"РАМ-РАМ" - читать интересную книгу автора (Костин Сергей)

2

Мейн Базар оказался узкой — две машины едва разъедутся — и необычайно экзотичной улочкой. Был уже час ночи, и вокруг не было ни души; двери и витрины лепящихся друг к другу магазинчиков были наглухо задраены железными жалюзи. Тротуаров не было, и слева и справа громоздились груды драных картонных коробок, пустых упаковок, целлофановых пакетов с мусором и пищевых отходов. Асфальт под ногами был скользким от истоптанных в тонкий слой грязи отбросов различного происхождения, основу которых составляли коровьи лепешки. Несколько из них, совсем свежих, еще не встретившихся с подметками прохожих, ждали пробуждения большого города.

Автобусик высадил нас перед узким проходом вглубь квартала, и, пройдя метров десять, мы оказались перед освещенным входом в гостевой дом «Аджай». Я, отметая протесты моих новых юных друзей, расплатился с водителем за трансфер: мы поменяли деньги в аэропорту.

Портье — очень смуглый, практически чернокожий, в грязной белой рубашке — новым гостям специально не обрадовался. Он просто вопросительно поднял брови над ничего не выражающими глазами. Мол, а вам что? Я не люблю, когда со мной обращаются, как с вещью.

— Э-э… Маша, как на их местном наречии «Здравствуйте»?

— Намастэ!

Что-то такое я смутно помнил, но воспроизвести с ходу не решился.

— Как-как?

— Говори всем «Рам-рам». Так проще!

К этому моменту в глазах портье уже загорелся свет, а на словах «Рам-

рам» на лице его даже появилось подобие улыбки. Он что-то сказал Маше на хинди, но моя бдительная напарница ответила ему по-английски:

— Я не говорю на хинди. Это одно из пяти слов, которые остались у меня в памяти с прошлой поездки.

— Рам-рам! — церемонно поприветствовал я портье и двух худеньких мальчиков с сонными лицами, крутящихся в холле.

— Рам-рам! Добро пожаловать!

За спиной портье была доска, на которой номера комнат были написа ны чернильным карандашом. Да-да, я тоже сначала не поверил, но потом присмотрелся. Это был чернильный карандаш — я видел такой в последний раз в раннем детстве где-то в самом начале 1960-х. Портье проверил бронь и снял с доски два ключа: один — нам с Машей, второй — трем израильтянам. Нам это — пока мы не добрались до своего номера — показалось странным. Ну, что у них на троих одна комната.

Архитектурная особенность гостевого дома «Аджай» такая. Центр здания представляет собой небольшой крытый дворик, в который выходят двери номеров, соединенные галереями. Прямым следствием этого революционного решения, как нам очень скоро предстояло обнаружить, было то, что малейший звук, который раздавался в этом колодце, многократно усиливался и без труда проникал сквозь каждую дверь.

Наш номер 18 располагался на третьем этаже. Это была довольно просторная комната, в которой из мебели были лишь четыре широкие кровати, составленные по две с узким проходом между ними. В стену справа было вбито три длинных крюка, на которых под действием потоков воздуха от крутящегося под потолком огромного вентилятора покачивалось, позванивая, несколько проволочных вешалок. Окна, выходившие в тог же коридор вокруг двора-колодца, были закрыты сплошными ставнями. Маша беспомощно сидела на одной из кроватей. Простыни были серыми от многочисленных стирок и, похоже, уже успевшими послужить усталым путникам. Мне не нужно было спрашивать о ее впечатлении.

По лестнице поднималась группа молодежи — ощущение было такое, что они разговаривали у нас в комнате. Я открыл дверь на галерею: это была моя троица из самолета и ребята, сидевшие за столиком в холле.

— Встретили друзей? — по-русски спросил я идущего впереди Сашу.

Я уже включился в общий ритм коммунальной жизни и лишь слегка понизил голос.

— Вместе призывались. Потом разошлись — сейчас снова встретились.

Саша, я уже говорил, выражался обстоятельно.

— Ну, ладно, спокойной ночи! Увидимся завтра.

— Спокойной ночи!

Все то время, пока мы говорили, я чувствовал на себе взгляд Деби. В нем не было намека на фривольности, которыми мы обменялись в самолете, но интерес читался вполне открыто. Не знаю, понятно ли я объяснил? Скажем так: эти флюиды не посылались откровенно на сексуальной волне матушки-природы, это не было приглашением начать осаду. И все равно, взгляд был двусмысленным — так не смотрят на случайного попутчика. Как самолет сквозь грозовое облако, через треск и электрические разряды в моем мозгу прорвалась мысль: все-таки странно, что мы оказались рядом в самолете и еще более странным образом должны были остановиться в одной гостинице. Так что этот взгляд я поставил в тот же ряд пока еще не объясненных загадок и на нем и закрыл дверь.

В нее тут же постучали — я попросил у мальчика-коридорного другие простыни, и он принес нам новые, такие же серые, но, похоже, еще не бывшие в употреблении после прачечной. Он быстро перестелил постели, взял свои чаевые и исчез, сказав на прощание:

— Завтрак внизу в любое время, но в стоимость номера он не входит.

Рассчитывать на это людям, снявшим номер за четыре доллара в сутки, наверное, и не стоило.

Маша вышла из нашего совмещенного санузла, и я решил, что еще один ошпаривающе-горячий душ может мне помочь. Однако вода при полностью открученном кране оказалась едва теплой, и мне пришлось согреваться, растирая кожу полотенцем. Когда я вышел из ванной, Маша, завернувшись в простыню, уже лежала у стенки с закрытыми глазами.

— Спокойной ночи! — в полголоса сказал я.

— Спокойной ночи! — отозвалась Маша.

Если бы она окончательно меня игнорировала, она могла бы сделать вид, что уже спит. Нет, на открытый конфликт она все же идти не хочет. Ну, хорошо, хоть на это хватило ума!

Я разделся и лег на вторую застеленную кровать — на ту, которая была составлена с Машиной. Выключателя рядом с ней не было — он находился у входной двери. Я вылез из-под простыни и пошел выключить свет. Я был в трусах — а что, мне теперь каждый раз надевать джинсы? Улегшись, я обнаружил, что свет шел и из нашего единственного окна на улицу. Я снова встал и задернул его каким-то подобием занавески. Свет теперь больше не мешал. Мешал звук.

Я понял, почему те две старушки читали свои путеводители в холле. Заснуть все равно было немыслимо! До нас докатывался даже стук бильярдных шаров с первого этажа. А во множестве номеров продолжалась жизнь: с музыкой, жаркими спорами, выкриками и взрывами смеха. Я надеялся, что молодежь при этом пьет и курит свою траву, поэтому рано или поздно угомонится.

Как в этот караван-сарай могло занести Ромку? Разумеется, не случайно. Но почему именно сюда? Одна возможная причина: именно в «Аджае», среди сутолоки приездов, отъездов и интенсивной ночной жизни к нему должен был выйти на связь нужный человек. Вторая: Ромка засветился где-то в другом месте и попытался скрыться в этой вороньей слободке — как мы знаем, безуспешно. Знать бы хоть, что именно он искал в Индии! Где успел побывать и выезжал ли вообще из Дели, который для туристов служит в основном перевалочной базой? Я даже не представлял себе, в каком именно номере этого гостевого дома его нашли убитым. Может быть, как раз в нашем!

Мог ли я начинать поиски достаточно открыто? Например, назваться частным детективом, попросить служащих гостиницы показать мне его номер, нанести визит в местное отделение полиции, которое занимается расследованием убийства. Никаких рекомендаций на этот счет Кудинов мне не передавая — Эсквайр надеялся на мой здравый смысл и любовь к импровизации в разумных пределах. Но при такой легенде у меня должна была бы иметься какая-нибудь лицензия, любой документ, подтверждающий мое право проводить следствие. А об этом лучше было и не думать! Представляете каскад сложностей, который последовал бы при таком варианте? В принципе, для этого проще было бы реально открыть частное детективное агентство где-нибудь в Тель-Авиве и убедить Лину туда обратиться. Это даже если бы в этом деле не были замешаны спецслужбы! А в нашем случае не только полицейские, но и служащие гостевого дома наверняка получили инструкции позвонить по определенному телефону, как только кто-то заинтересуется убитым израильтянином. В общем, действовать мне предстояло чрезвычайно осторожно. Хотя, с другой стороны, индийцы могли и не знать, что Ромка был связан с разведкой. Могли?

Теперь второе обстоятельство. Маша была права: мы выступали здесь в роли подсадных уток. Так что для пользы расследования немного раскрыться нам было бы и полезно — хотя и небезопасно. Только, где грань между одним и другим: насколько засветиться будет хорошо, а насколько — уже бесполезно? Я не имею в виду, что нас уберут, как убрали Ромку, хотя и этот вопрос для меня небезразличен. Просто мы можем раскрыть себя так, что в дальнейшем пользы от нашего пребывания здесь уже не будет.

С чего начать завтра? Присмотреться к персоналу, подобрать хорошего мальчика, прикормить его и потом ловко расспросить? Убийство здесь наверняка дело не частое, тем более, совсем свежее убийство. Даже если мне удастся установить номер, в котором был убит Ромка, что я смогу в нем обнаружить? Полиция унесла и его тело, и все его вещи, и посторонние предметы, которые могли бы служить уликами. А других зацепок, кроме «Аджая», у нас не было. Короче, здесь придется рискнуть.

Лежащая рядом Маша громко вздохнула.

— Не можешь заснуть? Снотворного нет у тебя? Я-то не принимаю, — сказал я.

— Да нет, я не поэтому, — помолчав, вполголоса отозвалась моя напарница.

То есть я не потому вздыхаю, что не могу заснуть! Как я всегда делаю это в случае конфликта, я постарался взглянуть на ситуацию ее глазами. Ее посылают на операцию с человеком, которого она видит впервые в жизни. И что она знает о нем через сутки? Первое: это законченный алкоголик! На самом деле, нет — я вхожу в легкий штопор только после встреч с Кудиновым. Второе — бабник! Здесь она тоже не права. Ее выходка в самолете не только никак не была мною спровоцирована, но и до сих пор мне полностью непонятна. А с Деби мы просто болтали. Третье: плохой товарищ! Да, я игнорировал ее с того самого инцидента в самолете, но, согласитесь, это была ответная реакция. А поскольку времени нос к носу мы с Машей провели не так много, она пока не может оценить мои достоинства: обаяние моей уникальной личности, обычно располагающее ко мне множество незнакомых людей, мои незаурядные аналитические способности, мою безоглядную храбрость и решительность в критических ситуациях, мою смиренную покладистость перед лицом бытовых неурядиц, мою неизменную готовность пожертвовать собственной безопасностью, удобством, просто последним куском хлеба ради ближнего. Нет, мне на Машу обижаться не стоило.

— Не расстраивайся, — успокоил я свою напарницу. — Мы с тобой еще сработаемся! Я, на самом деле, совсем не злобный.

Маша в ответ только скрипнула пружинами. Похоже, успокоил я только себя.