"Неукротимая герцогиня" - читать интересную книгу автора (Галан Жюли)

Глава VII

Вернувшись с охоты, Жанна в полном расстройстве чувств заперлась в своих покоях.

Нужно было лечить обветренную, воспалившуюся с непривычки кожу и успокаивать растревоженную душу.

За первое дело взялась Жаккетта. Для начала она сделала госпоже ванну из ромашки, мяты и крапивы. Пока Жанна отмокала в целебной воде, Жаккетта, выстроив перед собой крепостную стену из склянок и водрузив на стол корзину со свежайшими яйцами, еще мрачней, чем обычно, колдовала над снадобьями, которые должны были вернуть коже госпожи былую нежность, а волосам – утраченный блеск.

Жаккетта тоже находилась в препаршивом настроении. После того как святая Агнесса не сумела отстоять ее от посяганий неизвестного шевалье и бесславно сдала вверенную ей цитадель, она, Жаккетта, закончив знакомство с телесными достоинствами незнакомца, пулей вылетела из комнаты, кое-как натянув на ходу платье. Добравшись до покоев дам, Жаккетта просидела там до самого отъезда, боясь даже высунуться за дверь, чтобы не натолкнуться на других любителей охоты на куропаток.

– Отвоевалась святая Агнесса! – лаконично объяснила она Аньес. – Святую Анну о защите просить придется.

Аньес хотела разузнать, кто этот незнакомец, но пока они с Жаккеттой оттирали все-таки немного запачкавшуюся юбку, вернулись охотники, и камеристкам пришлось переодевать Жанну к ужину, а затем до ночи возиться с ее охотничьим костюмом, приводя его в порядок. Поэтому в разговорах девушек неузнанный охотник так и остался «вывихнутым всадником».

Сейчас Жаккетта хотела побыстрей добраться до церкви и умолить святую Анну о помощи. Но пока госпожа Жанна мокла в ванне, об этом и думать было нечего. Оставалось, стиснув зубы, ждать.

Угрюмая Жаккетта замешала из яичных желтков и миндального масла смесь по рецепту мессира Марчелло и принялась намазывать ее на лицо госпожи.

Довольно скоро из ванны торчала жутковатая (для непривычного глаза) голова: на застывшей глянцево-желтой маске неестественно выделялись натуральные глаза, брови и рот. Затем Жаккетта натерла кисти рук Жанны розовым маслом и упаковала их в специальные перчатки. Осталось обиходить только волосы. Ливанув в оставшиеся желтки крепкого рома, Жаккетта хорошо переболтала гремучую смесь и прядь за прядью стала наносить ее на волосы.

Жанна, не открывая глаз, дернула желтым носом и спросила:

– Это что, ром? Налей немного!

Аньес, в обязанности которой сейчас входило следить за тем, чтобы вода в ванне не остыла, кинулась к поставцу и принесла оттуда крохотную рюмку венецианского стекла.

Жаккетта плеснула туда рому и вложила рюмочку в перчатку госпоже.

Жанна открыла один глаз, скептически осмотрела предложенную дозу и ровным, бесстрастным голосом сказала:

– По-твоему, недотепа деревенская, это немного? – с размаху швырнула рюмку о стену.

Пришлось нести и наполнять бокал.

Такая емкость Жанну устроила, и она принялась усиленно топить в ней свое горе, врачуя истерзанную душу.

Горе оказалось строптивым и тонуть не хотело. Наоборот, оно упорно рвалось и из бокала, и из души на свет Божий.

– Сволочь этот герцог! Такой подлости я от него не ожидала! – еле шевеля губами, стянутыми засохшим желтком, нечленораздельно сказала Жанна.

– А что произошло, госпожа?

На всякий случай Аньес встала за спиной госпожи рядом с Жаккеттой, чтобы, если Жанне придет охота запустить в нее бокалом, можно было увернуться.

На ее счастье, Жаннино горе решило излиться в широкий мир. Поэтому довольно миролюбиво Жанна сказала:

– Этот подонок уже не может, видите ли, общаться с женщинами тет-а-тет. У него, мерзавца, время любовных турниров прошло, а значит, удочерить меня он, может быть, и согласится, но вот обвенчаться – никак! Правда, баронесса тоже села в лужу! – хихикнула она, вспомнив вчерашний вечер. – Но герцога это никак не оправдывает! Такой шикарный замысел погубил своей мужской немочью! Наверняка в молодые годы скакал, как жеребец, под юбки вот и выдохся к концу! Осел винторогий!!!

– Ослы безрогие! – пробурчала Жаккетта и поплатилась: бокал полетел в нее.

Она машинально увернулась и даже не расплескала месиво для волос. Не обращая особого внимания на разбушевавшуюся в ванне госпожу, принялась надевать на измазанные липкой, но страшно полезной смесью волосы колпак и укутывать это сооружение кипой полотенец.

Внезапно, глядя на вышитый на верхнем полотенце герб де Монпеза, Жаккетта радостно сообщила:

– Госпожа Жанна, а винторогий осел – это единорог!

– Я тебя когда-нибудь прибью! – прорычала Жанна. – Катись со своим винтоногим ослом сама знаешь куда! Тут не знаешь что и делать, а эта дубина широкомордая лезет со своими дурацкими сообщениями! Ну герцог, ну удружил! Хоть к колдунье какой обращайся, да где их найдешь!

– На соседней улице одна живет. – пискнула Аньес, осторожно доливая в ванну кувшин горячей воды.

– Что ты сказала? А ну повтори!!! – Жанна рывком высунулась из ванны.

Аньес с испугу чуть не выронила кувшин в воду.

– А я что, я ничего! – пролепетала она. – Это не я, это Филлиппа говорит!

– Что говорит твоя Филлиппа?! Жаккетта, живо сними с меня свою липучую гадость! Сил никаких нет эту мерзость терпеть!

От усиленной жестикуляции гладкая корочка яичной маски стала трескаться как подсохшая глинистая грязь в выбоинах дорог после дождя.

Жаккетта с видом мученицы за веру стала смывать хорошо приставшую маску.

А Аньес, пригвожденная к полу взглядом Жанны, поеживаясь, рассказывала:

– Мне Филлиппа говорила, что самая известная здесь колдунья живет на соседней улице. Ее зовут Мефрэ. И мать ее Мефрэ звали, и бабку. А эта ее бабка душегубу Жилю де Ре детишек поставляла для его злодейств. А когда его казнили, сухой из воды вышла, потому как с дьяволом еще в более тесной дружбе, чем Жиль, была. И эта Мефрэ, которая внучка, что хочешь может: хоть грозу послать, хоть приворожить кого. Все к ней ходят, когда приспичит.

Оказывается, Аньес с Филлиппой легко нашли общий язык на почве россказней о колдовстве, волшебстве и чародействе.

Когда выдавалась свободная минутка, они отводили душу, ублажая друг друга историями о чертях, злых и добрых духах, оборотнях и привидениях.

Отмытая до блеска Жанна отправилась в постель.

Долгое измывание над лицом и телом принесло свои результаты. Кожа, благодарная за то, что ее наконец-то больше не мучают, стала нежной и мягкой, а волосы – пышными и блестящими.

Нежась под шелковым покрывалом, Жанна сонно прикидывала и так и этак, что же делать дальше. Подумав, решила, что особого вреда не будет, если разок сходить к колдунье. Ну просто так… Поинтересоваться… Только осторожно…

И заснула.

– Ой, пресвятая Анна, мне так тяжко! Наконец-то освободившаяся Жаккетта выбралась в церковь и истово молила святую о помощи.

– Тебе, наверное, святая Агата да святая Агнесса уже все рассказали? Если нет, то послушай: мужики да парни ко мне липнут, как мухи к навозу. Без святого заступничества житья мне не будет. Святая Агата сперва защищала, потом святая Агнесса. Тяжело им, бедным, было, сколько могли – держались, а все зря! Молю тебя, защити и огради, ведь ты бабушка Господа нашего, а значит, часть его божественной силы и на тебе есть! С простыми-то парнями я, может, и сама бы как – нибудь разобралась, вон хлыст Ришар сделал, но с благородными без твоей помощи – никак! Я все понимаю, дел у тебя великое множество. Бретани покровительствуешь, герцогова дочка в твою честь названа, тоже догляд нужен… Но хоть одним глазком за мной присматривай?! Пожалуйста!

– Ну чего ты стоишь как вкопанная?! Пойдем!

– Да не пихайте вы меня, госпожа Жанна, не колдуньин этот двор!

Стоя у чистенького домика, переругивались Жанна и Жаккетта.

Несколько дней прособиравшись с духом, Жанна решилась-таки пойти за помощью к колдунье. Ближе к вечеру она надела плащ, взяла Жаккетту в качестве щита и тарана и отправилась на соседнюю улицу.

Но там указанный Филлиппой аккуратный дом в качестве жилища для ведьмы Жаккетту не устроил. Уж теперь-то, после многочисленных рассказов Аньес, она доподлинно знала, как выглядят настоящие дома колдунов: страшные, ветхие, с совами на чердаке и змеями в подполе. А тут все как у людей, даже получше, чем у некоторых.

Их спор прервала появившаяся на улице хозяйка дома.

– Вам чего? – нелюбезно спросила она.

– Это ты Мефрэ? – тоже не утрудила себя вежливостью Жаккетта. – Дело есть.

– Заходите. – Женщина повернулась и пошла во двор. Жаккетта, критически осмотревшая ее неброское, но дорогое шерстяное платье, тонкое полотно чепца, полнощекое лицо, убежденно прошептала Жанне:

– Да нет, наврали… Какая она колдунья! У нас дома была одна: нос крючком, космы седые, зубов нет совсем. И ходила в лохмотьях. Сразу было видно – ведьма!

У идущей впереди женщины чуть дернулись лопатки.

Хозяйка провела их мимо дома в птичий дворик, где важно расхаживал красавец петух и суетились пестренькие курицы. Жестом указав девушкам на лавочку, она вернулась к прерванному делу: принялась раскидывать курам мелко рубленную травку.

– Ну что, девицы, вам от меня понадобилось? – чуть насмешливо спросила она.

– А ты точно та самая Мефрэ? – решила уточнить Жаккетта.

– Та самая. – спокойно подтвердила женщина.

– И бабка твоя Мефрэ? – не унималась Жаккетта.

– И мать, и бабка, и я Мефрэ!

По ответам хозяйки чувствовалось, что она забавляется страхом и недоверчивостью глупых посетительниц.

– Что там у вас? Парень стороной обходит или ребеночка сделал да бросил?

– Ты можешь сделать так, чтобы пожилой мужчина, потерявший способность любить женщин, опять ее приобрел?

Неразличимая под плащом Жанна медленно роняла слова, неотрывно глядя в воду каменного корытца, из которого пили домашние птицы.

– Я тебе хорошо заплачу.

Женщина, не торопясь, бросила последнюю горсть травы курам, аккуратно вытерла руки о фартук и, смерив взглядом фигуру Жанны, сказала:

– Да, госпожа графиня. Я могу сделать так, что герцог Барруа обретет утраченную способность любить молоденьких девушек. Но это будет дорого стоить!

Вот тут-то Жаккетта поняла, что перед ними настоящая колдунья! Да еще какая! Враз отгадала, кто они и для кого нужно зелье! А поняв, решила сбежать от греха подальше и подождать госпожу на улице.

Но Жанна вцепилась ей в локоть и удержала на скамье.

– Я согласна… – Жанна откинула ненужный теперь капюшон.

Она тоже удивилась и испугалась, как быстро колдунья узнала ее, но отступать: было поздно.

– Задаток сейчас! Пойдемте! – Колдунья направилась прямо в курятник.

Удивленные девушки, приподняв юбки и осторожно обходя куриные подарки, последовали за ней.

В темном, усыпанном перьями и заляпанном пометом углу, куда по доброй воле ни один бы человек не сунулся, обнаружилась незаметная крохотная дверь. Крутые ступеньки увели куда-то вглубь, не то в подвал, не то в землянку.

Подземная каморка уже больше походила на ведьмовское пристанище. Пока Жанна выкладывала на грубо сколоченный стол золотые монеты, Жаккетта с любопытством и страхом озиралась. Кругом висели пучки сухих трав, экие-то причудливые коренья, плотно набитые мешки и корзины. Под одной корзиной нашлась и черная толстая кошка, позыркивавшая на посетительниц желтым глазом.

Приметив в углу новенькую метлу, Жаккетта так и ахнула в душе: «Ну точно, на шабаш на ней голой летает!»

После осмотра стен ее взгляд, наконец, зацепился за стол, и Жаккетте стало по-настоящему страшно: подсвечником свече служила скрюченная, высохшая человеческая рука, точнее, кисть руки. Обтянутые темной кожей кости цепко охватывали толстую восковую свечу, горевшую ярко и ровно.

Колдунья перехватила ее взгляд и, улыбаясь, пояснила:

– Это рука повешенного. Когда его повесили поближе к небу, я отрезала у него руку, плотно запеленала ее в кусок савана, чтобы кровь ушла, засолила и высушила. Теперь она мне верно служит. За своим зельем придете послезавтра.

Выйдя за ворота, Жанна и Жаккетта, не сговариваясь, припустили так, что пятки засверкали. Но путь их лежал не к отелю: они торопились к ближайшей часовне.

– Ну а как же! Какая колдунья да без мертвой руки?!

Аньес выслушала рассказ Жаккетты с видом учителя, принимающего урок у ученика.

– А еще у нее обязательно есть свеча, сделанная из жира, натопленного с удавленных, воска и северной травы. Она вставит эту свечу в мертвую руку, зажжет, и все вокруг оцепенеют – делай что хочешь! А еще она, наверное, оборачивается черной кошкой и бегает по ночам по соседским крышам, А может, наоборот: подсовывает кому-нибудь заколдованную вещь или еду – и тот человек становится зверем, ну хоть той же курицей. Кто знает, может, эти куры заколдованные ей яйца несут. Ты уж там не трогай ничего, от греха подальше, вдруг тоже закудахтаешь! А что на Шабаш летает – и разговору нет! Филлиппа говорит, что ее кума говорит, что соседка кумы сама видела: как-то ночью она шла из кабачка, а эта Мефрэ на метле куда-то неслась, голышом и простоволосая! А вокруг нее дьявол так и вился, так и вился!

Пузатая скляночка темного стекла стояла на столе, поблескивая в огоньке свечи выпуклым боком.

– Ложку снадобья подольешь в питье, и твой герцог запрыгает козликом!

Колдунья пересчитала принесенные монеты и опустила в свой кошель. Она стянула двумя завязками его матерчатое горло, ограниченное посеребренным кольцом, довольно покачала увесистый мешочек в ладонях и повесила обратно на пояс.

– И постарайся его вашей бордосской кухней угостить – это ему тоже пылу прибавит. Вино, рыба, пряности.

– Дорогое у тебя ремесло, но опасное. Не боишься? – не удержалась и спросила Жанна.

Ее возмущал тот снисходительный, чуть презрительный тон, с которым простая горожанка, пусть и колдунья, разговаривает с ней, придворной дамой.

«Тыкает, как равной, ведьма чертова!» Но Жанна нуждалась в услугах колдуньи куда больше, чем та в деньгах (если судить по округлости ее кошелька). Приходилось терпеть. – Потому и дорогое, – усмехнулась Мефрэ. – Все мы под Богом ходим.

Набитый кошель приятно тяжелил ей бок, и она немного разговорилась:

– Раньше, при одном из прежних герцогов, Артуре, тяжело таким, как я, было. Жгли пачками. Сейчас легче. Все хотят мандрагору иметь, да не одну. А к кому за ней идут? Ко мне. Хоть герцог, хоть виллан. И зелья приворотные – отворотные кто сварит? Мефрэ опять же… Вот что, госпожа Жанна, если еще золотой дать, скажу что-то интересное для тебя.

Но у Жанны больше монет не было, а в третий раз прийти сюда она ни за какие бы блага не согласилась. Поэтому она не узнала, что за час до нее такой же пузырек с таким же содержимым получила баронесса де Круа.

На выходе из курятника на девушек внезапно напал колдуньин петух.

С наскоку долбанув клювом в ногу Жанну, он отскочил и с боевым видом стал подбираться к Жаккетте.

– Ах ты сволочь!

Жаккетта ухватила попавшуюся под руку жердь и заняла оборонительную позицию, оберегая скривившуюся от боли госпожу.

Драчливый петух после каждого ответного выпада Жаккетты еще больше рвался в бой. Он топорщил яркие перья и боком-боком подступал к девушкам.

Прижав под плащом к груди заветный пузырек, Жанна поспешно дохромала до выхода. Жаккетта, прикрывавшая ее отход с тыла, спиной выбралась к уличной ограде и, с облегчением запустив в хвостатого забияку жердиной, нырнула в калитку.

Стоя на пороге курятника, колдунья смеялась в фартук.