"Миллион завтра" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

Глава 11

Карев облегченно вздохнул только над Атлантикой, летя на запад стратосферным кораблем. Вместо того, чтобы по определенным каналам искать кредиты «Фармы», и тем самым задержать отлет, он избрал другой путь воспользовался собственным кредиском, чтобы оплатить перелет из Киншасы в Лиссабон, а оттуда до Сиэтла. В Лиссабоне он пережил неприятную минутку, когда узнал, что билет будет стоить более тысячи новых долларов — ему пришло в голову, что его текущего счета может не хватить. Однако, компьютерная сеть подтвердила его платежеспособность, и он вспомнил, что в этом месяце у нового доллара был очень выгодный курс по отношению к эскудо.

Одним из побочных результатов бессмертия была реформа мировых денежных систем. Средний доход на одного потребителя в Соединенных Штатах, не говоря уже о связанном с этим ростом производительности труда, оценивавшийся в пять тысяч долларов в середине двадцатого века, увеличился бы за три столетия до суммы, превышающей восемь миллионов долларов ежегодно. Введение в жизнь биостатов, ведущее к оптимальному использованию научного потенциала и новейших средств производства, взвинтило ежегодный прирост производительности труда до десяти процентов, и появились прогнозы увеличения доходов до миллиарда долларов в год. Чтобы доллар не стал ничего не значащей мелкой монетой, его стоимость сделали постоянной и неизменной долей общественного продукта, рассчитываемой раз в месяц. По международному соглашению прочие государства предприняли подобные шаги, создав также денежный фонд Объединенных Наций, который поглощал разницу, возникающую между валютами отдельных стран.

Стратосферный корабль спустился вниз, пробиваясь сквозь область тумана, когда Карев совершил удивительное открытие. Он пролетел уже восемь тысяч километров, и ни разу не подумал, что самолету грозит авария. Возможные опасности воздушного путешествия были ничем в сравнении с тем, что он пережил за прошедшие два дня на земле, и все-таки остался жив. Он оказался в таких переделках, когда его судьба зависела от него самого, и вышел победителем. Мысль эта вызвала у него странное удивление, не покидавшее его, пока он не вышел из корабля в Сиэтле.

Благодаря тому, что, двигаясь с востока на запад, он выиграл во времени, здесь был еще день, и ему удалось попасть на самолет, который еще до темноты доставит его домой.

На пастельные здания падала глубокая тень, в зеркальных окнах и стенах отражалось небо цвета платины. Мир снова выглядел знакомым, и мрачное чувство угрозы ослабело. Карев хотел только одного: узнать, что Афина дома и ждет его. Тогда африканский эпизод развеялся бы, как дым.

В гараже в аэропорту он сел в болид и не спеша поехал домой. Как он и ожидал, куполодом был погружен в темноту, но, только увидев его, он признался самому себе, что втайне рассчитывал застать Афину. Он вошел в дом и зажег свет. Перед уходом она прибрала все так старательно, что он выглядел совершенно нежилым. Воздух был стерилен.

Как я мог допустить такое? — спрашивал он себя. Его поразила собственная глупость и поразительная беспомощность. Когда Е.80 расходился по его венам, он должен был позвонить Баренбойму и попросить растолковать Афине, как выглядит правда. Тем временем он принес в жертву свое супружество, чтобы защитить изобретение, в которое вложила деньги «Фарма», и его жертва оказалась напрасной, поскольку все указывало на то, что какие-то люди уже знают о Е.80 или, по крайней мере, что-то подозревают. Он устал, и его здоровое легкое перекачивало воздух с таким трудом, как будто он только что закончил бег. Несмотря на это, он решил ехать к Афине и все уладить.

В случае необходимости он был готов забрать ее к Баренбойму, хотя существовал более простой и вместе с тем более приятный способ доказать ей, что он остался исправным мужчиной.

Он подошел к видеофону и набрал номер коммуны, в которой жила Катерина Торгет, мать Афины, однако, прежде чем его соединили, отключился. До коммуны было неполных пятнадцать километров, и он мог доехать туда за несколько минут. Он не был у нее более двух лет, но мог ввести телекоммуникационно-картографический номер здания в дорогоуказатель болида и пользоваться во время езды сообщениями, касающимися трассы. Уже опускалась ночь, когда он подъехал к двухэтажному зданию, которое легко узнать, поскольку именно такие отдавали женщинам, желавшим жить группами. Там находились отдельные квартиры для матерей с дочками, а также комнаты для временных романов с проезжающими мужчинами, но в остальном жизнь проходила совместно. Кареву здесь не нравилось, главным образом потому, что его собственная мать после ухода отца, который отправился искать счастья в других связях, по-прежнему жила в маленьком домике.

Ворота были открыты, и он вошел в прямоугольный двор, где худощавая брюнетка, выглядевшая лет на двадцать с небольшим, возилась на клумбе с цветами. Судя по внешнему виду, это могла быть мать Афины, но память на лица была у него неважной, и он не был уверен.

— Миссис Торгет! — крикнул он. — Вы мать Афины?

Она повернулась к нему с улыбкой, которая не скрыла холода, появившегося в ее глазах, когда она заметила его чистый подбородок.

— Нет, — ответила она.

— Простите. Вы похожи…

— На члена семьи? — закончила она. Голос у нее был теплый, звучный. Так оно и есть. Я бабка Афины. А вы?

— Меня зовут Вилли Карев. Я не знал, что…

— О, здесь живут четыре поколения. Торгеты — это старинный род, и мы любим держаться вместе.

Его собеседница закопала семечко во влажную землю, включила ручной биоизлучатель, направив его на семя, и критически следила, как из-под земли появляется росток, разрастается, пуская листья, и расцветает, совсем как в ускоренном фильме.

— Это очень… красиво, — неуверенно сказал он. Дочери, маниакально привязанные к своим матерям, которые сами были дочерьми, связанными чувственной связью со своими матерями, и так далее, всегда вызывали у него отвращение. В некоторых коммунах жило по восемь поколений женщин, что напоминало некончающийся ряд входящих одна в другую кукол. Семейная связь еще не потеряла своего значения.

— Да. — Бабка Афины, которая до сих пор не представилась ему, выключила биоизлучатель. Она присела, чтобы осмотреть вблизи новый цветок, недовольно фыркнула и вырвала, швырнув на землю, где его белые корни анемично задрожали, как черви. — Слишком высокий. Когда я не до конца сосредоточусь, они вырастают слишком высокими.

— Простите.

Карев смотрел на корни, а бабка Афины переключила излучатель и вновь направила его на цветок. Растение почернело и исчезло, отдав свои составляющие почве.

— Облегчает работу в саду и к тому же не надо ждать, верно? — сказал он.

— Если вам это не нравится, Вилли, а я вижу это по вашему лицу, скажите прямо.

— Кто сказал, что мне не нравится? — ответил Карев и неискренне засмеялся, разглядывая пятно на земле и непонятно почему думая о жабе, которую спас от смерти на стоянке болидов.

— Афина говорила, что в глубине души вы луддит.

— Может, все не так плохо, раз только в глубине души, — парировал он, гадая, что значит «луддит». — Надеюсь, за это меня не арестуют.

Бабка Афины фыркнула.

— Ну так где же Афина? — спросила она.

— Об этом я и хотел спросить у вас.

— А откуда мне это знать? Она уехала отсюда вчера сразу после вашего звонка. — Бабка Афины поднялась и заглянула Кареву в глаза. — Как же так, разве…

— Вчера я был еще в Африке, — хрипло произнес он. — Я никому не звонил.

— Тогда где же она?

Слова эти уже не дошли до него, поскольку он резко повернулся и выбежал, но вопрос не давал ему покоя всю обратную дорогу.

Старательный осмотр дома не дал никаких результатов, которые могли бы навести на ее след, он не был даже уверен, что Афина вчера заглядывала сюда. Она не оставила никакого устного сообщения, никакой записки. Ничего. Он вдруг снова начал задыхаться, подбежал к видеофону и набрал номер дирекции «Фармы». На проекционном экране аппарата появилась трехмерная рисованная фигура, изображающая традиционную секретаршу.

— Мне очень жаль, сэр, — энергично сказала она, — но рабочее время кончилось, и сотрудники корпорации «Фарма» покинули контору. Они снова придут сюда ровно в девять тридцать.

— У меня важное служебное дело к мистеру Баренбойму.

— Я постараюсь помочь в меру своих возможностей.

Вам известен код?

Карев назвал сознательно усложненный код, который заучивали на память все высшие работники «Фармы», служащий для связи в делах, не терпящих отлагательств. Секретарша, бывшая образом в мозгу компьютера «Фармы», задумчиво покивала головой.

— Примерно до полуночи мистера Баренбойма можно будет застать у мистера Эммануэля Плита, — сообщила она. — Вас соединить?

Когда Карев вместо ответа выключил аппарат, она разочарованно исчезла, расплываясь в светящемся тумане.

В первый момент он хотел позвонить Баренбойму, но поскольку исчезновение Афины могло иметь связь с изобретением Е.80, решил действовать как можно осторожнее. Трудно было устроить подслушивание видеофонов, однако он допускал и такую возможность.

Он вернулся к болиду быстрым, скоординированным шагом, благодаря которому мог передвигаться достаточно быстро, а бездействующее легкое не колотилось о ребра.

Ноги были как ватные, и это напомнило ему, что он почти два дня ничего не ел. Поскольку он никогда еще не был дома у Плита, только примерно представлял его местоположение, он проконсультировался с дорогоуказателем в болиде, как туда лучше всего добраться. Спустя полчаса он въезжал в ворота небольшого имения, расположенного в десяти километрах к северу от его дома. Дом, построенный из настоящего камня, был низким, но обширным. Из его окон на спускающиеся террасами газоны падал свет. Буйная растительность и необыкновенно теплый для этого времени года ветерок, говорили о том, что имение климатизировано. Выбравшись из болида, Карев удивленно осмотрелся по сторонам и глубоко вдохнул ароматный воздух. Он не сомневался, что вице-президент «Фармы» зарабатывает очень много, однако не подозревал, что искусственно улыбающийся Плит живет в таком достатке. Пройдя через маленькое патио, он уже подходил к двери, когда та вдруг открылась. Простирая Кареву руки, из нее выбежал Баренбойм, а румянолицый Плит смотрел на это, стоя на пороге.

— Вилли! Мой дорогой! — воскликнул Баренбойм, а его глубоко сидящие глаза выражали беспокойство. — Что ты здесь делаешь?

— Я должен с тобой поговорить, — ответил Карев, понявший, что Баренбойм играет эту сцену специально для него. Он только не мог понять, что за этим кроется.

— Прошу тебя, входи! — пригласил Баренбойм, беря его под руку и вводя в дом следом за шедшим впереди Плитом. — Мне сообщили из Африки, что тебя ранили и ты попал в госпиталь, а потом исчез или что-то вроде этого.

Мы беспокоились о тебе.

Они вошли в большую комнату, полную книг, лампы бросали мягкий свет, отражающийся от деревянной мебели.

В самом центре стоял на столе небольшой глобус. Позволяя ввести себя, Карев уселся в кресло у камина, в котором пылали бревна, неотличимые от настоящих.

— Это не я исчез, а моя жена, — уточнил он.

— Невозможно, Вилли, в наше время женщина не может исчезнуть. Она всегда оставляет ясный след в виде кредитных операций в…

— Я не шучу, — резко прервал его Карев, с удивлением отметив, что уважение, которое когда-то вызывал у него Баренбойм, исчезло бесследно.

— Ну, разумеется, Вилли. Я вовсе не хотел… — Он замолчал и взглянул на Плита, который стоял в углу, внимательно прислушиваясь к разговору. — В таком случае, может, ты расскажешь, что произошло?

— С некоторого времени кто-то хочет меня убить, а теперь еще и Афина исчезла, — сказал Карев и сделал паузу, чтобы посмотреть на реакцию Баренбойма. Затем коротко описал события двух последних дней.

— Значит так… — сказал Баренбойм, когда Карев закончил. — И ты полагаешь, что это связано с изобретением Е.80?

— А как, по-твоему?

— Мне очень неприятно, Вилли, — сказал Баренбойм, — но я склонен признать твою правоту. Произошло именно то, чего мы так хотели избежать любой ценой.

— Но… — в глубине души Карев рассчитал, что его догадка будет отброшена. — Если кто-то похитил Афину, что с ней произойдет?

Баренбойм подошел к бару и налил виски.

— Если ты боишься, что похитители ее убьют, то можешь спать спокойно, — ответил он. — Эксперименты, интересующие ученого, специализирующегося на биостатике, требуют сохранения идеального здоровья у подопытного.

— Какие еще эксперименты?

— Может быть, виски? — спросил Баренбойм вручая Кареву бокал. — Мэнни объяснил бы тебе лучше, но, коротко говоря, их может интересовать, нормально ли развивается плод. Это очень важно. Ты слышал когда-нибудь о талидомиде?

— Гмм… нет.

— Следующий вопрос, это наследственность. Допустим, родится мальчик: будет ли строение его клеток и механизм их воспроизводства таким, как у бессмертного, или нет?

Допустим, что мужской потомок исправного мужчины, бессмертного, из-за Е.80 окажется неисправным, что тогда?

— По-моему, это немногое меняет, — нетерпеливо заметил Карев.

— Возможно, но я только хотел дать тебе понять, почему наши конкуренты могли заинтересоваться твоей женой.

Мы тоже хотели бы это знать. Самое главное, что она в полной безопасности, потом мы ее найдем и вернем.

— Верно! — Карев допил виски и встал. — Я позвоню в полицию.

— А вот этого делать я не советую, — сказал Баренбойм, и стоящий в углу Плит беспокойно шевельнулся.

— Почему?

— Скажу тебе откровенно, Вилли, как обстоят дела. Ты слишком упрям и, думаю, не простил бы мне, утаи я что-нибудь от тебя. Если на этом этапе мы введем в дело полицию, завтра утром о Е.80 будет знать весь мир. Конечно, мы хотим сделать это средство доступным всем, но не так, чтобы этим воспользовались наши конкуренты…

— А тем временем день за днем тысячи мужчин закрепляются, — гневно вставил Карев, думая об африканских туземцах, которых против их воли лишил мужских достоинств.

Баренбойм пожал плечами.

— Это лучше, чем смерть, Вилли, — сказал он. — Но ты не дал мне закончить. Ты имеешь право пойти в полицию, и, несмотря на отрицательные последствия для «Фармы», я не посмел бы тебя удерживать, но я хочу предложить тебе другой выход.

— Я весь внимание.

— По-моему, хороший частный детектив найдет твою жену быстрее, чем ватага ревностных, но шумных полицейских, и таким образом и ты, и «Фарма» только выиграют. Я знаю подходящего человека, который охотно возьмется за это, и готов сейчас же позвонить ему. Только прошу тебя, дай мне неделю времени. Если за неделю мы ничего не добьемся, сообщай в полицию. Что скажешь, Вилли?

— Даже не знаю, — буркнул Карев. Глядя на искренне обеспокоенное лицо Баренбойма, он снова испытал мимолетное чувство, что им манипулируют, однако был вынужден признать правоту его аргументов. — Этот твой человек действительно так хорош?

— Это лучший из лучших. Я сейчас ему позвоню.

— В этой комнате нет выхода видеофона, — сказал Плит, в первый раз включившись в разговор. — Ты можешь воспользоваться аппаратом в большом салоне. Прошу.

— Вот он грех традиционной архитектуры: ничего для удобства, все для эффекта, — вздохнул Баренбойм. — Налей себе еще, Вилли, а мы пойдем позвоним. Я уверен, что хозяин не имеет ничего против. Правда, Мэнни?

— Чувствуйте себя, как дома.

После ухода их из комнаты, Карев долил себе виски и подошел к столу, разглядывая глобус. Небольшой, размером примерно с апельсин, он располагался в сложном корпусе, с карданной подвеской, увенчанной набором линз, а континенты разместились на нем как попало. Приглядевшись внимательнее, он понял, что все на нем перевернуто, как в зеркале. Поверхность глобуса была усеяна тысячами географических названий, ни одно из которых нельзя было прочесть невооруженным глазом. Разглядывая подставку, Карев обнаружил на ней два ряда кнопок, снабженных надписями: «Географическая долгота» и «Географическая широта». Удивляясь точности инструмента, он нажал самую большую красную кнопку. Глобус закрутился, устанавливаясь в положение, определенное запрограммированными координатами, а в объективе загорелся свет.

Глядя на фрагменты глобуса, высвеченные на потолке, Карев глотнул из бокала, и внезапно алкоголь потерял для него свой вкус, ибо в самом центре светящейся карты он заметил африканскую местность Нувель Анверс. Значит, Баренбойм и Плит по каким-то только им известным причинам изучали именно этот небольшой участок континента, где его едва не лишили жизни.

Он погасил глобус и снова сел в кресло, желая любой ценой выглядеть спокойно и беззаботно, когда его начальники вернутся в комнату.