"Фата-Моргана 3" - читать интересную книгу автора (Сборник)Раймон Квено На краю лесаНа краю леса спутники разделились. Один из них повернул направо, а другой налево, к деревне. Деревья стали реже, по обе стороны дороги потянулись поля, дома приближались. Странник вошел в деревню уже в сумерках. На постоялом дворе зажгли лампы, когда он переступил порог таверны. Пошел дождь; он сел на скамью, поставив рюкзак на пол. Один из официантов подошел и спросил, что ему подать. Странник подумал о своем спутнике, который теперь, наверное, потерянно бредет под дождем. Он заказал вермут и комнату на ночь. Комнату даст хозяин, ответил официант. Хозяин скоро будет, вы должны подождать его; не беспокойтесь, комната у вас будет. Хозяин пришел через полчаса. Слуга сидел в отдалении и читал тоненький роман. Странник подумал: где теперь его спутник? Наверное, он промок до нитки. Или укрылся в какой-нибудь хижине, подвале, садовом домике, сарае? Или, может быть, он шел под дождем, оставаясь совершенно сухим? Хозяин сказал: – Вам нужна комнате, месье? – Да, на ночь. – Нет ничего проще, туристы в это время редки. Вы можете занять лучшую комнату. – Конечно, но… цена? – Двадцать франков за комнату, и, как я уже сказал, вы можете занять лучшую, за которую я летом беру пятьдесят франков. Возьмите ту, которая вам больше всего понравится. Гость, месье; всегда прав. Да, клянусь, – сказал хозяин, -я всегда уважаю гостей. – Вы удивили меня, – произнес странник, – потому что это нехарактерно для вашей профессии. – Месье, месье, не критикуйте нашу профессию. Хотя я хорошо знаю, что являюсь исключением, но, несмотря на это, существует солидарность, месье. – Я не хотел раздражать вас. – Вы не раздражили меня, поэтому я еще раз говорю вам, что гость для меня, как бы это лучше выразиться… священен. – Святое небо! – сказал странник. И посмотрел на хозяина. Румяный, гладко выбритый толстяк внушительного роста. Он уперся руками в бедра и уставился на стену; казалось, он полностью заполнил собой все помещение. Потом он сказал: – Скажем, я не такой, как другие. – И улыбнулся. – Я хотел бы, -ответил странник, – снять лучшую комнату за двадцать франков, чтобы доставить вам удовольствие. – Вы еще никогда здесь не были? – спросил хозяин. – Нет. До вчерашнего дня я даже не знал о существовании СантСерте-сюр-Креш. Я иду из Кугоржа в Гугугнак. – В это время года? – У меня в это время года отпуск. В Гугугнаке хорошая кухня, не так ли? – Говорят, месье. Теперь я оставлю вас. Занимайте комнату номер один. Гортензия, приготовьте первый для господина, – потом пробормотал: – Странно, он уже снова исчез. Странник проследил взглядом, как вышел хозяин. Гортензия тут же отправилась выполнять приказание, и он надолго остался один. Одна из дверей, ведущих в таверну, медленно приоткрылась, но не видно было, чтоб кто-то вошел. Посетитель перегнулся через стол и тут увидел собаку, только что вошедшую в помещение. Пес неопределенной породы, похожий на фокстерьера, с коричневой шерстью, обнюхал ножки двух или трех столов и стульев, сделал один-два поворота, потом бочком, осторожно, приблизился к страннику. Тот присвистнул, чтобы привлечь внимание животного, которое уверенно, по-хозяйски запрыгнуло на стул перед странником и уселось на нем. Оба они смотрели друг на друга. – Может быть, хочешь кусочек сахара, моя собачка, а? – спросил странник. – Я не ВАША собака, – возразило животное. – Я сама по себе. Я вообще не из этого дома; если его владелец так считает, он глубоко ошибается. Что же касается сахара, то я совсем не прочь получить кусочек. Там, наверху, на комоде, стоит полная сахарница; если вам не жалко и не трудно, вы можете оказать мне такую любезность. Странник на мгновение неподвижно застыл, но лицо его не выразило ни удивления, ни страха. Немного позже он встал, чтобы взять кусочек сахара и дать его собаке, которая с чавканьем раскусила его. Жадно облизав лапу, собака сказала: – Я – Дино. Зовут меня Дино. – Очень приятно, – ответил странник. – А я – Амадей Гюбернатис, младший депутат Французского собрания. – Совершенно верно, – ответил пес. – Вы итальянского происхождения? – Как и большинство французов, – произнес депутат. – Пожалуйста, не сердитесь, месье Амадей. Я ни в коем случае не расист, хотя по отцовской линии происхожу от первоклассного производителя, – он улыбнулся и очень серьезно добавил. – Вы, конечно, здесь скучаете? – Я? Нет, ничуть, – ответил Амадей. – Я никогда не скучаю. – Только животные никогда не скучают, – возразил пес, – или индивидуумы, которые живут естественной жизнью. Но отсутствие скуки у депутата меня удивляет. – У меня в голове все время какие-нибудь планы, – сказал Амадей, – какие-нибудь конструкции, проекты, законы, декреты. – Но перерабатывать тоже не годится, – возразила собака, покачав головой. – Что значит перерабатывать? Вообще-то я с тринадцати лет работаю от двух до восемнадцати часов в день. – У меня мурашки идут по коже, когда я это слышу, – ответила собака. – Нельзя ли попросить вас дать мне еще кусочек сахара? – Охотно, – сказал Амадей. После того как сахар был съеден, беседа продолжилась. – Зачем так много работать? – спросила собака. – Я специалист. Специалист по вопросам власти и капитала. Я не только доктор права и имею диплом Юриста, я также магистр изящных искусств. Я еще никогда здесь не был, и в этом моя сила… моя сила. – Вы очень честолюбивы, – сказала собака, облизывая лапу. – Честолюбив… честолюбив… Трудно сказать… Честолюбив. – Может быть, вы думаете о своем народе? О своих избирателях? – Совершенно верно. Только ради них я стал специалистом. В конце концов не каждый может так научиться, как я. Только ради них я сосредоточил в своих руках такую власть: при помощи этого оружия я сражаюсь за них. – Гррмф! – рыкнула собака. – Гррмф! – Ну, хорошо, пожалуй, я честолюбец, – согласился Амадей. – Но в данный момент я в отпуске. – Один? – Пока что. Я только что потерял спутника. Я странствую пешком по стране. Это очень познавательно. А какие потом будут воспоминания! Пес зевнул и спрыгнул со стула. Он сделал два или три круга, обнюхал две-три вещи, затем толкнул другую дверь и выбежал наружу, не сказав "до свидания". Почти сразу же после этого через другую дверь вошел официант и спросил Гюбернатиса, не хочет ли он поужинать. Он хотел. Вот еще! Его и обслуживали как случайного посетителя. Слава Богу, Гюбернатис не был изысканным гурманом. Девушка накрыла скатертью стол перед ним, поставила столовый прибор и чуть позже вернулась с миской супа. Ужин состоял из супа, омлета, салата и фруктов. Все подавали очень быстро и так же быстро убирали. Кельнерша попыталась флиртовать с гостем, но тот не проявил к ней никакого интереса, по крайней мере не показал его. Вскоре после того, как странник очистил яблоко, в таверну вошел одноглазый старик в бархатных штанах. – Гортензия, горячий пикон, – потребовал он. Он глянул на странника своим единственным глазом. – Ну, как дела, месье Бланди? – спросила кельнерша. – Как всегда, ни шатко ни валко, старый увалень? Странник понял, что вновь пришедший был глух. Кельнерша поставила на стойку пикон, а возле него – горячую воду и остановилась, вперив руки в бедра. – Совсем не так плохо, Гортензия, – продолжил одноглазый старик. – Конечно, я как всегда мучаюсь ревматизмом. Но ха! Это еще ни о чем не говорит. Это ни о чем не говорит. Сегодня дождь, гм, гм! Черви выползают наружу. Он снова посмотрел на странника. – Погода не подходящая для прогулок, – сказал он. – Нет ничего приятного в такой погоде, не правда ли? Хотя этот вопрос был направлен прямо ему, странник ничего не ответил. – Грибы протухнут, – продолжил одноглазый, – и виноград уже не будет так хорош. Совсем не хорош. Шампиньоны протухнут, виноград обвалится, вот так. – Ну и старый увалень, – улыбнувшись, сказала Гортензия. Она подтянула резинку, которая резала ей бедро. Она по-прежнему стояла на месте. Странник доел свое яблоко. – Кофе? – Нет, спасибо. – Тут невозможно спать, – сказал старик. – Займись лучше своими делами, старый оборванец, – сказала Гортензия и, повернувшись к страннику, произнесла: – Это мой дядя. Он себе на уме, – Она так думает, – ответил одноглазый, который оказался совсем не глух. – Она так считает. Если бы у меня не было ревматизма, я был бы бодр, как юноша. Как настоящий юноша. – Он что-то замышляет, – сказала Гортензия. – Несмотря на свой почтенный возраст, он все еще способен на шальные проделки. Кое-кто считает его колдуном. Он вправляет вывихи и гадает на огне. Он знает названия всех трав и знает, для чего их можно использовать. Раньше поговаривали, что он может беседовать с умершими. – Россказни, – буркнул одноглазый. – У него дома есть говорящая голова, которая рассказывает ему обо всем, что происходит в мире, – продолжила Гортензия, вытирая стол. Когда она это делала, ее мощная грудь уперлась в плечо мужчины, а ее колено коснулось его руки. – Но ее никто не видел, только я однажды, когда была маленькой и испытывала перед этим языческий страх; были люди, которые утверждали, что это было радио, а не голова, но я заверяю вас, что когда я была маленькой, не было еще никакого радио – а я еще не старая, месье, мне двадцать лет; мне также говорили, что все это мне приснилось. Но я видела эту голову, да! – Случайно, – сказал одноглазый. – У него есть еще два ворона, которые шпионят за мной, они летают повсюду, садятся на подоконники, осматривают все вокруг, а потом рассказывают ему обо всем, что видели и слышали. Некоторые из местных молодых людей пытались их убить, но им это не удалось; напротив, юношей находили либо ранеными, либо вообще мертвыми. – Совершенно верно, – произнес одноглазый. Гортензия двинулась с места. – Он единственный оставшийся в живых из всей моей семьи. Странник раскурил трубку. – Вы странствуете пешком? – спросил его старик. – Это гораздо более познавательно, чем на поезде или на автомобиле. Есть вещи, которых на большой скорости просто не заметишь. – Да, это так. – Вы будете ночевать здесь? – Да. – Тогда утром зайдите ко мне, и я покажу вам много интересных вещей. Вы же ученый и имеете дело как с числами, так и со статистикой. – Откуда вы это знаете? – Гортензия ведь сказала вам, что один из моих воронов видел, как вы пришли, а вы вполголоса про себя бормотали цифры. Странник улыбнулся. – Итак, утром зайдите ко мне, – еще раз сказал старик и встал. – Пикон я оставляю господину, – добавил он. – Старый мошенник, – пробормотала Гортензия. – Он совершенно выжил из ума, совершенно. Но то, что я видела говорящую голову, когда была маленькой, правда. Наступила тишина. – Я отведу вас в вашу комнату, – сказала Гортензия. Странник уже хотел было встать, чтобы последовать за ней, когда появился хозяин. – Хорошо поужинали, месье Гюбернатис? А ты отправишься в постель, когда покончишь с посудой, – это Гортензии. – Так хорошо поужинали, месье Гюбернатис? В это время года ввиду незначительного, весьма незначительного количества посетителей возникают затруднения с поварами; трудность также в том, что сам я готовить не умею и без повара не могу приготовить ничего, кроме омлета. Так что у меня нет ни припасов, ни поваров. Короче, вы хорошо поужинали, месье Гюбернатис? – Вполне достаточно. Я непривередлив в еде. – Да-да, за этими словами скрывается упрек. – Ни в коем случае. Я поужинал весьма неплохо. – Удался ли этот небольшой омлет? – Он великолепен. – Гм. Хозяин осмотрел странника сверху донизу. – Если верить вашему удостоверению, вы мистер Гюбернатис? – Да, это я. Вы в этом сомневаетесь? – Ни в коем случае, ни в коем случае. Вы депутат? – Да. – Мой дом ждал вашего посещения, месье депутат. И… но… есть еще кое-что. Вы здесь никогда не были? – Никогда. – Вы в этом уверены? – Конечно. Абсолютно уверен. – Вы здесь никогда не были? – Я же говорил вам, никогда. – Даже во сне? Гюбернатис задумался. – Даже во сне, – ответил он. Затем заметил: – Странный допрос. Толстощекий хозяин, озабоченно задававший вопросы, снова с огорчением посмотрел на него. – Пожалуйста, извините, господин депутат, извините. Я склонен к некоторым преувеличениям. Это долгая история, которую я должен вам рассказать, долгая история. Он устремил умоляющий взгляд на гостя, словно надеялся, что тот попросит его рассказать эту историю. Но тот, должно быть, устал от множества рассказанных в этот вечер автобиографических историй и скромно ответил: – Каждому хочется рассказать свою историю. Этот ответ, казалось, смутил хозяина; но его уже охватило лихорадочное возбуждение. – Раз… – сказал он, -…решите, господин депутат, разрешите рассказать историю, ни в коем случае не похожую на другие. Ни в коем случае. Во-первых, моя история отнюдь не чрезвычайна. А вовторых, она все же необычна. В это мгновение дверь тихо и медленно приоткрылась, и Гюбернатис увидел собаку. Она несколько секунд покружилась, потом легко и решительно прыгнула на стул между хозяином таверны и странником и уселась там. – Эта собака принадлежит вам? – спросил Амадей. Хозяин посмотрел в направлении собаки, словно хотел удостовериться в ее присутствии. – Да. Это Дино. – Конечно, у него тоже есть история, – сказал Гюбернатис. Он посмотрел на собаку, но та сделала вид, что ничего не слышала, закрыла глаза и зевнула; потом снова равнодушно посмотрела в сторону. – Он храбрый маленький песик, – растерянно сказал хозяин. – Моя история, господин депутат… – Вы расскажете ее потом. – Она проста, она коротка, она ясна. Послушайте, господин депутат, меня зовут Рафаэль Деснуэттес. Мой отец был служащим отеля, мой дед был поваром, мой прадед даже написал книгу о приготовлении пищи. Итак, вы видите, какой аристократией нашего дела мы являемся. Я не буду говорить об этом, чтобы пощадить ваши чувства, господин депутат, я же знаю, что вы радикал-социалист. Хорошо, итак, я скажу вам, что профессия наша наследственная, мы занимаемся ею и ею живем. Я хотел стать моряком, господин депутат. Я действительно стал юнгой. Но когда мой отец умер, я почувствовал, что должен вернуться к фамильному делу, и сделал это в основном для того, чтобы скрасить дни своей старой матери и утешить ее – она была горничной и уважала наши семейные традиции. Итак, сам я вернулся сюда примерно десять лет назад. Моя мать умерла два года спустя. Я остался сиротой. А теперь я перейду к своей собственной истории. Через пять лет после того, как я осел здесь – я обращаю ваше внимание на то, господин депутат, что это произошло пять лет назад, – однажды, как вы сегодня, сюда зашел странник, который, как и вы, путешествовал пешком. Это был довольно крупный мужчина, вероятно, даже атлет, с очень красивым лицом, господин депутат, а глаза – глаза его ослепительно сияли. Он зашел на часок, чтобы выпить кружку пива. Я не могу вспомнить, что он мне рассказал, когда я присел рядом с ним, чтобы поговорить. Я ничего из этого не помню, – пожаловался он. – Затем минут через десять он ушел, и тогда я понял, что меня посетила… обезьяна. – Обезьяна? – переспросил Гюбернатис. Собака закрыла глаза и слегка склонила голову в сторону. – Я знаю, что раню ваши чувства, господин депутат, – сказал Деснуэттес. – Нет, нет, – пробормотал Гюбернатис. – Да, да, я знаю это. Обезьяна! И все же это была обезьяна, которая почтила меня своим визитом. С этого дня я все жду ее возвращения, и каждый гость для меня желанен и почитаем! Вы сами, господин депутат, вы совершенно особенный, вы совсем не такой, как тот, кто должен вернуться сюда. – Вы уверены, что он вернется? Хозяин самодовольно усмехнулся. – Конечно, господин депутат, конечно. Собака снова открыла глаза. – С одной стороны, – сказал Гюбернатис, – вы, кажется, все еще хорошо помните, как он выглядит, а с другой стороны, одержимы желанием снова найти его. Я хочу сказать: мне, к примеру, кажется, что я ничуть не похож на обезьяну, и все же вы задаете мне вопросы, словно я могу оказаться этой обезьяной. – В самом деле. Но в этом нет никакого противоречия, господин депутат. Я только думаю, что его внешность могла измениться, что он принял другой облик. – Как же вы тогда снова его узнаете? – По кое-каким приметам. – Но вы помните хоть что-нибудь из того, что он вам рассказал? – Ничего. Я часто задумывался над этим. Но ничего. Ничего. Потом: – Как вы смотрите на стаканчик старого кальвадоса? У меня в подвале есть отличное вино. Я сейчас принесу его. Он вышел из таверны. Как только он оказался по ту сторону двери, пес сказал: – Что вы думаете о его истории? – Не слишком много. Я не привык к таким разговорам. Я живу в мире чисел и точных понятий. – Да, он мечтатель, этот хозяин, не так ли? – Он мечтатель, я честолюбец, вы быстро усвоили этикет людей, месье Дино. А вы, кто вы? – Собака. Но тут появился хозяин, и Дино больше ничего не говорил. Кальвадос был первоклассным, и Гюбернатис сделал хозяину обычные комплименты. Хозяин таверны принял их как без малейшей гордости, так и без малейшей скромности. Он был так же молчалив, как и пес. Его желание рассказать историю, казалось, совершенно исчезло. На безлюдной улице послышались шаги, они приблизились, и дверь начала открываться. Дино спрыгнул, со стула и залаял. В щели притвора появилась голова одноглазого старика. – Вы должны утром посетить меня, господин странник, – сказала голова. – Вы можете на меня рассчитывать. – Доброй ночи. Голова исчезла, и дверь снова закрылась. Дино опять запрыгнул на стул. – Вы с ним уже познакомились? – спросил Деснуэттес. – Он недавно был здесь. Но… кто он, собственно, такой? – Разве я это знаю? Кто это вообще знает? Старый, выживший из ума старик – и все. Собака искоса посмотрела на странника и улыбнулась. Потом она спрыгнула со стула, уверенно направилась в сторону двери, толкнула ее и тоже исчезла. Они услышали шаги у себя над головами. – Это девушка приготовила вам комнату, – сказал хозяин. – Мне рассказали странную историю об этом одноглазом. – И кто же? – Ваша девушка. Хозяин пожал плечами. – Ха! В этой глуши все так суеверны! Пустая болтовня, иногда глупая. Некоторые заходят настолько далеко, что даже утверждают, что моя собака говорит. Гюбернатис рассмеялся. – На самом деле, хорошая шутка! – И что она может делаться невидимой. – Раньше ее сожгли бы, и вас вместе с ней. – Меня? Меня?! Но, господин депутат, я честный гражданин. Что я сделал такого глупого? – Этого одноглазого старика тоже сожгли бы. – Сумасшедшего? Он же сумасшедший! – Ну, сегодня-то сумасшедших больше не сжигают на кострах. – Нет. Хозяин замолк, и снова воцарилась тишина. Над их головами тоже было тихо, и стаканы были пусты. – Я пойду лягу, – сказал Гюбернатис и встал. – Большое спасибо за великолепный кальвадос. Он взял свой рюкзак. – Вы найдете свою комнату? – не вставая, спросил Деснуэттес. – Она находится напротив лестницы. Это номер первый. – Доброй ночи, месье Деснуэттес. – Доброй ночи, господин депутат. – Но он так и не встал. Гюбернатис открыл дверь. Лестничная клетка была освещена. У подножия лестницы он увидел Дино, который лежал на дерюжке и спал. Амадей медленно поднялся по лестнице, деревянные ступеньки заскрипели, но пес не проснулся. Он вошел в комнату; в кровати, конечно же, лежала Гортензия. На следующее утро, с первыми лучами солнца, Амадей проснулся свежим и отдохнувшим. Он сделал несколько ежедневных гимнастических упражнений, сполоснулся и привел себя в порядок. Потом спустился вниз. Его рюкзак уже находился в обеденном зале. – Что желает господин? – спросила Гортензия, стоящая у кухонной двери. – Черного кофе, хлеба, масла, мармелада. Снаружи, по залитой утренним солнцем деревенской улице, деловито прошли несколько человек; там были также лошади, повозки, тачки, бороны; кошки и собаки; дети – все очень невзрачные, хотя и шумные. Его кофе, хлеб, масло и мармелад были поданы; он с удовольствием и наслаждением принялся за них. Гортензия, все еще не приведшая себя в порядок, убежала на кухню. Потом к нему присоединился Дино, который, как только дверь за девушкой закрылась, занял свое место на стуле напротив него. Амадей предложил ему кусочек сахара. – Охотно, – ответил пес и начал грызть сахар. – Сегодня утром прекрасная погода, – сказал Амадей. – Да, действительно, – ответил пес и облизал сладкую, липкую лапу. – Следующий этап своего путешествия я начну в хорошую погоду, – произнес странник. – Погода может измениться, – возразил пес. – Во второй половине дня? – Погода здесь всегда неустойчива. Вы еще должны посетить дядюшку Гортензии. – Ах да, верно. Конечно. Впрочем, я и сам об этом помню. – А Гортензия? – Я ее прогнал. Она легла в мою постель. – Конечно же, вы ее прогнали. Она в ярости. – Да, может быть, вы думаете, что я поставлю на карту всю мою карьеру из-за такого незначительного приключения? – Есть достаточно политиков, которые… приключения… с дамами… и все же достигли успеха. – Ха! Это не по мне. Я никогда не мог упрекнуть себя ни в этом отношении, ни в деловом. В этом моя сила… один из аспектов моей силы; наука – другой ее аспект. – Вы настолько сильны? – спросил пес. – Насколько мне известно, вы никогда не были министром. – Подождите. И, кроме того, я не хочу кричать о своей силе на всех углах. – Может быть, вы масон? – Ха! Конечно, это власть, но она постепенно теряет свою силу. Впрочем, я действительно м… – Разве это вам помогает? – Мало. Я предпочитаю знать тайны других, чем самому быть окруженным тайнами. – Это несколько противоречит вашей теории. – Нисколько. Ничуть. Подумайте над этим. Депутат с симпатией посмотрел на пса. – Вы нравитесь мне, – сказал он, – ваше общество доставляет мне удовольствие. Я купил бы вас у месье Деснуэттеса. если бы не боялся, что после этого вы перестанете говорить со мной. – Почему вы так думаете? – Я в любом случае знаю, что собаки не говорят. Вероятно, под этим столом находится система микрофонов, а мой настоящий собеседник сидит в соседней комнате. Он слышит меня и отвечает. При встрече я воспользуюсь случаем сказать ему, что был счастлив познакомиться с ним. – Вах! – ответил пес. – Странно. Вы видите, что говорите с собакой, и не верите в это? – Вы хорошо дрессированы, и это все. – Эй, эй! А если я вам скажу, что у меня есть и другие способности? – Какие же? – К примеру, становиться невидимым. – Покажите это. – Но сначала расскажите мне, что сегодня ночью случилось с Гортензией. – Все очень просто. Я попросил ее выйти. Она думала, что я шучу. Но в конце концов она поняла. И ушла. Я очень сожалею, что мне пришлось поступить с ней так невежливо, но ведь на карту была поставлена… моя судьба… – Да, да, – задумчиво произнес пес. – Вас сильно интересует эта персона? – Мы были друг с другом в интимных отношениях, – ответил пес, стыдливо опустив голову. – Ага, – скромно произнес Амадей. Они оба замолчали. – А ваша невидимость? – спросил странник. – Ах да, моя невидимость. Вы хотите увидеть ее постепенно нарастающей или внезапной? – Боже мой… – По вашему желанию. – Скажем, постепенно нарастающей. Дино тотчас же спрыгнул со стула и начал описывать по помещению широкий круг, почти натыкаясь на стулья. Вернувшись к исходной точке, он слегка отклонился в сторону и начал описывать второй круг, чуть уже первого, причем его собственные размеры уменьшились пропорционально уменьшению диаметра этого круга. Таким образом, он начал описывать спираль и в конце концов превратился в крошечную собачку, которая со все возрастающей скоростью описывала сложную геометрическую фигуру вокруг своей оси симметрии и, наконец, достигнув микроскопических размеров, исчезла. – Великолепный фокус, – пробормотал странник. – Но я видел фокусников, чьи проделки были еще хитрее. Проклятье, я же говорю сам с собой; дурная привычка, от которой я должен обязательно избавиться. Он положил рюкзак возле кассы, где он никому не будет мешать, и вышел наружу. Снаружи было влажное от росы, теплое, ароматное утро; он радостно и бодро отправился на поиски жилища одноглазого дядюшки Гортензии, и ему не пришлось долго искать. |
||
|