"Журнал Наш Современник 2007 #4" - читать интересную книгу автора (Современник Журнал Наш)Анатолий Аврутин Белое на белом* * * Мне всё слышнее веток перестук, Небесный хор, что сумрачен и гулок, И шелест крыл… И отскрипевший сук. И ясень, затенивший переулок. Как близко всё! Как ясного ясней! “Кукушка”-паровоз, смешной и юркий, Какая мостовая! — а по ней Какой же чудо-обруч гонит Юрка! Какой возница щёлкает кнутом, Нас, пацанву настырную, пугая! Какой там дом! Какие в доме том Тарелки и ножи! И жизнь другая. Там весело трезвонит телефон - Да, те-ле-фон - как много в этом звуке! Хозяйкин лик в портретах повторён, И патефон рыдает о разлуке. Его за ручку можно покрутить - Тебе дадут, ты ночью в сад не лазил… А женщина крючком зацепит нить: — Что не растёшь? Старик Сазонов сглазил?.. Мне в то виденье хочется шагнуть, Помочь настроить примус тёте Клаве И градусник разбить, чтоб видеть: ртуть - Серебряная пыль в златой оправе. Чтобы слились в мгновенье много дней, Чтоб вслед шептали: — Наш он… здешний… местный… Чтобы с годами сделались слышней И веток перестук, и хор небесный… В двадцатом столетии… В двадцатом столетии… О, времена, Когда не спешат предаваться итогу!.. - В двадцатом столетье осталась страна, Меня снарядившая в эту дорогу. И первая ёлка, и первая боль От первого “нет” тихой женщины Оли, И сломанный, глухо звучащий бемоль, И боль, заглушившая эти бемоли. Все там, где подходит к тебе медсестра, И утро безрадостно пахнет карболкой. А руки не могут уже без пера, Как недруг не может без гадости колкой. В двадцатом столетии… Речка течёт. В канаве, у мостика, квакают жабы. Мустыгин сравнял наконец-таки счёт, И нам до свистка продержаться хотя бы… А вечером Климова в роли Стюарт, И ты, за два месяца взявший билеты, Представить не можешь тот будущий март, Когда к ней в гримёрку придёшь из газеты. В двадцатом столетии… Горе уму, Когда этот ум существует для горя, Впотьмах приближая вселенскую тьму И вторя вселенскому ужасу, вторя… Так дай же мне руку!.. Спокойней вдвоём Под суетным, дерзостным небом Отчизны. Мы вместе пришли сюда, вместе уйдём, И в сердце ни горечи, ни укоризны. * * * Людмиле Завее Опять грядёт зима… И в холоде берёз, Невидимо пока, родится содроганье. Тот свет, что нёс в зрачках, но всё же не донёс, - Лишь отблеск… Непокой… Лишь редкое мерцанье. Опять недолог день… Бредёшь меж тьмы и тьмы. Подмёрзшая листва железит по брусчатке. Подпёртые стволы облезлы и хромы, А мокрые дома бесформенны и шатки. В сквозной дали аллей туманен каждый звук - Пузырится, кружит в мельканье ошалелом. И лишь одна душа, предвестница разлук, Тиха и не видна, как белое на белом… * * * Заскорузлый пейзаж. Захолустье. До дрезины четыре часа. И подёрнуты бронзовой грустью Улетающих птиц голоса. Что поделаешь? Тягостно. Осень. Всё влажнее у тропки трава. И назад несказанное просят, И кружатся листами слова. Всё смешалось — смешки, разговоры Обо всём и опять ни о чём. Только стали угрюмее взоры, Только тень за горбатым плечом. Только вечно охочий до драки Пьяный Филя рыдает в жилет. Да несутся четыре собаки За последней машиной вослед… * * * То — неволя, и это — неволя, И такие пошли времена, Что стоишь средь пустынного поля И гадаешь — а где же страна? Отлетела… Уплыла… Умчалась, С бездной бросив один на один. Только в тихой молитве осталась, Только в огненной дрожи рябин. Небо съёжилось… Ветер несвежий Подгоняет прогорклую пыль. Губы шепчут: “Да где же я?.. Где же?..”, А вокруг только дёрн да ковыль… * * * Уже сочится строчка по стеклу, Записанная влажными словами. Продышан круг… И катятся во мглу Слова о том, что было между нами. Куда уйти? Уйду глазами в стынь, Горяченностью лба — в сугроб ладони, Остывшим телом — в белизну простынь, В немой простор, что вечности бездонней… Зачем кричать?.. О тихом говорю. По рёбрам бьёт душа под зябкой кожей. И всё грозит: “Посмотришь, отгорю И стану лишь на искорку похожей”. Да будет так… Не надобно грозить. К ударам изнутри привычно тело. Дай белых ниток!.. Обрываю нить. Светло руке… А нитка потемнела. |
|
|