"Сон в Нефритовом павильоне" - читать интересную книгу автора (без автора)

Глава третья О ТОМ, КАК СТАРУХА РАССКАЗАЛА МОЛОДОМУ ЯНУ ПРО ЗЕЛЕНЫЕ ТЕРЕМА ХАНЧЖОУ И КАК МОЛОДОЙ ЯН ПОДЖИДАЛ ХУН НА ПОСТОЯЛОМ ДВОРЕ

Убедившись, что незнакомец покинул павильон, Хун немного успокоилась, но тревога не покидала ее — вдруг юноше станет плохо, ведь по неопытности он мог выпить лишнего, вдруг не сумеет проникнуть в её дом, хотя она рассказала о нем в песне… Ей бы броситься за ушедшим вслед, но, увы, сделать этого она не могла: правитель Хуан продолжал пить бокал за бокалом, гости становились все шумливее и непременно хотели продолжить веселье. «А вдруг эти обуреваемые жаждой мести стихоплеты, — подумала Хун, — погонятся за моим суженым, схватят и, чего доброго, опозорят его?» И красавица обратилась к Хуану:

— Правитель Хуан, ведь это я предложила устроить состязание поэтов, которое так плачевно закончилось. Я виновата и пусть буду наказана тем, что немедленно удалюсь с веселого пира.

Но Хуан пробормотал про себя: «Не ради поэтов устроил я пир! Если Хун уйдет, то все мои надежды пропали!» Усмехнулся правитель и возгласил на весь павильон:

— Этот Ян Чан-цюй — сопляк и невежда! Забудем о нем. Подать еще вина, будем всю ночь читать стихи!

Такого поворота Хун не ожидала. Вот еще напасть! В зеленом тереме ее ожидает Ян, а она должна провести всю ночь в павильоне из-за каприза Хуана! И повода уйти у нее нет. Что же предпринять?

Думала, думала Хун и придумала. Улыбнулась Хуану и говорит:

— Вы так милостивы, что простили меня, и теперь желаете, продлив день, наслаждаться всю ночь, — нет предела вашей доброте! Я слышала, что, когда сочиняют стихи, держатся заданного содержания, а когда пьют вино, держатся меры. Но мне хочется, чтобы сегодня все веселились, забыв о мере!

Мог ли отказать правитель Хуан красавице Хун? С радостью согласился и спрашивает:

— А что, по-вашему, означает веселиться, забыв о мере?

Хун с улыбкой отвечает:

— Сделаем так. Я буду читать прекрасные стихи, сочиненные на этом пиру поэтами Сучжоу и Ханчжоу, и после каждого стиха все должны выпивать по бокалу вина. Я буду читать, и вы будете пить, забыв о мере. И да не умолкнет журчанье стихов и вина!

Услышав такие слова, все поэты попадали на колени перед правителем Хуаном и принялись умолять его:

— Мы опозорены, не сложив стихов, которые захотела бы пропеть госпожа Хун. А сейчас она хочет прочитать их во всеуслышание — разрешите ей это!

Правитель кивнул.

Тогда Хун поднялась, склонила голову и начала голосом прекрасным, как яшма, читать стихи один за другим. Гости были в восторге. И всякий раз, закончив очередное сочинение, Хун предлагала поднять бокалы. Скоро почти все основательно захмелели. Но никто не отказывался от возлияний, ибо каждый дожидался наслаждения услышать свое собственное творение из уст прекрасной Хун. А она прочитала уже чуть не пятьдесят стихотворений. И вынужденные влить в себя много вина гости были уже вдрызг пьяны: кто не мог больше стоять на ногах, кто в муках извергал выпитое обратно, кто бил бокалы об пол. Правитель Хуан так опьянел, что связно выговаривал подряд не больше двух слов:

— Драгоценная Хун! Красавица Хун! Умница Хун! В конце концов, уронив голову на стол, он захрапел.

Правитель Инь поморщился, встал и ушел во внутренние покои, откуда больше не показывался. А Хун под предлогом, что ей надо поправить наряд, без помех выскользнула из павильона и, к счастью, тут же встретила посыльного из управы. Этих посыльных все в округе знали по цвету одежды и называли «зелеными платками». Хун бросилась к нему:

— Мне грозит беда: разливая вино на пиру, я допустила оплошность и прогневала правителя. Спаси меня — дай мне свою одежду!

Она вынула из волос золотую шпильку с головой птицы Феникс и протянула посыльному.

— Эта шпилька — золотая и стоит дорого. Возьми ее и не говори никому, что я пошла в Ханчжоу!

На посыльного можно было положиться, — он был ее земляком и вдобавок получил вознаграждение. Он снял с головы зеленый платок, скинул зеленый халат, стащил соломенную обувку и отдал все это Хун. Та быстро переоделась и вышла на дорогу в Ханчжоу.

Хун прошла с десяток ли, и наступила глубокая ночь. Миновала и третья, и четвертая стража, а гетера все шла в промокшей от росы одежде. Наконец, завидев при свете тусклой луны постоялый двор, она постучала в ворота. Вышел хозяин, впустил ночную гостью и начал расспрашивать — кто, откуда да куда. Хун отвечала.

— Я посыльный из управы Ханчжоу, по государственному делу. Не проходил ли здесь благородный юноша?

Хозяин в ответ:

— Я закрыл ворота совсем недавно, ведь я торгую вином и допоздна принимаю гостей, но такого юношу не видел.

Не пожелав ни обсушиться, ни подкрепиться, Хун попрощалась и двинулась дальше. Пройдя еще десять ли, она встретила путников, шедших ей навстречу. На расспросы о молодом Яне те отвечали, что юноша им на дороге не попадался. Хун остановилась — идти вперед не было смысла. И она повернула назад в Сучжоу.

А молодой Ян, выйдя из павильона кликнул слугу и вернулся на постоялый двор. Прощаясь с хозяином, он сказал:

— Мне уже пора идти, но денег у меня так и нет. Возьми осла в заклад, а на обратном пути я его выкуплю.

Хозяин обиделся:

— Вы мой гость, и я всегда к вашим услугам. Идите себе спокойно и ни о чем не заботьтесь, я подожду с платой.

«Куда же направиться? — задумался Ян. — Красавица гетера Хун недвусмысленно пригласила меня пожаловать к ней — подобает ли мужчине не принять приглашение женщины? Нет! Значит, я должен повидать ее». И он направил осла в сторону Ханчжоу.

Наступил вечер, все меньше путников попадалось Яну на дороге, и почти ничего уже не было видно. Заметив постоялый двор, он подъехал к нему и постучал. Вышедший хозяин внимательно оглядел его и воскликнул:

— Наконец-то!

— Я тебя не знаю, — удивился Ян, — отчего же ты говоришь так, будто ждешь меня?

Хозяин в ответ:

— Недавно здесь был посыльный из управы, который спешил в Ханчжоу, разыскивая вас.

— А он не говорил, зачем я ему понадобился?

— Он так торопился, что я даже спросить его не успел.

Молодой Ян не стал расспрашивать, хлестнул осла и поехал дальше, молчком кляня себя: «Мне же Хун ясно сказала в песне — не останавливайся на постоялом дворе! А я что делаю? Этот посыльный — непременно от Хуана и гонится за мной. Вот было бы дело, столкнись я с ним нос к носу!»

Еще несколько ли проехал Ян на восток. Петухи проснулись, солнце заалело у края земли. И вдруг на дороге показался «зеленый платок»; посыльный быстро шел навстречу Яну. «Это тот самый слуга Хуана, — подумал юноша. — Не нашел меня, теперь возвращается в Сучжоу. Спрячусь-ка я от беды!» Сошел с дороги и скрылся в придорожных кустах. Посыльный торопливо прошагал мимо, Ян покинул укрытие и снова принялся погонять осла. Через несколько десятков ли, когда день уже сиял вовсю, юноша спросил встречного, далеко ли до Ханчжоу, и узнал, что около тридцати ли.

Уже подъезжая к городу, Ян обратил внимание на чудесный пейзаж: в окружении невысоких холмов глубокое озеро, на берегу ивы и уединенная беседка. На двенадцати каменных столбах, сверкающих в лучах солнца, как яшма, далеко в озеро выгнулась дугой дамба, а на ней еще одна беседка. Как не узнать творения Су Дун-по![88] Давным-давно, во времена Сунской династии, знаменитый поэт и правитель Ханчжоу устроил эту красоту над озером Сиху. Когда настают седьмая и восьмая луны и расцветают лотосы, люди гуляют здесь, рвут цветы и любуются озером.

Очарованный увиденным, прошел Ян городские ворота и сразу оказался на большой шумной улице. Народу уйма, кругом суета — не сравнить с Сучжоу! На каждом шагу зеленые терема, и перед каждым алый флаг.[89] Погоняя осла, Ян передвигался от терема к терему, ища тот, перед которым растут персик и слива, но найти такого не мог. Нужно было узнать, где терем, о котором пела Хун. Ян слез возле постоялого двора и, напустив на себя праздный вид, спросил у старухи, торговавшей вином:

— Что это за дом с алым флагом? Старуха засмеялась.

— Молодой барин, видно, впервой здесь. Все дома с флагом — это зеленые терема. У нас в Ханчжоу их больше семидесяти. Тридцать шесть закрытых и столько же открытых. В открытых у нас девки, а в закрытых — девицы.[90] Понимать надо!

— В древних книгах я читал, — улыбнулся Ян, — что девки и девицы — одно и то же. А выходит, есть разница?

Старуха в ответ:

— В других местах, может, и так, а у нас в Ханчжоу — большая. Девки живут в открытых теремах. У кого есть деньги, может с ними развлечься. А вот девицы — те в закрытых, четырехъярусных. На первом ярусе они учатся грамоте, на втором стихи сочинять, на третьем песням да танцам, на четвертом наряжаться да лицо разрисовывать. Посули этим хоть гору золота или шелку, но если ты неуч, в стихах не понимаешь, — тебе их не видать. Зато человека ученого, благородного и без гроша примут с почтением. А ты говоришь, нет разницы!

— А где же закрытые терема, — спрашивает Ян, — и сколько там девиц?

— На этой улице все терема открытые, и девок в них сотни. А тебе, ваша милость, нужно через внутренние Южные ворота попасть на окружную улицу — там все терема закрытые, и в них — всего три десятка девиц. В самом первом тереме живет та, что больше других знает в стихах, песнях, танцах да в нарядах. Во втором — та, что послабее первой во всех этих делах. В третьем — та, что и второй уступит, и так дальше.

— А кто же сейчас хозяйка первого терема?

— Девица по имени Хун. Все говорят, что нету ее ловчее по всей Цзяннани во всех их уменьях! И в грамоте, и в стихах, и в песнях, и в красоте!

Рассмеялся Ян.

— Да, расхвалила ты, старая, свой Ханчжоу! Поеду сам погляжу, вправду ли так.

Нахлестывая осла, он проехал через Южные ворота и попал на окружную улицу. Поехал Ян по ней, разглядывая красивые, ухоженные терема. Вспомнился ему и конец песни Хун:

С вниманьем Ханчжоу ты осмотри — Чудны зеленые терема: Синеют их крыши под солнцем, Алеют решетки перил. Всюду цветы, плакучие ивы, Песни на улицах и кутерьма; Ласково шепчет ветер — Разве Ханчжоу тебе не мил?..

Тридцать пять теремов осмотрел Ян, а перед тридцать шестым по счету не мог не остановиться — этот был краше всех. Перед высокой оградой изящная беседка, а в нее ведут устланные шелком ступени; бежит прозрачный ручеек, а через него переброшен мостик, напоминающий радугу. Перебравшись по этому мостику через ручей, Ян сразу увидел ветви персика и сливы, свесившиеся над колодцем! Слез с осла, подошел к воротам и прочитал над ними золотые иероглифы — «Первый терем». Между ивами, обращенный на восток, высился многоярусный терем. На его стене шелковые полотнища с четырьмя иероглифами — «Запад», «Озеро», «Ветер» и «Луна».[91] Ян велел мальчику постучать. Вышла молоденькая служанка в красной юбке и зеленой кофте. Ян увидел ее и спрашивает:

— Тебя зовут Лотос и Яшма, значит, Лянь Юй, так ведь?

— Откуда вы и кто вам сказал мое имя? — улыбнулась девушка.

Ян кивнул в сторону двери и говорит:

— Хозяйка, наверно, дома?!

— Нет, вчера уехала в Сучжоу на пир и до сих пор не вернулась. Ее туда правитель Хуан пригласил.

— Я старый знакомый твоей госпожи. Жаль, что не застал ее. А когда она все-таки должна возвратиться?

— Сегодня обещала. Ян покачал головой.

— Без хозяйки в дом входить нехорошо. Подожду ее в харчевне напротив. Когда она вернется, скажи ей обо мне.

Девушка попыталась удержать его.

— Раз уж вы возле дома стоите, зачем идти в харчевню? Моя комната, хотя и недостойна вас, зато уютная. Побудьте в ней, отдохните, а там и госпожа пожалует.

Заколебался Ян: «Что подумают люди, если увидят, как я, юноша, вхожу в зеленый терем?!» Стегнул осла и на ходу крикнул:

— Вернусь, когда придет хозяйка.

И направился в ближайшую харчевню дожидаться возвращения Хун.

А та, усталая и разбитая, еле передвигая ноги, шла тем временем в Сучжоу. Наконец добрела до постоялого двора, где побывала первый раз ночью. Хозяин узнал ее.

— Э, да ведь это тот самый посыльный, что уже проходил здесь!

Хун через силу улыбнулась:

— Ну и память у вас — не забываете даже своих ночных гостей!

Хозяин в ответ:

— Вы спрашивали о благородном юноше — он прошел этой дорогой в Ханчжоу.

— А как он выглядел? — оживилась Хун.

— Дело было ночью, да и видел я его мельком. С ним мальчик и ослик. Одет бедно, но лицо умное и обращение достойное. Как же вы с ним разминулись?!

Чуть не заплакала Хун.

— Ночь была хоть глаз выколи, вот и не заметили один другого. А он в самом деле в Ханчжоу шел?

— Сказал так. Дороги он не знал и несколько раз меня переспросил. Видно, в этих краях впервые.

Задумалась Хун: «Ян шел ко мне. Значит, перехитрил Хуана. Придет в мой дом, а меня нет — обидится и уйдет! Что же делать?» Вдруг раздались крики: «Прочь с дороги! Прочь с дороги!» «Видно, важный чиновник едет!» — промелькнуло в голове гетеры. Посмотрела в щель в изгороди и видит — едет сам правитель Ханчжоу, господин Инь!

А правитель Инь всю ночь провел в Павильоне Умиротворенных Волн и видел, как пьянствовали и бесчинствовали Хуан и его гости, и очень не по душе ему было глядеть на все это. События же на пиру шли своим чередом! Правитель Хуан, проспавшись, узнал, что вслед за неизвестным юношей исчезла и девица Хун, разъярился и приказал изловить беглецов. Разделив своих слуг на два отряда, он приказал первому скакать по дороге в столицу, а второму — догнать и схватить Хун по дороге в Ханчжоу. Загалдели пьяные гости, угрожая расправой Яну и Хун. И тут правитель Инь вмешался.

— Почтенный правитель Хуан, милостью Неба мы с вами удостоились высокой должности наместников государя в славных округах. Вы знаете, что народ здесь мирный и приветливый, чиновники прилежные. Вот мы с вами всю ночь наслаждались стихами, вином и красотой девиц. Это позволено нам потому, что мы помогаем государю править страной. Но первый наш долг — поступать так, чтобы приносить пользу государству, а не вред. Сегодня нет человека в Сучжоу или Ханчжоу, который не знал бы о пире в Павильоне Умиротворенных Волн. Мы с вами — государственные люди! Что скажут, если проведают о вашей страсти к девице из зеленого терема? Что скажут, если узнают, что, позавидовав успеху неизвестного юнца, вы ему отомстили? Начнут ведь кричать: «Правители забросили службу, погрязли в кутежах да интригах!» Как тогда будем оправдываться? Гетера Хун ушла с пира, видимо, не без причин, но она живет в моей округе, и уладить неприятности с нею нетрудно. Однако Ян Чан-цюй — юноша благородного происхождения, он идет в столицу сдавать экзамен, и это дело другое. Он был гостем у вас на пиру, блеснул талантом и превзошел местных поэтов — честь ему и хвала! А вы отряжаете слуг в погоню за ним! Я думаю, что сие не по закону, и мне за вас стыдно.

— Да… вы правы… не подумал я… — залепетал Хуан и тут же приказал гостям разойтись по домам.

Те возмутились было, но правитель Инь прервал их ропот.

— Молодые люди должны думать об ученье, развивать свои таланты, брать пример с самых достойных. А вы ведете себя как бездельники и неучи. В науках я не силен, но знаю — народу нужен правитель, а ученикам — учитель. Если вы не извлекли для себя урока из моих слов, значит, только розги вам помогут!

Правитель Инь собрался было уезжать, но Хуан упросил его зайти на минутку в управу, там принялся потчевать его вином, а потом и говорит:

— Вы уж не судите меня строго. Веря в ваше расположение, могу ли обратиться к вам с просьбой?

Правитель Инь в ответ:

— О чем речь? Не понимаю.

— Мне скоро тридцать, а у всякого мужчины в такие годы есть и жена, и наложница. Я не видел всех женщин мира, но убежден: такие, как Хун, рождаются раз в десять тысяч лет. Ее не с кем сравнить! Не могу завлечь ее — видно, Небо противится. В старину говаривали: «В любви нет богатырей и подвижников!» — и верно говаривали. Но, может быть, вы, почтенный, поможете мне и уговорите Хун полюбить меня?

Правитель Инь улыбнулся.

— Пословица гласит: «Легче заполучить голову героя, чем душу простого смертного». Хун — гетера, но я не властен над ее сердцем. Я могу лишь не мешать ей полюбить вас.

Довольный Хуан угодливо осклабился.

— Благодарю вас! Правда, я не привык ждать удачи и спешу всегда добиваться своего. Задобрю Хун богатыми дарами — золотом, серебром, шелками, а в праздник пятой луны устрою на реке Цяньтан лодочные гонки. Хочу заранее пригласить вас. И Хун приглашу — отказаться она не посмеет. Отъеду с нею подальше — и никуда она от меня не денется!

Правитель Инь слушал Хуана рассеянно, кивнул на прощание и отбыл в Ханчжоу. Ближе к вечеру проезжал он мимо постоялого двора, на котором как раз в это время задержалась Хун, думавшая о том, как ей поступить дальше. Узнав правителя и повинуясь безотчетному порыву, она вышла на дорогу и поклонилась. Инь увидел перед собой посыльного и спрашивает: Ты кто такой?

— Гетера Хун из Ханчжоу.

— А почему ты в мужском платье и почему покинула пир?

Хун опустила голову.

— Я слышала, что при династии Чжоу восемьдесят лет нищенствовал Люй Шан,[92] а Фу Юэ[93] при династии Инь долго работал каменщиком и бедствовал. Ни тот, ни другой не желали служить никчемным правителям и ждали прихода к власти: первый — Вэнь-вана, а второй — Тан-вана.[94][95] Правитель Сучжоу тиранит людей, вот почему я ушла и ничуть не раскаиваюсь. А еще я слышала, что каждый, кто помогает ближнему и дает ему возможность отстаивать свою честь, уподобляется героям древности.

Инь озадаченно помолчал, а потом говорит: — А ведь до Ханчжоу далеко, чего же ты стоишь на полпути?

— Я всю ночь шла, ноги сбила, идти дальше сил нет. Инь улыбнулся.

— Вот видишь, ты сюда пешком дошла, а твой экипаж за тобою следом пустым катил. Садись в него да поезжай домой.

Хун поклонилась Иню, переоделась и последовала за правителем Ханчжоу. В центре города, перед тем, как поехать в управу, он окликнул Хун:

— Правитель Хуан собирается устроить в пятую луну состязание лодок на реке Цяньтан и тебя пригласит на праздник — знай об этом!

Хун ничего не ответила, только потупилась. Правитель все понял и посоветовал ей ехать домой отдыхать. По дороге Хун все время думала о молодом Яне и глядела сквозь щель в занавеске, надеясь увидеть юношу. И вот возле харчевни у Южных ворот она заметила мальчика, чистившего осла, глянула в харчевню, а там сидит Ян Чан-цюй собственной персоной. Обрадовалась Хун, но про себя решила: «Здесь лучше не встречаться. Я знаю о его красоте и таланте, но не знаю, что у него на уме. И если уж я полюбила его навсегда, то зачем торопить события? Сначала постараюсь выведать о его отношении ко мне». И она проехала мимо. Из дома навстречу ей выбежала веселая Лянь Юй. Хун вышла из экипажа.

— Меня никто не спрашивал? Служанка в ответ:

— Спрашивал! Приходил юноша и сказал, что подождет до вашего возвращения в харчевне неподалеку.

— Невежливо оставлять гостя без внимания, даже если хозяйки нет. Быстро возьми вина и фруктов и отнеси все это юноше.

Лянь Юй улыбнулась и отправилась исполнять поручение.

А Ян вот уже полдня скучал в харчевне. Опустились на землю сумерки, зажглись первые звезды в небе, а он все ждал. Вдруг шум на дороге привлек его внимание. Ян спросил, кто это едет, ему ответили, — местный правитель. У юноши появилась надежда: раз уж правитель вернулся с пира, значит, и Хун скоро будет. Он крикнул мальчику, чтобы тот заканчивал свою работу. И тут появилась служанка с кувшином вина и фруктами на подносе. Ян узнал Лянь Юй и бросился к ней:

— Вернулась хозяйка? Лянь Юй потупилась.

— Недавно приехал господин Инь, и я узнала, что госпожа Хун задержалась по просьбе правителя Хуана дней на пять-шесть.

Ян погрустнел и, помолчав, спрашивает:

— А для кого эти вино и фрукты?

— А для вас, чтобы вы здесь не скучали.

Яна тронула ее забота, он даже выпил чарку вина, но веселее не стало.

— Мне надо спешить, — сказал он, — ждать так долго я не могу. Но уже вечер, придется отложить отъезд до утра. В харчевне не отдохнешь; может, ты знаешь какой-нибудь постоялый двор?

Служанка в ответ:

— Знаю, и недалеко отсюда, там светло и чисто, а провести ночь — одно удовольствие.

Ян обрадовался и последовал за Лянь Юй. Дом и в самом деле оказался уютным. Он попросил девушку позаботиться о мальчике и осле, а сам лег отдохнуть. Лянь Юй прибежала к Хун и все ей рассказала.

— Я приготовлю ужин, а ты отнеси ему, — приказала Хун.

Ян съел принесенное и говорит Лянь Юй:

— Неловко мне, что ты так за мною ухаживаешь… Девушка расхохоталась.

— Если в отсутствие хозяйки я накормила вас рисом да супом, это еще не значит, что я влюбилась!

Пожелав Яну спокойной ночи, Лянь Юй ушла и передала все Хун, а та улыбнулась загадочно и подумала: «Судя по всему, Ян Чан-цюй не какой-нибудь зеленый юнец. Но этой ночью я его немного помучаю!»

И говорит служанке: — Сходи-ка на постоялый двор, погляди, как он там.

Лянь Юй понимающе улыбнулась и отправилась на постоялый двор. Приблизившись к бумажному окну, она прислушалась, но ничего не было слышно, даже дыхания спящего. Вдруг внутри забрезжил огонек. Девушка проделала пальцем дырочку и заглянула внутрь. Ян сидел, прислонившись к стене, и, не отрываясь, смотрел на светильник. Лицо печально, в изломе бровей — тоска. Вздохнул, опять лег и как будто заснул. Девушка на цыпочках отошла от окна, и тут ее остановил скрип двери. Это Ян вышел во двор. Лянь Юй шмыгнула за угол и притаилась. Ян прохаживался взад и вперед. В небе висел полукруглый месяц, роса начала выпадать. Дело шло к четвертой страже. Юноша глянул ввысь и стал читать стихи:

Колокол пробил опять, Звезды в небе зажглись. При тусклой сидя свече, Я с цветов лепестки оборвал. Но ветер подул с небес, Подхватил и унес их ввысь. Смотрю на Лунный дворец,[96] Лик Белой Девы пропал![97]

Лянь Юй многому научилась у Хун, понимала и в поэзии, поэтому без труда запомнила услышанное и, вернувшись в терем, пересказала стихи госпоже. Хун подняла брови:

— А какое лицо у него было при чтении? Лянь Юй засмеялась.

— Очень странное! Если днем своим довольством оно напоминало цветок, ласкаемый весенним ветром, то ночью стало совсем другим и превратилось в увядший лист, который погубила своим холодом осень.

Хун даже нахмурилась.

— Ну и скажешь ты! Лянь Юй обиделась.

— Может, я и несвязно говорю, да зато правду: когда он на кровати лежал, то стонал не переставая, а когда на светильник смотрел, — у меня сердце разрывалось, такой у юноши вид печальный был. А что, если он заболел?

Выслушав служанку, Хун про себя подумала: «Не бывало мужчины, которого не сумела бы обмануть женщина. Но чересчур усердствовать я все-таки не стану».

Подмигнула служанке и говорит:

— Благородный юноша страдает, почему бы не утешить его?

Вынула из сундука мужское платье. А что произошло дальше, о том в следующей главе.