"Майя: Форс-минор" - читать интересную книгу автора (, )

Глава 24

— Кого же ты считаешь близкими людьми? — продолжил он.

— Тех, кто мне нравится.

— И что, тебе никто никогда не нравится с первого взгляда?

— Иногда такое происходит.

— Разве в этот самый момент человек не становится тебе близким?

— Да, да. Иногда даже чувствую такую близость, что кажется, будто знала его всю жизнь, только забыла. Иногда так бывает…

— Скажи мне, то, что ты испытывала, когда я нес тебя и когда заговорил с тобой…

— … и когда сейчас взял меня за руку…

Он слегка сжал мою лапу, и я почувствовала, что он улыбается.

— Это является для тебя достаточно важным, чтобы начать считать меня близким и хорошо знакомым человеком?

— Близким — да, но вот хорошо знакомым — нет… почему-то страшно взять и отказаться от привычного «опознания» людей…

— Ну и где бы ты сейчас была, если бы последовала своей привычке? Шла бы домой, наслаждаясь своим возмущением. Ведь сейчас ты действуешь очень неосмотрительно — идешь в полной темноте с незнакомым мужчиной, даже не знаешь толком как он выглядит… Ну разве это не безумие? А? Где твой рассудок?

— Вот черт, как подумаю о том, что я сейчас с тобой вот так запросто иду, разговариваю, держу тебя за руку, так все в голове кувырком катится… Как перестаю думать о том, что я делаю что-то опасное, так сразу все становится на свои места, и…

— Что?

— … мне так нравится идти с тобой рядом.

— Вот это и является для меня настоящим, живым «опознанием», и ничто другое. А как к этому придти, — испытывать это, доверять этому, — во-первых, необходимо устранить все негативные эмоции.

Меня с головы до ног (или с ног до головы?) окатило ледяным душем, все тело защипало, как от слабого электрического напряжения.

— Не может быть! Ты сказал «устранить негативные эмоции»?

— Да, именно это я сказал.

— Ты что-нибудь знаешь о практике прямого пути?

Похоже, вопрос его не смутил, по крайней мере, его рука осталась абсолютной спокойной, но какое-то время он помолчал.

— А что ты знаешь об этой практике?

— Да практически ничего! У меня пока что только куча вопросов и почти никакой информации. Так ты занимаешься этой практикой?

— На данный момент я не могу тебе ответить на этот вопрос, потому что ответ вряд ли будет тебе понятен, но ты можешь задать более конкретный вопрос, на который я возможно смогу тебе ответить.

— ОК. Ты говорил про устранение негативных эмоций. Ты свободен от них?

— Да.

— И тебе знакомо переживание тихой радости?

— Знакомо.

— А ты знаешь Лобсанга?

— Вопрос неинтересный.

— Точно, глупость… А какие переживания тебе еще знакомы?

— А какие знакомы тебе, что ты так о них спрашиваешь, как будто мой ответ тебе будет понятен?

— Ты прямо таки уверен, что я ничего не пойму?

— Ну разумеется, я уверен. Если ты никогда не испытываешь негативных эмоций, ты без труда сможешь увидеть их в другом человеке — даже в мельчайшей примеси, в любом его действии — в том, как он говорит, молчит, ходит, пишет, слушает, смотрит… — во всем. Их невозможно скрыть. Точно так же обстоит дело и с другими восприятиями. На данный момент ты полное ничтожество.

Новая порция холодного душа.

— Зачем же ты тогда заговорил со мной?

— Этот вопрос задают твои негативные эмоции. Смотри, как легко тебя задеть, — он отпустил мою руку, и я почувствовала себя брошенной. — Представь себе опытного тренера, который видит 5-летнего ребенка, не умеющего ровным счетом ничего, но у тренера опытный глаз, и с большой вероятностью он может определить, получится ли из этого несмышленыша хороший спортсмен.

— Понятно, понятно, — я попыталась опять взять его за руку, но он не захотел.

Опять стало очень обидно, я ощущала себя маленькой капризной девочкой, которая хочет плакать еще и от того, что не может проявлять свои капризы, потому что знает, что от этого будет только хуже.

— Ты сейчас наверняка думаешь, что я вроде как наказываю тебя за твою глупость, так?

— А разве это не так?

— Нет, нет так. Все очень просто, — если я хочу что-то объяснить тебе, если я в самом деле хочу, чтобы ты поняла меня, я могу сделать что-то, что очень не понравится твоей личности. И тогда тебе придется вывернуться наизнанку, чтобы усвоить урок. А в другом случае, если твоя жизнь никак не изменится, черта с два ты будешь прикладывать усилия, чтобы понять то, что понимать неудобно и даже опасно с точки зрения обычного человека. Я хотел показать тебе, что между нами не может быть никакой близости, никакого понимания, если ты будешь потакать негативным эмоциям. Это не значит, что я испытываю к тебе отчуждение, и что когда ты захотела взять меня за руку, я еще не отошел от этого отчуждения. Просто я не хочу никакой близости с существом, которое доверию и симпатии предпочитает обиду и неприязнь. Именно не хочу, понимаешь? Не «выбираю делать вид, что не хочу», а именно не хочу.

— Но чем же это отличается от наказания?

— Наказание вызвано к жизни негативными эмоциями и концепциями. Я же действую только исходя из своей симпатии к тебе.

— Что-то похожее говорили мне родители…

— А твои родители свободны от негативных эмоций?

— Ну нет, конечно. У них, кажется, вообще ничего нет, кроме негативных эмоций.

— Тогда почему ты сравниваешь меня с ними? Ты думаешь, это одно и то же — когда я говорю, что испытываю симпатию, и когда твои родители говорят, что любят тебя?

— Ну, я пока о тебе еще ничего не знаю…

— Это неправда. Похоже, ты опять стала обычной тупой девочкой.

— Но я не могу вот так взять и поверить в то, что ты не свободен от негативных эмоций! — накатило отчаяние, так хотелось объяснить, что я не испытываю к нему отчуждения, что я хочу разговаривать с ним, но у меня и вправду возникают сомнения, я не могу в один миг стать другим человеком…

— Можешь!

— Что?!

— Я сказал, что ты можешь стать другим человеком тогда, когда этого захочешь. И это опять же концепция, что изменения происходят постепенно. Это что, закон что ли какой-то? Если да, то докажи мне, что это так.

— Нет, я не могу этого доказать… Не понимаю, ты и вправду читаешь мои мысли?

— Я слишком хорошо знаю людей, потому что посвятил много времени изучению себя самого. И не надо быть ясновидящим, чтобы понять, о чем ты думаешь в моменты отчаяния… Я не хочу, чтобы ты слепо верила мне, но ты занимаешь противоположную позицию, которая отупляет возможно еще больше, чем если бы ты просто верила. Ты не открыта ни для чего нового, ты все знаешь, тебе все понятно, ты много общалась с людьми, и для тебя не составляет труда интерпретировать все мои проявления понятным тебе образом. На этом ты ставишь точку, и это делает наше общение невозможным. Как я могу открыть для тебя что-то, если ты тут же повесишь на него знакомый тебе ярлык несмотря на то, что сама же ясно понимаешь, чувствуешь, что столкнулась с чем-то новым, непонятным?

Наверное, так себя чувствует разгромленный полководец, — армия разбегается в разные стороны, никакого контроля над военными действиями нет, отступать некуда, — со всех сторон ликующий враг… Еще никогда я не чувствовала себя более беззащитной, он не оставил камня на камне от всех моих щитов… Да еще и пригрозил, что прекратит общаться со мной, если я буду продолжать защищаться! Еще совсем недавно я была крепким воином, готовым дать отпор любому, кто встанет на моем пути, а сейчас рядом с этим человеком я чувствую себя манной кашей, стекающей по помойному ведру. И что самое ужасное, до меня начинает доходить, что именно такой я и являюсь, и все, что я о себе думала, возникло как результат сравнения себя с полными ничтожествами и как искусство создавать видимость для того, чтобы выжить в этом мире.

— Никогда не думала, что я кому-то могу показаться тупой.

— Ты даже вообразить себе не можешь, насколько ты тупа!

— Ну я конечно не философ…

— Ты не перестаешь удивлять меня, Майя!

Пропустив мимо ушей это замечание, я позволила увлечь себя удивлению от того, что он знал мое имя.

— Ты знаешь, как меня зовут?

— В этом нет ничего удивительного, ты вчера так громко разговаривала с пандитом… В своем праведном гневе ты забыла, что назвала ему свое имя?

— Вообще-то да, что-то не припомню, чтобы я это говорила.

На некоторое время повисло молчание, словно подытожив все сказанное. И каков же этот итог? Понятия не имею. А к чему тогда это многозначительное «подытожив»? Неужели я пытаюсь произвести впечатление на саму себя? Вот кретинизм-то… непрерывное шоу, непрерывные попытки доказать себе или кому угодно свою многозначительность. Зачем?

— Вернемся к вопросу о том, зачем ты пришла сегодня.

— Я не знаю.

— Зато я знаю. Ты пришла потому, что хотела добиться справедливости, хотела окончательно разоблачить лжеца.

— Так значит, не стоило приходить?

— Я этого не говорил. Имеет значение мотивация. Если у тебя нет ясности в этом вопросе, то это означает, что мотивация возникла механически. А какая мотивация для такого поступка может возникнуть у человека, несвободного от негативных эмоций?

— Я не согласна с тобой в том, что все было именно так. В первую очередь, я действительно хотела узнать, что он из себя представляет…

— Это было вчера, не уходи от темы и не занимай оборонительную позицию, иначе мы никогда не сможем понять друг друга. Я произвожу впечатление человека, который говорит не подумав, второпях, в эмоциональном ослеплении?

— Нет.

— В таком случае я рекомендую тебе исходить из презумпции моей разумности. Хорошенько подумай, прежде чем возражать мне.

Я и не заметила, что за какие-то считанные минуты совершенно забыла о том, что только что собиралась звать полицию, потому что заподозрила в нем сексуального маньяка, и о том, что познакомилась с ним только что. Незаметно для себя самой я начала слушать его как учителя, и почему-то у меня не возникало сомнений в том, что он может научить тому, что для меня действительно важно. Пожалуй, никогда ранее никому не удавалось настолько заинтересовать меня…

— Хорошо.

— Так вот, когда ты противостоишь обществу, у тебя могут быть самые разные мотивы. Даже если тобой руководит желание узнать правду или желание преодолеть свои страхи, это не означает, что ты свободна от омрачений. К твоим желаниям все равно примешиваются и негативные эмоции, и злорадство, и негативное отношение, и желание мести и справедливости. Разве не так?

— Так! А я все время пыталась разделить — либо так, либо так. Никогда не задумывалась о том, что радостные желания и эмоции могут быть перемешаны с омрачениями.

— Это искусство — очищать свои поступки от грязи, которая налипает на них. Для меня важно вот что — вчера я увидел в тебе не только революционера, который хочет, чтобы все было так, как он считает справедливым. Я увидел в тебе еще кое-что, поэтому сейчас иду с тобой рядом.

Мне захотелось рассказать о своем первом опыте противостояния, и я красочно передала историю про тантрического гуру.

— Так ты поняла, в чем был твой основной страх?

— Я никогда не думала об этом. Какой же?

— Ты ждешь, что я тебе об этом сам скажу? А у тебя самой не возникает желания подумать на эту тему? Это не интересно для тебя?

Чувствую себя как школьница, формально выполнившая домашнее задание… Я-то хотела произвести впечатление своей историей, а получилось, что нарвалась на «выговор»… Черт! А чего я собственно хочу? Я хочу свободы или спокойной жизни и приятной болтовни? Ведь этот человек, кем бы он ни был, задает вопросы, которые касаются моей жизни, с помощью которых я могу увидеть себя со стороны. А я сейчас обижаюсь, как капризный ребенок, как девочка, у которой не получается манипулировать мальчиком, и в эти моменты мне хочется распрощаться с ним, показать свою гордость. Но уходить я на самом деле не хочу, а хочу, чтобы он стал останавливать меня и чтобы он понял, что со мной так нельзя, что я не какая-нибудь там простушка, которую можно тыкать носом, как слепого щенка, во все лужи и кучи. Словно пружина начинает раскручиваться, и я вот-вот выстрелю претензией, обидой, отчуждением, холодным возражением… Со скрипом поворачиваю вспять этот механизм и заставляю себя думать над его вопросом.

— Ну наверное страх был в том, что он уважаемый человек, и мало ли что со мной могли сделать за наезд на него…

— Тебя саму этот ответ устраивает? Похоже, ты хочешь сдать экзамен, а не добиться ясности.

— Все, все, начинаю думать.

Некоторое время идем молча. Не привыкла я думать долго на какую-то тему — старая история… Чаще всего даже самые интересные мысли возникают без каких-либо усилий с моей стороны. Если мне надо что-то понять, решить задачу, то понимание часто возникает через пару секунд, но вот если оно не возникает, то тут я становлюсь абсолютно беспомощной. Какое-то время я была лучшей ученицей в классе по математике. Все восхищались моими математическими способностями, а меня удивляло — чем они восхищаются? Ведь алгоритм получения ответа просто рождается у меня в голове сам собой, мне остается лишь формально обсчитать и записать его. Когда появился такой предмет как физика, я стала худшей в классе. Я не могла понять вообще ничего. Это понимание требовало таких усилий, на которые я была не способна. Через пять минут пыхтения над задачей по физике я впадала в бешенство, швыряла учебник в другой конец комнаты, рыдала и ненавидела своего брата, который учился на физфаке, но никогда не помогал в моих уроках.

Сейчас я столкнулась с похожими препятствиями. Тыкнувшись в несколько идей, спонтанно возникших в голове, я поняла, что все это не то и оказалась в вакууме. Как думать дальше — не знаю. В голову лезет какая-то чушь — обрывки песенок, громкие бессмысленные фразы, куски воспоминаний. Стряхиваю их с себя, как летучих мышей (никогда их не стряхивала с себя, но почему-то живо представляю эти ощущения) и опять пытаюсь начать думать.

— Ты можешь рассказать, что ты сейчас делаешь? — в его голосе опять не было никакого отчуждения, наоборот — я уловила в его интонации заинтересованность и поняла, что сейчас он мне поможет разобраться, и от этого стало радостно.

— Думаю, в чем был мой основной страх перед гуру.

— Не только перед гуру, а вообще в этом эксперименте… Так что ты называешь словом «думаю»?

— Ну-у…

— Это вступление совсем не обязательно.

— Э-э, ну да…

— Это согласие тоже.

Похоже, каждое мое действие тупое. Неужели это действительно так? Или это я только с ним такая тупая? Вроде бы не замечала за собой такой интенсивности нелепых поступков.

— Перебираю разные варианты и смотрю — какой подойдет.

— Я так и думал. Таким путем можно найти ответ только на самые примитивные вопросы, ответы на которые для тебя очевидны, известны, ведь ты перебираешь те варианты, которые тебе известны. А что тебе может быть известно? Только то, что было в твоем скудном опыте.

— Почему ты считаешь мой опыт скудным?

— Ну конечно, если сравнивать вон с тем индусом, то тебя можно назвать вундеркиндом и блестящей личностью. Тебя устраивает такое сравнение?

— Нет, не устраивает.

— Тогда помолчи, пока я расскажу тебе о том принципе думания, который позволит тебе делать настоящие открытия.

Это же надо было опять стать такой дурой и опять начать защищать свою уникальность! И как у него хватает терпения продолжать со мной общаться…

— Вспомни еще раз свое состояние, в котором страх проявился особенно ярко… А теперь не пытайся начать перебирать мысли, сосредоточься на этом состоянии и на желании понять, получить ясный ответ на свой вопрос. Твое желание должно раскрыть ту ситуацию, в которую ты смотришь, как грецкий орех на две половинки… не позволяй другим мыслям вклиниваться в этот процесс и устраняй нарастающее нежелание сосредоточения на этом вопросе, — это основное препятствие, которое делает тебя невменяемой, если ты не противопоставляешь ему свое непоколебимое желание.

Стало жарко. Я как чайник, из которого во все стороны идет пар, крышка гремит и подпрыгивает… Я вцепилась в образ той ситуации мертвой хваткой, не подпуская к ней ни одну посягающую морду, но похоже силы начинают сдавать, ничего не получается… Чертовски хочется понять, найти ответ на вопрос. Это похоже на спорт — так хочется прыгнуть высоко и красиво. Или это опять не та мотивация? Да нет, к черту спортивные достижения, ведь на самом деле я хочу преодолеть эти препятствия и понять, ведь это открытие может изменить всю мою жизнь! И вдруг действительно что-то открылось, как будто бутон распустился, и теперь можно рассмотреть цветок изнутри. И я поняла! Никак не могу понять, как это произошло, но я ПОНЯЛА!

— Больше всего я боялась осуждения других людей.

Было такое ощущение, как будто мое лицо расправилось и светится изнутри, и наверняка он это заметил.

— И что ты сейчас думаешь по этому поводу?

— Что мнение других людей не имеет никакого значения, — поразительно, это я говорю? — Этот страх ни на чем не основан, потому что в реальности мнение других людей никак не меняет мою жизнь.

Вот это да! У меня даже голос стал другой, как будто в меня вселился кто-то мудрый, знающий, уверенный в себе, спокойный… В голове — мягкий золотистый свет, и каждая мысль, рождающаяся из этого света, вызывает приятные, щемящие ощущения в голове и в сердце. Хаотические мысли куда-то отступили, и совершенно не хотелось к ним возвращаться. Мне вообще не хотелось думать, и как удивительно, что я могу сейчас не делать этого просто потому, что не хочу. Хотелось мягко подталкивать себя к этому свету, отодвигая все, что забирает с него внимание. И несмотря на то, что мысли были солнечными и ласкающими, сосредоточение на золотистой тишине переживалось гораздо более глубоким.

— И как у меня все это получилось? Так легко…

— Искренние усилия плюс эффект присутствия.

— Плюс что?

— Не важно…

…Увитая плющом калитка появилась прямо перед носом совершенно неожиданно. Ее освещала близкая луна, и дом в глубине сада успел показаться зловещим… Только сейчас до меня дошло, что незнакомец привел меня к себе домой, и что я одна не смогу вернуться в отель, потому что понятия не имею, как мы сюда пришли.

— Это твой дом? — спросила сдавленным голосом.

Он громко и добродушно рассмеялся и подтолкнул меня вперед.

— Ты все еще можешь предположить, что я кого-то насилую или убиваю?

— Нет… Но почему-то стало страшно.

— Проходи, тебе там понравится.

Страх как рукой сняло, и вмиг все окуталось мягким волшебством. Как похоже на сон! Только бы не проснуться…

Дом едва уловимо пах смолой и благовониями. Зажегся свет, и я оказалась в небольшой прихожей, из которой несколько дверей вели в неизвестность.

— Мне уже нравится:) Такое впечатление, что этой мой дом…

И еще мне кажется, что я знаю, что вот за этой дверью… Полукруглая комната с темным и теплым деревянным полом… Немного сложно сфокусировать зрение, я как будто слегка опьянела… Единственная мебель — два высоких книжных шкафа, сразу же вызывающие интерес. Широкое окно, которого сейчас не видно из-за плотных льняных занавесок… В небольших углублениях в стенах лежат коврики, подушки под спину… Оглядываюсь… вон то место, туда хочу… Ныряю в него, и все опять встает на свои места, картинка становится устойчивой и ясной.

— Есть хочешь?

Только после его вопроса я поняла, что чудовищно голодна, что у меня гудят ноги, и я умираю от усталости.

— Здесь можно делать все. Захочешь есть — вот эта дверь ведет на кухню. Все, что там найдешь, можно есть… Душ с туалетом — вон там, слева, а твоя комната будет вот эта. Там есть все, что тебе понадобится. Думаю, не пропадешь:)

С этими словами он исчез.

Комната с любопытством разглядывала меня, как старого знакомого, который давно не заглядывал. Закрываю глаза и вспоминаю, что это уже было — я как будто на палубе корабля, который слегка раскачивается из стороны в сторону… сильнее раскачивается… И это уже похоже на качели… Вот черт! Сейчас соскользну вправо! Открываю глаза — все спокойно, ничего не раскачивается… Не понимаю — сплю или нет? Трогаю пол перед собой, стены, подушку за спиной… Все слегка гудит как в сновидении, но все же это не сон… Беспокойство скрутилось в животе — может он накормил меня какими-нибудь галлюциногенами? Да нет, не похож он на злодея… И все же я сейчас не такая, как обычно. И даже не могу выразить, что изменилось… Я слишком устала, сонливость завлекает в сладкий омут, не хочу ей противостоять… Как же здесь удобно, никогда не думала, что может быть так удобно! Бросить все… остаться… остаться навсегда здесь, в этом доме, с этим человеком… При мысли о нем внизу живота запульсировало возбуждение, но сон взял свое.

…Где я? Всматриваюсь в темноту, — я в той же комнате, в которой заснула. Интересно, сколько я спала и кто выключил свет? Есть хочется не на шутку, и немного страшно в полной темноте искать кухню. Этот страх называют детским, но у меня он пожизненный и совсем недетский!:) Начался он, когда я была совсем маленькой — это точно, и я хорошо помню, как это произошло. Не знаю, сколько мне было лет, скорее всего года два. Я ложусь спать, закрываю глаза и вижу прямо перед собой темное пространство, похожее на холл… Хочется идти вперед, и меня охватывает восторг — что же там впереди? Без оглядки и без тени страха ныряю в эту темноту, а из нее на меня бросаются два огромных огненных тигра, они обжигают и отбрасывают меня назад… Так повторяется несколько ночей подряд, этот сон так реален, мне так больно, я просыпаюсь с настоящими ожогами, которые озадаченные врачи натягивают до аллергии, непонятно чем вызванной и непонятно как излечимой. Я пытаюсь рассказать об этих снах родителям, но это вызывает у них неконтролируемую тревожность, — меня показывают психиатру, который находит меня абсолютно нормальным ребенком, возможно более эмоциональным, чем остальные, но «никаких патологий».

С тех пор я стала бояться темноты в бодрствовании. До этого самого дня мне страшно высовывать руки из-под одеяла, потому что так я чувствую себя особенно беззащитной. Если мне надо пройти по темной квартире, я чувствую себя в относительной безопасности только если точно знаю, где находятся выключатели и сколько надо времени, чтобы до них дойти. А сейчас мне страшно встать и пойти на кухню, да еще в этом доме… Когда последний раз перечитывала Кастанеду, едва ли не молилась, чтобы меня «нашли» маги… Какая там магия, я не могу даже на кухню ночью дойти без страха! Мне уже двадцать пять, а ничего не изменилось в этом страхе, так ведь и сдохну, как трусливое ничтожество. Встаю, иду в самое темное место в комнате, из которого вот-вот высунется… Самое страшное — это неизвестность. Если высунется, я уже буду знать, куда ему можно вмазать или куда от него бежать… А пока все тихо, пока ничего не видно, страх просто парализует. Захожу в самый центр страшного места и стою там ни мертва, ни жива, боюсь руками двигать, жесткой хваткой заставляю себя стоять на месте и не начать носиться в панике в поиске выключателя.

Ничего не происходит, только тишина вокруг слегка искрится от моего напряжения. Страх постепенно отпускает… А вон в том углу? Тот угол, тот угол, опять застучало сердце… Толкаю себя в этот чертов угол, какой же он темный, кажется туда можно попросту провалиться… но нет, — утыкаюсь в стенку и понимаю, что боюсь оставаться спиной к комнате, в которой сейчас неизвестно что творится. Вот тоже была вечная проблема при засыпании — куда поворачиваться лицом, откуда ждать нападения? Ведь «они» хитрые, могут и в щель между стеной и кроватью пролезть, — в таком умопомешательстве проходил чуть ли не каждый мой вечер… Стою спиной к комнате, жесткая как доска. Сердце надрывно стучит… Скрип!!! Взвизгнув, подскакиваю на месте, в один момент оказываюсь лицом к комнате… не хватает воздуха, во рту пересохло… Но комната пуста, разумеется, это просто самый обычный ночной шорох. Но на сегодня мне, похоже, хватит. С удивлением обнаруживаю, что моя рука лежит на выключателе, который неслышно щелкнул и комната опять стала мягкой и дружелюбной.

Похоже, здесь вообще нигде нет мебели. Кухня только по названию кухня, разве что вот холодильник… Вместо стола — что-то вроде большой деревянной подставки, — как будто у стола отрезали ножки. Минимум посуды, никаких стульев, салфеточек, скатертей, занавесочек, сервизов, — как все просто! Вот именно так и я хочу жить, но почему-то даже из той квартиры, которая стала моей, я так и не смогла выбросить все то, что накопилось там самыми разными путями, — вот эту вазочку вроде как можно на окно поставить, а этот сервиз очень даже удобен, когда кто-то приходит… Фу, тошно-то как сейчас об этом вспоминать! Если когда-нибудь вернусь домой, выкину на хрен все, оставлю только самый-самый минимум. … И сразу же новые вонючие мысли полезли — начала думать, кому отдам дорогой сервиз, а кому подарю диван… Это просто наваждение какое-то. За какие-то считанные секунду меня почти с головой засосала гнилая бытовуха. Я — мерзкая, провонявшая нафталином и сыростью старуха, трясущаяся над своими сервизами и постельными наборами. Оглянулась по сторонам, — как хорошо, что меня сейчас никто не видит изнутри! Если бы Он это увидел, то сразу же выгнал бы из своего дома. С этой мерзостью я как-нибудь сама разберусь, не вынося это на обозрение. От одной мысли о том, что кто-то увидит меня такой, передергивает от ужаса.

Творог с медом, орехи, чернослив, — какое здесь все вкусное, я даже забываю о том, что только что нашла в себе мерзкую старуху. Хочется еще какое-то время посидеть на кухне, здесь мне тоже нравится, хотя и по-другому, чем в комнате. Такое впечатление, что у каждого места в этом доме есть свой характер, который мне хорошо знаком.

В комнате, на которую он мне указал как на мою, тоже нет ничего, кроме неширокого матраса и почти незаметного встроенного шкафа для вещей. Залезла под одеяло и тут же возникло ощущение парения, словно лечу на ковре-самолете в темном небе так высоко, что смогла бы увидеть весь мир с этой высоты, если бы вдруг стало светло. Шепот, сначала едва различимый, но вскоре ставший отчетливым, непонятным языком проговаривает быстро-быстро то ли заклинания, то ли молитвы… К нему присоединяется еще один, и еще… Они приближаются, окружают меня со всех сторон, наполняя все большей и большей умиротворенностью. Соскальзываю в сон, мне снится, что я умерла, и что вокруг все плачут, страдают. Как хорошо, — я умерла, значит не надо больше будет что-то им объяснять, писать, я могу навсегда остаться здесь в этом доме, ведь здесь нет времени… Времени нет, времени нет… — отчетливый шепот то ли совсем рядом, то ли прямо в голове.