"Семь смертей Лешего" - читать интересную книгу автора

1.20. Жизненный крах полковника Каштанова

С приходом нового руководства, молодого и женственного капитана, Шалмина Максима Олеговича, надобность в различных ухищрениях, отпала сама собой. Он закрывал глаза на подобного рода нарушения, которые и не считал таковыми. Конечно, сразу никто не рискнул тащить мимо нового начальника, сумки с продуктами. Сперва проверили его на мелочах. Кто знает, что это за человек, не окажется ли жаднее и циничнее прежнего начальника, любившего распекать пойманного на месте преступления, подчиненного. Кроме словесного нагоняя, провинившийся получал солидный довесок в виде частичного, или полного лишения премии, а также кучу нарядов вне очереди. Бесплатного времяпрепровождения, вдали от семьи и домашних дел. А затем неминуемый в подобных случаях товарищеский суд, на все лады песочивший провинившегося, дабы заслужить благосклонность начальства. И каждый втайне надеялся оказаться умнее, хитрее и изворотливее других, и не оказаться никогда на лобном месте. Позориться, выслушивая все это, под огнем множества глаз сослуживцев. Хотя никто из сотрудников застуканных на краже продуктов из арестантской столовой, не боялся смотреть в глаза коллегам. Все они были повязаны круговой порукой, общим делом, в котором кому-то не повезло, и кто-то должен стать на время козлом отпущения, расплачиваясь за общий грех.

В глазах согнанных на товарищеский суд сослуживцев, можно было прочесть сочувствие, злорадство, недоумение, да все что угодно, кроме осуждения за проступок, каковым его никто не считал, кроме пары-тройки древних охранников, со старорежимным еще воспитанием. Их давно пора было сдать в утиль, но старичье держали и терпели. Исправительное учреждение, находящееся в глухом, забытом богом месте, испытывало острую нехватку в кадрах. Заманить сюда молодежь невозможно даже длинным рублем, выплачивающимся ежемесячно и в полном объеме, вознаграждение за не больно обременительный труд.

Посидит, пошумит для виду товарищеский суд, скажут положенные в данном случае слова, председательствующие товарищи, запишут нужные формулировки в протоколы собрания, и разбредутся по своим делам. Кто-то отправится следить за соблюдением правил внутреннего распорядка заключенными, а кто-то поспешит на кухню, к припрятанной авоське с продуктами, дабы с соблюдением всех возможных мер предосторожности, доставить ее домой, минуя недремлющее око тюремного начальника. Никому не хотелось стать главным героем очередного разбирательства товарищеского суда, всеобщим посмешищем, объектом подколок сослуживцев. Подобно серым теням, выскальзывали они за КПП, прижимая к груди драгоценную авоську с продуктами. Матеря начальника, демагога и показушника, из-за дурости которого приходилось крадучись, добираться с работы, домой.

Начальник вел себя иначе. Он был главным, никто не мог поставить его на место, а стало быть, таиться не от кого. И он в открытую, не стесняясь, подгонял личное авто к входу в столовую, ее работники споро нагружали машину разнообразными продуктами, что было весьма примечательным фактом. На основании подобного загруза, можно было со 100% уверенностью сделать вывод о том, что ближайшую неделю, баланда заключенных будет еще жиже и противнее, а авоськи уносимые охраной домой, легче обычного. И только по прошествии времени, все войдет в норму. И привычная зэковская баланда, и вес уносимых домой сумок. И так до тех пор, пока старый пердун вновь не проголодается, и не решит навестить столовую, которую в силу служебного положения, считал единолично своей кормушкой.

Если б он прислушивался к мнению коллектива, работающего вместе с ним в серых казенных стенах, уже не говоря о мнении заключенных, отбывающих многолетний срок, его мнение, возможно бы переменилось. Хотя вряд ли. Ему было совершенно наплевать и на подчиненных, и на зэков. Главное, чтобы было хорошо ему. И что позволено ему, не позволено никому другому. И он тщательно следил за этим, жестоко наказывая попавшихся, прекрасно понимая, что справиться с хищениями из его кормушки, он не в состоянии. И отловленные единицы, лишь верхушка айсберга, основная часть которого под водой, недоступна глазу. Но это не беда, наказания были драконовскими, отловленная «верхушка», сполна расплачивалась за все.

За это его не любили, шептались и сплетничали за спиной, и были несказанно рады, и даже не скрывали этого, когда в колонию поступил по секретной связи приказ об отправке его на пенсию. Сволочь связист, не поленился, оповестил всех о радостном известии. Не прошло и часа, как уже вся тюрьма знала о том, что он доживает последние дни в качестве всевластного начальника. И что, спустя несколько дней, его социальный статус изменится самым кардинальным образом.

Из царя и бога, он превратится в заурядного пенсионера, с которым и не подумает считаться даже зеленый прапорщик. Тот самый юнец, что еще вчера, вытягивался во весь рост, бледнея от страза при его появлении, трясясь в ожидании неминуемого разноса. Он понимал, что, лишившись погон, уйдя на пенсию, автоматически лишается командного голоса. Без власти, будучи заурядным пенсионером, которых в стране миллионы, он запросто мог получить в рыло от сельских мужиков, которым изрядно насолил, за годы своего хозяйничанья.

И поэтому, едва получив из рук злорадно ухмыляющегося связиста шифровку о выходе на пенсию, и назначении на его места капитана Шалмина Максима Олеговича, тотчас же развил бурную деятельность, связанную с ближайшими, радикальными изменениями в судьбе. Он перестал обращать внимание на строгое и беспрекословное соблюдение заведенных им порядков, за что в прежние времена наказывал безжалостно. Он делал вид, что не замечает откровенно насмешливых взглядов, еще вчера трепетавших перед ним подчиненных. Пропускал мимо ушей, доносящиеся до слуха время от времени, насмешки и издевки в свой адрес.

Ему ровным счетом ни до чего не было дела, что не касалось его дальнейшей судьбы. В дальнейшем ожидался переезд на большую землю, и желательно совершить его как можно быстрее, слишком многим он успел насолить за эти годы. Люди не преминут поквитаться с ним за обиды и унижения, понесенные от него, и никакие ссылки на службу его не спасут. Распишут его мужики, как бог черепаху, придется остаток жизни прожить на одних таблетках.

Старый полковник развил бурную деятельность, связанную с переездом себя любимого, престарелой супруги и накопленного барахла, на новое место жительства. Детей у них не было, как не было и особой необходимости менять место обитания. И он, и тем более супруга, всю жизнь проработавшая в тюрьме, в секретном отделе, вышедшая на пенсию годом раньше, с радостью остались бы здесь навсегда. И посвятили бы остаток жизни выращиванию овощей и фруктов на личном подворье, разведению кур, уток и гусей, завели бы парочку поросят, и зажили бы простой, крестьянской жизнью.

Все это могло бы быть, не будь он начальником, чрезмерно строгим, а порой просто вредным и злобным. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что понаделал людям изрядно гадостей, гораздо больше того, что можно позабыть за давностью лет. Количество давно перешло в качество, за что ему непременно придется ответить, и не раз, ежели он подобру-поздорову не уберется из этих мест.

Бурная деятельность, развернутая начальником тюрьмы, без пяти минут пенсионером, принесла свои плоды. К назначенному сроку прибытия в закрытое учреждение нового начальника, капитана Шалмина, полковник оформил все необходимые бумаги, продал дом и все ненужное барахло, которое не мог забрать с собой в город. Казалось бы он все предусмотрел, чтобы убравшись из этих мест, оставить недоброжелателей в дураках.

Уже в статусе пенсионера представил сослуживцам нового начальника, капитана Шалмина Максима Олеговича, молодого и энергичного. Быстро ввел его в курс дел, познакомил с инструкциями и нормативными актами, необходимыми для дальнейшей работы.

На то, чтобы передать необходимые бумаги и ввести нового начальника в курс дела, понадобился всего лишь день. К вечеру первого дня пребывания в непривычном для него статусе пенсионера, старый полковник полностью освободился от дел, и мог считать себя ушедшим на заслуженный отдых. Хотя, настоящий отдых начнется только тогда, когда он покинет эти глухие места и обоснуется в ближайшем городе. Купит квартиру, обставит мебелью и аппаратурой, и сможет, наконец, зажить спокойной и размеренной жизнью советского пенсионера. До воплощения мечты на спокойную, ничем не обремененную жизнь в городе, оставалась одна ночь. А утром заказанная и оплаченная заранее грузовая машина, увезет его и домашний скарб далеко отсюда, к новой жизни.

Но иногда одна-единственная ночь, оказывается длиннее всей, прожитой до нее, жизни. Бесконечной оказалась эта ночь для старого, седого как лунь полковника, и его жены.

Ровно в полночь в доме, где им оставалось провести последнюю ночь, прежде чем навсегда покинуть эти края, зазвенели разбитые камнями, стекла. Отчаянный звон разбиваемого стекла, заставил вскочить с постели некогда всесильного начальника, а ныне обыкновенного пенсионера, и его заспанную супружницу. В ужасе они дико озирались по сторонам, пытаясь сообразить, что делать. А думать нужно было быстрее, так как погром явно не собирался ограничиваться простым битьем стекол.

Вслед за камнями в зияющие провалами разбитых окон проемы, полетели бутылки с горючей смесью. Дом вспыхнул, занялся ярким пламенем, и все попытки справиться с огнем, были бесполезны. Не под силу справиться с огнем и здешней пожарной команде, даже если таковая и прибудет на место пожарища, в чем бывший полковник очень сильно сомневался. Все жители села, знали этот дом, а пожарная команда состояла из бывших заключенных, что, отмотав срок и выйдя на свободу, не пожелали возвращаться в родные края, где их не ждали, где не осталось никого, к кому можно было вернуться.

И главное, во главе их стоял бригадир, в прошлом тюремный служака, выброшенный с работы за какую-то мелкую провинность, о которой он вскоре забыл. Настоящая причина его увольнения была иной, более личной. Просто ему показалось тогда, что молодой и симпатичный служака зачастил, по делу и без дела в секретную часть, где работала его жена. И она стала вести себя как-то странно, не так как прежде. Подолгу крутилась перед зеркалом, красясь и прихорашиваясь. Едва ли не каждый день меняла наряды, заимела привычку допоздна задерживаться на работе, доводя муженька до белого каления. Он физически ощущал, как растут на голове, ветвятся и разрастаются огромные, развесистые рога, и он слишком хорошо знал виновника своих злоключений. Он знал, что о шашнях его жены с сотрудником учреждения судачат по курилкам, смеются и отпускают ему в спину приглушенным шепотом грязные и сальные шуточки. Однажды, какая-то сволочь, во время его отсутствия, приколотила над входом в рабочий кабинет, лосиные рога. Это стало пределом, последней каплей, переполнившей чашу его терпения.

Бригадир, которого он, как ни исхитрялся, но так и не смог застукать в интересной ситуации с женой, хотя спинным мозгом чувствовал, что между ними определенно что-то есть, был пойман на какой-то мелочевке. И была она столь незначительна и пустячна, что по его же собственным заведенным здесь законам, за нее полагалось самое большее, штраф. Но своя рука владыка, и он раздул дело до невозможности. Устроил показательный процесс и, пользуясь имеющейся властью, вышиб соперника с работы. Влепил напоследок в трудовую книжку «горбатую» статью, с которой человек ближайшие несколько лет, вряд ли мог рассчитывать на приличную работу.

Так и случилось. Побегав в поисках работы, соперник возглавил состоящую из бывших зэков, пожарную команду. Получил пусть и не большую, но гарантированную зарплату. Полковнику оставалось только радоваться, торжествуя победу, наблюдая, как в столь специфическом коллективе, спивается соперник, как с него слетает лоск и шарм, которыми он и пленил его супругу.

Все было хорошо, оставалось только жить да радоваться, глядя на врага, опущенного ниже уровня поселковой канализации, если бы одно но. Любившие посплетничать на досуге сельские кумушки, то и дело доносили, что в его дежурства, супружницу нередко можно было видеть в районе пожарного депо. А пару раз и бравый бригадир был замечен в районе полковничьего дома, хотя и жил на противоположной стороне села.

Но теперь, старый служака был бессилен что-либо предпринять, бравый пожарный ему не подчинялся, и повлиять на него он не мог. Теперь он был сам не рад, что сгоряча, поддавшись эмоциям, уволил того из вверенного ему подразделения. Он был вынужден с горечью признать, что поторопился с принятием решения. Если бы можно было повернуть историю вспять, то он поступил бы иначе. Не стал бы его увольнять, держал бы до последнего, и гноил, гноил, пока вражина не запросится в отставку. Но и тогда бы не отпустил его, разрывая в клочья многочисленные рапорты об увольнении, и еще больше закручивая гайки, доводя врага до сумасшествия, до мыслей о самоубийстве.

Но, увы, пошлого не вернуть, а сейчас сама их жизнь зависела от этого бригадира, наверняка получившего известие о пожаре. Хотя на его помощь полковник особо не рассчитывал. Справиться с огнем собственными силами также было невозможно, не стоило и пытаться. Нужно спасать самое ценное, что оставалось в доме, не упакованное в готовый к отправке контейнер.

Из ценного оставались сберкнижки, его и супруги, наличные деньги вырученные за продажу дома, да драгоценности, золотые цепочки, кольца, брошки, золотые часы с дарственной гравировкой, подаренные ему в день выходя на пенсию, за многолетний и добросовестный труд на благо укрепления советской законности, от самого министра внутренних дел РФ.

Все это добро находилось в шкатулке, которую полковник не мешкая прихватил с полки, на которой она стояла. Прижав ее крепко-накрепко к груди одной рукой, другой толкал к выходу отчаянно визжавшую супругу, что совсем ошалела от страха в пылающем аду.

Спустя минуту они оказались на улице, обожженные, не видящие ни черта, очутившись в кромешной тьме, особенно непроглядной после ярко освещенного пожарищем, дома. Здесь он и потерял супругу, зайдясь в кашле, отхаркивая попавшие в легкие дым и копоть. Он пошел налево, спеша поскорее убраться от пылающего строения, к ближайшему дому, принадлежащему работнику тюрьмы, с кем он, во многом благодаря соседству, поддерживал более-менее нормальные отношения, не третировал без надобности, и даже бывало, перебрасывался парой слов, не относящихся к службе.

В направлении его дома и держал курс погорелец, крепко прижимая к груди заветную шкатулку с накопленными за жизнь, богатствами. Человеку, вышедшему из ярко освещенного дома в кромешную тьму, не было видно, кто и что окружает пылающее строение. Да и не было особого желания высматривать поджигателей, в голове крутилась одна лишь мысль, поскорее добраться до соседей, где можно в относительной безопасности пересидеть с супругой до утра. А с первым лучами солнца, рвануть прочь из этого проклятого места. Жена куда-то запропастилась, и искать ее тоже не было особого желания. Он знал, что она догадается завернуть к соседям, с которыми у мужа, довольно вредного и несносного мужика, были на удивление нормальные отношения.

До спасительно калитки оставалось не более десяти метров, когда из непроглядной тьмы, внезапно возник здоровенный кулак и со всей дури, обрушился на закопченную физиономию бывшего начальника тюрьмы. Удар был настолько силен, столько в него было вложено сил и накопленной, не реализованной до сегодняшнего дня ненависти, что зубы старого полковника, брызнули в разные стороны. Полковничья пасть наполнилась вязкой, тягучей кровью. Боли он не почувствовал, все произошло очень быстро, точен и мощен был, обрушившийся на него удар. Как подрубленное деревце, не издав ни звука, ни стона, рухнул он на землю, лишившись вместе с зубами и сознания. Рухнул оземь, и застыл безжизненной грудой, не чувствуя боли от града ударов ногами, обрушившихся на ребра, превращая их в одно сплошное, кровавое месиво.

Спустя пару минут, устав и пресытившись избиением, превращенного в кусок окровавленного мяса бывшего тюремного начальника, нападавший угомонился и решил перевести дух. Выпавшая из рук полковника шкатулка, не могла остаться незамеченной, содержимое ее не могло не привлечь к себе самого пристального внимания. Спустя минуту послышались негромкие удаляющиеся шаги, уносящие драгоценную шкатулку со всем ее содержимым.

Утром его нашли. Жена, пришедшая к соседям под утро, поставила всех на уши, и отправила на поиски мужа. Это ей даже было на руку. Если он еще жив, то вряд ли находится в исправном состоянии. Поскольку у соседей он так и не объявился, то и ей не станет задавать неудобные вопросы по поводу ее столь позднего появления здесь. И не нужно что-то придумывать, выкручиваться, стараясь обелить себя.

Сорок пять, баба ягодка опять и ей тоже хочется, наверное, даже больше чем в молодости того, чего уже несколько лет не мог ей дать муж-импотент. И приходилось ей бегать на сторону, дабы получить желаемое. И не только к старому любовнику, ныне бригадиру пожарной дружины, но и к другим мужичкам. Кто был не прочь развлечься и доставить удовольствие смазливой, фигуристой и грудастой полковничихе, страдающей по женской части без мужского внимания. Как минимум половина пожарной дружины была у нее в любовниках. Об этом сплетничала и зубоскалила вся деревня, и только ее благоверный ничего не знал, пребывая в спасительном неведении. А может, просто не хотел ничего знать, пропуская мимо ушей, долетающие до слуха время от времени, отголоски сельских сплетен.

Пожарная команда прибыла на пожар, очень быстро, а может, она находилась здесь с самого начала, принимая активное участие не только в тушении пожарища, но и розжиге.

Но это нисколько не беспокоило вырвавшуюся из огненного плена жену полковника. Ей, вырвавшейся из лап смерти, пережившей мощнейший стресс, сейчас хотелось одного, и это могли ей дать только мужики, споро заливающие водой, горящий дом. И она рванула навстречу, едва завидя их, без лишних предисловий и разговоров стаскивая с себя ночную сорочку, оставаясь, в чем мать родила.

Здоровым мужикам при виде обнаженной бабы, призывно раскинувшей ноги, глядящей на них затянутыми поволокой глазами, не нужно было давать советы. Они также дружно и старательно, как только что тушили огонь, принялись тушить пожар, разгоревшийся между ног симпатичной и стройной жены полковника, старого мудака, успевшего всем изрядно насолить. Это обстоятельство заставляло их действовать активнее, жестче. И только крики, и сладострастные вопли полковничихи оглашали окрестности, слегка приглушенные треском горящего и рушащегося строения.

Ее сладостные стоны, да хриплое дыхание мужиков, трамбующих ее в землю, вот и все звуки, помимо звуков огня оглашающие ту ночь. Ее трахали, как последнюю сучку, как шалаву, деревенскую блядь, всем скопом, выстроившись в очередь, заходя на повторный круг, продрав ее во все дыры и отверстия. О том, что супруга любит и умеет трахаться не только в обычной позе, но и с ухищрениями, в разные дырки, даже не подозревал ее муженек, проживший с ней всю жизнь. Она это умела и не просто любила, но и обожала до безумия, о чем были прекрасно осведомлены ее многочисленные любовники, что были не прочь разнообразить с такой податливой и понятливой бабенкой сексуальный досуг. Ставший довольно пресным с женами старой закалки, не приемлющими в интимной жизни ничего, выходящего в их представлении, за рамки приличий.

Ночка выдалась на славу. Каждый провел ее так, как он того заслужил. Полковничья супруга, натерла мозолей на спине и во всех дырчатых местах, удовлетворяя животную страсть. Тем более, что это было в последний раз, по крайней мере, с местными мужиками. В городе она, конечно же, найдет любовника, и не одного. С ее восхитительными формами и симпатичной мордашкой, сделать это будет нетрудно. Но на это потребуется некоторое время и как результат, сексуальное воздержание. И чтобы не чувствовать потребности в сексе по крайней мере первые несколько дней, она отдалась без остатка, охватившей ее страсти, позволив мужикам делать с собой все, что им заблагорассудится. Теперь в свой актив любовников она могла смело занести еще несколько персон, активно трудившихся на ней, всю ночь.

Ночь эта не удалась для ее муженька, провалявшегося без чувств на земле в десятке метров от супруги, предававшейся в теплой компании, утехам сладострастия. Он был так сильно избит и изуродован, что едва подавал признаки жизни. К тому времени, как он был обнаружен, оправившейся после бурной ночи, заботливой и любящей супругой, и поднятыми ею соседями, что проспали всю ночь без задних ног, даже не подозревая о том, что по соседству бушевал пожар, спаливший полковничий дом дотла. Они не видели пожара, и были поражены, визитом к ним полковничихи в одном исподнем, а также видом пепелища на месте дома бывшего начальника тюрьмы.

А вскоре они нашли и ее муженька, подававшего слабые признаки жизни. Вызванная скорая, умчала его в город вместе с супругой. Из поездки в город она так и не вернулась, следы ее затерялись. В этой истории более всех пострадал селянин, заплативший за полковничий дом приличные деньги, а в результате вместо того, чтобы стать домовладельцем, стал владельцем пепелища. Словно в насмешку, из множества строений, на участке уцелело одно единственное, весьма специфическое, - туалет.

Оказавшись у разбитого корыта, новый владелец земли, попытался отыскать следы полковника и его супруги, дабы вытребовать у них назад деньги, отданные за дом. Но, не смотря на истраченные деньги и нервы, ничего утешительного для себя, обнаружить так и не смог. Достоверно знал только одно, в ближайшие дни полковничиха, пользуясь временной беспомощностью муженька, сняла деньги с обеих сберкнижек, и исчезла в неизвестном направлении. Ее дальнейшие следы теряются. Искать ее не имело смысла, с такими деньжищами, она могла осесть в любом городе, даже в столице. Куда именно она уехала, никто не знал, хотя узнать хотели бы многие.

И в первую очередь, это хотел бы знать любящий супруг, которого она бросила, как ненужный хлам, в больнице, куда его, находящегося без сознания, привезла «скорая». Три месяца он провалялся в реанимации, подключенный к аппаратуре жизнеобеспечения. И в любой момент мог отдать богу, душу. Но видно в его душе не было надобности у всевышнего. Отставной полковник буквально выкарабкался с того света, настолько велико было в нем, стремление к жизни.

Очнувшись и в полной мере осознав глубину приключившегося с ним несчастья, он едва не покончил с собой. В его преклонные годы, жизнь катилась в тартарары к чертям собачьим. С оглушительным треском рушилось все, во что он верил всю жизнь, ради чего жил, к чему стремился. И когда жизнь оказалась прожитой, что оставалось у него в итоге? Ничего! Работой он более не обременен, теперь он лишь жалкий пенсионер, один из многомиллионной пенсионерской массы.

Сбережения, накопленные в течение жизни, огромные деньги, уплыли в неизвестном направлении, вместе с горячо любимой супругой. Наверняка эта похотливая и смазливая сучка, из-за которой вся его жизнь пошла наперекосяк, наслаждается сейчас где-нибудь на юге, на морском побережье, куда мечтала переехать после унылой, лесной глуши. Живет стерва припеваючи, нежится в постели с очередным любовником, прожигая в пьяном угаре сбережения всей жизни, брошенного полковника.

Только сейчас до него дошло, как он был не прав, гоняя и притесняя ее многочисленных любовников. Дело не в них, а в этой похотливой суке, с ее ненасытным жжением между ног. Следовало наказывать не их, а ее, да так, чтобы в другой раз и в мыслях не было подобных вольностей, чтобы у нее раз и навсегда пропала охота блядовать.

Но он ее слишком любил и боготворил, в жизни пальцем не тронул, даже не накричал ни разу, хотя поводов для этого, было хоть отбавляй. И эта любовь, вышла ему боком. На старости лет он остался один, брошенный любимой женой, смывшейся с накопленными за совместную жизнь, сбережениями. Остался без денег, а значит и без жилья. Прощай заветная мечта о роскошном домашнем халате, тапочках и посиделках с чашечкой кофе у экрана телевизора. Прощай столько раз виденная в грезах, обеспеченная и спокойная старость. Теперь он был нищим, никому не нужным и ни на что ни годным, калекой-инвалидом.

Хоть он выкарабкался с того света и полностью оклемался разумом, но оправиться физически до конца, так и не смог. Все, что ниже пояса, оказалось парализованным. Остаток дней ему предстояло провести в инвалидной коляске. Жена наверняка бы бросила его такого, но тогда, по крайней мере, он был бы с деньгами и мог бы позволить себе некоторые слабости, в том числе нанять сиделку, что будет ухаживать за ним, вместо неверной супруги.

Но и этого ему теперь не дано. Он стал не просто инвалидом, а нищим инвалидом, которому впору торчать где-нибудь на паперти, или бродить по улицам, клянча деньги на жизнь. Этим бы и пришлось заняться при иных обстоятельствах, но его заслуженное прошлое, похлопотало за него. Не могла советская власть допустить того, чтобы человек, отдавший десятки лет жизни служению Родине, скитался на старости лет по улицам, выпрашивая милостыню на жизнь. Он много сделал для страны, пришла пора и ей позаботиться о судьбе оказавшегося в стесненных обстоятельствах, заслуженного ветерана.

Государство позаботилось о нем, определив в дом инвалидов, на полное государственное обеспечение, оставив ему и часть приличной военной пенсии. Комната на шесть человек, телевизор в холле, прием пищи по распорядку, баня по субботам, - такова его жизнь. Самая настоящая казарма, доставшаяся ему на старости лет, взамен пенсионерских мечтаний.

Чтобы хоть как-то скрасить унылую и однообразную действительность, от которой его воротило, полковник начал пить. Благо денег, из оставленной ему части пенсии, с лихвой хватало и на выпивку для него, и на конфеты для персонала, чтобы они не слишком ругались за нарушение режима учреждения. Запивший на старости лет полковник, не позволявший себе ранее ни капли, даже по торжественным случаям, долго продержаться не мог. Вскоре он сгорел от водки, ежедневно поглощаемой им в неимоверных количествах. Не прошло и года, как на кладбище дома инвалидов появилась новая могилка, на памятнике которой, в форме полковника и со всеми регалиями был запечатлен, сей почтенный муж, навсегда покинувший этот суетный и жестокий мир, оказавшийся к нему так несправедлив.