"Сон в Нефритовом павильоне" - читать интересную книгу автора (без автора)

Глава двадцатая О ТОМ, КАК, НАДЕВ ХАЛАТ ОТШЕЛЬНИКА, ЧУНЬ-ЮЭ ПРИЕХАЛА В МОНАСТЫРЬ ГОРНЫЙ ЦВЕТОК И КАК ЮЙ СИ ПИЛ ВИНО И БОЛТАЛ С ПРИЯТЕЛЕМ НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

Сановный Хуан, опередив Иня, примчался к Янам и объявил волю императора.

— Таков приказ государя, — добавил он, — и я удалюсь только после выдворения этой девки из вашего дома.

Тут появился и сановный Инь.

— Приказ отдан императором для восстановления мира в вашей семье, — сказал он. — Поэтому лучше всего выполнить его безотлагательно.

Сановный Инь уехал, а старый Ян позвал Фею и говорит ей:

— Я стал совсем глухим и слепым — и вот оно, наказание за то, что не справляюсь с домашними делами. Из-за этих бесконечных раздоров придется тебе на время уехать в Цзянчжоу и там дождаться возвращения Чан-цюя.

Не смея от стыда поднять глаз на стариков, Фея горько заплакала. Старик разжалобился и принялся ее утешать, а потом помог ей собраться в путь. Слуги сложили в небольшой экипаж пожитки Феи и ее служанки Су-цин. Фея простилась с госпожой Инь и вышла из дому. Слезы катились по ее щекам. Она села в экипаж, который покатил по дороге в Цзянчжоу. Столица с каждым часом удалялась все дальше. Начались горы. Фея с грустью глядела на холмы и реки, словно надеялась найти у них утешение. Подул ветер, начался дождь, окрестности затянула мутная пелена, дорогу можно было различить с большим трудом. Пришлось остановиться на постоялом дворе, находившемся в тридцати — сорока ли от столицы. Цзя и служанка уселись у светильника, который зажег предупредительный хозяин. Фея задумалась: «Удивительна все-таки моя судьба!.. В раннем детстве я потеряла родителей, претерпела столько горя и лишений, наконец встретила академика Яна, и наши души слились в едином порыве, и у меня появилась надежда, огромная, как гора Тайшань. А что же сегодня со мною сталось? Куда я еду? В Цзянчжоу у меня ни одного близкого человека, — кто меня там приютит? Года не прошло, как я уехала из этой глуши, а теперь возвращаюсь, словно преступница. Стыд! За что со мной так несправедливо поступили? Если я нарушила законы, почему двор не объявил об этом вслух? Если я плохая жена, то судьбу мою должен был решать только муж, и никто другой! Лучше всего мне, бесприютной, не мучиться и расстаться с жизнью прямо здесь, посреди дороги, ведущей в изгнание!» Она разрыдалась. Су-цин, как могла, попыталась успокоить ее.

— Небу ведомо, что у вас чистая, словно снег или лед, душа. Солнце светит вам, как и всем. Если вам совсем невмоготу, уйдите в монастырь и скройтесь за его стенами, чем так убиваться!

— Уж если не повезет в жизни, — вздохнула Цзя, — то это надолго. Чего мне теперь ждать, на что надеяться?

Су-цин продолжает свои увещания:

— Говорят, достойный человек если и погибает, то во имя достойной цели. А когда наш господин, который находится за тридевять земель отсюда и знать ничего не знает о том, что здесь творится, прослышит вдруг о вашей гибели, каково ему будет? Вспомните видение госпожи Ли ночью за занавеской! Если даже вас грызет безысходная тоска, вы должны собрать все силы и верить в свою любовь, — рано или поздно вы обретете счастье!

— Ты меня убедила, Су-цин, — вытерев слезы, промолвила Фея, — я верю твоим словам.

Узнав о местоположении ближайшего монастыря, Фея велела собираться в путь. Монастырь был расположен в чудесном уголке, в нем проживало с десяток монахинь, в храме высились статуи трех святых. Всюду — сияние, цветы, удивительное шитье и шелковые сумы, в воздухе стоит чудесный аромат. Монахини приветливо приняли гостью, захлопотали вокруг нее, предложили чаю.

Вечером, после трапезы, Фея потихоньку позвала к себе настоятельницу и говорит ей:

— Я родом из Лояна, покинула столицу из-за распрей в семье и хочу попросить у вас приюта на несколько месяцев. Какова будет воля Будды?

Монахиня в ответ:

— Будда милосерден. Вас доняла беда, вы нуждаетесь в покое, мы будем рады принять вас здесь.

А сановный Хуан пришел домой и говорит жене и дочери:

— Сегодня наконец я отомстил нашим врагам! Когда же он рассказал о высылке Феи в Цзянчжоу, госпожа Вэй охладила его пыл ледяной усмешкой.

— Если ядовитую змею или дикого зверя только пугают, а не убивают, — сказала она, — то они становятся еще опаснее.

Опешивший Хуан не знал, что и ответить. Когда он ушел, госпожа Вэй поспешила к несчастной Чунь-юэ. За прошедший месяц раны на лице служанки зарубцевались, но она осталась совершенно обезображенной, — прежнюю Чунь-юэ просто невозможно было узнать в этой уродине. Она взглянула на себя в зеркало и заскрежетала зубами.

— Если прежде Фея Лазоревого града была врагом только моей госпожи, то теперь она и мой враг! Я отплачу ей за все!

— Фея теперь далеко отсюда, — вздохнула госпожа Вэй, — живет себе припеваючи в Цзянчжоу да ждет приезда инспектора Яна. А что-то будет тогда и с моей доченькой, и со мной?!

— Не беспокойтесь, госпожа, — усмехнулась Чунь-юэ. — Я выведаю, где она живет, и отомщу ей!

В пятнадцатый день первой луны императрица пригласила к себе придворную даму Цзя и говорит ей:

— Каждый год в этот день я еду в монастырь помолиться за сына, а сегодня занемогла. Возьми благовония и фрукты, поезжай в Горный Цветок и помолись вместо меня.

Дама Цзя почтительно поклонилась и без промедления отбыла в Горный Цветок, где принесла жертвоприношения и сотворила молитвы. В монастыре повсюду красовались узорчатые занавеси и пестрые флаги, трепетавшие на ветру, который срывался вниз с гор. Звуки барабанов и слова молитв наполняли храм. Пожелав государю десять тысяч лет жизни и испросив у Неба счастья для императора, придворная дама пожелала осмотреть монастырь. В восточном флигеле ее заинтересовала одна комната. Придворная дама подумала, что там никого нет, и взялась было за ручку, как вдруг услышала слова Сопровождавшей ее монахини:

— Это комната для гостей. Недавно в ней поселилась одна молодая женщина. В ее доме произошло несчастье, и она не хочет никого видеть.

— Если бы я была мужчиной, — улыбнулась дама Цзя, — я бы не подошла к этой комнатке. Но на женщину ваша гостья, надеюсь, не обидится!

Она открыла дверь и увидела печальную красавицу, которая тихо сидела у столика.

Дама Цзя подошла к ней поближе и спрашивает:

— Отчего это вы, такая красавица, заперли себя в далеком монастыре?

Фея подняла глаза и мелодичным голосом ответила:

— Я здесь случайно, проездом. Мне стало нехорошо, постоялого двора поблизости не оказалось, вот я и попросила приюта.

Слушая красавицу, придворная дама разглядывала ее и вдруг почувствовала к ней расположение. Она присела и говорит:

— Я приехала сюда помолиться. Зовут меня Цзя. Ваше прекрасное лицо, ваши приятные речи расположили меня к вам. Я уже полюбила вас, — сама не пойму, как это случилось! Сколько же вам лет и как вас зовут?

— Меня тоже зовут Цзя, — ответила Фея, — а лет мне шестнадцать.

— Смотрите-ка, мы с вами вроде как родственницы. Сегодня я не поеду обратно, хочу провести ночь в монастыре, рядом с вами.

Она велела принести свои вещи в комнату Феи. Та после долгого одиночества обрадовалась и знакомству с дамой Цзя, и ее участию. Скоро Фее начало казаться, что они давным-давно знакомы и даже связаны общими узами, как листья одного дерева. Умалчивая о своих тревогах, Фея вела с дамой Цзя приятную для обеих беседу. Придворная дама поняла, что красавица — образованная девушка.

— Мы с вами чуть ли не родственники, — вдруг сказала она, — отчего же вы не откровенны со мной? Судя по вашим манерам, вы не монахиня. Почему вы здесь оказались? Расскажите мне, не таясь.

— Я родом из Лояна, у меня нет близких. В доме, где я жила, со мной произошло несчастье. Я не знала, куда мне деться на этом свете, и вот приехала сюда, чтобы покоем и тишиной залечить свои раны.

Кончив говорить, она закрыла лицо руками. Дама Цзя поняла, что девушке трудно рассказывать о своем горе, и не стала больше расспрашивать.

— Я не знаю, что у вас на душе, — начала она утешать Фею, — но только уверена в том, что будущее ваше лучезарно. Зачем же отрекаться от жизни из-за случайного невезения? Я езжу в этот храм, как к себе домой, все монахини рады оказать мне услугу, поэтому о вас здесь будут хорошо заботиться. Но прошу вас — доверяйте мне, вам будет легче!

Фея поблагодарила придворную даму за добрые слова. А та, наутро собравшись в обратный путь, взяла Фею за руки и долго не отпускала, не в силах расстаться с красавицей.

В столице дама Цзя доложила о своей поездке императрице и отправилась к себе. Помня о Фее, она велела отвезти в Горный Цветок несколько лянов серебра и куль снеди. Служанка собралась и уехала.

Тем временем Чунь-юэ, задумав отправиться на розыски Феи, начала собираться в путь. Свою обезображенную голову она закрыла зеленым платком и приделала себе нос из воска.

Перед уходом она сказала:

— Некогда Юй Жан[231] раскрасил себя под прокаженного, чтобы отомстить Чжао Сян-цзы,[232] и добился своего. Ныне Чунь-юэ меняет свой облик, чтобы отомстить Фее! Но только ли за себя?

— Если ты сделаешь, что порешила, — с улыбкой напутствовала ее госпожа Вэй, — получишь от меня тысячу золотых и до конца дней не будешь знать забот.

Чунь-юэ ушла с мыслью: «Из колодца рыбу пустили в море — поди найди ее! Говорят, у моста Ваньсуй живет некий господин Чжан, самый искусный в столице гадатель. Попробую у него разузнать, где скрывается Фея». Она взяла несколько ляпов серебра и пришла к гадателю.

— Мне нужно узнать, где скрылся один преступник. Помогите, прошу вас!

Чжан подумал, потом бросил кости и говорит:

— Мудрецы гадают, чтобы помочь людям избавиться от зла и обрести успокоение. По костям вижу: вам в этом году не повезло, поэтому будьте осторожны, ни с кем не враждуйте. И еще помните: даже преступник может оказаться благонравным человеком!

— Вы мне зубы не заговаривайте, — засмеялась Чунь-юэ. — Вы мне откройте, куда спрятался преступник.

С этими словами она протянула серебро, а гадатель произнес:

— Ваш преступник сначала двинулся на юг, а потом внезапно повернул обратно, на север. Если он не скрывается в горах, то уже умер.

По пути домой она встретила Юнь Сянь, служанку дамы Цзя. С этой девицей она несколько раз болтала, когда придворная дама наносила визиты госпоже Вэй. Чунь-юэ окликнула ее:

— Куда путь держишь, Юнь Сянь?

Та ничего не ответила, растерявшись при виде незнакомого мужчины, — ведь Чунь-юэ была одета в мужское платье, да и лица ее было не узнать.

— Да это я, Чунь-юэ. Недавно я перенесла очень тяжелую болезнь, и у меня изменилось лицо. Понятно, почему ты меня не узнала. А мне сказали, что у моста Ваньсуй живет искусный врачеватель, вот я и пошла к нему. Во время болезни я, чтобы не простыть, одевалась в мужское платье, а теперь так к нему привыкла, что и снимать не хочу. Так что не удивляйся.

— В тебе ничего не осталось от прежней Чунь-юэ! — говорит Юнь Сянь. — Что же за болезнь тебя поразила?

Поглаживая свой восковой нос, Чунь-юэ со вздохом проговорила:

— Называется «преображение». Хорошо еще, что жива осталась!

— А я иду по приказанию госпожи в монастырь Горный Цветок.

— По какому делу?

— На днях моя госпожа ездила туда помолиться и повстречала там девушку, которую тоже зовут Цзя. С ней хозяйка очень сдружилась. Вот и велела отнести ей еды да серебра.

Чутье у Чунь-юэ было как у собаки. Услышав имя Цзя, она решила выведать все, что можно. Притворно засмеялась и говорит:

— Брось меня обманывать, Юнь Сянь. Я сама недавно была в Горном Цветке, никакой девушки там не встречала. Когда, ты говоришь, она там появилась?

— Это ты кого хочешь обманешь, а я врать не умею. Монашки говорят, что девица появилась у них в полнолуние. Она со своей служанкой живет в комнате для гостей и, кажется, кого-то поджидает. Говорят, нелюдима, но очень красива: стройная, как цветок, а лицом что молодая луна. Моя госпожа ее до сих пор забыть не может. Истинная правда!

Чунь-юэ ликовала — нашлась Фея! Она тут же простилась с Юнь Сянь и поспешила к Хуанам, где и рассказала обо всем госпоже Вэй и ее дочери.

— Но если об этом известно госпоже Цзя, значит, известно и императрице, а от нее — самому государю, — заметила осторожная госпожа Вэй.

— Не тревожьтесь, госпожа, — засмеялась Чунь-юэ, — я-то знаю, что Фея, человек скрытный, не доверится с первого знакомства неизвестному человеку. Я отправлюсь в монастырь, погляжу, как там она, и на месте придумаю, что делать.

На другой день, переодетая отшельником, Чунь-юэ пустилась в путь и к вечеру добралась до Горного Цветка, где и попросилась переночевать. Монахини приняли странника. Глубокой ночью Чунь-юэ выбралась во двор, обошла главное здание и пристройки, прислушиваясь у каждой двери, — всюду читали молитвы и сутры. Оставалась одна комнатка в восточной части здания, в ней горел тусклый огонек, но не раздавалось ни звука. Чунь-юэ проделала в бумаге дырочку и заглянула внутрь: красавица Фея лежала у стены, а возле светильника сидела ее служанка Су-цин. Чунь-юэ вернулась к себе, чуть свет поднялась, наспех простилась с монахинями, помчалась домой к Хуанам и обо всем увиденном рассказала.

— Ты уверена, что это была именно Фея? — спросила госпожа Вэй.

— Когда я впервые увидела Фею в доме Янов, я сразу поняла, что она писаная красавица и что ее ни с кем не спутаешь. А нынче в Горном Цветке я ее рассмотрела вблизи и без помех и скажу, что она не из мира людей. Если и не небожительница, то уж наверняка фея Нефритовой столицы, спустившаяся на землю. Будь инспектор Ян тверд, как железо или камень, он против ее чар не устоит! Как только она снова окажется в доме Янов, нашей молодой госпоже придется туго!

Госпожа Вэй взяла служанку за руку.

— Чунь-юэ! Счастье моей дочери — это и твое счастье. Если все устроится так, как хочет она, то и ты будешь довольна. Если ей будет плохо, то и ты намаешься. Говори, что намерена делать!

Чунь-юэ попросила всех удалить из комнаты и начала:

— Мой старший брат Чунь-чэн водится со всяким столичным отребьем, приятели у него везде. Одного из них зовут Юй Си, он непутевый малый, ничего святого за душой нет, любит только вино да женщин. Стоит его поддеть, поддразнить, он, как бабочка весной, полетит к цветку, не удержится. Если получится, как я задумала, то распрекрасная Фея окажется вымазана в самой грязной грязи и тогда слова не посмеет никому сказать. Если не получится, он ее и прикончит! Так ли, иначе, но занозу, которая мучает нашу госпожу, мы выдернем!

Госпожа Вэй стала торопить Чунь-юэ, и та побежала к брату.

Юй Си и в самом деле был отъявленным негодяем, много раз нарушал он законы, семью бросил, имя свое сменил и жил в свое удовольствие. Как-то раз, когда он с приятелями стоял на перекрестке, подошел Чунь-чэн. Все вместе они направились в винную лавку.

— Есть на примете у меня красотка, да только не по моим зубам. Досада берет! — выпив, начал вздыхать Чунь-чэн.

Юй Си тут же оживился.

— Кто такая?

Чунь-чэн усмехнулся и ничего не ответил. Однако Юй Си не отставал. Тогда Чунь-чэн процедил сквозь зубы:

— Всем этого знать не нужно. Приходи вечерком ко мне, расскажу.

В сумерках Юй Си пришел к приятелю. Тот усадил его возле себя и с улыбочкой сказал:

— Хочу сосватать тебе одну красивую девчонку, да боюсь, что своей неотесанностью ты ее отпугнешь и ничего у тебя не выйдет.

— Говори толком! — потребовал Юй Си.

— Слышал я, что в зеленом тереме в Цзянчжоу, — начал Чунь-чэн, — есть одна знаменитая гетера, женщина красоты невиданной, искусница в песнях, и танцах, и любви. Нахмурится — и Си Ши из страны Юэ устыдится своей холодности, улыбнется — Ян-гуйфэй, та что была у Мин-хуана,[233][234] сгорит от ревности. Вот какая женщина, не чета тебе!

Юй Си выдернул руку из руки приятеля и ударил его по щеке.

— Слушай, ты! Пусть я прелюбодей и преступник, но тебе, хоть сестра твоя у вельможного Хуана в услужении, оскорблять себя не позволю! Далеко ли отсюда до Цзянчжоу?

Чунь-чэн сделал вид, что обиделся.

— Верно говорят: плохое сватовство кончается тремя затрещинами. А только правды о себе никто знать не желает и поступает вопреки самому себе. Больше ничего тебе не скажу.

— Да ладно тебе! — засмеялся Юй Си. — Рассказывай! Три чарки за мной.

Он примирительно взял руку Чунь-чэна в свою. Эта красотка сейчас в столице?

— Была в столице, заболела и уехала в монастырь Горный Цветок, пока там живет. Так что поторопись!

Юй Си хмыкнул и встал со словами:

— Отправляюсь туда немедленно!

— Имей в виду, — с усмешкой сказал Чунь-чэн, — эта девица о себе высокого мнения, мыслей держится благородных, справиться с ней нелегко.

— Не бойся! Не таких обламывал! И Юй Си ушел.

А Ян все это время ждал из столицы Дун Чу, надеясь, что тот привезет приказ о возвращении домой. Но Дун Чу привез повеление, в котором говорилось, что Хун Хунь-то с десятью тысячами воинов надлежит идти походом на мятежное государство Хунду, а инспектору Яну — возвращаться с остальным войском домой. Ян не скрывал своей досады, вызвал к себе Хун и подал ей приказ. Хун даже в лице переменилась:

— Почему государь возложил на меня такую непосильную задачу?

Инспектор задумался. Когда стемнело, он проводил своих военачальников на отдых, пригласил в шатер Хун, зажег светильник и подошел к возлюбленной со словами:

— Я делил с тобой все радости и горести нашего похода и надеялся в одном экипаже с тобой прибыть в столицу. Но приказ императора лишает нас этого счастья — пока наши пути разойдутся: завтра я с половиной войска иду на родину, ты с другой половиной — в провинцию Цзяочжи. Желаю тебе победы и скорого возвращения!

Выслушав это, Хун пристально посмотрела на Яна, — и слезы побежали по ее щекам. Она не сказала ни слова, а инспектор продолжал:

— Жизнь сурова! Ян Чан-цюй не имеет права устраивать свое личное счастье в ущерб государственным делам. Иди, собирайся в поход.

Утерев слезы, Хун говорит:

— Я, слабая женщина, должна, забыв стыд, рубить мечом и колоть пикой, жить среди воинов-мужчин. И это вместо того, чтобы думать о возлюбленном! А я живу только вами, всю себя посвятила вам. И вы сейчас опять меня бросите и уедете, а я останусь одна. Если я ваша наложница и не потеряла своих достоинств и вы по моем возвращении встретите меня, как полагается встречать жену важного сановника, то зачем вы говорите мне сейчас такие жестокие, неласковые слова? Хоть я и из зеленого терема, но душа моя чиста, как лед, и светла, как яшма. По мне теперь лучше пойти под меч палача, чем жить с чувством, что я для вас обуза.

Сказала и опечалилась, и вновь по нефритовым щекам заструились горькие слезы.

— Сын Неба не знает, что Хун Хунь-то так слезлив, — улыбнулся Ян, — а то не доверил бы ему такого важного поручения!

Хун смутилась и ничего не ответила. А что было дальше, об этом вы узнаете из следующей главы.