6

Часов в семь утра нас разбудил громовой кашель за пределами вигвама. Обнаружилось, что во сне мы перевились и перепутались. Натома крепко обхватила мою шею и оплела ногой мое бедро, так что я словно в капкан попал; я же левой рукой обхватывал одну из ее медовых грудок, а правую руку угнездил за ее бедром, у самого входа во вчера взломанные парадные воротца. Потом мы разом на двух языках прокричали: «Кто там?» Отозвалось два голоса — Вождь на черокском и М'банту на двадцатке.

— Гинь, ты должен поприсутствовать на завершающей церемонии. И только тогда все гости смогут разойтись по домам. Позволь нам войти внутрь — со всем необходимым?

И они вошли, неся бадью с горячей водой, полотенца и мыло, а также свежее постельное белье. После того, как мы помылись и оделись, наши шафера вернулись, чтобы дать указания касательно предстоящей церемонии.

— Медленно идете по кругу по часовой стрелке, Натома слева от Гиня. Брат позади жениха. Распорядитель за невестой. Двигаетесь чинно, с достоинством на лицах. Никакого зубоскальства, никаких гримас и ужимок — невзирая на любые провокации. Думаю, в этом я могу положиться на тебя. Гинь.

— На сто процентов.

— Хотел бы я быть столь же уверен в поведении сестры. Она такая непредсказуемая.

Итак, мы начали круг почета — с напыщенным видом короля и королевы, посещающих завод по производству презервативов. Сперва мы шли действительно чинно и с державным достоинством. Но потом Натома не удержалась — очевидно, ее так и подмывало похвастаться. Она внезапно подняла обе руки и четыре раза ударила кулачком о кулачок. Смысл этого жеста был яснее ясного — и толпа восторженно взревела. Я услышал, как Секвойя сзади прошипел что-то вроде: «Задницу надеру!» — но, очевидно, это был черокский эквивалент данного выражения. Натома шествовала дальше, надменно вскинув свое овальное личико. Она мало-мало не лопалась от гордости. А гости реагировали самым оригинальным образом. Жены начали громко поносить своих мужей, честя их недолюбками, кроликами, обмылками и прочими нелестными словами, что мне показалось несправедливым в отношении мужей, чей медовый месяц закончился годы назад, — ведь многие метлы чисто мели, пока не оббились. А юные поклонники Натомы недвусмысленными жестами показали мне, что в любую ночь могли бы превзойти меня по очкам. Одна старуха подскочила и крепким членопожатием одобрительно приветствовала мою мужскую силу. Натома гневно отбросила ее руку. «Частная собственность. Посторонних просят держаться подальше».

Словом, хороводили нас еще пару часов, прежде чем гости получили должную дозу впечатлений и стали расходиться. Наступило время прощаний. М'банту усердно нашептывал мне правила племенной вежливости:

— Теперь это твой клан. Гинь. Как прямые, так а дальние родственники. Ты не вправе пренебрегать никем из них, в противном случае это может вызвать страшнейшую кровную вражду. Я буду твоим проводником в вопросах тотемической иерархии родства.

И пришлось мне со всеми церемониями прощаться с каждым, дабы неверным шагом не спровоцировать страшнейшую кровную вражду. Проводив последнего гостя, я зашел в вигвам и рухнул на ковер — совершенно обессиленный. Секвойя и М'банту смывали с себя церемониальную раскраску.

— Я не жалуюсь, — пробормотал я. — Я просто искренне радуюсь тому, что я круглый сирота.

— Э-э, нет, Гинь. Ты не сирота. У тебя есть твой клан — Команда. И все они должны познакомиться с твоей прелестной молодой женой.

— Прямо сейчас, М'банту?

— Увы, откладывать невозможно. Иначе обидишь. Мне их позвать?

— Нет, мы сами пойдем ко мне домой… то есть к Вождю домой.

Секвойя удивленно уставился на меня. Я кивнул — дескать, ты меня правильно понял.

— Ты подарил мне свой вигвам. Я дарю тебе свой дом. Только забери с собой этих чертовых волков.

— Но…

— И не смейте спорить, профессор Угадай. Это что-то вроде африканского обычая — когда двое закорешатся, они меняются именами в знак дружбы.

Вождь ошарашенно помотал головой. Он слегка дурел от моих этнографических изысков.

— Но Натома должна остаться дома, — твердо сказал мой шурин.

— Это почему же? — озадаченно спросил новоиспеченный супруг Натомы Курзон.

— Обычай. Ей теперь положено безвыходно оставаться в доме супруга.

— Она что — и в магазин за покупками не может выйти?

— Нет, даже в магазин не может.

Я на какое-то время задумался. До сих пор я добросовестно проехался задницей по всем твердым кочкам обычаев и традиций и ни разу даже не крякнул. Но не нора ли взбунтоваться? Однако я сделал то, что делают все малодушные супруги: я предоставил жене самостоятельно решить данный вопрос.

— Вождь, переведи, пожалуйста, мои слова. Но только предельно точно.

Повернувшись к Натоме, которая с заинтересованным видом слушала нашу перепалку, я произнес:

— Я люблю тебя всей моей душой, (Пауза, перевод.) Что бы я ни делал и куда бы я ни шел, мне всегда хочется иметь тебя рядом с собой. (Пауза, долгий перевод.) Не в традиции вашего народа, чтобы жена повсюду следовала за мужем, но ты, верю, нарушишь этот запрет ради нашей любви. (Перевод.) Ее лицо расцвело улыбкой — и мне открылось еще сто миров в ее глазах.

— Та, Хинь, — сказала моя милая.

Я чуть не удавил ее в своих объятиях.

— Это же двадцатка! — заорал я. — Ты слышал, она ответила мне на двадцатке!

— Ничего удивительного. В нашей семье быстро схватывают языки и вообще все новое, — презрительно проронил Вождь. — Вижу, ты решил попрать святые обычаи резервации Эри. Ладно, возьмем с собой эту эмансипированную скво в твой… то есть в мой дом. И застегни воротник сорочки. Гинь. У тебя вся шея в засосах.

Мои ближайшие друзья из Команды, за вычетом Греческого Синдиката, поджидали меня в моем бывшем доме. В последний раз Поулос Поулос прорезался до того, как я сообщил об обнаружении нашего блудного сына, — он находился в одном из городов-спутников — не то в Проктере, не то в Гэмбле. Никто понятия не имел, что наш оборотистый друг делает в могучей метрополии «Проктор энд Гэмбл», которая ныне владеет половиной штата Миссури. Сказать по совести, я только порадовался его отсутствию. Этот дамский угодник умеет обаять любую женщину, и мне нужно было время, чтобы превратить мою семью в истинно неприступную крепость.

— Дамы и господа, позвольте представить вам сестру Секвойи. Она говорит исключительно на черокском языке. Прошу любит и жаловать. Ее зовут Натома Курзон, и бедняжку угораздило стать моей женой.

Благоуханная Песня и Борджиа поочередно приласкали Натому. М'банту представил капитана Немо, который по такому случаю выбрался из бассейна и облил мою женушку с ног до головы. Фе-Пять успела отвесить Натоме пару затрещин, прежде чем я кинулся к ней. Однако Натома удержала меня, схватив за руку.

Борджиа ровным голосом сказала:

— Ребенок ревнует к мачехе. Позволь мне заняться ей. Придется хладнокровно пережидать эту бурю.

Фе-Пять-Ведьм-На-Помеле металась по дому как разъяренная фурия. Она разбивала все, что ей под руку попадалось — проекторы и видаки, топтала ногами кассеты, изорвала те немногие печатные книги из небольшой библиотечки, которую я собрал с таким трудом в наше безбумажное время. Она схватила топорик и продырявила плексиглас, выпустив всю воду из бассейна, залив несколько комнат и чуть не утопив Сабу, который по-прежнему обитал в подвале. Она разбила также и клавиатуру моего компьютера. Потом забежала наверх и изорвала в клочья мои простыни и пижамы. И все это она проделала в почти полном ужасающем молчании, которое нарушалось только яростным шипением. Кончилось тем, что она умчалась в свою комнату, где рухнула на постель, свернулась калачиком — в позу зародыша — закусив большой палец.

— Ага, это добрый знак, — сказала Борджиа.

— Что тут доброго?

— В самых тяжелых случаях они кончают мастурбацией. Так что нам удастся вытащить ее из этого состояния. Гинь, посади девчонку на кресло.

— Боюсь, она при этом откусит мне голову.

— Нет, у нее полное раздвоение личности. Сейчас она отключилась полностью, а до этого действовала «на автопилоте» — на одном подсознании.

Я перенес Фе на кресло.

— А теперь давайте устроим чаепитие, — приказала Борджиа. — Или что вы там пьете в это время дня. Садитесь и ведите оживленную непринужденную беседу. Гинь, принеси побольше десерта. Итак, интенсивно беседуйте. О чем угодно. Я хочу, чтобы она очнулась и увидела вас уютно и дружелюбно беседующими за столом.

Я наполнил самое большое блюдо сладостями, пирожными и бутербродами с икрой. Когда я под всеми парусами вплыл в комнату Фе, я застал там что-то вроде дипломатического приема времен Талейрана (настоящего, исторического). М'банту был погружен в беседу с Натомой, которая состояла в попытке обнаружить среди чертовой уймы известных ему языков и диалектов что-то близкое к языку чероки. Она интеллигентно смеялась и отвечала ему на уже усвоенных зачатках двадцатки. Принцесса и Вождь со всей светской любезностью спорили относительно того, как извлечь Сабу из подвала (лебедкой или же строить покатый настил). Капитан Немо и Борджиа живо обсуждали последний бзик нашего подводника — трансплантацию органов. В одиночестве и не у дел пребывал только Эдисон. Поэтому именно ему первому я и предложил блюдо с закусками и сладостями.

Эдисон отправил в рот пару бутербродов (не исключено, что после этого он целый год, будучи человеком рассеянным, не притронется к пище — что никак не сказывается на здоровье Молекулярного человека). Насытившись прежде, чем я обошел с подносом всех гостей, Эдисон весь засиял, словно клоун, готовый от души смешить публику.

— А теперь я расскажу вам забавную историю, — провозгласил он.

Мои друзья оказались на высоте. Ни один из них не выдал своего испуга. Продолжая есть, мы повернулись в сторону Эдисона и изобразили на своих лицах живейший интерес. В этот момент нас выручила Фе-Пяточка. Она очнулась, сладко потянулась, зевнула и сказала хрипловатым голоском:

— Ах, извините, я заснула ненароком. Прошу прощения.

Я протянул ей блюдо со всякой всячиной.

— У нас маленький праздник, — сказал я.

— Что празднуем? — спросила она, вставая, чтобы выбрать на подносе кусочек полакомее. Тут ее взгляд упал через дверь на мою спальню, где все было разгромлено. Она отпустила поднос и кинулась туда. Я хотел было последовать за ней, но Борджиа властным поворотом головы остановила меня. Дескать, продолжайте беседовать, как ни в чем не бывало. Пришлось нам все-таки скушать нудный анекдот Эдисона. Но краем уха я все же слышал, как Фе бродит по дому и удивленно ахает, замечая следы пронесшегося по нему урагана. Она вернулась к нам в комнату с таким видом, словно ее огрели по лбу бОенским молотом (в девятнадцатом веке скот убивали на бойнях — особым молотом: поясняю вместо компьютера, которому не скоро оправиться от знакомства с крутым нравом обезумевшей Фе).

— Послушайте! — обратилась к нам Фе. — Что здесь произошло?

Борджиа, как обычно, взяла инициативу в свои руки, опережая всех нас.

— А, тут один ребенок забежал и все переколошматил.

— Что за ребенок? Какой ребенок?

— Девочка лет трех.

— И зачем же вы ее пустили?

— Пришлось.

— Не понимаю. Почему?

— Потому что она вроде как родственница тебе.

— Родственница?

— Твоя сестра.

— Но у меня нет трехлетней сестры.

— Нет, есть. Внутри тебя.

Фе медленно опустилась на стул.

— Что-то до меня не доходит. Вы хотите сказать, что все это сотворила… я?

— Послушай, милая. Я видела, как ты за одну ночь стала совсем взрослой. Ты теперь уже не девочка, но какая-то часть твоего сознания сильно отстала от тебя нынешней. Вот это-то и есть твоя трехлетняя сестричка. Она всегда была с тобой, только прежде ты не давала ей воли. И в будущем тебе придется держать ее под контролем. Сегодня она вырвалась на волю, но не спеши считать себя каким-то уродом из-за этого. Все мы сталкиваемся с подобной проблемой. Одни осознают ее и научаются успешно справляться с ней, а другие — нет. Я уверена, что ты — справишься, потому что я… потому что все мы любим тебя и восхищаемся тобой…

— Но что произошло? Из-за чего все это?

— Капризная кроха внутри тебя вообразила, что отец бросил ее навсегда и обезумела от страха и злости.

— Ее отец? Вы имеете в виду моего папашу?

— Нет, Гиня.

— Разве она считает его своим отцом?

— Да, на протяжении последних трех лет она воспринимала его как отца. И вот он внезапно женится. Это-то и спровоцировало ураган эмоций. А теперь… Не хочешь ли ты познакомиться с его молодой женой? Не с твоей новой мамой — нет, с его молодой женой. Вот она — Натома Курзон.

Фе-О-Пять-Нормальная подошла к Натоме, окинула ее стремительным цепким взглядом — тем молниеносным взглядом, каким только женщина умеет смотреть, когда за полсекунды делает полную инвентаризацию другой женщины.

— Ба, да вы красавица! — выпалила она. Затем подбежала к Вождю, зарылась лицом у него на груди и расплакалась. — Она мне нравится, но я ее ненавижу, потому что не могу быть, как она.

— А может, это она мечтает быть как ты, — сказал Вождь.

— Никто не мечтает быть, как я.

— Ладно, Фе, мне надоели твои глупости. Ты моя гордость и радость, и у нас назначено свидание внутри стерилизатора.

— В центрифуге, — уточнила Фе между всхлипами.

— Ты замечательная девушка. Уникальная. И сейчас мне нужна твоя помощь в еще большей степени, чем раньше. Ты мне дорога точно так же, как Гиню — его жена. Ну, а теперь скажи мне, чего ты хочешь больше всего в жизни?

— Быть… быть дорогой тебе.

— Получается, что твое желание уже осуществилось. Зачем же тогда кукситься и психовать?

— Но мне хочется и многого другого…

— Душа моя, всем нам хочется многого другого! Вот только «другое» не зарабатывается иначе как потом и кровью.

Тут внезапно прямо у стола возникла голая манекенщица. Она стояла на четвереньках, а пока сзади на нее забиралась овчарка, эта сука вида хомо сапиенс говорила:

— Самая качественная органическая пища для вашего любимого пса — конечно же, «Киста», новая энергетически насыщенная пища с запахом мяса, которая ломает сексуальный барьер между видами…

— А я полагала, что твой дом изолирован от рекламной похабщины, — с досадой проговорила Борджиа.

С первого этажа донесся голос Греческого Синдиката:

— Это моя вина. Я не сумел закрыть дверь. Она у вас сломана.

Эдисон пристыженно потупился и пулей вылетел вон — как раз тогда, когда в комнату вплыл Синдикат — чистенький, отутюженный и уверенный в себе. Он одарил всех нас чарующей улыбкой — по очереди, но осекся, когда увидел Натому. Тут он нацепил свое элегантное пенсне, мгновение-другое рассматривал мою женушку, после чего произнес:

— Ого!

Я начал было объяснять, но он прервал меня.

— Бога ради. Гинь. У меня соображалка еще на месте. На каком языке изволит разговаривать мадам — на испангле, на европском, на африканском или на двадцатке? Какой ее родной язык?

— Она говорит исключительно на языке индейцев чероки.

— Нимного пытать говорить вадцатка, — сказала Натома с милой улыбкой.

— Восхитительно! — воскликнул Синдикат, подходя к Натоме и целуя ей руку в тысячу раз галантнее меня. Затем произнес на европейском: — Вы сестра профессора Угадая — тут нельзя обмануться: вы так похожи. И вы только что вышли замуж — судя по счастливому румянцу на ваших прелестно-юных щеках и повадкам молоденькой кошки, которая совсем недавно

— и впервые в жизни — съела канарейку. А в этой комнате есть только один мужчина, достойный вашей любви, а именно — Эдуард Курзон. Стало быть, вы — молодая жена Курзона, миссис Курзон, с чем вас и поздравляю.

(Поди потягайся с мужчиной такого класса!)

— Та, — сказала Натома, возвращая Греку улыбку. Она подошла ко мне и с гордостью продела свою ручку мне под локоть.

Грек задумался. Потом сказал на двадцатке:

— У меня есть небольшая плантация в Бразилии. Тысяча гектаров на берегу реки Сан-Франсиску. Пусть это будет моим свадебным подарком.

Я запротестовал, но он снова перебил меня не терпящим возражений голосом:

— Я попрошу Дизраэли составить дарственную. — После этого обратился к Гайавате: — Счастлив сообщить вам, что я, возможно, нашел ответ на загадку происшедшего с вашими крионавтами. Надеюсь сообщить вам кое-что новенькое.

Вождь и Фе так и затряслись и стали осыпать Поулоса вопросами.

— Компания «Юнайтед Консервайтед» — лидер в производстве металлической тары — проводила испытания нового типа контейнеров на дне выработанной двадцатикилометровой шахты в Аппалачах. Цель: выяснить срок годности контейнеров из новейшего сплава в условиях нейтральной окружающей среды. В эксперимент были включены животные, помещенные в стерильные низкотемпературные камеры — то есть замороженные. Когда шесть месяцев спустя контейнеры были подняты на поверхность, исследователи обнаружили, что животные исчезли. Бесследно. Только на стенках каждой камеры осталось пятнышко слизи.

— Господи!

— У меня есть подробный отчет об эксперименте. Вот, — сказал Грек, вынимая из кармана кассету и протягивая ее Секвойе. — А теперь вопрос на сообразительность: много ли космической радиации проникает в шахту на двадцатикилометровую глубину?

— На этой глубине должен быть тот уровень радиации, при котором развивалось все живое — на протяжении миллиардов лет.

— Нет, я толкую о космическом излучении, профессор Угадай.

— Ну, тут сотня вероятностей.

— Я не обещал точных данных.

— Ученые «Юнайтед Консервайтед» догадались, что к чему?

— Нет.

— Они исследовали состав слизи?

— Нет. Они подали предварительную заявку в патентное бюро — так называемое ходатайство о невыдаче патента другому лицу. В этой заявке они описали феномен и шаги, которые они намерены предпринять для его изучения.

— Придурки! — пробормотал Вождь.

— Совершенно согласен. Но что вы хотите от оболтусов из фирмы средней руки? Я приглашаю вас, профессор Угадай, работать на меня и на нашу замечательную «Фарбен Индустри» — вот где размах, вот где перспективы и мощная финансовая поддержка!

— Погоди, — перебил я, — что за хреновина такая — ходатайство о невыдаче?

Синдикат снисходительно улыбнулся.

— Ах, Гинь, не бывать тебе обеспеченным человеком — ты навсегда останешься жалким миллионером! Пора бы тебе знать, что ходатайство о невыдаче патента другому лицу это способ застолбить право на открытие за собой еще на самом раннем этапе исследования. Предварительным ходатайством вы сообщаете миру, что сделаете заявку на патент, как только будет получен конкретный результат.

— О, мы не позволим этим типам обойти себя! — воскликнула Фе. — Не позволим!

— Они нас не обойдут, красавица.

— Но как вы их остановите?

— Уже остановил. Я ее купил.

— Черт возьми, — сказал я, — каким образом можно выкупить предварительную заявку, то есть голое намерение исследовать?!

— Намерения купить нельзя, — сказал Синдикат. — Поэтому я купил «Юнайтед Консервайтед». Для того я и летал в Проктор-Гэмбл — чтобы провести переговоры о покупке. Это мой подарок исследовательской группе нашей Команды. Я рад, что группу возглавляет новоприобретенный член нашей Команды — именитый профессор Секвойя Угадай.

Фе кинулась обнимать Поулоса с таким энтузиазмом, что раздался хруст,

— наша Фе-дьмочка сломала Греку его сверхэлегантное пенсне. Поулос расхохотался, громко чмокнул наглую девчонку и развернул в сторону Вождя.

— И что теперь? — защебетала она. — Вождь, что будем делать теперь? Только быстро, быстро, быстро!

Секвойя заговорил в растяжку, рассеянным тоном, что нас удивило — он был так скор, когда речь заходила о научных материях.

— Существуют волны и частицы. С одного края спектра электромагнитных волн — фоновые радиоизлучения, принимаемые кое-кем из моих коллег за эхо Большого Взрыва, с которого началась Вселенная. Есть слабопроникающие рентгеновские лучи и жесткие. Разумеется, еще космические излучения. Нейтрино — у них нет заряда и никакие другие частицы не способны их захватывать. Нейтрино могли бы беспрепятственно пройти через слой свинца толщиной в несколько световых лет. Есть еще частицы, испускаемые гаснущими звездами, когда те превращаются в гравитационные дыры, — это явление позволяет нам выдвинуть захватывающее предположение: быть может, это результат бомбардировки античастицами из Антивселенной. Что?

— Мы не проронили ни слова.

— Значит, послышалось… Помещение в орбитальный космический корабль увеличивает шансы встречи с этими частицами на пятьдесят процентов.

— Именно это и произошло с крионавтами. Вождь?

— Возможно.

— С какого же конца мы начнем исследование?

Он не отвечал. Рассеянно таращился в пространство перед собой — казалось, высматривает пролетающие мимо частицы.

— Вождь, чем мы займемся для начала? — не отставала Фе.

Опять никакого ответа.

Я прошептал Борджиа:

— Он, часом, не впал в прежнюю кататонию?

Она только пожала плечами.

Но тут Ункас наконец заговорил — так медленно, как будто прислушивался к невидимому суфлеру.

— Вопрос в том, где… где разумнее проводить эксперимент… в криокапсуле на Земле… или же послать на орбиту… дабы ускорить процесс.

— Если решите проводить опыты на Земле, — поспешно вставил Синдикат,

— то у меня в Таиланде есть шахта тридцатикилометровой глубины. Она к вашим услугам.

— Но, возможно, все же лучше послать капсулу на орбиту — или поместить в новейший двадцатимильный циклотрон.

— Захочет ли Объединенный Фонд финансировать твои исследования? — спросил я.

— Послушайте, профессор Угадай, я настоятельно приглашаю вас работать на средства «Фарбен Индустри». И пожалуйста, не надо возражать, мисс Фе! Мы поселим вас на самой роскошной вилле, где вы будете жить и работать, нисколько не волнуясь относительно возможных конкурентов.

На этом этапе разговора Вождь опять углубился в себя, ведя неслышный разговор с невидимым собеседником. А нам оставалось только ждать. Пока мы с глупым видом переминались с ноги на ногу, в комнату впорхнул счастливый Эдисон. По его довольной физиономии мы догадались, что он наконец починил дверную электронику, но жестами приказали ему оставить эту информацию при себе. Итак, мы ждали в почтительном молчании, которое затягивалось, затягивалось, затягивалось…

— А вот этого я еще не слышал, — изрек Вождь.

— И мы не слышали, — подхватил я.

Внезапно внизу застрекотал принтер. Все мы подскочили от неожиданности. Я совершенно обалдел от такого сюрприза.

— Но это же исключено! — воскликнул я. — Эта фиговина повинуется только клавиатуре — а Фе разбила ее на мелкие кусочки!

— Любопытно, — сказал Секвойя с прежней живостью в голосе. Похоже, он опять резко вернулся к своему обычному состоянию. (Наш черокский гений неистощим в искусстве удивлять окружающих.) — Давайте-ка взглянем, что там происходит. Возможно, компьютер таким образом запоздало реагирует на истребление клавиатуры? У машин временами случаются неожиданные всплески эмоций.

Мы всей компанией ссыпались на первый этаж. Натома приникла к моему уху и спросила шепотом:

— Хинь, что есть клавидура?

Не пускаясь в объяснения, я только чмокнул женушку в благодарность за ее любопытство.

К тому моменту, когда мы оказались внизу, принтер уже отстрелялся и устало свесил длинный белый язык распечатки.

Оторвав широкую ленту с распечаткой, я пробежался глазами по тексту.

— Ты прав. Секвойя. Запоздалая истерика. Единички и нолики. Бессмысленный лепет на двоичном коде.

Я протянул ему распечатку. Он мельком взглянул. Потом взглянул внимательнее. Потом так углубился в изучение единичек и ноликов, что я испугался нового ступора.

— Это данные мониторинга, — произнес Вождь с огорошенным видом.

— Чего-чего?

— Это мониторинг происходящего в опускаемом аппарате с криокапсулами.

— Бред.

— Факт.

— Не верю.

— Придется поверить, тупая голова!

— Но это просто невозможно. Откуда такая информация в компьютере, который занимается исключительно моими личными воспоминаниями?

— Значит, он занимается не только этим.

— Но каким образом… Ладно, провались оно все пропадом. Собирайся, Натома, мы сваливаем в Бразилию

— Успокойся, братишка. Давай разберемся с фактами. Первые цифры — 10001, код исследования по криометодике. Далее сведения о температуре — 11011. Номинальная. Влажность — 10110. Номинальная. Давление — номинальное. Содержание кислорода — номинальное. Наличие углекислого газа и другие газов — ниже предельно допустимого уровня. Гравитация повышенная

— но это, очевидно, вследствие того, что система не сообразила, что аппарат уже спущен с орбиты. Высота над поверхностью Земли — полтора метра, что и понятно. Аппарат прочно сидит задницей на полулаборатории.

— Я желаю вернуться домой с моей законной супругой.

— Итти с ты. Хинь.

— До такой степени озадачен, братишка?

— Не то слово. У меня ум за разум заходит, братишка.

— Только учти, что сюрпризы на этом не заканчиваются. Ты, по небрежности, не досмотрел распечатку до конца. Последняя строка на двадцатке. Прочти.

Я прочитал: «Вес крионавтов увеличивается на один грамм в минуту».

Пустив распечатку по кругу, я тупо поводил головой во все стороны.

— Я в полной растерянности.

— А мы, по-твоему, в полной найденности?

Тут М'банту вежливо обратился к Секвойе:

— Профессор Угадай, можно задать вам несколько вопросов?

— Разумеется, М'банту.

— Каким образом эти данные оказались в гиневском компьютере?

— Понятия не имею.

— И с какой стати компьютер сам собой распечатал эту информацию?

— Понятия не имею.

— Аппарат постоянно докладывает о состоянии крионавтов?

— Да.

— И в каком виде?

— Двоичным кодом.

— Но последняя строка — на двадцатке!

— Вот именно.

— Профессор Угадай, у вас есть объяснение данной аномалии?

— Ни малейшего, любезный М'банту. Я так же ошеломлен, как и вы все. Однако мой ум приятно возбужден наличием колоссальной загадки. Сколько любопытных вопросов возникает, какие горизонты для исследования! Разумеется, прежде всего — повышение веса на один грамм в минуту. Соответствует ли это сообщение действительности? Откуда взялась эта информация? Кто передал ее гиневскому компьютеру? Все это надо выяснить. Если факт подтвердится — независимо от его источника, мы имеем дело с ростом, возмужанием крионавтов. Но в кого они превращаются? Мониторинг процесса должен вестись ежечасно. Второе…

— До второго должно быть первое — финансирование со стороны Объедфонда.

— Хинь правота как вседа.

— Меня зовут Г-и-н-ь.

— Моя сестра будет звать тебя, как захочет!.. Итак, не обойтись без могущественного Поулоса Поулоса. А Фе необходима мне для мониторинга происходящего в капсуле. Капитан Немо, будьте добры увезти Лауру в свою подводную лабораторию. Принцесса, поднимите слона с помощью лебедки.

— Нет, я сделаю наклонный помост, — твердо возразила Благоуханная Песня.

— Эдисон, возвращайся в свой институт и попытайся выяснить для меня практическое соотношение двух величин: скорости преобразований в криокапсулах глубоко под землей и скорости тех же преобразований на околоземной орбите.

— Но почему же крионавты остановились на этапе зародышей, а не превратились в комок слизи? Только из-за фактора времени?

— Это проблема для биологов.

— А разве ты не один из них?

— Господи, в нашу эпоху приходится быть разом и физиком, и физиологом, и психологом, и черт-знает-чтологом. Наука в наше время не разделена на епархии — все смешано. Однако временами требуются консультации узких специалистов. Возможно, понадобится помощь Тихо Браге. М'банту, было бы весьма любезно с твой стороны пока что сопровождать мою бескрайне эмансипированную сестру — всегда и повсюду, по эту сторону добра и зла. Лукреция Борджиа, сердечно благодарю вас — и au revoir. Можете вернуться к своим больным.

Я поймал взгляд Борджиа и незаметно мотнул головой. Мне не хотелось, чтобы она уехала, пока у Вождя случаются эти припадки нездоровой задумчивости. Да и вообще в его поведении много странного.

— Дела вынуждают меня остаться здесь еще на некоторое время, — сказала Борджиа.

— Что ж, мы будем только рады этому. Прекрасно. А теперь, друзья — в Лабораторию. Все согласны? Команда, вперед!

Итак, он взял руководство в свои руки. Хотел бы я знать, кто взял в свои руки руководство над ним.