"Майя: Форс-минор" - читать интересную книгу автора (, )Глава 18Через густые заросли марихуаны мне улыбался огромный синеликий Шива с неизменной коброй, обвитой вокруг его мускулистой шеи. Его глаза, по идее, должны изображать просветленное состояние, но на деле он чаще всего похож на обкуренного вдрызг хиппи. За головой Шивы — небольшой храм, обросший двухметровыми кустами конопли, в которых сидел садху и смачно курил кальян. Он поднял на меня красные остекленевшие глаза, заулыбался и, с шумом выдыхая дым, поздоровался хриплым голосом. — Добро пожаловать в обитель лорда Шивы:) — улыбка не сходила с его смуглого лица. — Хочешь покурить вместе со мной? Хочешь поговорить с Шивой вместе со мной? — Я не курю. — ??? Здесь курят все. — Разве это не карается законом? — Вообще-то это конечно запрещено… формально запрещено, но реально этот закон не работает. Ну а в храме Шивы можно курить официально:) — ? — Ты не знаешь, что курение марихуаны — один из ритуалов шиваитов? …Ну вот, теперь знаешь, хоть какой-то от меня прок:) Здесь можно курить, сколько захочешь, у меня много друзей со всего мира, и все они приходят покурить со мной. Лорду Шиве это нравится. — Откуда ты знаешь это? — Это же очевидно:) — Ты садху? — Когда-то я был садху, но теперь я живу здесь, присматриваю за этим храмом — подметаю пол, вытираю пыль, подношу благовония моему лорду Шиве:) Он непрерывно улыбался, но впечатление от него складывалось достаточно неприятное, — как будто я разговаривала не с человеком, а с кактусом, которому хорошо там, где его посадили, и ничего больше ему не надо. На все последующие вопросы о его практике он отвечал ничего не значащими фразами типа «Шива всеведущ, а потому всемогущ», и я поспешила распрощаться с ним и с его храмом, который больше был похож на разноцветный чилаут наркомана, чем на место для практики. Да, это наверное очень удобно — прятаться за всякими Шивами, узаконивая тем самым свои пристрастия и корыстные соображения. Помню, как-то в Москве я решила сходить на эзотерическую тусовку шиваитов, — меня интересовало все, что связано с так называемым духовным поиском, и я залезала во все дыры, движимая желанием найти хоть какой-то родник в этой каменной московской пустыне. Бредя по проселочной дороге, ведущей к перевалу, я вспомнила эту историю… …Это было собрание шиваитского «духовного общества» в одной известной московской школе гипноза. Был день открытия, и кто-то был совсем новичком, а некоторые уже знали друг друга. С самого начала действа меня поразило то, что всех попросили представиться и рассказать о своей работе. Я уклончиво ответила, что пока что нахожусь в поиске, не желая сразу создавать напряженность, заявив, что не понимаю, какое отношение имеет моя работа к предполагаемой духовной практике. Костя, главный в этом обществе, начал что-то рассказывать девушке о духовном учителе из Индии. Он выглядел уверенно и уравновешенно. Впрочем, избежать конфронтации, конечно, не удалось, поскольку вскоре я услышала фразу, после которой все и началось: — …есть некоторые признаки, по которым можно понять, что Виджай — просветленный. — А можно поинтересоваться, что это за признаки? — влезла я в разговор. Костя повернулся ко мне, на его лице выразилось недоумение и замешательство. — Он никогда никого к себе не зазывает. — Неужели это является достаточным основанием для того, чтобы предположить, что он просветленный? — Да, является, потому что те, кто зовут, те точно мошенники. — Да, я тоже так думаю по поводу тех, кто зазывает к себе народ. Но значит ли это, что тот, кто не зазывает, тот просветленный? ( — Я согласна с тем, что я не могу никак понять, что за человек Виджай, опираясь только на слова Кости. Мне интересно другое — почему Костя считает его просветленным. — Виджай всегда делает то, что говорит. Если он говорит, что придет к шести, он приходит именно к шести, — Костя снова нащупал уверенный вид. — То есть ты считаешь, что пунктуальность — это признак просветленности? А пунктуальный бизнесмен — он тоже просветленный? — Ну нет конечно. Но если бы Виджай был не пунктуален, то это бы точно означало, что он не просветленный. — Допустим, но значит ли это, что он просветленный? Это все признаки — он никого никуда не зовет и всегда приходит вовремя, или есть еще другие? — Нет, не все, конечно. Я вижу в нем свет. — О! Странно, что ты начал не с этого… А это что за свет? Где ты его видишь? Как? Ты его видишь глазами? — У меня больше развиты кинестетически-сенсорные каналы… — Это мне непонятно. Ты его видишь глазами или чем? — … Ну да, глазами. — А ты можешь описать, что именно ты видишь? ( — А что такое интуиция? — Этим вопросом я окончательно разворошила осиное гнездо. Всплеск эмоций со всех сторон — «интуиция??? Вы не знаете, что это такое???? Это когда ты смотришь и знаешь!» — Но что конкретно вы называете интуицией? Как вы это чувствуете, где, как отличаете от других мыслей, расскажите подробнее. — Энергетические потоки в моих чакрах всегда говорят мне о том, что за человек передо мной, — Костя снова взял разговор в свои руки, успокоительно улыбаясь остальным. — Что ты называешь энергетическими потоками и что ты называешь чакрами? — Чакра в переводе с санскрита обозначает колесо. — Отлично, и как ты воспринимаешь чакры? ( — Так вам не интересна эта тема? Вас не интересует поиск истины? — Очень интересна эта тема, но давайте ее перенесем на потом, нам сейчас нужно послушать и других. — Если у вас есть какое-то восприятие, вы можете дать ему название, можете описать это восприятие. Вот, скажем, я испытываю нежность — я могу десять страниц исписать, описывая — как я это переживаю, что этому сопутствует, как это чувство проявляется и так далее. Вы согласны со мной? Но вы не можете сейчас описать, что конкретно вы называете интуицией. — Ну это же всем понятно и очевидно, зачем это описывать? — А мне непонятно. Я думаю, что каждый имеет ввиду что-то свое, вот мне и интересно, что вы имеете ввиду. — А моя интуиция мне сейчас говорит, что Вы не просто так сюда пришли, Вы чего-то хотите, но скрываете от нас свои настоящие намерения. Может, Вы психолог и нас исследуете. Я чувствую, что не все так, как Вы говорите. Это, наверное, Ваша профессия — проводить такие опросы. — Считаешь ли ты себя стремящимся к свободе, к истине? — Разумеется. — Так почему тебе тогда не нравятся мои вопросы? Ведь я пытаюсь выяснить истину в данный момент. — А вот я Вас проверю, насколько Вы духовно реализованы! Вот такой вопрос — что такое «дхарана»? — Костя принял грозный вид. — Понятия не имею. Что ты называешь этим словом? — В переводе с санскрита оно обозначает «концентрация». Вот что это такое? — Понятия не имею. А ты что этим называешь? — Да Вы ничего не знаете! Вам надо учиться и учиться, у Вас нет никакого опыта, как можно Вам что-то объяснить? — Я не прошу объяснений, я прошу описаний. ( — Костя, я вот смотрю на тебя, ты 15 лет занимался йогой, а испытываешь сейчас ко мне такую ненависть… ( Наконец, Костя подвел итог: — С Вами очень трудно общаться… я не хочу сказать, что Вы злой и нехороший человек… — Но ты так думаешь, да? — Нужно знать правила приличия, этикет, нужно быть мягкими друг к другу. — Простите, но я не на кухню пришла чай пить, я пришла общаться с людьми, которые считают, что они ищут истину… Таким образом, беседа продолжалась около часа — чем больше я пыталась удерживать их на обсуждении какой-то одной темы, чего-то предметного, тем больше они становились подозрительными и начинали обвинять меня в том, что я чего-то требую от них, что я давлю на них. Они все объединились против меня, злого и хитрого человека. Они все подозревали во мне кого-то ужасного, но кого — они не знали, и от этого становились еще более нервозными. Далее произошло еще одно любопытное событие. Вся тусовка переместилась в другой зал. Во главе теперь оказался один очень известный московский маленький и худенький гипнотизер (условно Г.). Он всячески пытался делать вид, что он простецкий парень, но от этого становился только более важным и напыщенным. Его крошечные вороватые глазки тоже пытались делать вид, что могут спокойно смотреть на кого угодно, но от этого они не становились менее похожими на две зияющие дырочки, только прикидывающиеся человеческими глазами. Все очень мило беседовали, смеялись. Началась церемония чаепития по каким-то особым правилам. Ее проводил Г. Я от участия отказалась, потому что мне не нравятся никакие церемонии. Г. барской интонацией объявил, что данная церемония посвящается великому учителю Шиве, творцу всего сущего. У меня сразу возникло желание задать ему вопрос по поводу «Шивы», но тут же возникло и беспокойство. Черт возьми, он же гипнотизер, авторитет, мало ли чего он может со мной такого сделать, о чем я даже не подозреваю. Это все-таки важная шишка, вон и школа у него своя, значит не на пустом месте он таким почетом пользуется. Да и народу уже около тридцати человек… но я терпеть не могу вот так оставаться со своим страхом за пазухой, это как груз, который потом еще долго носишь и никак не можешь выбросить, поэтому через пару минут я стиснула мокрые от волнения ладони и задала-таки ему несколько вопросов, на которые он яростно не хотел отвечать, хотя и продолжал улыбаться. Я настаивала, и когда он пытался делать вид, что не понимает, что я обращаюсь именно к нему, масляно улыбаясь своей соседке с блаженным лицом, всячески отворачиваясь от меня, я окликала его по имени и требовала, чтобы он ответил на мои вопросы. В конце концов он сообщил, что вопросы можно будет задавать только после третьей чашки, когда мы войдем в пространство чая. Когда мы вошли в пространство чая, Г. попросил всех представиться и коротко сказать, кто чем занимается. Очень многие говорили о том, что их интересует только освобождение. Костя, представившийся скромно — «йог», также сказал, что его мучает то, что его родина раздроблена, что вокруг хаос, и что он хочет создать такое общество, в котором все воссоединятся и всё будет хорошо. Несколько человек сказали, что вся их жизнь — это поклонение Шиве. Сам Г. сказал, что только недавно понял, что он шиваит, что наконец-то нашел себя… — А что или кого вы называете «Шивой»? — я решила все-таки разобраться с этим. Г. тут же испытал недовольство, но постарался это не показать. Всю последующую беседу он не смотрел мне в глаза, когда я задавала вопросы, отворачивался и упорно продолжал пытаться делать вид, что не понимает, что я задаю вопросы именно ему. Он явно испытывал сильное недовольство, раздражение, но улыбался и делал вид, что совершенно спокоен. — Шива — это великий йог. — То есть вы поклоняетесь исторической личности? — Нет, такой исторической личности не было. — Так кому вы поклоняетесь? — Богу, назовите его как угодно — можно Брахмой назвать. — Так а что это такое? — Есть такой образ… — Так вы поклоняетесь образу? — Нет. — Может быть, вы как-то видите его? — Нет, не вижу. — Так а что такое «Шива»? — НЕ СМЕЙТЕ ГОВОРИТЬ «ЧТО», когда говорите про Шиву! Идите читайте книги. Если у Вас нет никаких знаний, то почему Вы не сидите тихо в углу и не слушаете? — Потому что я не понимаю, о чем вы говорите. Вы поклоняетесь чему-то, что вы называете «Шивой». Вы мне можете объяснить, что это такое? — Шива — это все, даже вот этот чай. — Тогда почему вы не говорите Шива, Шива, Шива, а говорите — подай чашку чая? — Это невозможно объяснить в словах! Вы просто хотите все понять умом! А умом Шиву не поймешь! — Простите, кого или что умом не поймешь? Вы можете как-то это описать? Ну хотя бы как-то? Пока он увиливал, я обратила внимание на двух ревностных служителей Шивы, которые чуть не подрались, отстаивая свое право на то, чтобы проводить пуджу, переругиваясь злобным шепотом. Это переполнило мою чашу, и я во всеуслышание заявила, что считаю его позицию лживой и трусливой, и что каждый из них тут преследует какую-то корыстную цель, и уж никак не занимается поиском истины… Что тут началось! Добропорядочные шиваиты оторвались от своей возни около только что сооруженного алтаря и, краснея от ненависти, начали обзывать меня вампиром, требовать, чтобы я замолчала, но выгонять почему-то не решались — черт его знает почему, страшно наверное было. Впрочем, мой интерес исчерпался, и я пошла на выход. Вслед неслось: «Хватит нас вампирить!», «Да ей невозможно ничего объяснить! Ей нужно только поспорить…», «ты злая, холодная, жестокая вампирка», «нам неприятно Ваше общество», «в ней нет никакой доброты и тепла», «Вы вообще зачем сюда пришли? Поиздеваться что ли над нами?» Уходя, я ощущала настоящую свободу от того, что не плыву в одном ковчеге с этими разлагающимися от ненависти «искателями истины»… …Стряхнув гнилой запах этих воспоминаний, я обнаружила, что забралась наверх к еще одной местной достопримечательности — древнему храму Кали. До того, как я приехала в Индию, при каждой мысли об индуистском храме по всему телу проходила легкая волна экзальтации и предвкушения. В моем воображении эти храмы были не просто камнями, не просто архитектурными сооружениями, но в реальности они оказались именно такими. О, это интересно кто? Кажется, это як — крупное пушистое приземистое животное, похожее на огромную плюшевую игрушку, которую хочется гладить и обнимать. Яки были увешаны узорными попонами и неподвижно стояли рядом со своими хозяевами, которые на все лады зазывали туристов фотографироваться. Я подошла к одному, глаза у него были похожи на две крупные и влажные миндалины. Я погладила мягкую и очень приятную на ощупь морду и почувствовала ладонью его горячее и мощное дыхание. Кто-то настойчиво потянул меня за рукав… Мальчишка! — Тебе чего? — Шафран, очень дешевый, — он протянул мне маленькую коробочку. Мальчишка мне понравился, в нем не было той самодовольной наглости, которая делает всех торговцев в Индии похожими на родных братьев. Я отозвала его в сторону, чтобы расспросить о жизни, и он покорно поплелся за мной. — Ты говоришь по-английски? — Немного. — Ты ходишь в школу? — Нет. — Ты вообще не учишься? — Школа — нет. Ага, похоже он совсем немного говорит по-английски. — Сколько тебе лет? — 12… Мэм, у меня самый дешевый шафран и очень хороший. Глаза у него были как у девчонки, грустящей о принцах, а кожа была такой красивой и гладкой, что я еле удержалась, чтобы не потрогать его. Он ходил босиком, но ноги его еще не успели загрубеть и потрескаться, как у всех нищих. Одежда была грязной, но это не вызывало у меня никакой неприязни. Пухлые темные губы… белоснежные идеальные зубы… с ним было бы приятно поцеловаться… Якобы покровительственно, я приобняла его, словно ненароком прикасаясь к шее, спине. — Ну ладно, сорванец, держи 50 рупий, просто так… я пошла в храм, это туда? — Да, туда… Мэм, у меня самый дешевый шафран… — поросенок! Он как будто и не заметил, что я дала ему денег и продолжал свое нудное навязывание товара. Махнув рукой, я пошла дальше, отгоняя других мальчишек, хозяев яков и просто попрошаек. Согласно местным обычаям, я сняла обувь, и прохладная каменная тропа привела меня в самую гущу красок, звенящих браслетов, благовоний, оранжевых цветов, музыки, эмоций, влажных тел, глазастых индийских девчонок, иссушенных странствиями садху… Я подошла к храму и заглянула внутрь, — кукла, олицетворявшая богиню Кали, утопала в гирляндах цветов, благовонном тумане и разноцветных рупиях. Религиозные праздники в индуизме — это именно праздники, где люди смеются и танцуют… Страшно вспоминать, что из себя представляют праздники христианства, мне всегда хотелось держаться от этого мрака как можно дальше. Культивируемое страдание и воспеваемое чувство собственной ничтожности — это не для меня, впрочем и индуизм при ближайшем рассмотрении не вызвал у меня ничего, кроме легкой симпатии к своей внешней непринужденности. Проникать в эту религиозность мне не хотелось, — подавляющее большинство индуистов производили на меня впечатление инфантильных существ, которые искали не подлинную радость в своих многочисленных ритуалах, а опору для своей обыденности. Какие симпатичные ножки! Маленькие и такие ухоженные… Взгляд скользнул выше и обнаружил аккуратную попку, обтянутую джинсой, и еще выше — бесстыдно торчащие через белую футболку сосочки… слегка вздернутый носик… своенравные вьющиеся стрелы золотистых волос… Меня словно магнитом притянуло к этому чертенку с изящными лапками. — Привет:) Карие озорные глаза, кажется, все поняли или они искали того же? — Привет:) Я — Кристи. — Меня зовут Майя. — Правда, похоже на детский праздник? — Ага, очень похоже! — Хотя двадцать минут назад тут зарезали козу. Ты видела? — Нет. Жертвоприношение? — Да, это же храм Кали. Сегодня здесь была свадьба. Впервые видела, как убивают животное. — И как? — Странные ощущения. Я думаю, что если бы это было не здесь, не в Индии, это вызывало бы во мне отвращение, а здесь все воспринимаешь по-другому… Здесь смерть не вызывает ужаса. Однажды я увидела труп человека на дороге в Португалии, так потом несколько дней не могла в себя придти, у меня вся жизнь перевернулась, четыре дня только и мечтала о том, чтобы опять стать тем человеком, каким была до этого трупа. Было такое впечатление, что из меня все вынули и осталась пустота — ни радости, ни страха, ничего не осталось. И никуда от этой пустоты не спрячешься… А в Варанаси на моих глазах сожгли несколько трупов, и у меня это не вызвало ничего, ну тот есть абсолютно ничего. Вот и сейчас нет никакого отвращения к смерти, никакого страха, но появилось что-то такое… как бы это описать… Я вдруг поняла, что смерть неизбежна, понимаешь? В глазах умирающего животного я увидела тень смерти, тень этой мощи, которая не остановится ни перед чем. Мне показалось, что время остановилось… и мне захотелось вслушаться в этот момент… Я давно путешествую по Индии, и здесь все время происходит что-то такое, что никак не укладывается в привычные представления о жизни, и наверное поэтому я тут и брожу, — в эти моменты что-то останавливается в непрерывном потоке привычного мира, матрица дает сбой, и ты можешь заглянуть ЗА нее. Она переступала с ножки на ножку, и мои глаза постоянно соскальзывали то на ее босые ступни, то на соски, которые теперь были совсем близко. По ее интонации я понимала, что она чувствует мои взгляды и ей нравилась начавшаяся игра. Наши тела как будто склеивались задорным эротизмом, каждое слово предназначалось не только для ушей, и разговор стал увлекательной игрой. Мы как будто взялись за руки и быстро кружились, глядя друг другу в глаза, и окружающий мир превратился в разноцветный вихрь, взмывающий к верхушкам сосен. — Что же ты видишь за матрицей, как ты это переживаешь? — Так, как будто я выскользнула из своего кокона и могу смотреть на мир и на себя из другого угла, с другой позиции. Как если бы я все время стояла на одном месте и видела все только в одном ракурсе, и каждый день был бы только этот вид, и вдруг я неожиданно оказываюсь в другой точке, и вижу вроде бы все то же самое, но это уже совсем другой мир. — А есть какие-то особенные восприятия? — Особенные восприятия? — задумалась… Она не производила впечатление человека, который вгрызается в себя, чтобы понять, что же он есть, к чему его влечет. Ей нравилось плавать в своих необычных состояниях, и этого ей, по видимому, было достаточно. Я не видела в ней отчаянного стремления, но и растительного довольства тоже не было. Мне определенно нравилось находиться с ней рядом, ее стремление получать удовольствие от каждого своего шага вскружило мне голову, хотелось смеяться, кувыркаться, играться с ней, как два звереныша, свивающихся в пушистый клубок хвостов, лап и ушей. — Я бы сказала так: интерес к жизни в эти моменты становится особенно ярким, особенно живым. Появляются разные творческие идеи… знаешь, я рисую, и это тоже одна из причин, почему я в Индии, — здесь жизнь проявляется в самых разных лицах: снежные вершины, джунгли, пальмовые рощи, океан, горные реки… А какие тут лица! …Я хочу тебя нарисовать, придешь ко мне в гости?:) — Конечно приду. — Я живу вон там, — она махнула рукой, и я обратила внимание на ее красивые спортивные руки, похожие на лапы сильного, но грациозного животного, — в горах. Там можно валяться на травке, загорать… Ты пьешь вино? — Иногда. — У меня есть классное вино из Португалии, придешь завтра вечером? Конечно я приду завтра вечером, и мы договорились о встрече в итальянском кафе, нависавшим над зеленой пропастью, с отражением заснеженных вершин в больших затемненных окнах. Я оставила Кристи под большим деревом около храма Кали, ей хотелось еще поплавать в волнах лиц и впечатлений, я же хотела побродить одна, записать новые мысли, попытаться поймать интересную идею. Эротическая симпатия к этой девчонке вызывала всплески вдохновения, и мне не терпелось скорее прислушаться к нему, поймать его мягкую, и в то же время настойчиво увлекающую за собой волну, и устремляться в открывающиеся пространства жизни, творящейся не где-то вне, а в самой сути моего существа. |
||
|