Журнал Наш Современник
Журнал Наш Современник 2007 #6
(Журнал Наш Современник - 2007)

АЛЕКСАНДР КАЗИНЦЕВ ВОЗВРАЩЕНИЕ МАСС

Часть II

Удар Зульфикара

“ОДИН ИЗ НАС”

Я живу среди народа и

постоянно общаюсь с народом.

М. Ахмади Нежад.

Из письма Дж. Бушу

Он - один из нас.

Тегеранский ремесленник

об Ахмади Нежаде

Невысокий подбористый человек пружинисто шагает посреди толпы. Его окружают военные в экзотически броских мундирах, или ученые-ядерщики в белоснежных халатах, или сельчане в серых хламидах восточной бедноты. Он неизменно в светлом коротком плаще, голова чуть наклонена вперед, глаза прищурены, усмешка в уголках рта.

Он похож на командира повстанцев, планирующего дерзкую операцию. На героя гумилевских “Капитанов”, того, кто

…бунт на борту обнаружив,

Из-за пояса рвёт пистолет.

Менее всего он походит на президента исламской теократии. И тем не менее, именно он, Махмуд Ахмади Нежад, возглавляет страну, которая в последние годы мощным рывком вышла в авангард мусульманского мира.

До сих пор мы говорили о массах, лишённых лидера. Более того - противостоящих правителям. Увы, это типичная картина. Нынешней весной европейские правящие элиты съехались в Берлин, чтобы с помпой отметить полувековой юбилей Евросоюза. Их встречали многотысячные демонстрации недовольных: половина населения объединенной Европы считает, что “Евросоюз не отвечает нуждам европейцев” (“Евроньюс”, 25.03.2007).

Еще более наглядно противостояние в России. Что заметно даже при просмотре московских телеканалов, откуда в последнее время бдительные редакторы изгнали чуть ли не всё, напоминающее о политике. Но каждая трагическая новость выталкивает на экраны растерянных, измученных людей - родственников жертв очередной катастрофы, матерей покалеченных в армии солдат, отцов похищенных и замученных детей*. И сразу после этого в кадре появляются чиновники - откормленные, дорого одетые, невозмутимые: “Ничего страшного. Меры принимаются…”

Разумеется, с э т и м и ничего “страшного” не случится! Их покой оберегают помощники и охранники. Они живут в ином, параллельном мире, а потому равнодушны к нашим бедам и надеждам - до бесстыдства!

Знакомясь с моими инвективами, читатели могли решить, что я принципиальный противник в с я к о й сильной власти. Этакий анархист на манер нынешних антиглобалистов. Такое впечатление ошибочно. В беседе, которую я готовил для нашего журнала, президент Приднестровья Игорь Смирнов точно сформулировал: “Государство - это защита”. Таким оно д о л ж н о быть. Руководители государства призваны з а щ и щ а т ь нас. А кто же в здравом уме откажется от защиты?

Я сторонник сильной государственной власти.

Во-первых, потому, что п а т р и о т. Чтобы противостоять глобальным вызовам современного мира да и внутреннему российскому “нестроению”, нужен решительный, наделенный широкими полномочиями руководитель.

Во-вторых, потому, что я т р а д и ц и о н а л и с т. Сознание хранителя традиции насквозь иерархично. Причем речь следует вести не столько о социальной иерархии, сколько о “лествице” Бытия. Бог - человек -

и далее всё тварное многообразие занимают в традиционной картине мира каждый свою строго определенную ступень. Традиционалист не видит ничего зазорного в том, чтобы признать первенство старшего по духовному опыту, по возрасту и по чину. Включённость в иерархию делает и его собственное существование з н а ч и м ы м. В этой модели человек раскрывается как н е о б х о д и м ы й э л е м е н т не только социосистемы, но и мироздания. Как сказано в выдающемся памятнике древнерусской литературы - “Уряднике сокольничего пути”, написанном, по преданию, царем Алексеем Михайловичем: “Хотя мала вещь (в данном случае должность. - А. К.), а будет по чину честна, мерна, стройна, благочинна - никто же не зазрит, никто не похулит, всякой похвалит, всякой прославит и удивитця, что и малой вещи честь, и чин, и образец положен по мере” (“Изборник”, М., 1969).

И наконец, я сторонник сильной государственной власти потому, что

б ю д ж е т н и к. В современном широком значении слова: человек,

живущий на тощую рублевую зарплату. Это богатенькие могут позволить себе “баловать”. Деньги - в зарубежных банках, дети - в заокеанских университетах, случись какая заварушка, и они туда же отбудут. А я, если возникнет хаос, сдохну с голода: ни денег, ни запасов провизии!

Я за авторитетного руководителя, лидера. Могу сказать с архаическим пафосом - вождя!

Но, оглянитесь, где вы такого видите? Беда не в том, что массы бунтуют против властей. Беда в том, что власти “бунтуют” против масс, отказываясь выполнять свои обязанности по их опеке и защите.

Увы, так повелось не вчера. Выразительна древнекитайская мифологема. Как известно, одним из первых теоретиков сильной государственной власти был Конфуций, мудрец, живший в VI веке до нашей эры. Символично, что и м е н н о с н и м приключилась история, которая произвела столь сильное впечатление на его соотечественников, что они в течение двух с половиной тысяч лет хранят память о ней. А теперь о случившемся считают необходимым напомнить и все биографы великого китайца.

Учитель Кун, как почтительно именуют его в Поднебесной, долго не мог реализовать свои теории на практике. Лишь однажды, уже в зрелых годах, он занял высокий государственный пост, став придворным судьей в царстве Ли. Предания идиллически изображают жизнь под его управлением. Исчезла преступность: люди не запирали дома, обронённый кошелек лежал на дороге, пока рассеянный владелец не подбирал его на обратном пути. Удельные владыки - бич древнего Китая - отказывались от привилегий и сами срывали свои крепости в залог того, что не станут более бунтовать против центральной власти. Царство усилилось настолько, что без войн сумело вернуть захваченные соседями порубежные города.

Властитель сопредельного царства Ци задумал низвергнуть Конфуция. Зная о рвении, с которым учитель Кун занимается делами государства, он решил рассорить его с царем Ли - Дин-гуном и заставить уехать из Ли.

Но как вернее достичь цели? Оказалось, ничего сложного. Достаточно было сыграть на низменных страстях государя. Коварный интриган собрал 80 самых красивых девушек царства Ци, велел обучить их соблазнительным танцам и отправил в подарок Дин-гуну. Тот настолько увлёкся обольстительницами, что совсем забросил государственные дела.

Утром, как и положено, Конфуций являлся во дворец, но Дин-гуну недосуг было принимать его. Мудрец вытерпел унижение. Но когда царь пропустил церемонию поминовения усопших - главный праздник китайского календаря, - учитель Кун велел запрячь повозку и покинул столицу.

После этого Конфуций так и не сумел найти места при дворе других китайских государей. Не потому ли он с горечью заметил: “Увы! Трудно осуществить ныне праведный путь. Нет нынче правителя, способного идти им” (Малявин Владимир. Конфуций. М., 1992).

Прошло две с половиной тысячи лет. Но и сегодня слова Учителя Куна столь же актуальны!

Ленивая, безответственная, зачастую коррумпированная, а нередко и жестокая власть. Почему же люди терпят ее? Было бы наивно пытаться ответить на этот вопрос в одном абзаце. Причин множество. Причем многие варьируются в зависимости от страны и эпохи. И все же выделю две. Во-первых, сколь бы недостойной ни была власть, люди догадываются, да что там - кожей чувствуют: безвластие еще гибельнее! Во-вторых, подданные в вопросах управления государством столь же ленивы, как и начальствующие. Поэтому низы, как правило, и не стремятся к более справедливому и эффективному управлению.

Подлинный лидер - не самозванец, не имитатор, назначенный на эту роль с помощью телевизионного пиара, - явление столь же редкостное, сколь и необходимое.

Лишенные руководителя массы быстро растрачивают свой запал, теряются в хитросплетениях политики, распадаются на атомы. Русские, пережившие 1993-й, могли бы многое порассказать об этом! Лидер - это ц е л е п о л а г а н и е н а ц и и. Её запрос: как быть и какими быть? Сила лидера и сама его п о д л и н н о с т ь - в истовости, массовости такого запроса. Лидер эффективен в той мере - и до тех пор, - пока он на него отвечает.

Впрочем, довольно теоретизировать. Живой образчик куда убедительнее.

Сегодня два политика привлекают всеобщее внимание. Американский президент Джордж Буш и иранский лидер Махмуд Ахмади Нежад. Иx чаще других упоминают в СМИ, их заявления и действия вызывают бурю эмоций у миллионов людей.

Буш выступает в качестве а н т и л и д е р а. Он потерпел поражение на внешнем фронте (Ирак) и на внутреннем (неудача республиканцев на промежуточных выборах в Конгресс). От него отворачиваются сторонники, а наиболее преданные подручные, такие, как Льюис Либби и Карл Роув, оказываются вовлечёнными в уголовные разбирательства. В мусульманском мире американского президента встречают многотысячные демонстрации под лозунгом “Катись в ад, убийца!” (“Коммерсантъ”, 21.11.2006). А в Европе аналитики констатируют: “В новой истории мало найдется примеров столь грандиозного провала” (“Гардиан”, 16.12.2006. Цит. по: Inopressa.ru).

В отличие от своего американского соперника, Махмуд Ахмади Нежад пользуется широкой популярностью. Конечно, далеко не у всех. Еврейская интеллектуальная элита, влияющая на выработку политического курса не только в Израиле, но и в Европе, Соединенных Штатах и России, ненавидит его лютой ненавистью. Достаточно заглянуть в Интернет, чтобы убедиться в этом. Но еврейское лобби - это еще не весь свет! На гаванском форуме Движения неприсоединения, объединяющего более сотни государств, иранский президент был одним из самых желанных участников.

В мусульманской умме Ахмади Нежад вообще вне конкуренции. “Конечно, я его поддерживаю. Кто-то должен противостоять Америке”, - цитирует газета “Уолл-стрит джорнэл” слова некоего Магби Фароса, жителя Каира. Печатный орган биржевиков признает: “Рост его популярности под флагом исламского единства рождает аналогию с Гамалем Насером”… (Цит. по: NEWSru.com).

На свой лад Ахмади Нежада выделяют и американцы. Буш постоянно упоминает его в речах. А влиятельный журнал “Тайм” назвал иранского лидера “самым заметным и харизматичным “раздражителем” Соединенных Штатов” (“Тайм”, 18.12.2006).

Думаю, в попытке ответить на вопрос - каков же он, современный лидер? - мы смело можем обратиться к биографии и политике президента Ирана*.

Махмуд Ахмади Нежад родился в 1956 году в семье деревенского кузнеца неподалеку от города Гармсар. Через год отец в поисках работы отправился в столицу. Семья была большой, и для того чтобы помочь прокормить братьев, Махмуд еще школьником вынужден был подрабатывать на заводе по производству кондиционеров.

Это не помешало ему с блеском выдержать экзамены, дающие право поступления в лучшие вузы страны. Он выбрал престижный Тегеранский университет науки и технологий. Забавная подробность: в русскоязычной “Википедии” указано, что Ахмади Нежад занял 130-е место среди экзаменующихся. Показатель вроде бы хуже некуда - так и представляешь себе неуча, плетущегося в конце списка. Составители английской версии проявили больше объективности: экзамены были общeнациональными, в них участвовало 400 тысяч абитуриентов. 130-е место в этом ряду - великолепный результат.

И это лишь один из примеров тенденциозности российских биографов иранского лидера. И русскоязычная “Википедия”, и московские газеты (особенно усердствует “Коммерсантъ”) пытаются связать Ахмади Нежада со студентами, захватившими американское посольство в Тегеране в 1979 году. В то же время сами американцы не подтверждают эти обвинения. Достоверно известно лишь то, что, будучи студентом, Махмуд увлекся революционными идеями. Он издавал молодежный журнал, распространявшийся в университете. А после свержения шаха основал Исламскую студенческую ассоциацию.

После окончания университета Ахмади Нежад, по утверждению российских СМИ, служил в спецназе Корпуса стражей исламской революции. Его жизнеописание строится как биография матерого террориста: “Во время ирано-иракской войны… был приписан к штабу бригады специального назначения… Штаб занимался подготовкой и проведением операций за пределами Ирана. Ахмади Нежад принимал личное участие в спецоперациях рядом с иракским городом Киркук, населенным преимущественно курдами. По утверждению иранской оппозиции (здесь и далее разрядка моя. - А. К.), Ахмади Нежад был причастен к преследованию иранских диссидентов, участвовал в допросах, пытках и казнях заключенных. После ирано-иракской войны Ахмади Нежад, по н е п р о в е р е н н ы м д а н н ы м, занимался подготовкой операций по уничтожению противников иранского режима в Европе и на Ближнем Востоке. Он стал одним из фигурантов дела об убийстве лидера иранских курдов Абдула Рахмана Гассемлу, застреленного вместе с двумя помощниками в 1989 году в Вене… Американские спецслужбы провели собственное расследование, но не нашли доказательств причастности Ахмади Нежада к убийству Гассемлу” (“Lenta.ru”).

“Непроверенные данные” - ключевое определение в этих шпионских историях! Надо полагать, американская разведка охотно обнародовала бы любой компромат на злейшего противника президента Буша, если бы он подтверждался документально…

Охотно допускаю, что часть читателей, в том числе и в России (не говоря уже о Ближнем Востоке), приняла бы и такую версию жизнеописания Ахмади Нежада. И, может быть, даже с большим пылом, чем подлинную!

Реальная биография иранского президента лишена авантюрно-террористического колорита, будоражащего воображение. Создатели английской версии “Википедии”, без сомнения, более информированные, чем их российские коллеги, сообщают о военном периоде деятельности Ахмади Нежада не в пример прозаичнее: “1980-1984 - paramilitary member in engineering division”. Что переводится как “военизированный член инженерного дивизиона”. Согласитесь, э т а роль больше подходила выпускнику

т е х н о л о г и ч е с к о г о университета.

Досадно в этой истории то, что клевещут на Ахмади Нежада не англоязычные СМИ (это было бы понятно, учитывая напряженнейшие отношения Ирана с Соединенными Штатами и Великобританией), а российские. Между тем и в английской и в российской версиях “Википедии” упоминается, что Ахмади Нежад шел на президентские выборы под лозунгом с б л и ж е н и я с Р о с с и е й. Это один, но далеко не единственный удар, который иранский президент получил от своего северного “союзника”…

В 1986 году Ахмади Нежад поступает в аспирантуру родного университета. После ее окончания в 89-м он входит в преподавательский совет инженерного факультета, а в 97-м получает докторскую степень. Вместо био-графии террориста перед нами типичный путь “технаря”, который на следующем этапе превращается в т е х н о к р а т а.

В начале 90-х Ахмади Нежад возглавляет администрации небольших городов - Маку и Хоу. Затем становится советником губернатора провинции Курдистан. В 1993-м он уже сам управляет провинцией Ардебиль и проявляет себя как талантливый администратор - три года подряд его признают “образцовым губернатором”.

Он сам прерывает столь заманчиво начавшуюся государственную карьеру в 1997 году в знак протеста против прихода к власти кандидата от реформистов Мохаммада Хатами, которого прозвали “иранским Горбачевым”. Важная деталь, показывающая, что Ахмади Нежад не держится за кресло. Он служит идее, а не очередному начальнику.

Шесть лет Ахмади Нежад преподает в alma mater. В 2003 году его избирают мэром Тегерана. Мстительный (как все либералы) Хатами лишает его права участвовать в заседаниях правительства, хотя, по традиции, столичные градоначальники занимают место среди членов кабинета.

Зато административные таланты Ахмади Нежада получают международное признание. Русскоязычная версия “Википедии” об этом умалчивает, тогда как английская сообщает: в 2005 году тегеранский мэр был включён в число 65 финалистов конкурса “Мэр мира”. Всего в конкурсе участвовало 550 градоначальников, причем только 9 из них представляли Азию.

Но главное, Ахмади Нежад получил признание собственного народа. Корреспондент французской газеты “Либерасьон”, придирчиво изучавший этот период деятельности иранского лидера, отмечает: заняв высокий пост, Ахмади Нежад продолжал жить в доме своего отца в рабочем квартале. Его не раз видели с метлой в руках, подметающим мостовую у входа.

Сегодня это приемная президента. Каждый день перед зданием собирается толпа просителей. Французский корреспондент вынужден отметить: ответ получает каждый.

Ахмади Нежад принципиально сохраняет связь с простыми людьми. В этом рабочем квартале француз услышал выразительную реплику тегеранского ремесленника: “Он - один из нас”. Тут же корреспонденту с восторгом поведали историю, дополняющую образ лидера, - доступный в общении с простонародьем, Ахмади Нежад требователен к чиновникам. Будучи мэром, он как-то утром позвонил домой главе округа. Подошла дочь и сообщила, что отец еще спит. Ахмади Нежад ответил: пусть не утруждает себя и больше не приходит на работу (“Либерасьон”, 23.12.2006. Цит. по: Inopressa.ru).

В 2005 году Ахмади Нежад принял участие в президентских выборах. Его соперники были более титулованы и известны: бывший президент Ирана, а ныне глава влиятельнейшего Совета по определению целесообразности принимаемых решений (своего рода исламского Политбюро) Хашеми Рафсанджани, бывший спикер парламента Мехди Карруби, бывший начальник органов внутренней безопасности, ставший ныне мэром Тегерана, Бакер Калибаф, видный деятель революции Мохсен Резаи и бывший председатель государственного телерадиовещания (ныне глава Совета национальной безопасности) Али Лариджани.

Ахмади Нежад считался заведомым аутсайдером. Однако он выступил под задиристым лозунгом “Положить доходы от нефти на стол простых людей” и, к удивлению наблюдателей, вышел во второй тур вместе с бесспорным фаворитом Хашеми Рафсанджани.

Мировые заправилы, внимательно отслеживающие ход выборных кампаний во всех ключевых регионах (я знаю это, так как участвовал в качестве политтехнолога и в президентских, и в парламентских выборах в России), попросту проглядели его.

Так же, как и схожего с Ахмади Нежадом по характеру и социальной позиции белорусского лидера Александра Лукашенко. Александр Григорьевич сам мне рассказывал: “Вокруг меня собралась небольшая группа энтузиастов. Денег не было даже на то, чтобы купить бензин и поехать в другую область на встречу с избирателями. Не было автомобилей. Приходилось просить людей, и они возили на своих машинах за свой счет. Это было тяжело. Но и прекрасно! У меня не было оголтелой большой команды, которая после победы начала бы требовать дележа портфелей. Всё, что я обещал, я обещал народу” (“Наш современник”, 1996, N 5).

Выборная дуэль Ахмади Нежада с Хашеми Рафсанджани имела ключевое значение для определения пути, по которому будет двигаться Иран в ближайшие годы. Она исключительно важна и для того, чтобы понять не только то, з а ч т о борется Ахмади Нежад, но и то, п р о т и в ч е г о и с к е м он борется.

История иной раз разыгрывает удивительно продуманные представления. Если бы устроители выборов решили отыскать по всей стране людей, не просто не схожих, но п р я м о п р о т и в о с т о я щ и х друг другу - по происхождению, имущественному положению, жизненному пути, политическим установкам, - то и тогда они не подобрали бы пару, более характерную и выразительную, чем Махмуд Ахмади Нежад и Али Акбар

Хашеми Рафсанджани.

Рафсанджани на 22 года старше Ахмади Нежада. Он родился в иную эпоху. И в иной социальной среде: его отец был владельцем крупнейших фисташковых плантаций в Иране. В 14 лет Рафсанджани отправляется в священный для шиитов город Кум - центр иранского богословия. По его собственному позднейшему признанию, он хотел использовать ислам “для большой политической игры” (биографические сведения взяты из украинского электронного справочника “Лидеры”).

В Куме Рафсанджани должен был выбрать духовного наставника. Он обратился к знаменитому проповеднику Хомейни, что предопределило будущее юного богослова. Казалось бы, баловень судьбы. Но Иран - это надо твердо запомнить, для того чтобы понять происходящие здесь процессы, - такая страна, где даже баловни судьбы способны на самопожертвование. Связь с Хомейни, которая способствовала стремительному восхождению Рафсанджани на вершины политической власти, в молодости принесла ему крупные неприятности.

В 1963 году Хомейни поднял бунт богословов против власти шаха. Аятоллу выслали из страны, а его сподвижников, в том числе Рафсанджани, бросили в тюрьму. Впоследствии его арестовывали еще четыре раза, подвергали унижениям и пыткам.

В этой ситуации Рафсанджани продемонстрировал не только похвальную верность учителю, но и жизненную цепкость и деловую сметку, вероятно, унаследованную им от отца. В перерывах между арестами он организовывает издательство. Пропаганда ислама приносит ему неплохой доход, позволив приумножить и без того колоссальное состояние. Он начинает писать и становится известным литератором. Что же касается политики, то после бурных 60-х Рафсан-джани обрел прочное положение, сумев заручиться поддержкой как слева, так и справа. “Он гибкий, как бамбук, и изворотливый, как кошка”, - говорили о нем в Тегеране.

В феврале 1978 года в Иране началась исламская революция. Шах был низвергнут, аятолла Хомейни вернулся в страну. Верный ученик получил от него сразу несколько постов, в том числе и министра внутренних дел. Выгода этого назначения заключалась, помимо прочего, в том, что Рафсан-джани получил доступ к досье секретной службы шаха САВАК, что предоставляло исключительные возможности контроля над людьми, а возможно, и над финансовыми потоками.

В начале 80-х Рафсанджани упрочил свое положение, заняв место руководителя пятничных намазов в Тегеранском университете. Это статусное мероприятие транслируют в прямом эфире и освещают во всех газетах. В новом качестве Рафсанджани приобрел духовный авторитет, необходимый для политической карьеры в Иране.

В 1980-м сорокашестилетний политик занял кресло председателя меджлиса (парламента). Никто не придавал этой должности особого значения, но Рафсанджани быстро разглядел выгоды своего положения. Парламент утверждает состав правительства, что дает возможность его председателю влиять на министров и даже на президента.

Летом 1989 года пришла пора пожинать плоды масштабной и хорошо продуманной политической игры, которую Рафсанджани вел все эти годы. Он был избран президентом страны. Причем поставил своеобразный электоральный рекорд, набрав 95% голосов.

На высшем посту Рафсанджани позволил себе отклониться от курса, заданного аятоллой Хомейни после революции. Если до этого Тегеран проводил антиамериканскую политику, то в начале 90-х ирано-американские отношения теплеют. Рафсанджани всячески давал понять американцам, что с ним можно иметь дело, что он именно тот человек, который им нужен.

Скорее всего, президент преследовал при этом не только политические, но и коммерческие цели. За годы, проведенные у кормила власти, Рафсанджани сумел поставить под свой контроль нефтяную отрасль. Соединенные Штаты - крупнейший потребитель нефти, так что хорошие отношения с Вашингтоном гарантировали финансовое процветание Рафсанджани.

В Иране все понимали, в кого целит задиристый лозунг Ахмади Нежада, требовавшего “положить нефтяные доходы на стол простых людей”. Тегеранский мэр не только обличал своего соперника, он являлся живым укором ему. Выходец из низов, известный своей неподкупностью, Ахмади Нежад привлекал обездоленных, “мостазафинов”, в которых Хомейни и его последователи видели героев и вершителей революции.

Во втором туре выборов Ахмади Нежад получил 62% голосов, его соперник примерно в два раза меньше - 35,8. Рафсанджани тут же обвинил власти в подтасовках. Обвинение вздорное, если учесть, что Рафсанджани занимал куда более важный пост (третий по значению в государстве), чем мэр Тегерана. Сторонники отвергнутого американофила пошли еще дальше. Они назвали победу Ахмади Нежада “фашистским переворотом” - определение абсурдное для выборной процедуры, проходившей в открытой борьбе. Впрочем, слова о “фашистском перевороте” предназначались не столько для внутренней аудитории, сколько для Запада, к которому апеллировали приверженцы иранского олигарха.

В отличие от Рафсанджани, Ахмади Нежад обратился к своему народу. “Благодаря крови мучеников, - провозгласил он, - новая исламская революция началась. Она, даст Бог, обрубит корни несправедливости в мире”.

Новый президент сразу же предпринял шаги, чтобы экономически поддержать рядовых иранцев. Он почти на треть увеличил расходы бюджета, что позволило на 40% поднять заработную плату. Кроме этого, зримо увеличились жилищные субсидии и помощь мелким предпринимателям из депрессивных регионов. Еще больший размах приобрело ценовое регулирование, в частности, в сфере продовольственных товаров. Если учесть, что в Иране и так поддерживают низкие цены на основные продукты питания - хлеб, сахар, чай, растительное и животное масло, сыр, мясо, молоко и рис, а цена на бензин не превышает 10 центов, то можно заключить, что победа Ахмади Нежада существенно облегчила жизнь простого народа.

Однако помощь нуждающимся - лишь первый шаг. Молодой президент явно стремится к большему: построить “образцовую, передовую и могущественную исламскую страну”. Реализуя эту задачу, Ахмади Нежад раскрылся как л и д е р н о в о г о т и п а, способный удовлетворить запросы соотечественников и ответить на вызовы внешнего мира.

Нетрудно назвать ряд отличающих его качеств - они буквально бросаются в глаза. Первое - м о б и л ь н о с т ь. Впрочем, этот термин из лексикона менеджеров слишком механистичен, чтобы передать тот почти сакральный пафос с л у ж е н и я, которым вдохновлены многочисленные поездки Ахмади Нежада по стране.

Они позволяют иранскому президенту постоянно встречаться с простыми людьми. Он окружён собеседниками, и в этом его отличие как от малоподвижных боссов советского образца, так и от западных руководителей, которые охотно идут в народ, пожимают руки и раздают улыбки, но лишь во время выборных кампаний, когда требуется привлечь симпатии электората. Вo время подобных вояжей кандидаты с показным вниманием выслушивают жалобы, оставляющие их равнодушными, и дают обещания, не собираясь их выполнять. Самые совестливые (или, напротив, наиболее циничные) признаются в этом открыто. Показательно заявление бывшего премьера Франции Мишеля Рокара: политтехнологии “всё больше отдаляют политического деятеля… от тех коллективных стремлений, которые он должен был бы выражать”*.

В остальное время люди власти появляются перед подданными на телеэкране. Виртуальные руководители из виртуального мира. Не могу забыть реплику Германа Грефа - на вопрос, сколько стоит буханка хлеба, растерянно протянувшего: ну, наверное, рублей десять… Он не знал, сколько стоит хлеб! Здесь проявилась не только

э т и ч е с к а я “глухота”, но и э к о н о м и ч е с к а я безграмотность (от цены на зерно и на хлеб зависит всё ценообразование в продовольственной сфере).

Не в пример нашим грефам Ахмади Нежад охотно идёт на контакт, и - уж будьте уверены - выспрашивает у окружающих важнейшие бытовые

подробности.

Более того, подобную о т к р ы т о с т ь (еще одна отличительная черта нового лидера) Ахмади Нежад возвел в ранг государственной политики. Заместитель министра иностранных дел Ирана М. Мохаммади утверждал в беседе с корреспондентом “НГ”: “…Президент лично выезжает в различные районы, встречается с людьми, изучает волнующие их проблемы. Наши политики всегда среди людей и делают политику не келейно, а с помощью людей” (“Независимая газета”, 27.03.2006).

Президент не просто общается с народом, он объезжает самые отдаленные уголки страны. Ахмади Нежад ввел необычную практику: два раза в месяц кабинет министров в полном составе отправляется в какую-нибудь глухую провинцию и проводит там заседание. Надо знать восточных чиновников - заурядный столоначальник уже мнит себя “пупом земли”, что же говорить о господине министре?! И вот эти лощеные господа трясутся в лимузинах по пыльным дорогам иранской глубинки!

Западные обозреватели глумливо отмечают: “Ахмади Нежад последние месяцы постоянно устраивает заседания в различных провинциях страны, на которых объясняет министрам, каким должен быть чиновник Исламской революции - прост в общении, скромен в жизни и близок к народу… Результатом этих мер, по мнению некоторых западных аналитиков, является то, что менее чем за полгода молодой президент изрядно надоел своему окружению и аппарату” (электронный справочник “Лидеры”).

Ёрники забыли сказать об одном: что думают, как относятся к Ахмади Нежаду жители отдаленных городков, для которых встреча с районным администратором - уже событие, а руководитель страны представляется им чем-то вроде небожителя. И вот он стоит с ними посреди улицы и оживленно беседует…

Помимо решения других задач, такие поездки помогают скрепить страну, восстановить, а быть может, и наново наладить связи, объединяющие грузный государственный организм в единое целое.

Динамика развития регионов в Иране (как и в России) неравномерна. Есть бурно растущие - столица; Исфаханский регион, где сосредоточены основные объекты промышленности добывающей (горнорудной) и обрабатывающей (металлургия, нефтехимия, машиностроение); южные приморские районы, где добывают нефть и развивают портовое хозяйство. Но большинство провинций депрессивные. Если не ездить, не будить, не помогать - зачахнут. У нас, к примеру, руководители страны почти 10 лет не посещали некогда знаменитый Уралмаш. Вице-премьер С. Иванов первым приехал и ахнул: да всё же растащили! Теперь начинать придется чуть ли не с нуля. Чтобы не делать таких поистине сногсшибательных открытий, нужно больше заниматься державой!

Есть и еще один резон в поездках Ахмади Нежада. Иран, как и Россия, империя. В наследие он получил не только многотысячелетнюю историю, но и многонациональное население. Одних азербайджанцев в Иране проживает 30 миллионов - в три-четыре раза больше, чем в Республике Азербайджан. Многочисленны общины курдов, арабов, армян, белуджей. Всё это разделенные народы, и, конечно, каждый из них, хотя бы в уголке сознания, лелеет мысль о независимости, воссоединении и создании грандиозных образований - Великого Азербайджана, Великой Армении и т. д. На чем и строят свои расчеты враги Ирана. Саддам в попытке захватить нефтяные промыслы в Хузистане рассчитывал на помощь местных арабов. Пакистанские спецслужбы, действующие в союзе с американцами, используют своих белуджей для дестабилизации в иранском Белуджистане. Запад мечтает использовать 30 миллионов азербайджанцев как гигантский таран, дабы сокрушить режим в Тегеране. Не случайно в Лондоне не так давно был проведен “Конгресс иранских народов за федеративный Иран”. В свою очередь, руководителю страны, чтобы противостоять этим планам и ввести в берега разноязычное народное море, нужно уметь слушать его гулы и различать направление течений.

Ахмади Нежад у м е е т с л у ш а т ь - еще одна черта, отличающая его от большинства руководителей, не знающих иного вида общения с народом, кроме монолога. Иранский президент умеет и давать убедительные ответы. Корреспондент “Либерасьон”, чьи заметки уже я использовал в этой главе, не без затаенного сочувствия отмечает: “…В отличие от многих популистских лидеров, он никогда не кричит. Он умеет разговаривать с народом тихо, подбирать простые слова, которые люди хотят услышать”.

В то же время с оппонентами он говорит резко, на грани эпатажа. Вот образчик его полемического стиля. Когда западные державы в очередной раз потребовали затормозить развитие ядерной программы, президент ответил: “Поезд иранской нации не имеет тормозов и задней скорости. Мы сняли тормоза и заднюю скорость и выбросили их” (“Коммерсантъ”, 27.02.2007).

Пожалуй, мы подошли к ключевому моменту в характеристике Ах-мади Нежада как л и д е р а н о в о г о т и п а. Руководители классической формации, определявшие политику второй половины XX века, в той или иной мере тяготели к авторитаризму. Такие разные лидеры, как Хрущев и де Голль, Никсон и Коль, Индира Ганди и Маргарет Тэтчер и даже решительно отличавшиеся от них во всем прочем Фидель Кастро и Муамар Каддафи, сходились в одном: они изрекали истины в последней инстанции и, кажется, не догадывались о возможности иного мнения, а тем паче о праве других это мнение иметь.

Их сменила череда “выдвиженцев”, в сущности, так никогда и не выросших из статуса “референтов” - нынешние Ширак, Меркель, Блэр, Баррозу, Проди - имя им легион. Своего мнения они не имеют, но и чужое слушать не научилась. Они вообще не лидеры - менеджеры.

Ахмади Нежад - человек другого закала. Он, как и его сверстники и союзники - Уго Чавес, Эво Моралес, Александр Лукашенко, - не мыслит жизни без спора, столкновения мнений, позиций, людей. Своим поведением и мироотношением он словно бы специально подтверждает догадку выдающегося русского мыслителя Михаила Михайловича Бахтина о том, что подлинно глубокие истины рождаются “на пороге”, на пересечении людских правд, в их столкновении.

Корневая черта Ахмади Нежада - п о л е м и ч н о с т ь. Он охотно вовлекается в спор, не смущаясь иной раз самыми необычными обстоятельствами. В декабре СМИ по всему свету с мстительным ликованием сообщили: студенты университета Амир-Кабир закидали Ахмади Нежада файерами и петардами. Группа из 40-50 человек выкрикивала: “Смерть диктатору!” (“Коммерсантъ”, 12.12.2006).

Что и говорить, ситуация неприятная для любого руководителя. Как же повёл себя молодой президент? Он спокойно вышел к рампе и глуховатым голосом произнес: “Небольшая группа тех, кто говорит об отсутствии свободы слова, не дает возможности большинству услышать мои слова”. И что бы вы думали - этого оказалось достаточно, чтобы то самое студенческое большинство, растерянно (а может, и не без интереса: все-таки зрелище не рядовое!) наблюдавшее за действиями бузотеров, поднялось с мест и накостыляло крикунам по первое число!

Упаси Бог, никаких охранников, бросающихся, как это водится у нас, на всякого осмелившегося выкрикнуть нежелательный для начальства лозунг (вспомним расправу с “обидчиками”, учинённую охранниками всего-то Никиты Михалкова). Ахмади Нежад специально обратился к руководству университета с просьбой не наказывать возмутителей спокойствия. Инцидент, по его признанию, доставил ему удовольствие - думаю, так следует перевести слова “a feeling of joy” (англоязычная версия “Википедии”).

Убеждён, президент не лукавил, не пытался сохранить хорошую мину при плохой игре. В конце концов он сознательно бросил вызов оппонентам: днем раньше в университете уже прошли студенческие выступления (“Коммерсантъ”, 12.12.2006). Ахмади Нежад, что называется, “пошел на “вы”. И победил!

Столь же решительно он ведёт себя и с противниками на международной арене. В августе 2006-го в разгар очередного кризиса вокруг иранской ядерной программы Ахмади Нежад вызвал президента Буша на очные теледебаты. Показательно: Буш, любящий высокопарно порассуждать о гласности и открытости, от предложения уклонился!

Тогда иранский лидер обратился к Бушу с Открытым письмом. Этот экстраординарный шаг (27 лет между руководителями двух стран не было контактов, не говоря уже о том, что дипломатическая переписка обычно закрыта для публики) привлёк внимание всего мира. В России депутат Госдумы Шамиль Султанов с восхищением отметил: “Иранский президент публично и открыто обращается к американскому президенту по поводу проблем, о которых на самом деле говорят сотни миллионов людей. В наше время закулисных политических интриг и многоходовых конспирологических операций это прямое, честное обращение к своему оппоненту - акция весьма необычная, странная и неожиданная” (“Завтра”, N 23, 2006).

Правда, в лагере западников о письме отозвались куда менее доброжелательно: “Послание Ахмади Нежада представляет собой перечень политических обвинений и упрёков в адрес властей США” (“Независимая газета”, 11.05.2006).

Несмотря на оживлённые комментарии, письмо не публиковали в печати, во всяком случае российской. Полагаю, не случайно: в нём раскрывается совсем не тот карикатурный образ “мусульманского фанатика”, угрожающего “всеобщему миру”, который создан усилиями глобальной пропагандистской машины.

Необычность послания уже в том, что Ахмади Нежад обращается к руководителю Америки не официально, а как человек из народа: “Я живу среди народа и постоянно общаюсь с народом”. Ахмади Нежад уточняет, ссылаясь на свою университетскую работу: “Возможно, Вам известно, что я являюсь преподавателем. Студенты спрашивают меня…”*.

Такой прием позволяет ввести в текст народное многоголосие. Получается, что это не Ахмади Нежад, а многочисленная (в пределе - многомиллионная) аудитория ставит вопросы перед американским президентом. Автор письма идет на нетривиальный шаг, максимально расширяющий ряды вопрошающих: он обращается к Бушу от лица последователей т р е х так называемых “авраамических” религий. Стремится найти общую основу в позициях мусульман, христиан и иудеев.

Возможна ли такая консолидация, сказать не берусь. Ахмади Нежад, в качестве общего начала, выделяет г у м а н и з м. Действительно, любая из религий, основанных на Библии, уважительно и бережно относится к человеку, рассматривая его как п о д о б и е Б о ж и е. Именно с этих позиций Ахмади Нежад задаёт первый вопрос Бушу: “Можно ли, считая себя последователем учения Христа, великого посланника Бога (мусульмане почитают Иисуса Христа как пророка. - А. К.), считать себя поборником прав человека, преподносить либерализм в качестве образца цивилизации, провозглашать себя противником распространения ядерного оружия и оружия массового уничтожения, выдвигать в качестве своего лозунга борьбу с терроризмом и, наконец, стремиться к созданию единого мирового сообщества - сообщества, в котором будет править Христос и добродетельные люди, и в то же самое время допускать противостояние государств. Допускать такое положение, когда люди лишаются жизни, достоинства и права на существование…” (здесь и далее выделено мною. - А. К.).

Ахмади Нежад не просто атакует Буша “на его территории” - на поле христианской нравственности, - он наносит удар в корень американской мифологемы “защиты прав человека”. Тем более что Буш дал множество ос-нований поставить эту мифологему под сомнение. “В тюрьме Гуантанамо, - конкретизирует Ахмади Нежад, - содержатся обвиняемые, над которыми не вершится суд, им не разрешается иметь адвокатов, их семьи не имеют возможности получить свидания с ними. Их держат в заключении за границей, и к ним не имеют доступа никакие международные наблюдатели. Неизвестно, каков их статус: заключенные под стражу, военнопленные, обвиняемые или осуждённые? Инспекторы Европейского союза подтвердили, что в Европе также существуют тайные тюрьмы. Я не смог подвести похищение людей и содержание их в тайных тюрьмах под судебный кодекс какой-либо страны мира и не понял, каким именно критериям адресата этого послания соответствуют указанные действия: соответствуют ли они учению Христа, либо нормам соблюдения прав человека, или либеральным ценностям”.

Ахмади Нежад резко осуждает применение силы в отношениях между государствами, считая такой способ решения проблем ошибкой власти: “До каких пор народы мира должны платить за ущерб, нанесённый неверными решениями некоторых правителей? До каких пор угроза, исходящая от накопленных арсеналов оружия массового уничтожения, будет нависать над человечеством? До каких пор будет проливаться кровь детей, женщин и мужчин на улицы и переулки городов, а крыши домов будут рушиться на головы их обитателей? Довольны ли Вы, Ваше превосходительство, сегодняшней обстановкой в мире? Полагаете ли Вы, что нынешняя политика может продолжаться и дальше?”

Такие речи могут показаться обывателю неожиданными в устах иранского лидера. Но если вдуматься, ведь это не Иран ведет войны в соседнем с ним Ираке и Афганистане. Это “гуманная” Америка послала свои войска за тысячи километров, чтобы бомбить иракских и афганских

мусульман.

Буш представляет эти войны как ответ Америки на террористическую атаку 11 сентября. Но и здесь Ахмади Нежад задает неудобные вопросы: “Можно ли было спланировать и осуществить такую операцию без координации с разведывательными службами и службами безопасности, или без широкого проникновения в эти службы?.. Почему вся обширная информация по данному вопросу все еще засекречена? Почему не сказано, кто проявил халатность в этой истории? И почему не объявлены имена и не состоялся суд над виновными?”

Продолжая разговор о наболевших проблемах, Ахмади Нежад высказывает мысли о роли лидеров и о критериях эффективности их работы: “Дали ли мы народу безопасность, процветание и спокойствие или неуверенность и безработицу. Хотели ли мы установить справедливость, или же защищали только определенные группы людей ценой нищеты и бедности народных масс, привели ли мы небольшую кучку людей к богатству и высокому положению, поставив задачу удовлетворения их устремлений выше удовлетворения Бога и народа. Защищали ли мы права народа и обездоленных, или делали вид, что не замечаем их. Защищали ли мы права людей по всему миру, или, развязывая агрессивные войны и вмешиваясь в дела других государств, создавали страшные тюрьмы и порабощали людей. Думали ли мы о безопасности и мире для всего мира, или же распространяли по всему миру угрозы и насилие. Говорили ли правду своему народу и народам всего

мира, или же искажали подлинные события. Были ли мы на стороне народа, или на стороне агрессоров и поработителей”.

Читая эти вопрошания, отдаленно напоминающие тексты советской эпохи, но поражающие страстностью, напрочь отсутствовавшей в продукции советского Агитпропа, понимаешь, почему Ахмади Нежада называют “консервативным социалистом”. Но, разумеется, его обетования и высшие идеалы имеют иной источник, нежели социализм советского образца.

В Послании затронут еще ряд ключевых тем, к которым мы будем обращаться по ходу нашего разговора. В заключение Ахмади Нежад напоминает о существенных изменениях, происходящих в современном мире. “Изменения происходят быстро и имеют очень широкие масштабы. Народы мира не удовлетворены существующим положением и не слишком доверяют обещаниям и заверениям некоторых ведущих мировых лидеров. Многие люди в разных частях света не чувствуют себя в безопасности и выступают против распространения нестабильности и войн. Они не принимают политику неодинаковых стандартов. Люди протестуют против существующего разрыва между богатыми и бедными, между богатыми и бедными странами. Люди выражают возмущение растущей коррупцией. Народы многих стран удручены и озабочены тем, что устои их культуры стали объектом агрессии, что разрушаются семейные устои, что с т а л о м е н ь ш е л ю б в и и д о б р о т ы (разрядка моя. - А. К. Слова, удивительные в устах политического лидера). Народы мира не испытывают доверия к международным организациям, поскольку эти организации не защищают их права”.

Вы узнаёте, улавливаете нечто хорошо знакомое? Да это же те самые слова, что мы с вами произносим на кухне! Ахмади Нежад сказал то, о чем действительно думают и говорят миллионы. Осмыслил, внятно высказал все эти бесконечные сетования и вздохи бедняков, поверженных в жизненной борьбе. Выразил гнев и протест поднимающихся поколений, народов, целых цивилизаций и континентов. Возвысил их (а точнее - н а ш и) устремления до уровня политического манифеста.

Ахмади Нежад делает неожиданный, на сторонний взгляд, но подкрепленный всем ходом его рассуждений вывод: “Либерализм и демократия западного образца не смогли приблизить человечество к своим идеалам, и сегодня оба этих понятия потерпели крах. Подлинные мыслители и философы уже отчетливо ощущают крушение идеологии и строя либеральной демократии. Сегодня народы мира все больше обращаются к главному - к единому Богу. Без всякого сомнения, люди решат свои проблемы через веру в Бога и исполнение заветов пророков. Я со всей серьезностью спрашиваю: разве Вы не хотите быть вместе с ними?”

Получив это Послание, американский президент не нашелся, что ответить. Единственное, что он смог выдавить из себя: “Похоже, в нем нет ответа на главный вопрос, который задается мировым сообществом: “Когда вы избавитесь от ядерной программы” (NEWSru.com.)! Как будто Ахмади Нежад не доказал со всей очевидностью: решить вопрос с ядерной и другими программами технологического перевооружения Ирана вне связи с проблемами мировой политики невозможно.

Понятно, Буш представить не может, что не он будет задавать вопросы, а с него самого потребуют ответа. Ну что же, в безмерном высокомерии он даёт лишний аргумент своим критикам.

С другой стороны, очевидно, что американский руководитель попросту не дорос - интеллектуально и нравственно - до того, чтобы адекватно воспринять и дать убедительный ответ на текст подобного уровня.

И все же Ахмади Нежад выступил не зря. На вопрос корреспондента американского журнала “Тайм”: “Зачем вы написали недавнее письмо?” - он дал ответ, формулирующий, помимо прочего, характерную для него установку на прямой диалог с людьми: “У моего письма разные цели и задачи. Многие американские граждане в письмах и посланиях, которые они мне присылают, требуют, чтобы я прямо изложил свою точку зрения. Многие из них говорят, что американское правительство не позволяет им составить представление о моей позиции во всей ее полноте и без искажений. Так что я поговорил с ними напрямую” (“Тайм”, 18.12.2006. Цит. по: Inopressa.ru.).

Стремясь к живому контакту с массами, иранский президент использует новейшие достижения техники, что резко выделяет его в среде консервативных восточных “раисов”. Ахмади Нежад обзавёлся собственным интернет-дневником и организует среди юзеров интерактивное голосование по предложенным им вопросам (см. статью “Президент Ирана сколотил антиамериканский блок”. “Коммерсантъ”, 15.08.2006).

Ахмади Нежад демонстративно - и при этом вполне органично - современен. Или, говоря более обобщенно, - д и н а м и ч е н. Это еще одно качество, отличающее л и д е р а н о в о г о т и п а. Прошло время вождей, столь поглощенных своим величием, что им недосуг было замечать обтекающее их время. Ахмади Нежад не просто пристально следит за изменяющимся миром, как явствует из его Послания. Он на стрежне перемен и изменяет свою страну в соответствии с меняющимися условиями.

Именно такой человек нужен Ирану для осуществления технологического рывка. Об этом мы еще поговорим. Однако овладение современными технологиями - не изолированная задача. Мы помним, как старцы из советского Политбюро слабеющими голосами бормотали о необходимости научно-технической революции и что из этого вышло. У Советского Союза был великолепный научный потенциал. Имелись средства - ко времени появившиеся нефтедоллары. Но в обществе эпохи застоя - и прежде всего в руководстве страны - отсутствовала динамика. Азарт предвидения и готовность к переменам.

Казалось, Иран в ускорении не нуждается. Несмотря на более чем трехтысячелетнюю историю (одну из древнейших в мире), современное иранское общество молодо. Оно рождено революцией 1979 года. Точнее, столкновением, сшибкой д в у х революций - “белой революции” шаха, осуществлявшейся сверху, и исламской революции имама Хомейни, поднявшей низовой, народный Иран. Именно столкновением этих двух потоков, пронизанных волей незаурядных личностей и устремленных к достижению величественных целей, и порождён тот колоссальный выброс социальной, религиозной, национальной энергии, который определял развитие страны в 80-е годы.

Её хватило на переформатирование всей внутренней жизни Ирана, сменившего вестернизированный стиль и жизненные ценности на ортодоксальный ислам. И на внешнеполитическое противостояние с США и саддамовским Ираком. Отсюда тот жертвенный порыв, о котором до сих пор с изумлением вспоминают иностранные наблюдатели: тегеранские студенты, вооруженные одними ружьями, в полный рост шли на танки Саддама! И самое поразительное - не отступили, не отдали великолепно вооруженному противнику ни метра своей земли!

Такое одушевление не может держаться вечно. Как реакция на “пассионарный перегрев” в 90-e годы последовал спад. Российские журналисты, побывавшие в Иране накануне президентских выборов 2005 года, на которых победил Ахмади Нежад, не без яда характеризовали обстановку: “Здесь такая же худосочная диктатурка, какая была у нас в начале 80-х. Разница лишь в том, что вместо коммунизма здесь ислам” (“Известия”, 25.02.2005).

Оставим на совести известинцев определение “диктатурка”. Сотрудники газеты - либералы, а тем повсюду диктатуры мерещатся. Однако само сопоставление иранской ситуации с нашей периода “позднего застоя” не столь уж некорректно.

Советский Союз сближало с Ираном то, что они были государствами идеи. А идеи, высокие смыслы уязвимы для снижения любого рода - пародии, фальши, просто усердия паче разума. Исказить систему, устроенную на материальных, грубо осязаемых началах, затруднительно. Можно (нынешняя эрэфия - пример), но - трудно. А идеологическую - проще некуда: столкни её с “прозой жизни”, с бытом, с человеческой леностью и подлостью. Нужны отвага и талант, чтобы вновь и вновь раскрывать подлинность, живую правду идеи. А эти качества так редки…

Однажды в Дамаске мне пришлось наблюдать незначительные, но показавшиеся мне симптоматичными проявления духовного неблагополучия иранской жизни эпохи 90-х.

По соседству со мной в отеле поселилась большая группа приезжих из Ирана. То были женщины - вдовы солдат, погибших в конфликте с Ираком. Как мне объяснили, правительство время от времени отправляло их в соседние страны на отдых. Сопровождал путешественниц старый слепой мулла. Когда группа собиралась в просторном холле, мулла скрипучим голосом читал наставления и, видимо, в очередной раз напоминал о религиозных запретах.

Внешне они соблюдались неукоснительно. Когда на гигантском экране телевизора, стоящего в холле, возникала целующаяся пара, женщины, как одна, закрывали лица краями чёрных хиджабов. Однако в последний момент чуть отводили ткань…

Думаю, это естественно и неизбежно: природа, Творец знали, что делали, создавая не бесполого андроида, а мужчину и женщину. Но вот что неприятно поразило меня и заставило по-иному взглянуть на гостиничную идиллию. Слепому мулле помогал передвигаться здоровенный прислужник. На людях он демонстрировал почти раболепное почтение. Но однажды я зашел в холл, когда там никого, кроме этой пары, не было, и увидел, как прислужник грубо толкает муллу, а тот жалобно верещит, пробуя уклониться.

Тогда я задумался о том, н а с к о л ь к о п о д л и н н а вся картина, ежедневно разворачивающаяся перед постояльцами. Ревностное благочестие, демонстративная покорность и прочие патриархальные проявления. И мысленно перекинул мостик в Иран: а не обманчив ли и тамошний миропорядок?

Понимаю, делать обобщения на основе мимолетных впечатлений опрометчиво. Но во второй половине 90-х появились и вполне объективные приметы духовного кризиса. В 1997 году на президентских выборах победил Мохаммад Хатами. Он был реформистом, сторонником сближения с Америкой. Не случайно бойкие на язык журналисты тут же приклеили ему ярлык “иранский Горбачев”.

Начались подозрительные шушуканья с американцами. Заместитель министра иностранных дел Ирана Садек Харрази отправился на Кипр для установления прямых контактов с сотрудниками Госдепа. Правда, по возвращении в Тегеран Харрази отправили в отставку. Но его поддерживал не только Хатами, а Хашеми Рафсанджани - главная надежда реформистов (“Независимая газета”, 21.05.2002).

Мы, русские, на собственном опыте убедились, как опасно такое брожение в верхах. Вот почему я не счел большим преувеличением мнение иранского диссидента, обнародованное “Известиями”: “Этот режим охвачен кризисом изнутри, и больше 10-15 лет он не продержится” (“Известия”, 25.02.2005).

Из такой ситуации было два выхода: либо либерализация, перестройка по горбачевскому образцу, либо же раскрытие духовного потенциала революции. Не консервация внешних черт, в данном случае исламского “патриархата”, а их смелое обновление - именно для сохранения духовной сути. Слова Ахмади Нежада о “новой исламской революции”, сказанные после избрания, не случайны.

Победив в 2005-м, Ахмади Нежад повел страну по второму, я глубоко убежден - спасительному пути. Он необычно молод для иранского руководителя, в момент избрания ему не было и пятидесяти. Он первый президент Ирана, не имеющий духовного звания. Технократ, преподаватель технического вуза, Ахмади Нежад вернул на политическую сцену студенческую молодежь. Между прочим, именно студенты были главной движущей силой революции 1979 года.

Недобросовестные СМИ сформировали образ Ирана как своего рода реликта Средневековья, мрачной страны дряхлых аятолл. На деле иранская нация - одна из с а м ы х м о л о д ы х в мире. Две трети населения - моложе тридцати (“МК”, 19.06.2006). Значительная часть молодежи обучается в вузах. Кстати, 60% студентов - девушки (“Независимая газета”, 10.04.2006). Опровержение еще одного мифа западной пропаганды, твердящей о “забитой иранской женщине”.

Динамичный президент стал олицетворением м о л о д о с т и Ирана. Его порывистость, почти бретерская резкость полемических эскапад созвучны юношескому бунтарству. Ошибаются те, кто ждет, что студенты рассорятся с Ахмади Нежадом. Недовольные крикуны есть везде. Но далеко не везде их утихомиривают их же сверстники, как случилось в университете Амир-Кабир. Уж кто-кто, а профессиональный преподаватель Ахмади Нежад знает, как управляться со студентами.

Но, обновляя форму иранской общественной жизни, Ахмади Нежад сохраняет ее духовную суть. Появление студенчества на политической сцене не привело к либерализации Ирана, не столкнуло его на западный путь. И это закономерно, ведь нынешние молодые в прямом смысле слова “дети исламской революции”. Пусть они не носят черных одежд, сегодня они больше нужны Ирану, чем религиозные ортодоксы.

Не имеющий религиозного сана, Ахмади Нежад глубоко религиозен. Его вера в корне отличается от того показного благочестия, которое так неприятно поразило меня в Дамаске. Это устремленность чистого сердца, не оглядывающегося на формальные правила. Не так давно ультраконсервативные издания устроили форменный скандал по поводу того, что, встретив свою престарелую учительницу, Ахмади Нежад, в знак почтения, поцеловал ей руку. “Нарушение норм шариата!” - кричали первые полосы иранских газет (“Новости”, ОРТ, 3.05.2007). Однако для подлинно верующего чувство благодарности важнее - оно первое и самое глубокое из всех, что соединяет человека с его Творцом.

Искренняя вера определяет всё поведение Ахмади Нежада - вплоть до его хозяйственной деятельности. В бытность тегеранским мэром он тратил огромные суммы на благоустройство города. Как вы думаете, с какой целью? Повысить его инвестиционную привлекательность? Поднять свой рейтинг? По собственному признанию Ахмади Нежада, он готовил столицу к явлению имама Махди (“Независимая газета”, 15.04.2006).

Человеку, незнакомому с верованиями ислама, требуются пояснения: Махди - двенадцатый имам из рода Али, зятя и одного из ближайших сподвижников Мухаммеда. По преданию, Махди не умер, но исчез из мира, стал “скрытым имамом”. Он вернется в конце времён для спасения “правоверных”. Ахмади Нежад считает, что до явления Махди, иными словами до Апокалипсиса, остались считанные годы (там же).

Эсхатологизм мышления роднит Ахмади Нежада с белорусским лидером Александром Лукашенко, с которым у него установились доверительные личные отношения.

…Когда я готовил первую свою статью об Александре Григорьевиче, я приехал в совхоз “Городец”, где он директорствовал в молодые годы. Хотелось послушать, что говорят о нем, чем он запомнился односельчанам. Пожилая доярка рассказала, как однажды напугала её мужа политинформация, проведённая молодым директором. “Ну всё, мать, будет война!” - убежденно произнес муж, вернувшись с собрания. Оказывается, Лукашенко делал доклад о международном положении, но в его устах казенная схема борьбы двух систем превратилась в устрашающе достоверную картину последней битвы Добра со злом…

Конечно, это советский вариант эсхатологии. Однако убежденность в том, что история подошла к финалу, что ситуация вибрирует в страшном напряжении и готова оборваться концом времен, сближает белорусского и иранского лидеров.

По наблюдению итальянского политолога Джованни Бенси, схожие представления характерны и для американского президента Джорджа Буша. Примечательно, он не одинок - 40% жителей США видят в происходящих событиях знаки “грядущего светопреставления”. Примерно такой же процент американцев ожидает буквального осуществления пророчеств апостола Иоанна Богослова (“Независимая газета”, 16.08.2006).

Но эсхатологизм Джорджа Буша проникнут протестантским меркантилизмом. Решающая битва со злом, в его интерпретации, подозрительно смахивает на последнюю битву за мировые энергетические ресурсы. Тогда как искренне верующего в исполнение пророчеств Ахмади Нежада “мало занимают расчеты “выгодно - невыгодно”, о чем, не скрывая раздражения, пишут западные аналитики (Inopressa.ru).

Таких людей не запугать, не одолеть. Бороться с ними обычными приемами невозможно.

Американцы пытаются дискредитировать Ахмади Нежада, представляя его как “диктатора”. Под это обвинение выстраивается и соответствующая конструкция: “репрессивный режим”, “подавление политических свобод”, “нарушения прав человека”.

Подобная риторика звучит убедительно разве что для тех, кто совершенно незнаком с ситуацией в Иране. Тезис о “диктаторе” попросту смехотворен. Дело в том, что по Конституции высшим руководителем Ирана является не президент, а духовный лидер - рахбар. В настоящее время этот пост занимает аятолла Сейед Али Хосейни Хаменеи. Любопытно, что до избрания Ахмади Нежада Запад, а также местные правозащитники требовали пересмотра Конституции, считая, что “религиозные лидеры обладают гораздо большей властью, чем президент или правительство” (“Независимая газета”, 24.05.2005). Но теперь те же силы возлагают надежды на аятоллу Хаменеи, рассчитывая, что он “укротит” молодого президента.

Однако и должность рахбара под контролем. Духовного лидера назначает, а в случае необходимости и смещает так называемый Совет улемов, который, в свою очередь, избирается всенародным голосованием (см. “Коммерсантъ”, 18.12.2006).

А далее на властной вертикали громоздится сложнейшая система сдержек и противовесов. Совет по оценке целесообразности принимаемых решений, наделенный правом - внимание! - рассматривать деятельность президента; Совет национальной безопасности. Оба эти органа возглавляют бывшие соперники Ахмади Нежада на выборах. По сообщениям СМИ, их отношения с президентом до сих пор остаются напряженными. Нет сомнений, что они не преминут вмешаться, если обнаружат в деятельности Ахмади Нежада хотя бы намек на стремление установить единоличную власть.

Ещё один важнейший орган иранской политической системы - меджлис (парламент). Депутаты утверждают министров самым демократичным из возможных способов - рейтинговым голосованием. Президент предлагает на должность не одного, а нескольких кандидатов, тот, кто наберет больше голосов, занимает место в кабинете.

Надо сказать, что Ахмади Нежаду - новичку в высших эшелонах власти - пока не удалось наладить конструктивных отношений с меджлисом. Несколько раз депутаты проваливали президентских выдвиженцев на ключевые министерские посты. Вызвали критику и его социальные программы, прежде всего увеличение бюджетных расходов, связанное с повышением зарплат. В январе 2007 года 50 членов меджлиса обратились к Ахмади Нежаду с открытым письмом, требуя отчета перед парламентом (английская версия “Википедии”).

Еще одно обвинение, выдвигаемое Западом, касается “подавления прав человека”. В англоязычной “Википедии” по этому поводу говорится: “Ведущие гуманитарные организации и многие западные правительства утверждают, что текущая ситуация с правами человека в Иране под властью Махмуда Ахмади Нежада плачевна; к примеру, канадское правительство назвало Иран в числе 13 наихудших нарушителей прав человека 2006 года. Согласно Amnesty International, диссиденты, которые оппонируют правительству ненасильственными методами, подвергаются пыткам и экзекуциям. Победа Ахмади Нежада означает поражение сторонников реформ. Согласно Human Rights Watch, уважение к основным правам человека в Иране, особенно свободе слова и собраний, ухудшилось в 2006-м, правительство обычно пытает и арестовывает диссидентов, в том числе и подвергая длительному одиночному заключению”.

Жуткая картина! Однако обращает на себя внимание отсутствие конкретных имен. Кто именно подвергается арестам, пыткам? Конечно, безымянные жертвы - это постыдная практика и наших дней. Но хоть какие-то имена репрессированных неизбежно всплывают в эпоху мобильной связи и Интернета.

Я пишу эти строки, когда приходят сообщения о жестокой расправе эстонской полиции с участниками русского митинга в центре Таллина. Сотни арестованных, которых власти “демократической” Эстонии держат в портовых ангарах, остаются неизвестными. Но все же несколько имен на слуху: Дмитрий Линтер, Марк Сирык, убитый Дмитрий Ганин. Отчего же иранские заключенные сплошь анонимы?

Безымянные жертвы, исчисляемые не иначе, как сотнями и тысячами, - верный признак журналистских фантазий.

Западные СМИ упоминают о силовых акциях иранской полиции. Но они не могут рассматриваться как пример подавления политических оппонентов. Английская версия “Википедии” сообщает об “атаке” на бастующих водителей автобусов в Тегеране в январе 2006 года. О разгоне собрания секты суфиев в Куме, протестовавших против разрушения молитвенного дома. О разгоне активистов женского движения в Тегеране. Весьма вероятно, что все это - инциденты, достойные сожаления (как нетрудно понять, сам я противник применения силы против безоружных манифестантов). Но это не политические расправы! Сообщения о схожих столкновениях приходят едва ли не каждую неделю, в том числе из “цивилизованной” Европы. Достаточно вспомнить вызывающе жестокие действия полиции в отношении участников молодежных протестов в Копенгагене, профсоюзных активистов в Берлине и Стамбуле, манифестантов в Париже и Таллине. Кстати, в двух последних случаях просматривалась и отчетливая политическая составляющая, но в Европе предпочли ее не заметить. Почему же только в случае с Ираном Запад твердит о “репрессивном режиме”?

Да и как совместить широковещательные заявления о “подавлении свободы мнений” со злорадными публикациями европейских газет, сообщающих о критике Ахмади Нежада в иранских изданиях? Как увязать тезис о преследовании инакомыслящих с восторженными реляциями о том, что на выборах в местные органы власти зимой 2006 года победили “противники президента” (“Коммерсантъ”, 18.12.2006).

Если демократия - это власть народа, то политическая система Ирана может быть с полным правом определена как демократия. С исламской спецификой, противопоставляющей ее “либеральной демократии” американского образца, которую справедливо критикует Ахмади Нежад. Но именно поэтому подлинная.

Попытки Америки представить себя поборницей свободы, а Иран оплотом тирании циничны и смехотворны. Циничны потому, что в качестве примера “торжества демократии” Джордж Буш и его идеологи называют Ирак и Афганистан - оккупированные государства, чьи режимы удерживаются на американских штыках, что косвенно признают в Вашингтоне (показательна истерическая реакция Буша на резолюцию конгресса об установлении срока вывода американских войск из Ирака).

Тезисы американцев смехотворны, ибо народ, регулярно выбирающий власть снизу доверху, не нуждается в импорте “демократии по-американски”. У иранцев может вызвать разве что усмешку высокопарное витийство ведущего американского неоконсерватора Майкла Ледина: “Наше главное оружие против тиранов - это свобода, и сейчас она распространяется повсюду на крыльях демократической революции” (цит. по: “Завтра”, N 10, 2007).

Я специально обращаю внимание читателей на вздорность американской программы “демократизации Ближнего Востока”, потому что в арабских странах, и особенно в России, тезисы вашингтонской пропаганды нередко принимают за чистую монету, в том числе и оппоненты Соединенных Штатов. В результате идеологическое противостояние с Америкой разворачивается в л о ж н о й системе координат. Ближний Восток з а щ и щ а ю т о т д е м о к р а т и и. Характерна декларация той же газеты “Завтра”: “Мировое сообщество прежде всего должно добиться немедленного прекращения любых акций со стороны администрации США по “принуждению к демократии” (“Завтра”, N 15, 2007). Чудаки! Ближний Восток надо защищать от американской оккупации!

Жителям Востока, как и всем нормальным людям, дороги демократические свободы. Ну скажите на милость, кто в здравом рассудке откажется от права высказывать свое мнение о происходящем в его городе и стране, кто пренебрежет возможностью, голосуя на выборах, определять развитие государства, в том числе его экономическую политику, затрагивающую к а ж д о г о? Исследования социологов показывают высокий процент поддержки демократии в мусульманской умме. Причем среди радикалов (видимо, так западные социологи характеризуют противников Америки) процент демократически ориентированных в ы ш е, чем среди умеренных - 50% против 35. (“Коммерсантъ”, 22.02.2007).

Эти настроения п р я м о п р о т и в о р е ч а т планам Соединенных Штатов по установлению контроля над богатейшими энергетическими ресурсами региона. Вашингтон является злейшим врагом демократически избранных правительств Ирана и Палестины. А его союзники в регионе - королевский дом Саудовской Аравии и прочие монархии Персидского залива, отродясь не знавшие демократии, а также авторитарный режим в Египте, где каждая выборная кампания начинается с массовых арестов оппозиции.

Недоразумения по поводу “демократических” устремлений Америки, разумеется, не случайны. Прежде всего у нас в России. Мы до сих пор воспринимаем демократию как нечто навязанное извне, опасную или, по крайней мере, подозрительную новацию. Реакция понятная, если учесть, как скомпрометировали это слово мерзавцы, представлявшие у нас демократическую идею в 90-x. Понятная, но неплодотворная. Превращающая нас в заложников новых претендентов на авторитарную власть. Приходится констатировать, что уровень политического сознания русского человека сегодня ниже, чем у какого-нибудь нигерийца, а тем более гражданина Ирана.

Полагаю, что читатели моей работы, знакомясь с иранской системой сдержек и противовесов, выстроенной в полном соответствии с принципами демократии, опасливо вздыхали: а не ослабит ли она позиции Ахмади Нежада? Может быть, т а к т и ч е с к и (при принятии какого-то решения) ослабит. Но стратегически, я убежден, только усилит!

Прямая демократия, которую практикует Ахмади Нежад, чрезвычайно э ф ф е к т и в н а. Но для того, чтобы стать д о л г о в е ч н о й, она должна опираться на традиционную представительную демократию.

Ахмади Нежад силен мощной низовой поддержкой, связью с массами. А из исторического опыта мы знаем, как у я з в и м а эта связь. При “редуцировании” демократической системы, когда под лозунгом “политической целесообразности” или просто ради удовлетворения собственных амбиций бюрократия упраздняет (или лишает реальных полномочий) тот или иной социальный институт, так называемая “обратная связь” вырождается в ритуальный “одобрямс”. Вот тогда правитель и его государство оказываются беспомощными.

Можно сравнить Иран и соседний Ирак, где Саддам, конечно, не был карикатурным злодеем, каким его рисует западная пропаганда, но где политическая активность населения была сведена к минимуму. И что получилось в итоге? Правящая элита, окружавшая вождя, человека исключительной решимости и мужества (как он принял казнь!), отгородила Хусейна от народа и в конечном счете п р о д а л а американцам.

Можно провести параллель и с последними годами Советского Союза. До сих пор кричим: Солженицын виноват! Американцы погубили! Ну, Солженицын в качестве сокрушителя СССР - это просто смешно, а американцы, понятно, случая не упустили. Но кто предоставил им этот случай? Кто открыл дорогу на Кремль - в прямом и переносном смысле слова? Разве не пресловутая номенклатура во главе с самим генеральным секретарем, занявшая то место, где должны были быть лучшие представители народа?

И вновь возразят: видали мы этих “избранников”! Одна “Межрегиональная группа” чего стоит…

Не подумаю защищать Заславскую с Афанасьевым - это порождение той же московской элиты, что и партийная верхушка. Кстати, значительная часть “межрегиональщиков” прошла на союзный Съезд по квотам от творческих организаций. А вот российский Съезд депутатов действительно избирался народом и в конечном счете стал на сторону простых людей. За что и был расстрелян выкормышем номенклатуры Ельциным.

…О наших проблемах и бедах можно спорить до хрипоты. Но в данном случае мы говорим об Иране, сумевшем, в отличие от России, найти свое место в стремительно меняющемся мире. Я убежден, что этот успех достигнут во многом благодаря подлинно демократической системе, открывающей дорогу во власть таким руководителям, как Махмуд Ахмади Нежад.

Завершая перечисление качеств, характеризующих л и д е р о в н о в о г о т и п а, отмечу и это - верность демократии. Она присуща не только Ахмади Нежаду, но и его сверстникам и единомышленникам - Уго Чавесу, Эво Моралесу, Александру Лукашенко (как бы ни пыталась прозападная оппозиция приклеить к нему ярлык “диктатор”), испытанному сандинисту Даниэлю Ортеге, снова, после многих лет травли со стороны американцев, сумевшему победить на выборах и занять пост президента Никарагуа, молодому эквадорскому руководителю Рафаэлю Корреа, президенту Южно-Африканской Республики Табо Мбеки, премьеру правительства Палестины Исмаилу Хании.

Время диктаторов кончилось. Так же, как и эпоха равнодушных к человеческим нуждам “менеджеров”. Возвращение масс возносит на гребень власти подлинно народных лидеров.

(Продолжение следует)