то вселилось в меня, что-то огромное и безумно властное. Я рвал эту проклятую сумочку в клочья, ломал, находящиеся в ней вещи. Все это с грохотом летело в унитаз. А я спускал и спускал воду. Наконец, сток забился окончательно, и вода полилась через край. Кончено. Я вышел из кабинки. – Вот видишь, это вовсе не так сложно, как кажется, – высокий, как жердь, незнакомец стоял прямо передо мной, посреди туалета, и приторно улыбался. – Верь мне, и у тебя все получится. Все относительно, друг мой. Все относительно. – Оставьте меня! Оставьте! Хлопнув дверцей туалетной кабинки, я бросился к двери. Прочь, прочь из этого кафельно керамического ада! А он – этот гнусный коричневый тип, все хохотал и хохотал мне вслед, выгибаясь, словно коричневая змея, всем своим длинным тощим телом. ******* Через пару секунд я был на месте. Даша как раз подходила к столику. – Пойдем! Пойдем! – орал я. – Мы должны уходить! Нам надо отсюда уйти! – Что с тобой? Ты что, спятил! – она не понимала, в каком отчаянном положении мы оказались. – Даша! Мы должны бежать! – Ты с ума сошел, – процедила она (ненавижу, когда мне это говорят). – Ладно, подожди, сейчас возьму свою сумочку... Даша стала ее искать и, конечно же, не нашла. Помню, как она кричала: «Кто спер сумку, суки?! Кто?!!» Началась потасовка. Дашины приятели стали хватать всех, кто проходил рядом. Завязалась потасовка. В ход пошли пивные бутылки. Звуки ударов, шум, крики. Паника. Мне еле-еле удалось вытащить Дашу из этого ужаса. Мы оказались на улице. К этому моменту я уже отдал свой номерок... Мой жетон – «7А». Я отдал свой номерок! Я бы не отдал. Ни за что. Но Дашин со стремительной скоростью двигался сейчас по канализационным трубам. Она не хотела выходить из здания без одежды. Там холодно! Там холодно! – кричала она, когда я выпихивал ее в дверь. Мне пришлось отдать номерок, чтобы одеть Дашу в свою куртку. Долговязый стоял на выходе из клуба. – Тесс... – заговорщицки прошипел он, держа указательный палец у своих губ. Потом он погрозил мне этим же пальцем – не то укоризненно, не то одобрительно. Отвратительная улыбка. – Ну, что ты делаешь! – кричала Даша. – Ты сломаешь мне руку! Отпусти! Все понятно. Даша его не видит. Теперь он будет меня преследовать. Неотлучно. ******* – Парень, ты все делаешь правильно! – коричневый шел рядом, курил коричневую сигарету и рассуждал, словно сам с собой. Меня бесил этот его покровительственный тон. – Дружок, ты же физик! Ты должен ко всему относиться с юмором. Что такое «нельзя красть»? Это только условность. Сейчас ты избавился от передатчика – что в этом плохого? Кто дал – Не подлизывайся! – огрызнулся я. – Что?! – Даша уставилась на меня, как на умалишенного. Ненавижу, когда на меня так смотрят. – Ничего! – Ну, не ругайся на девушку, – пожурил меня коричневый и расхохотался. – Она же меня не видит! Кстати, вот еще что... С чего ты взял, что «нельзя читать чужие письма»? А если в них что-то важное именно для тебя?.. Бог не играет в кости, дружок! Если что-то написано, это нужно прочесть. Какая разница, кому автор адресовал свое письмо? Если это важно для тебя, ты и должен читать. Скажешь, я не прав? Но это же логично! А твои установки – глупые предрассудки! Детский сад! Мне было, что ему ответить. Но я себя сдерживал. Даша не должна слышать, как я разговариваю с кем-то о ее письме. Мы зашли в метро. Первый час ночи. Поезда ходят с большими интервалами. На платформе никого. В вестибюле станции гулкая тишина. – Послушай, я же с тобой совершенно серьезно разговариваю, – коричневый продолжал на меня давить. – У тебя хороший план. Правда! Тебе просто нужно это письмо. Забери его, и делу конец. Своими предрассудками ты все испортишь! – Отстань! – я уже готов был его убить. – Сам отстань! – возмутилась Даша. – Ты совсем спятил?! – Не кричи на меня! – она на нервах, я понимаю, но и меня нужно понять. – Знаешь, что... – Даша стала на меня наезжать – грубо, резко, отвратительно, как она умеет. Словесный понос. – Видишь, – коричневый говорил одновременно с ней, – она же просто стерва! Ты уже расплатился с ней за это письмо. Она должна тебе его отдать. Это справедливо! Она хотела секса. Ты занимался с ней сексом. Теперь пусть она отдаст тебе письмо! Скажи ей! Пусть отдаст! Оно ей не принадлежит! Это твое письмо! Из-за того, что они говорили одновременно, я совершенно потерял самообладание. Прекрати! Прекрати немедленно! Я тебя убью! – я бросился на коричневого. Мы сцепились. Я колотил его изо всех сил, сбил с ног, катал по полу. А он только смеялся и продолжал говорить. У него даже дыхание не сбилось! – Сам прекрати! – говорит и хохочет. – Что ты строишь из себя какую-то цацу! Недотрога! Будь мужчиной, в конце-то концов! Это надо же, вы посмотрите! Он собрался управлять Миром! Да ты же слабак! Слюнтяй! Молокосос! Управлять Миром! Да куда тебе?! Ты – ничтожество! Полное ничтожество! Ты даже не можешь забрать свое письмо! Это же твое письмо! Оно было у тебя, а ты его отдал! Я душил его, сжимал изо всех сил его пластилиновую шею. Но все без толку. Она прогибалась под моими руками, а коричневому, кажется, было на это наплевать. – Я тебя убью! Убью! Замолчи! Немедленно замолчи! – кричал я, не оставляя попыток вынудить его замолчать. – Смотри, уезжает! – он показал на поезд. Двери электрички закрылись, и она тронулась с места. Последнее, что я видел, это перепуганное лицо Даши. Она смотрела на меня испуганными глазами, прижавшись руками к дверному стеклу. – Даша! – заорал я, отпустил коричневого и побежал за поездом. – Куда же ты, дружище?! Куда?! – коричневый развел руками, и все это вместе – и вопрос, и эта поза означали: «Ну какой же ты придурок!» Поезд, конечно, не остановился. Мне пришлось ждать следующий. Коричневый не унимался. Он пересказывал мне мои мысли. Делал по их поводу едкие замечания. Придирался к некоторым параметрам моей формулы. Плел что-то о звездах и своих знакомых. О том, что я Избранник. Что ему бы очень хотелось знать, какой придурок меня «избрал». И так далее, и тому подобное. Я старался его не слушать. Точнее – не обращать внимания на то, что он говорит. Мой взгляд остановился на рекламном щите. Молодая красивая женщина улыбалась мне с плаката. Внизу – рекламный слоган. И только я собирался его прочесть, как на моих глазах буквы в нем стали меняться. «Ты – Избранник, – прочел я на рекламном щите, и буквы снова поменялись. – Мир принадлежит тебе, – и снова перемена, раз за разом: – Тебе нельзя допустить ошибки. Тьма наступает. Опасность! Опасность! Опасность! Опасность!» Буквы вертелись, как сумасшедшие. И вдруг застряли на этом слове – «Опасность!». Они проворачивались вокруг своей оси снова и снова, выдавая раз за разом один и тот же результат – «Опасность!» Тревога била меня изнутри. Я, как завороженный, смотрел на эти надписи. Из тоннеля донесся звук приближающегося поезда. Гудение. Порыв ветра. Звук тормозов. Двери передо мной распахнулись. – Ну, что? Поедем? – спросил коричневый. – Да пошел ты! – ответил я, продолжая стоять на месте. – Поедем... – уговаривал он. – Три раза! – Ну, давай! И в тот момент, когда двери готовы были закрыться, я развернулся и с силой толкнул коричневого. Он упал, а я проскользнул внутрь вагона. ******* Мне удалось оторваться. Я видел, как коричневый поднялся с пола. Он стоял один посреди станции и, жеманно утирая рукой отсутствующие слезы, махал мне вслед коричневым платком. Я перевел дыхание и огляделся. На сиденьях – семь или восемь человек. Казалось, все они дремлют. Словно мертвые. Странное чувство... Я сел и стал напряженно вглядываться в темное окно поезда. Подземка. Прообраз ада. Гул несущегося поезда. Тоннель, мелькающие в темноте редкие фонари. Я прислушался к стуку колес: «Туф-туруф, туф. Туф-туруф, туф. Туф-туруф, туф». И сквозь этот стук стали проступать слова: «Выхода нет. Выхода нет. Выхода нет». А поезд все ускорялся и ускорялся. «Выхода нет. Туф-туруф, туф. Выхода нет. Туф-туруф, туф». Вдруг один из пассажиров в конце вагона встал и направился ко мне. Что ему нужно?! Пожилой мужчина, голова опущена. Но вот он поднимает ее, и я начинаю различать в его лице знакомые черты. На глазах этот пожилой мужчина превращался в коричневого! – Дружок! Ну, что за глупости! – коричневый стоял прямо передо мной и качал головой. – Ты меня разочаровываешь! С виду такой умный мальчик, а ведет себя, как трехлетнее дитя! – Что тебе нужно?! – я вжался в сидение. – Честно? – спросил он. Его голова скатилась с плеч, словно по трамплину для прыжков с высоты, и закачалась, как головка китайского болванчика, прямо перед моим лицом. – Да, – конечно, я хотел знать правду. Его голова вернулась обратно – к плечам: – Кто знает... Кто знает... – кокетливо протянул коричневый. – Я вообще ничего не понимаю... Кому могло взбрести в голову возложить на тебя такую ответственную миссию? Ума не приложу! Ты же юродивый! Ну честное слово! Отвратительный, мерзкий, глупый. Форменный неудачник! Боже мой, и я должен с ним заниматься! – Так оставь меня, оставь! – заорал я. – Тише, тише! – зашипел коричневый и, притворяясь встревоженным, стал оглядываться по сторонам. – Покойников разбудишь! Глядя на мое испуганное лицо, коричневый расхохотался. Вагон качало из стороны в сторону. Звук его смеха перекрыл гул несущегося по тоннелю поезда. Покойники встрепенулись и стали медленно подниматься со своих мест. Резкое торможение. Поезд вылетел на платформу следующей станции. Я бросился к дверям, вырвался наружу и помчался по вестибюлю к эскалатору. Когда я добрался до Дашиного дома, коричневый стоял у подъезда, изображая услужливого швейцара. – Милости простим! – пропел он елейным голосом и распахнул передо мной дверь. Я вошел внутрь и обернулся. – Удачи вам! – поклонился он. Дверь за мной закрылась. Я был в замешательстве. О какой миссии мне говорит коричневый? Что значит – Избранник? Откуда ему известны все мои планы, мои мысли, моя формула, то, где живет Даша. Вообще – все? Он хочет получить через меня письмо? Может быть, он надеется, что я достану у Даши письмо, а затем он его у меня отнимет? Я сидел на полу лифта, не в силах нажать на кнопку «7». Даша живет на седьмом этаже. Паралич воли. Нет никаких сил. Двери лифта то съезжались, закрывая меня в этом кубе с зеркалами на стенах, то разъезжались. Медленно, чинно, не торопясь. Пульсирующее пространство. Так пульсирует Вселенная. Этот лифт, словно маленький атом Вселенной. Я – ядро, протон. Его стены – орбита движения моего электрона. Даже если я поднимусь на седьмой этаж... Даша не отдаст мне письмо. Если у меня не будет письма, я не сделаю того, что должен. Страшная правда. Мой план прост – превратить все вещество Вселенной в антивещество. Антивещество – это вещество гигантской плотности. Оно сжато. В нем нет расстояний между ядрами атомов и электронами, как у вещества. Если представить себе, что Солнце – ядро атома, а планеты – электроны, движущиеся по своим орбитам, то антивещество – солнце и планеты, сложенные в одну авоську. Антивещество – это вещество экстремальной плотности с гигантской гравитационной силой. Это то, что называется Черной дырой. Чтобы превратить вещество в антивещество, а всю Вселенную в одну большую Черную дыру, нужна огромная энергия. Эта энергия во Вселенной есть – именно столько ее потребовалось для Большого взрыва. Но после взрыва она рассеялась. Теперь ее нужно собрать. А для этого нужен резонанс, необходимо синхронизировать процессы. У Даши в квартире на седьмом этаже письмо. В нем ключ к моей формуле. Нужно только подставить его в формулу. А дальше все пойдет своим ходом – большое количество «случайностей» приведет к последствиям вселенского масштаба. Осталась всего пара шагов. И на последние пару шагов у меня просто нет сил. Несправедливо. Если превратить одну только Землю в антивещество, она уместится у меня на ладони. У этого шарика будет масса Земли. Великое сосредоточие силы. Черная дыра на ладони. А вся Вселенная – шарик, величиной с Землю. Если вся Вселенная утрамбуется в одну большую Черную дыру, вещество в ней перемешается. Антивещество – это абсолютный хаос, оно гомогенно. В таком состоянии Вселенная сможет существовать только мгновение. Потом будет взрыв. Это как тасовать колоду карт. Новая комбинация будет удачнее прежней. Мне 23 года. Я видел многое и многое понял. Эта Вселенная – самая неудачная из всех возможных комбинаций энергий. Ее высшее существо – человек. И это высшее существо – апогей ее развития. Но он ниже низкого! Он не заслуживает жизни. Все, что он сделал – это потерял душу. Развитие Вселенной по данной ветви не должно продолжаться. Все рожденное должно умереть. «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода», – так говорил Христос. Так он говорил о своей смерти. Не умерший – не воскреснет. Не воскресший – не узнает жизни вечной. Все рожденное должно умереть. Я должен... Тут мои путаные размышления, которыми я пытался так безуспешно привести себя в чувство, прервались. Двери лифта с грохотом захлопнулись. Он взлетал. Меня вжало в пол. От свиста заложило уши. Стены сдвинулись. Пушечное ядро, которым выстрелили в бесконечность. А в этом ядре – слизень. ******* От перегрузки меня затошнило. И вырвало бы, но уже через сотую долю секунды лифт выплюнул меня на площадку седьмого этажа. Словно хищник, разочаровавшийся в добыче и не желающий продолжать трапезу. – Ты меня достал, гаденыш! – на площадке стоял коричневый. – Возьми себя в руки! Слабак! Немедленно достань это письмо! Ты слышишь, что я тебе говорю?! Его пластилиновая шея, словно змея, вытянулась на несколько метров и кольцами повисла в воздухе. Коричневая голова объезжала меня со всех сторон, будто камера на специальном кране-штативе. От ее кругового движения меня затошнило еще больше. Наконец, шея коричневого оплела мое тело, и я был поставлен перед Дашиной дверью. Коричневый нажал на звонок. В тишине давно уже спящего подъезда раздался нервный, надрывный гудящий треск. За дверями квартиры началось движение. – Кто там?! – раздался раздраженный голос Дашиной мамы. – Это я, Митя, – пролепетал я. – А Даша спит? Конечно, спит! Третий час ночи! – Но мне нужно с ней переговорить... Дверь приоткрылась. Недовольное лицо укутанной в халат женщины воззрилось на меня сквозь образовавшийся проем: – Ты совсем больной, да?.. – Ну, пожалуйста... – Я тебе говорю, идиот, она спит! – Даши– на мама собиралась закрыть дверь. – Иди домой, завтра все решишь. – Но мне надо сейчас... Коричневый стоял в темноте рядом с дверью и шептал: – Оттолкни ее, оттолкни! Пройди в комнату и возьми письмо. Оно на комоде, рядом с музыкальным центром. Ну, толкай! Толкай! – Да пошел ты! – я выругался на коричневого. – Чего?! – мамаша приняла это на свой счет. – Это я не вам, простите... – Козел! – рявкнула она и дверь захлопнулась у меня перед самым носом. – Кретин! Слабовольный кретин! – орал коричневый. – Ладно, недоделок! Я сделаю это за тебя... И он начал барабанить в дверь. Он не просто стучал, он ломился в эту несчастную фанерную перегородку. Штукатурка сыпалась. Из квартиры стали доноситься крики. Мама кричала на Дашу, Даша на маму. Суть их препирательств сводилась к тому, кого вызывать – милицию или психиатрическую скорую помощь. Я порывался уйти, сбежать отсюда. Ничем хорошим все это закончиться не могло. Но коричневый держал меня своей шеей, словно удавкой. Я умолял его прекратить это или отпустить меня. Я стоял перед ним на коленях. Плакал. Но он только злился и барабанил в дверь еще сильнее. Через десять-пятнадцать минут она действительно поддалась, покосилась и уже готова была слететь с петель. Но тут прибыл наряд милиции. Я объяснял им, что это не я. Что у меня не было намерения вредить этим людям. Что мне просто нужно было письмо. Что дверь выламывал коричневый. Что я его не знаю. Что у него длинная шея. Я им показывал на него, но они не реагировали. Когда на моих запястьях щелкнули наручники, коричневый стоял рядом и злорадствовал. Потом он появился в участке и поливал меня всеми возможными бранными словами. Я хотел, чтобы он признался, чтобы он сказал милиционерам, кто все это затеял. Но он только смеялся надо мной. Только смеялся... |
||
|