"Журнал Наш Современник 2006 #11" - читать интересную книгу автора (Современник Журнал Наш)Сергей КАРА-МУРЗА КРОВЯНАЯ ПАРАДИГМАИ тогда начала плоть вожделеть против Духа… Св. Августин. “О Граде Божием” Недавно историк и политолог В. Д. Соловей опубликовал книгу “Русская история: новое прочтение” (М.: АИРО-ХХI, 2005. — 320 с). В ней содержатся радикальные и далеко ведущие утверждения о русском народе, его истории и его будущем. Некоторые выводы настолько необычны, что при чтении книги не раз возникает мысль, а не мистификация ли все это. Сам В. Д. Соловей предупреждает: “У автора мало сомнений в том, что предложенная концепция будет встречена в штыки, причем по причинам, в первую очередь, ненаучного свойства”. Но автор — человек образованный, историк, научный сотрудник Российской Академии наук и эксперт “Горбачев-фонда”, известный в кругах современных политологов. Значит, к книге его следует отнестись серьезно, даже если это и мистификация. Она как минимум является каким-то знаком, и он не должен пройти незамеченным и теми, для кого он не предназначен. Поэтому надо рассмотреть главные положения книги. Они разделяются на две группы, которые вполне можно обсудить порознь. Первую группу составляют рассуждения о том, что такое этничность и как она связана со средой обитания этноса и культурой. Глава 1 так и называется — “Природа этноса/этничности”. Представления об этничности излагаются в связи со свойствами и историей русского народа, но носят общий, фундаментальный характер. Вторая группа утверждений посвящена теме “русские и Империя” (или “русские и СССР”). Из них делается вывод, что именно русский народ уничтожил Российскую империю, а затем и ее восстановленную большевиками версию — СССР. Уничтожил потому, что устал нести бремя державности, рассердился на православие, а потом на коммунизм. Рассмотрим первую часть концепции — представления об этничности. С рядом общих положений книги можно согласиться. Хорошо, что автор эти положения напоминает, прежде всего следующее: “Главный субъект, “движитель” истории — народ. Не институты, включая государство, не социальные, политические или культурные агенты (элиты, классы, партии, религиозные общины и т. д.), не анонимные социологические универсалии (модернизация, индустриализация, глобализация и т. д.), а народ, который понимается… как способная к коллективному волеизъявлению и обладающая общей волей группа людей”. Это положение было укоренено в русской культуре и в массовом сознании. Из него исходили и практические политики, и создатели больших социологических теорий (например, евразийства или даже марксизма). Расхождения с автором книги начинаются на следующем, более фундаментальном уровне — при трактовке природы того механизма, который соединяет людей в народы. Речь идет о явлении этничности. Автор следующим образом оценивает тот уровень в иерархии утверждений, на который претендует его труд: “Книга, которую держит в руках читатель, предлагает новую парадигму в понимании отечественной истории. Как свойственно парадигмам, она основывается на небольшом числе утверждений дотеоретического характера — считающихся самоочевидными аксиом, научная истинность которых не может быть доказана”. Итак, новая парадигма, не более не менее. Типа парадигмы Коперника и Ньютона в представлении о мироздании. Мнение, будто свойство парадигм в том, что “научная истинность их аксиом не может быть доказана”, есть новое слово в философии науки. С опытом оно не согласуется. Ведь для того Галилей и шлифовал линзы своего телескопа, чтобы доказывать основания парадигмы Коперника с помощью наблюдения. О Ньютоне и говорить нечего — его законы доказаны и математически, и опытным путем. При этом аксиомы ньютонианства как раз не были самоочевидными — очевидными казались аксиомы Аристотеля (вроде того, что камень падает быстрее перышка). К чему же сводится главная аксиома новой парадигмы отечественной истории, которую предлагает В. Д. Соловей? К тому, что этничность есть биологическое свойство человека, зафиксированное в материальных структурах его генетического аппарата. Но что же тут нового? В обзоре начала 90-х годов XX века читаем: “В основе представлений о нации может лежать расовый или генетический принцип. В своей пророческой лекции 1882 г. о национализме Эрнест Ренан предупреждал европейцев об опасности расовых и генетических иллюзий по этому поводу, указывая на факт генетической смешанности всех народов континента” [7]. В приложении к русскому народу эта парадима означает следующее: “Новое понимание этничности дает недвусмысленный и шокирующий ответ на сакраментальный вопрос русского национального дискурса: что значит быть русским, что такое русскость. Русскость — не культура, не религия, не язык, не самосознание. Русскость — это кровь, кровь как носитель социальных инстинктов восприятия и действия. Кровь (или биологическая русскость) составляет стержень, к которому тяготеют внешние проявления русскости”. Ну разве это не самоочевидная аксиома: “Русскость — это кровь!” В. Д. Соловей несколько раз напоминает на протяжении книги, что его концепция — научная, а та критика, которую она наверняка вызовет, — ненаучная, идеологическая. Он пишет: “Утверждение об этничности как биологической данности, во многом предопределяющей социальные процессы, составляет кошмар ревнителей политической корректности и либерально ангажированной науки: если этничность носит врожденный характер, ее нельзя сменить подобно перчаткам; судьба народов в истории в значительной мере есть реализация их врожденных этнических качеств”. Мол, религию люди, конечно же, меняют подобно перчаткам, а вот, скажем, обрусеть немцу или татарину — никак не выйдет. Кровь себя покажет хоть в десятом поколении. Страницей позже В. Д. Соловей снова предупреждает читателя: “Еще раз повторю: главные аргументы против биосоциального понимания этничности носят не научный, а культурно-идеологический и моральный характер. Однако эти табу настолько влиятельны, что деформируют логику научного поиска и даже здравый смысл”. Строго говоря, автор, делая такого рода предупреждения, сразу выводит разговор за рамки науки. Ученый, предлагающий “новую парадигму” и заранее обвиняющий ее критиков в недобросовестности и глупости (деформации здравого смысла), — с точки зрения науки нонсенс. Это, конечно, упрощает дело рецензента, но для начала выскажу соображения, основанные на логике и здравом смысле. Суждения, носящие “культурно-идеологический и моральный характер”, — под конец. Начнем с определения предмета. Что такое этничность? Все мы знаем, что, например, русский, киргиз и француз принадлежат к разным этносам. У каждого этноса есть некоторый набор характерных признаков, которые проявляются в сравнении одного этноса с другими. Без появления фигуры другого, хотя бы мысленного, вопрос об этнической принадлежности вообще не встает. Таким образом, этничность — это продукт отношений между людьми. Можно, конечно, предположить, что когда русский видит киргиза или хотя бы думает о нем, у него в крови что-то булькает, выделяет какую-то специфическую молекулу, которая возбуждает соответствующий участок мозга — и человек осознает свою “русскость”. Но это предположение очень неправдоподобное, не говоря уж о том, что для него нет никаких доказательств научного типа. Сравнивая представителей разных этносов (точнее, сложившиеся в нашем сознании их стереотипные образы), мы можем перечислять их характерные признаки, постепенно создавая все более и более детальный обобщенный “портрет” того или иного этноса. Иными словами, мы создаем этот портрет из довольно большого числа внешних признаков, которые обнаруживаются в общественном поведении и деятельности людей. Они известны нам из опыта, и в их описании можно прийти к соглашению, несмотря на споры. В. Д. Соловей утверждает, что все эти внешние признаки не связаны с этничностью, она кроется в “биологии”. В том, чего мы не видим! И эта аксиома кажется ему самоочевидной. Природа этничности — биологическая, какая же ещё! Так Шура Балаганов, перепиливая двухпудовую гирю, был уверен, что она внутри золотая: “Какая же ещё!” Действительно, за множеством видимых признаков может скрываться нечто невидимое, кроющееся в крови. Точно так же, как под черной чугунной поверхностью двухпудовой гири мог скрываться золотой слиток. Но мог и не скрываться! В отношении этничности утверждение В. Д. Соловея есть экстравагантная гипотеза, которую надо обосновать. То, что накопила “либерально ангажированная” наука этнология (и даже ее диссидент Л. Н. Гумилев), В. Д. Соловей отвергает с ходу — она, мол, не дала нам определения этничности в трех словах! Он пишет: “Этнология (и оперирующие ее категориями науки) оказалась перед крайне неприятной дилеммой: оценить собственную теоретическую неспособность ухватить суть этничности как следствие отсутствия самого объекта исследования — этноса… или же признать неадекватность преобладающей теоретической концептуализации природы изучаемого явления… На противоположном полюсе оказывается предположение, что дело не в отсутствии самого исследовательского объекта, а в том, что природа этнического вовсе не социальная, а биологическая”. В. Д. Соловей приводит в качестве аргумента фразу С. В. Чешко. Он пишет: “Провал всех социологических попыток теоретического осмысления этноса/этничности побудил современного российского этнолога С. Чешко к мрачной констатации: “Все существующие теории оказываются неспособными выявить этническую “самость”. Перед исследователями — явление, которое, безусловно, существует, но неизменно ускользает сквозь пальцы, несмотря на любые методологические ухищрения”. Это прием негодный, опереться на С. В. Чешко В. Д. Соловей не может. С. В. Чешко говорит о трудностях дефиниции, выявления этнической “самости”, при том, что явление “безусловно, существует”. Из этих слов никак не вытекает вывод об “отсутствии самого объекта исследования”. Не вытекает также и вывод о “неадекватности преобладающей концептуализации природы явления”. Слово “теоретической” тут вообще надо убрать, поскольку оно слишком неопределенно. Почему “осмысление” должно быть непременно теоретическим! Множество явлений успешно изучается научными методами, которые пока что не достигли уровня теории — ну и что? Например, нет хороших теорий метеорологических процессов. Жаль, конечно. Приходится вести дорогостоящие наблюдения, корпеть синоптикам над картами, обмениваться информацией со спутников. Но разве из-за этого надо все накопленные в науке сведения о погодных явлениях выбросить на свалку? В современных представлениях об этничности вообще ставится под сомнение сама возможность выработать теорию этого явления, поскольку оно есть лишь частный срез общего явления — формирования структуры отношений людей. Дж. Комарофф пишет: “Этническое самосознание вовсе не есть “вещь”, но всегда — отношения, суть которых выражается через особенности (развивающегося в каждый данный момент времени) процесса их исторического формирования. Именно по этой причине я говорю о невозможности как какого-либо субстантивированного определения “этого”, так и существования “теории” этничности как таковой, но только лишь о реальности теории истории и сознания, способных объяснить формирование различных форм самоосознания”[3]. В. Д. Соловей приписывает С. В. Чешко мысль, согласно которой этнология как наука оказалась несостоятельной. Это “превышение полномочий”. Разве С. В. Чешко призывает отказаться от тех знаний, что накопила этнология? Нет, конечно. И из его слов никак нельзя вывести признания о “провале всех социологических попыток”. Его работы как раз и ценны тем, что он скрупулезно собирает данные “всех социологических попыток” описать явления этничности и высказывает осторожные суждения, допускающие различные трактовки этих данных. Трудности дефиниции явления сами по себе никак не порочат применяемых для его изучения научных подходов. Подобных явлений множество. Им, как и этничности, в принципе нельзя дать так называемого “замкнутого” определения. Их определение складывается из содержательных примеров, и чем больше таких примеров, тем полнее и полезнее становится определение. Есть, например, такое многим известное явление, как жизнь. А четкое определение этому явлению сумел дать только Энгельс (“это способ существования белковых тел”). Будь он жив, сразу бы объяснил В. Д. Соловею, что такое этничность, но нет Энгельса среди нас. Да и Ленин, легко определивший, что такое материя (“реальность, данная нам в ощущении”), тут уже не поможет. Но даже если бы негативные утверждения в адрес этнологии были справедливы, из этого никак не следует справедливости положительного утверждения о том, что этническая “самость” зашифрована в биологии. Вот это утверждение и должен доказывать В. Д. Соловей, предлагающий новую парадигму, — независимо от того, как обстоят дела в несчастной этнологии. Но он в основном стремится склонить читателя на свою сторону с помощью умножения негативных утверждений. Он пишет: “Никакая комбинация неэтнических признаков не способна привести к возникновению этнической оппозиции: почему, каким образом половая, демографическая, социальная или культурная группа вдруг превращается в этническую?”. Это странная мысль. Почему же “никакая комбинация не может”? Мы же видим, что может — потому и отличается киргиз от француза. Почему же “комбинация неживых по отдельности признаков” может привести к явлению жизни, а к этничности ничто не может привести, кроме как сама этничность, вдруг возникшая в крови. В крови кого? Динозавра, каракатицы, обезьяны? Из русской обезьяны возникли русские, а из чукотской — чукчи? В. Д. Соловей пишет вещи, которые подрывают его собственную идею. Ведь представить себе, что какая-то уникальная комбинация молекул белка в крови “вдруг превращается в этническую самость”, гораздо труднее, чем представить это себе как социальный и культурный процесс. Вот летописцы нам сообщили, что на Куликово поле отправились дружины славянских племен, а вернулось войско русского народа. Есть даже соответствующее изречение князя Дмитрия на похоронах павших ратников. Возможно, эти изречения присочинили позже — неважно, при восприятии этой битвы произошел качественный скачок. Буквально, выражаясь словами В. Д. Соловея, “демографические, социальные и культурные группы вдруг превратились в этническую”, люди осознали себя русскими. Может быть, у них всех вдруг белковые молекулы в крови скрючились по-русски? Со ссылками на надежные эмпирические данные о “биологии” дело в книге В. Д. Соловея обстоит неважно. Стараясь уязвить “ревнителей политической корректности”, он гордо заявляет: “Наиболее полное, основательное и систематизированное собрание фактов и аргументов (причем почерпнутых в “серьезной” науке!) в подтверждение биологической природы этнической дифференциации автор этих строк обнаружил в откровенно расистской книге В. Б. Авдеева”[1]. Что понимается под словами “серьезная наука”, на которой основывается “откровенный расизм” XXI века, В. Д. Соловей не объясняет. Отнесемся к расизму “политически корректно” и будем выискивать в книге жесткие, однозначно трактуемые свидетельства в пользу биологической природы этничности. Итак, В. Д. Соловей дает такое определение этносу: “Этнос (этническая группа) — это группа людей, отличающаяся от других групп людей совокупностью антропологических и биогенетических параметров и присущих только этой группе архетипов, члены которой разделяют интуитивное чувство родства и сходства. Этнос отличается от социальных групп именно биологической передачей своих отличительных (пусть даже это социальные инстинкты) признаков, а этничность — такая же данность, как раса и пол. Короче говоря, этнос — сущностно биологическая группа социальных существ”. Выделим ключевые слова. Что такое антропологические параметры, понять трудно. Видимо, это форма скул, раскосые глаза и пигментация кожи, глаз и волос — признаки, в разных комбинациях сходные для больших групп этносов. Раса и этнос — явления разных порядков. В контексте всей доктрины В. Д. Соловея понять смысл антропологических параметров вообще невозможно, потому что речь у него идет как раз о социальных и культурных особенностях этносов — “социальных” инстинктах и архетипах. Во всяком случае явной связи с биологией тут нет, антропологическими параметрами у В. Д. Соловея выглядят как раз свойства, определяемые этнической принадлежностью, а не наоборот. Раз казах, значит, скуластый. Но если скуластый, это не значит, что казах. Биогенетические параметры — вообще термин из лексикона Глобы и Кашпировского, вроде биополя и телекинеза. В. Д. Соловей даже и не пытается назвать эти “параметры”. Архетипы дела не спасают, так как еще предстоит доказывать биологичность их самих. Известно, что этнические различия очень ярко проявляются в запретах на употребление различных видов пищи. Это как раз то, что можно назвать социальными инстинктами. Русские не едят конину (когда это случается по недоразумению, у них, особенно у женщин, осознание случившегося иной раз даже вызывает приступы рвоты). Не едят свинину арабы-мусульмане, а говядину индусы. Есть ли у этих проявлений этничности биологическая основа? Никакой нет. Физиологическая реакция на конину, свинину и говядину у всех этих народов одна и та же. Перед нами чисто культурное явление. У В. Д. Соловея остаются в запасе как раз недоказуемые аксиомы о “биологической передаче отличительных признаков” этноса и о том, что “этничность — такая же данность, как раса и пол”. Доказательство сводится к повторению того, что требуется доказать. Ничего себе, научный метод. Сказать, что “этнос — сущностно биологическая группа социальных существ”, мне кажется насмешкой над здравым смыслом. Разумеется, всякая группа живых существ является сущностно биологической, потому что био это жизнь, а существа сущностны. Но при чем здесь этнос? Наверное, В. Д. Соловей часто вставляет в свои утверждения слово “сущностный”, чтобы подчеркнуть свою приверженность сущностному (essentialist) подходу к этничности, согласно которому принадлежность к этнической группе является прирожденной, изначально данной человеку сущностью. Иначе этот подход к этничности называется примордиалистским. Подробнее о нем скажем ниже, а здесь отметим только, что это никакая не новая парадигма, а как раз самая старая, уже сданная на “историческую свалку научных идей”. Смысл сущностного подхода в том, что этничность понимается как вещь, скрытая где-то в глубинах человеческого организма материальная эссенция (скрытая сущность). Условно говорят, что она находится в крови, но это не следует понимать буквально. В Средние века говорили плоть, и это было менее претенциозно, хотя и не так зловеще. Интереса к поиску этой субстанции научными методами приверженцы этого подхода не проявляют. Зачем? Ее существование есть для них самоочевидная истина. В других, более современных концепциях под этничностью понимают не вещь, а отношения. Отношения как между “своими”, так и к “чужим”. Отношения эти являются частью культуры и выражаются в множестве символов, знаков, норм и навыков. Поскольку младенец, родившись, сразу попадает в лоно культуры, насыщенной этническими символами и знаками, и становится человеком именно под воздействием этой культуры, то этническое самоосознание кажется ему естественным, сущностным и присущим ему изначально. Для Пушкина, например, естественным, сущностным и присущим ему изначально казалось русское самоосознание, а не эфиопское. А если верить В. Д. Соловею, то именно эфиопские инстинкты и архетипы должны были быть у Пушкина такой же данностью, как его мужской пол. Книге В. Д. Соловея присуща наивная натурализация культуры. Автору, видимо, кажется, что слова естественный, спонтанный, стихийный обладают магическим смыслом и должны восприниматься не как метафоры, а как строгое определение качеств социального действия разумного человека. Дважды повторяется, в начале и в конце книги: “Народ реализует свое этническое тождество в истории спонтанно, стихийно, естественноисторическим образом”. Что это такое, как это понимать? Приведите пример! Была ли Куликовская битва спонтанным, стихийным, естественным явлением? Дмитрия Донского и Сергия Радонежского принесло на крыльях ветра? Что стихийного и спонтанного нашёл автор в обороне Брестской крепости или в методе работы Алексея Стаханова? Как тут можно пристегнуть биологию? Почему так по-разному проявлял свое этническое тождество (!) русский народ в I Мировой и в Великой Отечественной войнах? Поголовная мутация биогенетических параметров произошла? В. Д. Соловей, видимо, считает, что повторение одних и тех же утверждений заменяет эмпирические данные или логические аргументы. Он пишет: “Народ как целостность изначально существует в этническом качестве, и это внутреннее единство сохраняется под социальными, политическими, религиозно-культурными, идеологическими и иными барьерами и размежеваниями. Этничность не только онтологична, она более фундаментальный фактор истории, чем экономика, культура и политика”. Тут два ключевых положения: целостность и неизменность внутреннего единства народа; изначальность его этнического качества. Оба эти положения ошибочны. Опыт говорит совершенно противоположное. Народ как целостность не существует в этническом качестве изначально, он складывается как целостность. Складывается под влиянием экономики, культуры и политики. Меняются эти условия — и народ “раскладывается”, размонтируется. В нем все время идет процесс этногенеза. Этничность — результат действия всех этих условий, а значит, они как раз фундаментальны. Когда, например, возник, по мнению В. Д. Соловея, немецкий народ? В каком году произошло это “изначальное” событие? Очень недавно. Ведь вплоть до объединения жители разных “земель” и множества небольших германских государств считали себя самостоятельными народами. Этничность вовсе не сохраняет свое внутреннее единство “под социальными, политическими, религиозно-культурными и иными барьерами”. Вот был один почти зрелый и целостный народ — союз южно-славянских племен (сербов). Часть его, в Боснии, исламизировали турки, в другой части, Хорватии, утвердилось католичество. Разве под этими барьерами сохранилась изначальная этническая целостность? Неужели В. Д. Соловей считает, что сербы, хорваты и мусульмане Боснии как были, так и остались одним народом? Замечу, что В. Д. Соловей в этом вопросе сам себе противоречит и, похоже, не замечает этого. Действительно ли русский народ “как целостность изначально существует в этническом качестве, и это внутреннее единство сохраняется под социальными и иными барьерами и размежеваниями”? Что мы читаем в его же книге? Что социальные и иные барьеры это единство разрушают. Например, у крестьян и дворянства возникают разные этнические качества, происходит этническое размежевание. В. Д. Соловей пишет: “Социополитическое и культурное отчуждение между верхами и низами наложилось на этническое размежевание, придав вызревавшему конфликту дополнительный драматизм и, главное, характер национально-освободительной борьбы русского народа против чуждого ему (в социальном, культурном и этническом смыслах) правящего слоя”. Тут ясно сказано, что происходит этническое размежевание людей изначально одного этноса — вследствие социальной и культурной дифференциации. Из дружины князя возникли дворяне (“правящий слой”), из смердов — крепостные крестьяне. Или предки Дмитрия Донского и Александра Невского изначально имели иную кровь, чем предки русских крестьян? Переходя к нынешней ситуации и стремясь доказать, что разбогатевшие во время реформы люди отличаются от остального населения биологически, В. Д. Соловей усиливает степень размежевания, сравнивая две расходящиеся группы уже не с разными этносами, а с разными видами: “Непредвзятый наблюдатель нравов и этноса правящего сословия России без труда обнаружит, что в отношении отечественного общества оно осуществляет (осознанную или бессознательную) операцию антропологической минимизации и релятивизации. Проще говоря, не добившиеся успеха — а таких в России подавляющее большинство — для элиты не вполне люди, а возможно, даже и совсем не люди. Отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды, речь идет о большем — отношениях, имеющих общий антропоморфный облик, но фактически двух различных видов живых существ наподобие уэллсовских элоев и морлоков. Это различие глубоко и экзистенциально укоренено. В смягченном варианте речь идет об отношениях “цивилизованных” людей (элиты) и “варваров” (остальных)”. Сказано красиво, но неверно. Откуда видно, что “отношения между богатыми и остальными в России не могут быть описаны и поняты в категориях социального и культурного отчуждения и вражды”? Как раз могут быть и описаны, и поняты. Обычное дело, тем более что и особой вражды не наблюдается. А вот сказать, что “речь идет об отношениях, имеющих общий антропоморфный облик, но фактически (!) двух различных видов живых существ”, можно только в качестве гротеска. Как говорится, приехали! Начнем охоту на морлоков? Теперь о втором ключевом положении, согласно которому этническое качество присуще каждому народу изначально. В. Д. Соловей признает, что он исходит из примордиалистской концепции этничности. Но нельзя же было в этом вопросе ограничиться этим сказанным вскользь словом! Надо было предупредить читателя, как трактуют эту концепцию сегодня — а потом и разбивать ее критиков в пух и прах. Вот что об этом сказано в сравнительно недавнем обзоре. Примордиалистская концепция этногенеза представляет этничность как нечто изначально (примордиально) данное и естественное, порожденное “почвой и кровью”. Этому взгляду противостоит “конструктивистский” (или “реалистический”) подход, в котором этничность рассматривается не как данность и “фиксированная суть”, а как исторически возникающее и изменяющееся явление, результат творческого созидания. Примордиализм возник при изучении этнических конфликтов, эмоциональный заряд и иррациональная ярость которых не находили удовлетворительного объяснения в европейской социологии и представлялись чем-то инстинктивным, “природным”, предписанным генетическими структурами народов, многие тысячелетия пребывавших в доисторическом состоянии [2]. Рассуждения на этнические темы в категориях примордиализма легко идеологизируются и скатываются к расизму, так что в обзорных работах антропологи стараются отмежеваться от “экстремальных форм, в которых примордиализм забредает в зоопарк социобиологии” (К. Янг). Да, марксизм тяготел к примордиализму, хотя специально Маркс и Энгельс проблемой этногенеза не занимались. Но ведь это было более 150 лет назад! Однако даже среди ученых, принимающих концепцию примордиализма, изначальной данностью большинство все же считает не кровь, а запечатленные в младенчестве культурные структуры. К. Янг пишет: “Человеческие существа рождаются как несформировавшиеся до конца животные, реализующие себя через создаваемую ими культуру, которая и начинает играть роль примордиальной “данности” в общественной жизни. Барт усматривает суть самосознания в наборе ключевых значений, символов и основных ценностных ориентаций, через которые данная группа осознает свое отличие от “других”; граница — это ядро сознания. Для Кейеса примордиальные корни этничности “берут начало из интерпретации своего происхождения в контексте культуры” [2]. В практическом плане представления об этничности важны в связи с национализмом, национальными войнами и национальным государством. В западной этнологии различают два крайних вида национализма — евронационализм, который возник в Новое время в ходе образования национальных государств в Западной Европе, и этнонационализм, тип которого сформировался в XX веке в ходе национально-освободительной борьбы колоний. Представления о национализме в незападных странах, которые не были колониями, но и не породили наций типа европейских, нам известны хуже, и говорить о них здесь не будем (их надо изучать и обсуждать отдельно, поскольку они для нас сейчас действительно очень важны — например, представления Сунь Ятсена о китайском национализме как народном принципе). Из краткого сравнения евро- и этнонационализма будет понятнее “парадигма”, которую предлагает В. Д. Соловей. Вот выдержка из обзора 1993 г.: “Даже проецируя свою историю в далекое прошлое и изобретая свои собственные традиции, евронационализм обычно признает историчность своего происхождения, часто относя его на счет неких героических действий людей, и подает свою историю в виде исторического повествования о серии подвигов, дат и смертей. Из этого следует, что упор в евронационализме делается скорее на хронологию, чем на космологию, и, если перефразировать Ренана, — на забвение прошлого (или, возможно, на искаженное восприятие прошлого) при попытке его восстановления. Этнонационализм, напротив, ищет свои корни во временах незапамятных, приписывая себе черты изначальной сущности. Его генезис часто объясняется вмешательством сверхъестественных сил, а его прошлое… может быть спрессовано в виде “традиции” или “наследия”. В этом случае космология превалирует над хронологией; коллективная память воспринимается как решающий фактор для выживания группы, а различия рассматриваются, при всем непостоянстве в уровнях терпимости, как неизбежные и неискоренимые. С точки зрения евронационализма, этнонационализм представляется примитивным, иррациональным, магическим и, прежде всего, угрожающим; с точки же зрения этнонационализма, который при взгляде изнутри предстает вполне “рациональным”, евронационализм по-прежнему воспринимается как изначально колониальное по своей природе явление, в котором отсутствуют человечность и общественная совесть” [3]. Катастрофа ликвидации Советского Союза и тот всесторонний кризис, который ее сопровождает, породил во всех переживающих это бедствие народах ощущение угрозы самому их бытию, а вследствие этого и обострение этнического чувства. Во всех случаях это обострение в большей или меньшей степени обнаруживает сдвиг к этнонационализму. Бурно идет процесс этнического мифотворчества в среде интеллигенции народов Северного Кавказа. Эти мифы создаются, чтобы объяснять современные, вызванные общим кризисом этнические конфликты исконными “культурными различиями” и “архетипами”, доставшимися от первобытных предков. При этом момент возникновения народов и обретения ими их “исконных” территорий относят в третье тысячелетие до новой эры. Ни о какой науке тут и речи не идет, в интересах местных элит фабрикуются идеологические средства, включающие в себя “культурный расизм”. У русских как у державного народа это выражено в гораздо меньшей степени, чем у малых народов, но тоже наблюдается. Это — результат бедствия, которое переживают наши народы. Гуманитарная интеллигенция в такие моменты оказывается перед выбором — способствовать этому сдвигу, пропагандируя примордиалистские представления об этничности с помощью авторитета науки, или рационализировать наш кризис и порожденные им национальные проблемы, снимать с этнического чувства его магическую оболочку. В. Д. Соловей пишет, начисто отрицая сам процесс этногенеза: “Этнические архетипы не тождественны ценностным ориентациям, культурным и социальным моделям и не могут быть усвоены в процессе социализации… Архетипы неизменны и неуничтожимы, пока существует человеческий род”. Заданную в этих утверждениях парадигму невозможно себе представить даже в плане религии. Если этнические архетипы неизменны и неуничтожимы, то как от Адама и Евы смогло произойти множество разных народов? Что значит, что русскому народу в кровь были изначально заложены его неизменные и неуничтожимые этнические качества (архетипы)? Назовите, когда и в какой точке Земли пробил этот изначальный для нас час? А когда пробил этот час для азербайджанского народа? С. В. Чешко пишет: “Азербайджанский этнос, отличный от других тюркских народов Закавказья и Передней Азии, стал формироваться сравнительно поздно — уже в составе России”. В. Д. Соловей в это не верит? Так пусть даст свою версию появления народов, их начала, но с указанием изначального момента в понятных временных координатах. Без этого сам термин “изначально” принят быть не может. С. В. Чешко очень мягко и политкорректно указывает на то, к каким нелепостям приводили примордиалистские представления об этничности, оживленные в момент перестройки с вполне определенными политическими целями: “Вызывает большие сомнения оправданность прямого отождествления древних и архаичных этносов с одноименными современными этносами, что очень характерно для возрожденческих лозунгов национальных движений. Если Р. Кионка утверждает, что эстонцы живут на своей территории в течение 5 тыс. лет, то это очевидная экстраполяция современности на очень далекое прошлое. Если депутат Государственной Думы заявляет, что он печенег, и государство должно заботиться о печенегах, то этот курьез в принципе того же порядка, что и многие исторические изыскания, имеющие целью вывести свои народы чуть ли не от сотворения мира” [4]. Научное сознание отличается от религиозного тем, что оно прилагает к любой изучаемой сущности меру. Причем мера эта выражается в однозначно трактуемых уговоренных единицах (соответственно, с приемлемой и тоже вполне определенной точностью). В. Д. Соловей от этой нормы отказывается категорически и принципиально. Если речь идет о времени, то он оперирует эсхатологическими понятиями — изначально, пока существует человеческий род. Да, тут аршином общим не измерить! То же самое в приложении к материи, к массе. Вот главный тезис его книги: “Понимание этничности, которое предложено в предшествующей главе, дает недвусмысленный, хотя и шокирующий ответ на сакраментальный вопрос, кто есть русские. С научной точки зрения, русские — это те, в чьих венах течет русская кровь”. Ну, если это “с научной точки зрения”, то сразу встает вопрос о мере — сколько нужно русской крови, чтобы паспортный стол МВД шлёпнул человеку в паспорте отметку “русский”? Этот простой и вполне разумный вопрос автора оскорбляет: “Предвижу возмущенный вопрос: какой процент русской крови должен течь в венах, чтобы считать человека русским? Честно признаюсь, меня это не занимало, да и сам вопрос в контексте отечественной истории довольно бессмысленен”. Вот тебе на! Заинтриговал, как Шехерезада, и на самом интересном месте замолчал. Его это не занимает… Да еще обругал читателя, какие, мол, бессмысленные вопросы задаете в контексте отечественной истории. Причем “честно признал” — честностью своей пилюлю подсластил. Лучше бы логики побольше. Ведь вопрос этот абсолютно неизбежен. Мышление человека диалогично. Человек слышит необычное утверждение, которое, действительно превратясь в парадигму, угрожает перевернуть всю его жизнь, прилагает это утверждение к реальности — и у него тут же возникает этот вопрос. Если мама русская, а папа юрист, то какова этничность сына? У него в венах 50% русской крови, а 50% крови юриста. Он русский? А согласится ли с этим кровь юриста? Вот для самосознания русских, как и у других народов, очень важно наличие своего национального эпоса. Большое место в нем занимает у русских “Слово о полку Игореве”. У самого князя Игоря 75% его крови половецкая кровь (обе бабки и один дед). Кем мы должны считать нашего любимого князя Игоря в парадигме В. Д. Соловея — половцем или русским? Этот вопрос возникает без всякого возмущения. А вот ответ как раз вызывает возмущение — меня это не занимает. И как тогда вообще понимать всю эту книгу, если как раз вопрос о том, как определяется принадлежность человека к русскому народу, автор в заключении называет “бессмысленным в контексте отечественной истории”? Ведь книга называется “Русская история: новое прочтение”! Читаешь, читаешь про кровь, архетипы и русскую “самость”, а под конец тебе под нос суют кукиш. Если продолжить мысль В. Д. Соловея, то выходит, что народов не существует. Наличие в венах каждого человека капелек разной крови, которые несут в себе разные неизменные и неуничтожимые этнические архетипы — при том, что число капелек каждого типа несущественно, — означает, что всякие этнические различия стираются. Каждый человек биологически представляет собой помесь множества народов, он ничей. А его религия, культура, идеалы и ценности — это все наносное, к этничности отношения не имеет. В. Д. Соловей так и пишет: “Ценности и культурные ориентации, будучи продуктом человеческой истории, не могут носить архетипического характера — они подвержены как медленным и частичным, так всеобъемлющим и стремительным изменениям… Понятия “русского “национального характера”, русских родовых ценностей и культурных архетипов (а также любые их эквиваленты), которыми пытаются оперировать социогуманитарные науки, включая историографию отечественной истории, суть интеллектуальные фикции”. В этом тезисе, думаю, воплотился тот же грубый натурализм, который в историческом материализме привел к гипертрофированию роли “базиса” (производственных отношений) по сравнению с “надстройкой” (культурой), роли “материального бытия” в сравнении с “сознанием”. Ценности и культура суть интеллектуальные фикции, а кровь — реальность! Дух ничто, плоть всё! В. Д. Соловей пишет: “В новой парадигме философской антропологии “тело”, “телесность” оказываются основой экзистенции. Тело — та предельная точка, вокруг которой выстраивается система познания, оно обеспечивает человека опытом, превосходящим вербальный (известно, что 90% получаемой человеком эмоционально значимой информации обрабатывается на невербальном уровне). Тело творит и выращивает язык и систему понятий, проектирует вокруг себя мир культуры и социальности”. Тело выращивает язык — разве это не самоочевидная аксиома новой парадигмы философской антропологии! Как все-таки сильно перестройка шарахнула по сознанию нашей гуманитарной интеллигенции. “Социогуманитарные науки” пришли к выводу, что этничность создается под влиянием всей совокупности факторов окружающей среды и культуры, которые формируют “национальный характер”, и в этом смысле “русскость” — плод трудовых, военных, духовных усилий многих поколений русских людей (русские создали “общность, воображенную русскими людьми”). Но такие общности В. Д. Соловей реальностью не считает, реальна для него лишь материя (“кровь”): “Обобщая, можно сказать: то, что отечественные и западные гуманитарии считают “воображенной общностью”, результатом конструирования, совокупностью культурных и языковых характеристик, для антропологов, медиков, биологов и генетиков — биологическая реальность”. Ссылка на “антропологов, медиков, биологов и генетиков” тут совершенно незаконна. Выводов представителей этих наук, которые бы определенно утверждали, что этничность “записана” в биологических структурах, В. Д. Соловей не приводит. Его трактовка косвенных данных является очень вольной, а то и явно неадекватной. Вот несколько примеров. В. Д. Соловей пишет: “Уж на что чуралась биологизации этнической проблематики советская наука, но и та с подачи “главы” советской этнологии Ю. В. Бромлея вынуждена была ввести в советскую концепцию этноса биологический критерий — эндогамию. “Оказалось, что подавляющее большинство современных этнических общностей — наций обладает неменьшей (чем первобытнообщинные племена. — B. C.) степенью эндогамности: обычно более 90% их членов заключает гомогенные в этническом отношении браки”. Ну при чем здесь эндогамия? Никакого отношения к биологии она не имеет, это явление культуры, как и сам институт семьи и брака. Даже странно, как такая мысль могла прийти автору в голову. Создание семьи, рода, племени как раз стало одной из первых сфер, которые регулировались культурными нормами и запретами. У животных, поведение которых регулируется инстинктами (“кровью”), культурных норм нет или они имеются в зачаточном состоянии. В. Д. Соловей верит в то, что мозг у русских и у юристов устроен по-разному. Он пишет: “Научно зафиксированную этническую (и расовую) изменчивость нервной системы и строения головного мозга невозможно отнести к безразличным для исторического творчества биологическим параметрам, ведь речь идет о степени и самой возможности интеллектуального и культурного. Считается доказанной и наследственная детерминированность интеллекта: обсуждается соотношение, баланс, взаимодействие наследственных (в том числе этнических и расовых) и средовых факторов, но не кардинальная важность наследственности. Но моя мысль идет гораздо дальше и носит откровенно “еретический” характер. Суть ее в предположении о существовании наследственных этнических ментальных качеств, задающих вектор культуры и социальности”. “Научно зафиксированная”, “считается доказанной” — это тоже выражения из арсенала Кашпировского. Надо же, “речь идет о самой возможности интеллектуального и культурного развития” разных народов, а в доказательство — только собственная мысль, да и то откровенно “еретическая”. По нынешним временам этого мало. Небольшую секту собрать еще можно, но ни науки, ни религии на этом не установить. Какие странные вещи приходится читать “в контексте отечественной истории”: “Этнически дифференцированные врожденные различия наблюдаются в восприятия цвета, пластических форм, ландшафтов, пространства и времени… Такое капитальное различие в восприятии живущих в одном природном окружении людей не могло определяться только культурными факторами… Исследование геногеографии Восточной Европы выяснило, что в ходе исторического развития российский природный ландшафт был включен в русский генофонд: из фактора внешней среды он превратился в фактор внутренней, генотипической среды организма человека”. Вещи невероятные, так разъясните! Какие наблюдаются врожденные этнические различия в восприятии времени? У Пушкина, как эфиопа, время шло из будущего в прошлое? И перешибить этот его неизменяемый этнический архетип культурой так и не удалось? И каким образом “российский природный ландшафт был включен в русский генофонд”? Какое тело вырастило этот язык? В. Д. Соловей легко переходит от генетики особи к генетике популяции, от личности к этносу. Разницы между этими уровнями он, похоже, не видит и пишет: “Гипотеза генетической детерминированности культуры и социальности уже не игнорируется “серьезной” наукой. Она приобрела влиятельных сторонников не только среди биологов, которых можно при некоторой интеллектуальной натяжке упрекнуть в “социал-дарвинизме” (к слову, это понятие — чистой воды интеллектуальная фикция, концептуальный фантом) и непонимании гуманитарной специфики, но и среди гуманитариев. К числу оных, в частности, принадлежит известный американский лингвист и философ Н. Хомский: согласно его теории генеративной грамматики логическое мышление и язык составляют часть генетического наследия личности”. В генетическом наследии личности много чего есть, включая психические заболевания и нарушения в восприятии цвета — но при чем здесь этничность? Да и не мог Хомский утверждать, будто в “генетическое наследство” от папы с мамой личность получает логическое мышление и язык. Обезьяна Чита спасла в джунглях младенца, из него вырос Тарзан — и заговорил на чистом английском языке? Какие все-таки в Голливуде “социал-дарвинисты” сидят, у них бедная Джейн была вынуждена поначалу разговаривать с Тарзаном жестами. Хорошо хоть, эндогамия помогла, а попади туда вместо Джейн француженка — никак бы не сговорились, и жесты бы не помогли. Биологически человек наследует лишь структуры мозга, гортани и языка, позволяющие младенцу обучаться у окружающих его людей логическому мышлению и членораздельной речи. Именно в этом смысле Хомский писал, что в человеке (в отличие от обезьян) есть “врожденная грамматика”. Но она вовсе не этническая, а именно “универсальная” для всего человеческого рода, то есть рассчитана на все языки. Когда ребенок рождается и слышит, как говорят окружающие его люди его народа, то его мозг уже в первые несколько месяцев жизни настраивается на структуры этого языка, и он становится для него родным. Ст. Пинкер даже ввел метафору “джамперы” (самый близкий к контексту смысл слова jumper — появляющаяся мишень). Эта “джамперы” в мозгу ребенка ставятся в положения, соответствующие языку окружения [5]. Но эта настройка мозга на определенный язык есть процесс освоения культуры, а вовсе не “голос крови”. Ребенок, попавший в стаю волков и выросший в этой стае, не проявляет потом никаких этнических архетипов и никакой прирожденной способности к языку своих родителей. Вообще, парадигма В. Д. Соловея находится в неразрешимом противоречии с множеством хорошо документированных фактов о том, что дети, с ранних лет воспитанные в среде иных народов, приобретают свойственные им этнические черты, и “голос крови” долго не дает о себе знать даже после возвращения их в “родную по рождению” среду. Культура их биологических родителей “стирается” очень быстро. Об этом говорит опыт воспитания детей корейцев и японцев в семьях американцев. Корейские дети, выросшие в американских семьях, полностью перенимают американскую культуру, а не воспроизводят корейскую, хотя их физические отличия (форма глаз, цвет кожи и пр.) могут оказывать влияние на адаптацию к обществу белых американцев. Во времена покорения Америки англо-саксами было много случаев воспитания детей колонистов в индейских семьях. Даже после возвращения в среду белых колонистов эти дети сохраняли обычаи индейцев и хотели вернуться в их среду. Неотразимый удар критикам В. Д. Соловей наносит ссылкой на психоделические изыскания. Он пишет: “По словам одного из крупнейших мировых психологов, основателя такого ее революционного направления, как трансперсональная психология, С. Грофа: “Материалы, полученные в психоделических изысканиях и при глубинной эмпирической работе, явно свидетельствуют о существовании коллективного бессознательного…”. Более того, в ходе экспериментов Грофу удалось достоверно установить филогенетические переживания человека, то есть память о его дочеловеческом существовании! Отождествление человека с предшествовавшими ему эволюционно доисторическими животными включало верифицируемую информацию (ощущение веса, размера, чувства тела, разнообразия физиологических ощущений и т. д.), адекватность которой была подтверждена зоологами-палеонтологами”. На это возразить нечего… Хотелось бы только полюбопытствовать, как ощущает В. Д. Соловей вес и размер предшествовавшего ему лично эволюционно доисторического животного. Что это за зверюшка? Биологическую основу этничности В. Д. Соловей описывает в понятиях, которые не имеют определенного смысла и воспринимаются как художественные метафоры, передающие лишь настрой мысли. Кровь… почва… русский жизнеродный потенциал… русский витальный инстинкт… русская биологическая сила. И с этим понятийным аппаратом нам предлагается строить рациональную отечественную историю и вылезать из культурного кризиса? Откуда прёт весь этот примордиализм и эссенциализм, которым так чужда была наша культура, не говоря уж о православном представлении о человеке? Могу предположить, что это интеллектуальный продукт, импортированный из стихийной антропологии того “рыночного” западного общества, которое возникло на обломках средневековой христианской Европы. Американский антрополог М. Сахлинс пишет в большом труде “Горечь сладости или нативная антропология Запада”: “Пожалуй, не требует доказательства тот факт, что наша фольклорная антропология склонна объяснять культуру природой. Варьируя от расизма на улицах до социобиологии в университетах, проходя через многочисленные речевые обороты повседневного языка, биологический детерминизм есть постоянный рецидив Западного общества… Биологический детерминизм — это мистифицированное восприятие культурного порядка, особенно поддерживаемое рыночной экономикой. Рыночная экономика заставляет участвующих в ней воспринимать свой образ жизни результатом потребностей плоти, опосредованных рациональным посредничеством их воли” [6]. Не помогает обоснованию “новой парадигмы” В. Д. Соловея и введение биологической метафоры этнического инстинкта. Что это за новые сущности, зачем они плодятся? В. Д. Соловей пишет: “В контексте моей темы сопряжение биологического и социологического ракурсов принципиально важно указанием на возможность врожденных этнических инстинктов восприятия и действия. Речь идет именно об инстинктах, то есть моделях, составляющих самоочевидное (не осознаваемое и не рефлектируемое) изначальное основание специфического восприятия и поведения этнических групп”. Ни на что это “сопряжение ракурсов” не указывает, да и сопряжения никакого нет, как нет и ракурсов, одни метафоры. Ну что “биологического” в том, как В. Д. Соловей понимает слово “кровь”? Это не более чем художественный образ, нагруженный идеологическими смыслами. То же самое и здесь. Читаем: этнические инстинкты — это модели, составляющие самоочевидное, то есть не осознаваемое и не рефлектируемое, изначальное основание восприятия и поведения. Где в этом определении биология — гены, кровь? Разве большинство продуктов культуры, ставших стереотипами нашего восприятия и поведения, требуют их осознания и рефлексии? Вот вы пожимаете знакомому руку. Это ритуал, культурная норма, ставшая самоочевидным, не осознаваемым и не рефлектируемым основанием поведения. Ничего изначального и инстинктивного в рукопожатии нет. Никакой биологии, изобретенный, кажется, рыцарями дружественный жест, обозначающий, что рука не держит оружия. Уж на что, кажется, инстинкт, зов крови и пр. — целовать женщину. И то, оказывается, сугубо культурное достижение, ничего биологического и изначального. Европейцы это раньше изобрели, тут мы им поаплодируем. А у японцев, когда впервые увидели у европейцев поцелуи, они вызвали отвращение. Потом ничего, привыкли. Еще больше туману напускают вводимые зачем-то “архетипы”. Хорошая это вещь, но тут она зачем, непонятно. Ведь В. Д. Соловей применяет это слово как синоним инстинктов: “архетипы представляют собой самые общие инстинкты представления и действия”. Но теперь смысл вообще исчезает. Ведь выше было сказано, что “инстинкт — основание поведения”. Человек, восприняв какое-то изменение в окружающем его мире, автоматически совершает действие, предписанное ему инстинктом. Например, увидев улыбку и протянутую руку знакомого, пожимает ему руку. Это полезная модель. Другое дело — архетипы. Они, оказывается, ничего конкретного не предписывают, точнее, являются пустой формой, в которой может оказаться любое содержание. Тебе улыбаются и протягивают руку, а архетип тебя вдруг побуждает дать приятелю по физиономии. Без всякого осознания и рефлексии. Вот как это объясняет В. Д. Соловей: “Юнговские архетипы — это именно мыслеформы… пустые формы осознания, требующие своего наполнения конкретным материалом. Другими словами, это матрицы. Конкретный материал наполняет их в зависимости от переживаемой людьми исторической ситуации, то есть формы остаются неизменными при меняющемся содержании… Будучи врожденными, не имеющими собственного содержания мыслеформами, этнические архетипы не тождественны ценностным ориентациям, культурным и социальным моделям и не могут быть усвоены в процессе социализации. Архетип вмещает самые различные, в том числе диаметрально противоположные, ценности и культурные стереотипы, не будучи сам ни ценностью, ни культурным стереотипом… Архетипы неизменны и неуничтожимы, пока существует человеческий род”. Просто страшно становится — как жить с такими “изначальными основаниями восприятия и поведения”? И ведь все это приписывается русским! Был у них, мол, этнический архетип — православие. Но это была пустая мыслеформа. Изменилась историческая ситуация, заполнили русские люди эту мыслеформу диаметрально противоположными ценностями — и тут же взорвали церкви и расстреляли священников. Что ж поделаешь, такие уж у русских архетипы. Они даны изначально и неуничтожимы. Читаем о месте православия в структуре русской этнической идентичности и о злодеяниях проклятых большевиков: “Сокрушительный удар был нанесен по олицетворявшему русский этнический принцип православию… Фактическое разрушение главного дореволюционного русского идентитета — православия…”. Действительно ужасно — главный русский идентитет сокрушили. Ищем место, где об этом идентитете сказано подробнее. Читаем: “Русское общество так и не стало христианским… Христианско-языческий синкретизм так называемого “народного православия” представлял не более чем тонкую ментальную амальгаму христианства на мощном, преобладающем языческом пласте народной психологии… Погром православной церкви стал отсроченной местью русского народа за насильственную христианизацию, за государственное принуждение к православию… Насильственная и форсированная социокультурная инженерия со стороны государства привела к мощной антихристианской, в своей основе языческой, реакции”. Вот тебе на! “Тонкая ментальная амальгама”, которую государство насильственно и форсированно нацепило на русские этнические архетипы и инстинкты и которая отвергалась “языческим пластом народной психологии”, оказывается, одновременно была главным “русским этническим принципом”! Да что же это за народ такой, совсем без принципов? Был у русских “идентитет”, искусственно навязанный царским режимом, да и тот они выкинули в припадке “отсроченной мести русского народа за насильственную христианизацию”. Примерно так же трактуется отношение русских к государству: “Поскольку государство представляет собой довольно позднее историческое образование, то говорить о государстве как русском этническом архетипе было бы по меньшей мере странно”. Дальше читаем: “Государство для русских — не парадигма сознания, а бессознательная структура — русский этнический стереотип”. Чем “бессознательный русский этнический стереотип” отличается от “русского этнического архетипа”? В контексте отечественной истории ничем не отличается. А вот поди ж ты! Зачем все это? Куда нас должна вывести вся эта “новая парадигма”? Кому и какой знак хочет подать В. Д. Соловей, соблазняя психоделическими дочеловеческими воспоминаниями? Главный смысл, видимо, находится во второй части книги, где доказывается несовместимость русских этнических архетипов и инстинктов, мыслеформ и крови с бытием большого многонационального государства — что Российской империи, что Советского Союза. Русские, мол, эти государства создали, русские их и уничтожили. Такой уж народ — поди угадай, что он еще выкинет. Язычники антихристианские. Трепещи, наша маленькая планета! А эту первую часть В. Д. Соловей завершает жуткой картиной нынешнего сдвига в этнических инстинктах русского народа после учиненного им погрома империи и православия, СССР и коммунизма. Как в фильме ужасов, где симпатичный юноша вдруг на глазах превращается в вампира — сужается лоб, удлиняются клыки, на губах пена… Тут автор дал волю своему красноречию и не пожалел красок: “Происходит без преувеличения исторический переход русского народа к новой для него парадигме понимания и освоения мира — этнической. Кардинально меняется устройство русского взгляда на самое себя и на окружающий мир. Дополнительный драматизм этой революции придает то обстоятельство, что в структуре самой этнической идентичности биологической принцип (кровь) начинает играть все более весомую роль и конкурирует с культурной компонентой (почвой)… В молодежной среде отчетливо наметилась тенденция перехода от традиционной для России этнокультурной к биологической, расовой матрице. И это значит, что внутри радикальной революции — этнизации русского сознания — таится еще более радикальное начало. В общем — традиционная русская матрешка, образы которой, правда, зловещи, а не жизнерадостны… Радикализм и расизм — лишь элементы происходящих в России фундаментальных, поистине тектонических социокультурных и ценностных сдвигов. Радикально меняется смысл самого национального бытия, происходит рождение новой русской традиции. Ее вектор и содержание не внушают гуманитарного оптимизма, поскольку эта традиция — неоварварская, связанная с архаизацией ментальности и общества, опусканием их в глубь самих себя и человеческой истории. В контексте архаизации неизбежно происходит актуализация принципа крови, заменяющего более сложные и рафинированные, но неэффективные в деградирующей стране социальные связи и идентичности”. Эти рассуждения полностью противоречат нормам научной рациональности. В. Д. Соловей утверждает, что в России происходит мировоззренческая революция — кардинально меняется русский взгляд на мир. Революция эта драматична — присущий русской культуре взгляд на этничность якобы замещается на расовый, биологический принцип (кровь). Возникает новый, зловещий образ мировоззрения русских — радикальный и расистский. Происходит архаизация ментальности и общества. Иными словами, налицо глубокий духовный регресс, реакционный поворот в сознании. Но ведь вся книга В. Д. Соловея как раз и посвящена утверждению биологического принципа этничности! Русскость — это кровь! Именно это В. Д. Соловей и считает истиной, а прежнее представление об этничности как продукте культуры он считает заблуждением. Но истина не может быть реакционной и быть причиной регресса, это с точки зрения научного метода нонсенс. Познанная истина, будучи сама по себе нейтральной относительно моральных оценок, в то же время расширяет возможности общества для разрешения противоречий. Поэтому истина — положительная ценность. Выходит, у русских даже истина, открытая В. Д. Соловеем, превращается в орудие реакции и мракобесия. Ну и ну! Заключение книги не только противоречит логике. Оно попросту провокационно: сначала читателей убеждают в том, что их русскость определяется кровью, а в конце пугают мировое сообщество тем, что у русских “происходит актуализация принципа крови”. Вот тебе и зловещая русская матрёшка в сказке В. Д. Соловея, творца парадигм. Наверное, по этому сценарию Швыдкой с Горбачевым уже фильм снимают о “русском фашизме”. “Оскара” получат или еще какие-нибудь материальные ценности. Примечания: 1. Желающим освежиться чтением расистской литературы сообщаю ссылку: А в д е е в В. Б. Расология. Наука о наследственных качествах людей. М., 2005. 2. Я н г К. Диалектика культурного плюрализма: концепция и реальность. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994. 3. К о м а р о ф ф Д ж. Национальность, этничность, современность: политика самоосознания в конце XX века. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994. 4. Ч е ш к о С. В. Распад Советского Союза. Этнополитический анализ. М., 1996. 5. П и н к е р С т. Язык как инстинкт. (Пер. с английского.) М., 2004. — 456 с. 6. С а х л и н с М. Горечь сладости или нативная антропология Запада. — www.kara-murza.ru/anthropology/Gorech005.html. 7. К и с е Э. Национализм реальный и идеальный. Этническая политика и политические процессы. — В кн. “Этничность и власть в полиэтнических государствах”. М.: Наука, 1994. |
|
|