"Журнал Наш Современник 2006 #11" - читать интересную книгу автора (Современник Журнал Наш)

Правда о подвиге Зои и Саши

Героям Советского Союза

Зое и Александру Космодемьянским посвящается


Никогда не думал, что к моему простому и безыскусному стихотворению о Зое и Саше Космодемьянских когда-нибудь потребуется писать послесловие. Поскольку стихи, если они стихи, не нуждаются в объяснениях. Но здесь особый случай. Скажу без интриги, с момента написания и до первой публикации стихотворения все было как-то странно и необычно. Судите сами.

Это случилось в сентябре 2001 года. Да, именно случилось. Вырвавшись на недельку из душной, суматошной Москвы на море, я беспечно отдыхал на черноморском побережье у тихой станции Лоо. Представьте: жаркое полуденное солнце, теплая волна, набегающая на прибрежные камни, ласковая ажурная пена у ног… Короче, чудный бархатный сезон. Особая пора, навевающая поэтам соответствующие времени и месту действия ассоциации. Писать бы стихи о море да о любви. Мне же почему-то стали приходить такие слова:


Молитесь за Зою и Сашу,

За бедную Родину нашу…


То есть начало писаться стихотворение о Великой Отечественной войне, о подвиге десятиклассницы 201-й московской школы, комсомолки Зои Космодемьянской, и её брата Саши.

И это была первая странность, которую я про себя отметил.

Вернувшись в Москву, поздно вечером встретился с главным редактором газеты “Трибуна” (бывшая “Социалистическая индустрия”) добрейшим Виктором Ивановичем Андрияновым и передал ему рукопись стихотворения “Молитесь за Зою и Сашу”, без всякой надежды увидеть его напечатанным. Тем более что накануне стихотворение отвергли “Комсомольская правда” и “Московский комсомолец” — издания, которые, сменив ориентацию и политическую, и сексуальную (ибо пишут в основном о похождениях геев и лесбиянок), почему-то забыли поменять свои названия, рядом с которыми, между прочим, по-прежнему стоят высокие правительственные награды. Чудовищная провокация пятой колонны. Причем настолько очевидная, что последние два слова я пишу без традиционных кавычек. Но оставим пока в стороне пошлые игры либералов и вернемся к нашей теме.

Третьего дня я позвонил в “Трибуну” и попросил заменить одну строку.

— Поздно, — с сожалением ответил Виктор Иванович, — стихотворение уже напечатано. Читайте в сегодняшнем номере.

И это была вторая странность. Ибо стихи в России так быстро не печатают. Тем более в политической газете.

Третья странность — впереди.

Через некоторое время я “случайно” оказался в конференц-зале МГУ имени Ломоносова на торжественном собрании ученых, посвященном 60-летию разгрома немецких войск под Москвой. Помню, какая-то неведомая сила, словно магнитом, тащила меня на Воробьёвы горы, в здание МГУ. Попросил слова. Мне разрешили выступить. Я поднялся на сцену и вместо полагающейся “речи” на объявленную тему прочитал стихотворение о Зое и Саше. Зал взорвался аплодисментами. Вслед за мной на трибуну взошла миловидная женщина средних лет, доктор исторических наук. Отодвинув в сторону приготовленное научное сообщение, она отметила достоинства стихотворения, подчеркнув, что среди многих, ранее написанных другими авторами про Зою и Сашу, это первое произведение, созданное с позиций Православного Духа, да ещё с пророческим подтекстом. Затем произнесла слова, которые буквально заставили меня вздрогнуть и вспомнить о существовании Божьего Чуда:

— А вы знаете, что дедушка Зои и Саши, Петр Иоаннович Космодемьянский, был священником и ныне причислен к лику святых?

Этого я не знал. Так вот, оказывается, в чем разгадка череды странностей и случайностей. Теперь понятно, КТО вел меня дорогой Зои и Саши, КТО руководил моими мыслями и поступками. САМ ГОСПОДЬ ВСЕДЕРЖИТЕЛЬ, по молитвам о. Петра, небесного заступника и покровителя своих внуков, Пречудным Промыслом Своим вел меня, грешного и недостойного, к Истине, о которой я не ведал. Все, все стало понятным в звёздной судьбе девочки и её брата.

…Зоечка, дитя человеческое, была такая по-ангельски красивая, что её не брали в партизанский отряд: слишком приметная для врага. И она всю ночь просидела в горкоме комсомола, чтобы добиться зачисления. И вот первый выход на боевое задание у ставшей теперь легендарной деревни Петрищево.

Затем арест. Фашистские застенки. Нечеловеческие пытки, сравнимые разве что с пытками первых христиан. Истязания и муки вынесла она с необыкновенной стойкостью. Не выдала товарищей по отряду. Даже имени своего не назвала. Сказала: “Я — Таня”. Редкий пример силы Духа. Замечательный русский поэт Ярослав Смеляков лучше меня написал:


И не знала она, хорошея,

Что настигнет её впереди -

Воровская верёвка на шее,

Золотая Звезда на груди.


Больше месяца истерзанное, изувеченное тело отважной партизанки провисело на виселице. Его сняли занявшие деревню наступавшие советские войска. В том передовом отряде “случайно” находился фронтовой корреспондент “Правды”, писатель Петр Лидин (кстати, “случайно” и “луч” — однокоренные слова). В “Правде” появляется очерк, озаглавленный “Таня”, с фотоснимком замученной героини.

— Да какая же это Таня, — с грустью сказали в московском горкоме комсомола, рассматривая газету, — это же Зоя, Зоя Космодемьянская. Та, что недавно просилась в партизанский отряд.

Тело оказалось почти нетленным. Оно сохранило красоту юности и легко узнаваемый Божий Лик.

Такие же чудеса произошли и с телом убиенного священника Петра Космодемьянского, новомученика российского, дедушки Зои и Саши. Но об этом чуть позже.

Услышав тогда в МГУ сенсационное для меня и для других сообщение о Петре Иоанновиче Космодемьянском, я стал изучать материалы о нем, собирать факты из его жизни. И вот что выяснилось.

Космодемьянские — известный с XVII века священнический род из Тамбовской губернии. Имена его представителей, как увлечённо пишет Валентина Кученкова на страницах журнала “Мир Божий” (см. N 1 за 2001 год), впервые встречаются в списках воспитанников Тамбовской духовной семинарии с 1838 года.

Церковнослужители рода Космодемьянских священствовали в храмах Тамбовского края вплоть до 1919 года, а некоторые из них — и до 30-х годов прошлого века. Как и многих других, тамбовских священников Космодемьянских постигла жестокая участь репрессированных. Один из них, к примеру, священник Николай Павлович Космодемьянский из села Вятка Кирсановского уезда, был расстрелян 4 февраля 1938 года и лишь в 1989-м признан невиновным и реабилитирован.

Среди этой обширной тамбовской ветви был и Пётр Иоаннович Космодемьянский, настоятель Знаменской церкви села Осиновые Гаи Моршанского уезда Тамбовской губернии, дедушка двух Героев Советского Союза.

Он родился в семье священника 22 августа 1872 года и по примеру отца избрал для себя путь духовного служения. В течение многих лет священник Петр Космодемьянский делил со своим приходом радости и печали, учил грамоте детей (был учителем по всем предметам в церковно-приходской школе), наполняя сердца пасомых милосердием и добротою.

Приход Знаменской церкви был достаточно большим: кроме села Осиновые Гаи в него входило несколько сел и деревень — Павловка, Соловьянка, Прудки, Никольское.

Не раз о. Петр входил в дома своих прихожан, либо напутствуя уходящего в мир иной, либо разделяя радость создания новой семьи, рождения и крещения детей. Люди любили своего батюшку и ждали его с нетерпением. Нередко после его посещения жилища бедняков в каком-нибудь неприметном месте хозяин вдруг обнаруживал деньги, оставленные милосердным священником. Усердные труды батюшки на пользу Матери-Церкви были отмечены в 1916 году грамотой и камилавкой правящего архиерея.

Благочестивое семейство о. Петра в 1916 году состояло из жены, Лидии Фёдоровны (1874 г. р.), и четырёх сыновей: Анатолия (род. 24 октября 1900 года) — будущего отца Зои и Саши, а в то время воспитанника 4-го класса Тамбовской духовной семинарии; Алексея (1903 г. р.), воспитанника 1-го класса той же семинарии; Александра (1905 г. р.) и Фёдора (1907 г. р.).

О. Петр был добропорядочным семьянином. Помимо обязанностей, определенных саном, батюшка сеял и убирал хлеб, короче, жил трудами и заботами сельской общины.

Надвигался страшный 1918 год. Год святотатственного убийства царской семьи. Безбожные власти словно объявили настоящую войну Церкви и народу Божию. Святейший патриарх Тихон в одном из посланий Советам в октябре 1918 года писал: “Казнят епископов, священников, монахов… а тела убитых не выдают родственникам для христианского погребения”. Этот год стал годом трагической гибели и сельского священника Петра Космодемьянского.

Метрические книги Знаменской церкви села Осиновые Гаи за 1918 год позволили проследить судьбу о. Петра до последнего дня его земной жизни. В этих книгах больше записей об умерших и значительно меньше — о родившихся.

Поражает высокая смертность среди детей, так, например, последнее отпевание о. Петр совершил над телом двухлетнего мальчика Алексея Павлова 6 августа. А последнее таинство крещения 26 августа, когда была крещена младенец Александра, родившаяся 23 августа 1918 года в семье крестьян Никиты Фёдоровича и Василисы Дмитриевны Абловых. Возможно, когда-нибудь удастся установить, как сложилась судьба этой девочки, которую о. Пётр поднял над купелью в последний день своей жизни. После 26 августа его имя в метрических книгах уже не упоминается.

В тот же день батюшку схватили устроители новой жизни. Поводом для ареста послужило его выступление на сельском сходе в защиту Церкви Христовой от распоясавшихся богохульников. Вменялось ему в вину и то, чего не было, — будто бы прятал он в храме контрреволюционеров, или, как сказали бы сейчас, “международных террористов”. Жестоко избитый комиссарами на глазах у жены и малолетних детей, священномученик Пётр Космодемьянский был брошен на телегу и вывезен за пределы села. Всю ночь телега с умирающим праведником колесила безлюдными тропами. И на всем протяжении своего крестного пути священник окровавленными устами шептал молитвы, от которых мучители его испытывали страх и отчаяние. На рассвете следующего дня полуживой о. Пётр был безжалостно сброшен в Сосулинский пруд…

В день мученической кончины о. Петра, 27 августа, Русская православная церковь отмечает канун праздника Успения Пресвятой Богородицы. В этот день Сама Матерь Божия незримо призвала праведника в жизнь Небесную и Вечную.

Тело священника Знаменской церкви было обнаружено пастухами лишь весной следующего, 1919, года, когда разлившаяся полая вода бережно вынесла его на берег. По свидетельствам очевидцев, “тело батюшки было совершенно неиспорченным и имело восковой цвет”. Как и тело приснопамятной внученьки, умученной оккупантами 23 года спустя.

Добившись разрешения местных властей, матушка Лидия Фёдоровна вместе со старшим сыном Анатолием похоронила мужа возле Знаменской церкви 31 мая 1919 года, в Духов день.

По воспоминаниям старожилов, на месте, где обнаружили тело священника Космодемьянского, жители часто видели горящие свечи и нередко ходили туда поклониться памяти страдальца.

Деревянная Знаменская церковь, возведенная ещё в 1875 году, подлежала разборке, но чудесным образом нетронутой простояла до наших дней и официально не закрывалась. В ней сохранились почти все иконы, утварь, старинные книги. Верующие Осинового Гая убеждены, что их храм сохранен молитвенным предстательством пред Господом священномученика Петра Космодемьянского. Место его погребения свято и особо почитаемо местными жителями.

Судьба потомков Петра Ивановича Космодемьянского известна всей стране: его внукам посмертно присвоено звание Героев Советского Союза. Они похоронены рядом, в главном некрополе страны — на Новодевичьем кладбище. О звёздной судьбе своих детей рассказала их мать Любовь Тимофеевна Космодемьянская (урожденная Чурикова) в книге “Повесть о Зое и Шуре”, вышедшей в 1978 году. В книге много неточностей и недосказанностей. Ни в самой книге, ни в публичных выступлениях, нигде и никогда Любовь Тимофеевна не упоминала о том, что родовые корни её детей исходят от священнической ветви Петра Иоанновича Космодемьянского.

После мученической смерти отца все заботы о семье, оставшейся без кормильца, взял на себя старший сын Анатолий. Как образованный человек, он работал в избе-читальне, сотрудничал в комбедах. Общая работа сблизила его с дочерью волостного писаря Любой Чуриковой, которая окончила гимназию в Кирсанове и учительствовала в школах. Они поженились, и 13 сентября 1923 года в их семье родилась Зоя, а через два года — Саша.

Внезапно, в 1929 году, молодая семья покидает Осиновые Гаи и уезжает в Сибирь, в далёкий Енисейский округ. На некоторое время осела в селе Шиткино, что под Канском. Затем перебралась в Москву, где обосновались родственники Любови Тимофеевны.

Объяснение этим странным переездам может быть только одно: семья Космодемьянских бежала из родного села от начавшихся гонений и преследований, чтобы как можно быстрее и надежнее затеряться на просторах великой страны и скрыть свою принадлежность к историческому роду священнослужителей.

В Москве Анатолий Петрович удачно устроился на работу в Тимирязевскую академию, получил квартиру, и всё, казалось, пошло на лад, но в 1933 году, в 33 года, он умер. Какова причина его смерти — неизвестно.

Осенью 1940 года тяжело (менингитом) заболела Зоя. После выздоровления, в октябре 41-го, добровольцем ушла защищать Родину и погибла за неё 29 ноября того же года. Добровольцем ушёл на фронт её брат Саша. Он пал смертью храбрых в боях за освобождение Кенигсберга в апреле 1945 года. Имена их стали легендарными.

Сталин разрешил Любови Тимофеевне привезти прах сына в Москву и предать земле рядом с Зоей. Тоже ведь не случайное решение. Во всем присутствует Промысел Божий.

В память бессмертного подвига Зои в центре Тамбова в 1947 году воздвигнут памятник. В 1957 году — в Дорохове. В 1995-м — на малой родине, в Осиновых Гаях, где за пять лет до рождения легендарной героини погиб её дедушка, не пожелавший отречься от веры Христовой…

Памятника Петру Иоанновичу Космодемьянскому в селе Осиновые Гаи, разумеется, нет, но возле Знаменской церкви, у его могилы, каждый приходящий вместе с грустью испытывает необыкновенное чувство светлой радости и благодати.

Когда внуки приснопамятного батюшки появились на свет Божий, метрические книги уже были изъяты из Знаменской церкви и переданы волостным совдепам. Теперь уже нельзя узнать, удалось ли сыну священника крестить своих детей. Это тайна. И ведает её один Господь.

Такова история семьи Космодемьянских. Она взволновала меня до слёз. А ведь я мог её и не знать до сего часа, не напиши тогда, на берегу Черного моря, стихотворение о Зое и Саше.

До сих пор недоумеваю, как, каким чудодейственным образом, не зная истинной, скрытой от глаз истории своих героев, удалось мне написать промыслительное стихотворение о них, которое и критика, и читатели единогласно признали удачными и даже пророческими.

Слава Богу за всё!


МОЛИТЕСЬ ЗА ЗОЮ И САШУ


Героям Советского Союза Зое

и Александру КОСМОДЕМЬЯНСКИМ


Молитесь за Зою и Сашу,

За бедную Родину нашу.

Спаси, Богородице Дево, -

Погибли за правое дело,

За землю, леса и поля,

За юность и други своя.

Пусть были они комсомольцы,

Но в выборе смерти своей — добровольцы.


Молитесь за Сашу и Зою -

Лежат под масонской звездою,

Но принял Господь покаянье

За смертные муки, страданье.

В бою причастились Превечною Кровью,

Пылая к России небесной любовью.


Поставьте им Крест на могиле, -

Поднимется Троица в силе.

Подайте записочку в храме, -

Да будем живые не в сраме.


…Ничто не принизит мгновения эти -

Космы, Дамиана ведь дети.

Я воинов словом простым

Причислю смиренно к святым…


Молитесь за Зою и Сашу!

От бед заслонят они Родину нашу!


г. Нижний Новгород


Уважаемый Станислав Юрьевич!

Я с интересом и волнением прочитал в шестом номере журнала “Наш современник” за 2004 год очерк Евгения Болотина “Какой-то крестьянин Опекушин…” о жизни и деятельности моего великого прапрадеда. Согласен, хотя и с определённой натяжкой, с высказанным в очерке упрёком “в душной чёрствости русских, короткой исторической памяти”, а также с выводом автора об осознанной “культурной” политике замалчивания жизни и творчества Александра Михайловича Опекушина. И всё же… Евгением Болотиным допущена серьёзная ошибка — и молчать об этом было бы грешно. Я имею в виду высказанные автором совершенно незаслуженные обвинения в адрес знатока жизни и творчества Опекушина — Александра Ивановича Скребкова, хорошо известного исследователя творчества скульптора. А. И. Скребков почему-то назван в очерке “аферистом, вымогателем, растранжиривающим национальное достояние”, “пройдохой, самозванцем, краеведом”, “шустрым агентом потребкооперации” и т. п. При этом свои обвинительные выводы автор основывает лишь на словесных утверждениях двух упомянутых в очерке лиц — внука скульптора Н. В. Опекушина и Е. П. Юдиной, сотрудницы Ярославского музея. Но любой исследователь достаточно хорошо понимает, что личные заявления или воспоминания нередко бывают, мягко выражаясь, пристрастными, не соответствующими действительности и всегда требуют дополнительной проверки фактами. Так, я смогу привести и совершенно противоположные характеристики А. И. Скребкова. Например, хорошо знавший Александра Ивановича знаменитый русский учёный-геохимик и организатор многочисленных экспедиций академик Александр Евгеньевич Ферсман называл Скребкова “ярославским самородком, глубоким специалистом” и “убеждённым краеведом”. Так кем же был этот человек в действительности?

Буду приводить только подлинные факты, пусть читатель рассудит сам.

Александр Иванович Скребков родился в Ярославской губернии в крестьянской семье потомственных мастеров камнерезного дела. С восьми лет начался его тяжёлый трудовой путь. В 20-30-х годах Скребков был членом литературной группы “Резец”, объединявшей поэтов и прозаиков из рабоче-крестьянской среды. В литературно-художественном журнале этой группы стихи и очерки Скребкова печатались рядом с произведениями А. Твардовского, А. Прокофьева, О. Берггольц, И. Сельвинского, А. Чуркина и др. Большая личная дружба связывала его с писателями И. Белоусовым, И. Малютиным, С. Подъячевым и А. Золотарёвым. Об этом свидетельствует их личная переписка, хранящаяся ныне в фондах Российского государственного архива литературы и искусства.

А. И. Скребков был активным участником научных краеведческих съездов. В самый разгар “революционного интернационализма” он взял на себя смелость выступить в защиту русского народного крестьянского искусства. Кстати, именно А. И. Скребковым был впервые поднят вопрос о сооружении на могиле Александра Михайловича Опекушина памятника. Это произошло на VII Краеведческом съезде в г. Рыбинске в августе 1927 года. Тогда по его докладу была принята соответствующая резолюция.

Судьба же самого Александра Ивановича Скребкова между тем сложилась трагически. В 1937 году его арестовывают по сфабрикованному делу “ярославских писателей”. 15 лет проведёт этот человек в лагерях и после освобождения и полной официальной реабилитации вернётся в родной Ярославль.

Хочу сказать и по поводу обвинения в адрес А. И. Скребкова в растранжировании опекушинского наследия. Ныне в Ярославском художественном музее хранится уникальное произведение А. М. Опекушина — терракотовая скульптура головы А. С. Пушкина — в натуральную величину московского памятника. Так вот: это опекушинское творение в начале 20-х годов было найдено А. И. Скребковым… в мусорной яме, приведено в порядок и затем передано в Ярославский музей. После смерти скульптора в селе Рыбницы среди различного хлама, вынесенного в сарай, Скребковым были найдены и спасены для потомков два подлинных письма Ивана Сергеевича Тургенева 1880 года, адресованных А. М. Опекушину. Это бесценные реликвии для всех русских, для исследователей жизни и творчества как знаменитого писателя, так и знаменитого скульптора.

С чужих слов Е. Болотин сочинил детективную историю, как однажды Скребков, “тайно пробравшись на кладбище, снял с пьедестала бронзовый бюст отца скульптора, Михаила Евдокимовича Опекушина, и продал его… Ярославскому художественному музею”. На самом деле, как свидетельствуют учёные документы этого музея, памятник официально был передан в 1949 году Ярославскому художественному музею женой брата скульптора М. Ф. Опекушиной. Тогда это был единственный способ спасти надгробие: на сельском кладбище неоднократно случались кражи, надгробные памятники разрушали и местные хулиганы.

Именно А. И. Скребковым был бережно собран, тщательно описан и сохранён для последующих поколений исследователей единственный, наиболее полный архив скульптора.

Чем же руководствовались Н. В. Опекушин и Е. П. Юдина, дав в то далёкое лето 1966 года приехавшему в село Рыбницы автору очерка, мягко говоря, неверные сведения о деятельности краеведа Александра Ивановича Скребкова? Мне не хочется, да и нужды нет, разбираться во всех извивах и сложностях человеческой психологии, тем более что людей этих уже нет в живых. Скажу только, что сей прискорбный факт остался на их совести, как и небрежение к могиле великого скульптора, которая была буквально заброшена. Ведь она оказалась в таком состоянии не ко времени приезда Е. М. Болотина, а приходила в запустение долгие годы.

Я знаю Евгения Михайловича Болотина как честного публициста, но в данном случае его подвела непростительная для профессионала доверчивость, а также поспешность в выводах.


КЛИМАКОВ Ю. В.,

кандидат педагогических наук,

праправнук скульптора А. М. Опекушина

Москва