"РАМ-РАМ" - читать интересную книгу автора (Костин Сергей)

6

Мы расправились с деловой частью только к вечеру. Узнавать про убийство Ромки мне, в сущности, было нечего, так что мы сосредоточились на легенде. Отныне меня звали Юрий Фельдман, что удостоверялось уже слегка потрепанным израильским паспортом с единственной Шенгенской визой. Сделать это, как я подозреваю, было непросто, но путешествовать с паспортом без виз вообще так же неприлично, как выйти к гостям в шляпе, но без трусов. Хм, ну ладно — Фельдман, так Фельдман! Как и следовало предположить, посмотрев на полуиспанца и славянскую блондинку Машу, евреем в нашей новообразованной семье предстояло быть мне.

Вообще, в качестве транзитной страны Израиль одна из самых неудачных. При ежедневных терактах и перестрелках контроль документов, особенно в аэропорту, здесь драконовский. Однако по каким-то своим соображениям Контора на этот риск пошла, следовательно, наши документы были безупречными. В них даже стояли отметки о том, что мы с женой по той визе посетили Грецию.

— А как давно мы живем в Израиле?

— Год, — ответил Лешка. — Потому и язык еще толком не смогли выучить.

— Толком, это как? Мои познания в иврите ограничиваются словом «шалом». Ну, если не считать слов, которые стали международными, типа «кошер» или «потц».

— Потц, это на идише, — грустно сказала Маша. Видимо, она не так давно столкнулась с той же проблемой.

— Как известно, государственным языком Израиля скоро будет русский, — успокоил нас Кудинов. — Так что вам как выходцам из бывшего СССР загромождать свою память не пристало. А тем двадцати словам, которые я выучил здесь за два года, я вас научу. Больше вам и не понадобится.

Забегая вперед, знаете, какому выражению научил нас этот эстет? «Хэвель хаволим, кулой хэвель!» «Суета сует и всяческая суета». Вы бы стали учить это раньше, чем «спасибо» или «хлеб»? Кудинов стал и заставил нас!

К шести вечера мы с Машей про нашу вымышленную жизнь, включая совместную, знали больше, чем нормальный человек вспомнит сходу про настоящую. Мы жили в Москве, потом — в Штатах (это на случай, если мой английский покажется слишком хорошим). А потом перебрались в Тель-Авив, чтобы быть ближе к моей матери. Я был специалистом по компьютерам и работал в рекламном агентстве, а Маша пока сидела дома со старой больной свекровью.

— Я не понял только одного, — сказал я, когда мы сошлись на том, что все про себя уже знаем. — А что мы должны сделать? И зачем? И как?

Кудинов издал долгий мучительный стон. Так, должно быть, кричали истребленные в XIX веке морские коровы.

— Из трех твоих глупейших вопросов ответ у меня есть только на один. Вы должны выяснить, кто, как, зачем и почему убил Ромку. Зачем все это нужно установить, не знаю — дело темное. И уж тем более, как это сделать!

Но тебе ведь не впервой? У тебя ведь иногда и этого не было для начала.

— Это называется «ловля на живца», — нарушила вдруг молчание Маша.

И когда она это произнесла, я понял, что и сам это уже сообразил. Ну, что мы сможем выведать про Ромку сами по себе? Без связей в местной полиции, без контактов с нашими агентами — да и времени столько прошло! Наш главный шанс именно в этом: люди, убившие Ляхова, должны будут заинтересоваться и нами. Поэтому у каждого из нас такой же, как у Ромки, израильский паспорт. И мы, в принципе, должны попытаться побывать везде, где побывал он, наводя о нем справки и засовывая свой нос всюду, куда засовывал он. То есть, если Ромка наверняка старался быть как можно более незаметным, наша задача состояла в том, чтобы засветиться.

И, когда мы закончили, перед нами был вечер, и была целая ночь.

Выходить с виллы нам не рекомендовалось. Но они — ну, отцы-командиры там, в Ясеневском лесу — до сих пор плохо знали нас с Кудиновым!