"Кометы Оорта" - читать интересную книгу автора (Пол Фредерик)

19

Денвер ничуть не походил на Найроби — здесь было гораздо более холодно и влажно, и гораздо больше было белых — но у Деккера Де Во не было времени на осмотр достопримечательностей. У них с отцом не так много оставалось денег, а потому они вместо суперсонического аэролайнера с фиксированными крыльями купили билеты на небольшой дирижабль и прибыли в Денвер ровно в тот день, чтобы успеть отыскать свою меблированную комнату и дать Деккеру подготовиться к первому препятствию, какое ему предстояло преодолеть.

Это был психологический тест, и «подготовиться» было свыше его сил. Чтобы пройти этот тест, Деккеру пришлось выбраться из постели после четырех часов сна, на автобусе подняться в гору, а затем женщина, проводившая тест — она сказала, что зовут ее доктор Роза Мак-Кьюн — начала с того, что приказала ему раздеться.

— Именно. Снимайте все, Де Во. В чем дело? Вы стыдитесь своего тела?

Конечно, подобное никогда не приходило в голову Деккеру, который думал о том, что в комнате холодно даже по марсианским стандартам. Однако, поскольку он не придумал подходящего повода сказать об этом, как впрочем и разумных причин протестовать, он просто последовал ее указаниям. Пока он раздевался, женщина внимательно изучала его и произнесла небольшую речь.

— Деккер Де Во, — сказала она, — предположим, ты получишь доступ к тренировкам и, предположим, ты не вылетишь посреди обучения — а вероятность того, что с тобой случится не одно, так другое, очень велика, так что не надейся на многое — тебе часто придется проходить подобные тесты. Не регулярно. Я этого не говорила, в них никогда не будет ничего упорядоченного. Но они будут достаточно часто. Причина тому, естественно, заключается в том, что карьера, на которую ты решился, требует многого. Нам не нужны слабаки, и если мы находим слабых людей, то вышвыриваем их. Ты это понял?

— Конечно, — ухмыляясь, ответил Деккер.

Она сделала какую-то помету в блокноте о том, решил Деккер, что он улыбается, а потому улыбаться перестал. Женщина продолжала:

— Однако должна указать на то, что данный тест отличается ото всех остальных. Хочешь знать, почему?

— Думаю, да, — согласился Деккер.

Он вновь попытался подавить улыбку, хотя и в самом деле забавно было то, что женщина не только заставила его снять с себя все, вплоть до поддерживающих браслетов с ног, но и не предложила ему сесть.

— Отличие, — отчетливо выговаривала женщина, — заключается в том, что на этот раз ты заранее знал, что подвергнешься тестированию, так что у тебя была возможность подготовиться. Больше предупреждений ты не получишь. А теперь, видишь экран на стене? Возьми в руки контроллер. Когда я скажу тебе начинать, нажми на переключатель, а затем держи курсор в кругу мишени, пока я не дам сигнал закончить.

Деккер взглянул на отключенный экран.

— Какой курсор?.. — начал было он, но женщина уже крикнула:

— Начать!

Экран тут же ожил, Деккер сморгнул. Большую часть экрана заполняла путаная мешанина сочетаний меняющихся контуров и прямых линий, но ему удалось различить движущийся бледно-зеленый кружок — единственный круг на экране — и яркую золотистую точку, очевидно, курсор. Ручной контроллер был незнакомой Деккеру конструкции, но марсианин быстро приспособился к нему, и загнал курсор в мишень… и держал его там довольно неплохо, хотя и не без труда: Сложность состояла не только в том, что мишень перемещалась совершенно непредсказуемо, но и в том, что психолог не обращала на него никакого внимания. Она даже зевнула и перешла к окну, потом стада переодеваться в присутствии Деккера. На секунду его отвлек громкий хлопок за спиной. Когда он решил, что это намеренная попытка нарушить его сосредоточенность, сам экран мигнул, на минуту погас, а когда он вспыхнул, вновь конфигурация его оказалась совершенно иной. Потом открылась дверь, и появился какой-то мужчина, протолкался между экраном и Деккером и затеял с психологом громкий разговор, на женщине не было уже ничего, кроме белья…

И так далее. До бесконечности. А потом внезапно все кончилось. Без малейшей паузы доктор Роза Мак-Кьюн стала диктовать ему письменный тест, который оказался еще скучнее и длиннее, а ему приходилось обнаженным все это время стоять на уставших ногах.

— Конечно, — сказал Деккер отцу, вернувшись в меблированную комнату, которую они сняли на время экзаменов, — они пытались меня отвлечь, я это знаю. Заставляли меня раздеться, да еще стоять без браслетов.

— Они придираются к марсианам, — ответил отец, — придется тебе к этому привыкнуть.

— Привыкну. Впрочем, я уже привык. Во всяком случае, я думаю, что теперь могу большую часть времени обходиться без браслетов. И еще, все это очень забавно. Скажем, вопросы теста: «Когда вы в последний раз говорили с Господом Богом?» Или «Ваш кал плотный и темный?» По крайней мере, у них есть чувство юмора.

— Все психологические тесты странные. Психология — вообще довольно забавная наука, — сказал отец и замолчал, откашливаясь.

Прочистив горло, он вновь наполнил свой стакан, и добавил:

— Главное — ты прошел.

— Этого я еще не знаю наверняка. Она ничего не сказала.

— Если она не сказала, что ты провалился, значит, ты прошел, ты ведь — марсианин, естественно, ты умеешь справляться со стрессом.

Болдон Де Во встал, прохромал к крохотному холодильнику, чтобы добыть из него еще несколько кубиков льда. Деккер осознал, что выглядит он еще более слабым и больным, чем когда бы то ни было. Этот климат был ему вреден.

— Сколько ты собираешься здесь оставаться? — спросил он.

— Пока ты не поступишь в академию. А теперь послушай, я нанял для тебя преподавателя. Зовут его Маркус Хэгленд. Он сам прошел все курсы, но прежде чем он успел получить назначение, его под каким-то предлогом выгнали. Тебе придется продолжать занятия, Дек.

— Я знаю.

— Я знаю, что ты знаешь, — сказал отец, вновь усаживаясь в кресло. — Ты когда-нибудь слышал, как марсиане называют это место?

— Я даже не знал, что здесь есть марсиане?

— Смышленых нет, они давно уже покинули Денвер, но те, что остались, зовут это место «Болотным городом». Таков он и есть, холодный, сырой и жалкий. В мое время в академии я ненавидел его, и еще больше ненавижу сейчас. Слава богу, что, по крайней мере, нет снега.

— А я был бы не против посмотреть на снег, — сказал Деккер.

Отец кивнул.

— Я тоже когда-то так думал, — сказал он, — когда впервые сюда приехал, — он помолчал, взглянул на сына и улыбнулся. — Дек, помнишь, что я подарил тебе перед отъездом? Маленького набитого зверя?

— Я зову его Храбрым Мишкой, — ответил Деккер, внезапно почувствовав себя неуютно: он не привык к сентиментальным воспоминаниям своего давно потерянного отца.

— Не думаю, что он у тебя сохранился, — сказал отец, почти тоскливо.

— Но я сохранил, хотя здесь его нет. Но я никому его не отдал.

Отец кивнул. Деккер не мог бы сказать, доволен старик или нет. Отец отхлебнул из стакана, а потом сказал:

— Что касается этих марсиан в Денвере. Они не принесут нам ничего хорошего, Дек, и у нас нет времени на визиты. Маркус появится здесь рано утром, и тогда все, что ты сможешь себе позволить с данного момента и до экзамена, — это заниматься.

Как выяснилось, это было чистой правдой. Наставник прибыл и пробыл у них весь день, и весь день ушел на занятия. Деккер не был уверен, нравится ли ему этот наставник. Маркус Хэгланд, конечно, был марсианином, но необычно мрачным, иногда даже враждебным. Его терзал кашель, почти такой же жестокий, как Болдона Де Во, и когда Деккер воспользовался паузой, Чтобы спросить его, почему он остался в Денвере, тот в ответ только сказал:

— Все изменится.

— Изменится как? — спросил Деккер, но Маркус лишь покачал головой.

— Единственно возможным образом, — ответил он. — А теперь, давай вернемся к нашим кривым траекторий. При первой приблизительной оценке ты можешь игнорировать все, кроме крупных планет на расстоянии сотни миллионов километров или около того от твоей траектории и само Солнце, но потом, когда тебе понадобится расписать детали корректировочных взрывов…

И так далее, и так далее. После первых нескольких дней Деккер уже стал удивляться, действительно ли за стенами меблированной комнаты существует какой-то город. Сама комната была не намного меньше их квартиры в Найроби, но пахло здесь хуже, и к тому же было холоднее.

Холод был определенным преимуществом. Деккер так и не смог привыкнуть к кенийской жаре. Другим большим плюсом было то, что если Деккер выползал на запасной выход и как можно дальше перегибался через ржавые перила, он мог разглядеть далекую гору, как шапкой накрытую комплексом зданий, штаб-квартиры проекта Оорт. Самих зданий он, естественно, различить не мог, просто случайный отблеск окна, когда солнце падало в стекло под определенным углом. Но штаб-квартира была рядом. Именно там он проходил психологический тест, именно туда он попадет — если сдаст экзамен.

На этом он каждый раз заставлял себя вернуться к своему экрану и занятиям. Как бы он ни был занят, у Деккера хватало времени, чтобы заметить, что отец не только больше кашляет, но и тяжело пьет. Наблюдения эти не носили личного характера, поскольку в комнате, которую он делил с сыном, Болдон Де Во пил на удивление мало. Так что он уходил сам по себе — «Так чтобы я не отрывал тебя от работы» — и возвращался, кашляя И пошатываясь.

Единственное, что было хорошего в данной ситуации, было то, что нрав его чуть смягчился, смягчился настолько, чтобы возвращаясь домой окруженный запахом самого дешевого, какого ему удавалось найти ликера, соглашался разговаривать с сыном.

Деккеру это нравилось. Ему нравилось слушать рассказы отца об Оорте — не о наркотиках и несчастном случае, но о чувстве товарищества, нужности своего дела, возбуждении.

— Иногда мне кажется, что тебе хотелось бы вернуться, — сказал Деккер.

Отец уставился на него в упор

— Черт побери, мальчик, какой смысл в пустых желаниях?

Но потом он смягчился.

— Если бы я чего-нибудь и пожелал, то мне бы хотелось, чтобы ты был бы уже в академии, так чтобы я мог убраться отсюда и вернуться в Кению. Быть может, познакомлюсь с твоими расфуфыренными друзьями мао-мао и получу приглашение на их ферму.

Деккер впервые услышал, как его отец употребляет термин «мао-мао».

— Я не знал, что ты знаешь о мао-мао, — сказал он.

— Как можно жить в Найроби и не знать об этом? Большинство никогда больше не упоминает о мао-мао. Им не хочется никому напоминать, что их предки напропалую насиловали маленьких девочек и резали младенцев. Но их нельзя за это винить. Это было очень давно. Вся планета была тогда иной. Все тогда вели здесь войны, и некоторые из них были гораздо хуже того, что творили мао-мао.

Деккер покачал головой.

— Учитывая то, как они друг к другу относятся, я вообще не понимаю, как им удалось остановить войну.

— Ну, у них не было выбора, Дек, — сказал отец, останавливаясь, чтобы высморкаться. — Войны стали плохо сказываться на бизнесе. Раньше было иначе. Войны способствовали бизнесу, или они, по крайней мере, так думали, но потом войны стали слишком большими и разрушения оказались просто слишком велики. Так что они начали проект Миротворцев. Если люди становятся неуправляемыми, их просто отправляют в реабилитационные центры, пока они не успокоятся.

— Но… — начал Деккер, но ему пришлось подождать, пока отец отдышится после приступа кашля.

— Но, что? — Болдон Де Во потянул носом, глаза у него слезились.

Если у Деккера и был какой-то вопрос, то он совсем позабыл о нем, охваченный беспокойством за отца:

— С тобой все в порядке?

— О боже, нет. Как я могу быть в порядке в этом проклятом климате? — осведомился отец. — Дек, послушай, я думаю мне стоит на время прилечь, но сначала у меня есть для тебя кое-что.

С трудом прохромав к шкафу, он достал оттуда сумку, повернул замок. Он был весь в поту, и руки у него дрожали. Трижды ему пришлось набирать комбинацию замка, пока он не набрал ее правильно, и набрав, он достал картридж в запечатанном пакете.

— Вот, над чем ты будешь работать, — приказал он. — Скажи Маркусу, чтобы завтра он проработал с тобой все упражнения. Он сможет объяснить тебе все, что ты не поймешь.

Деккер вставил картридж в свою машину и с сомнением поглядел на экран.

— Что это такое?

— А на что это похоже?

А больше всего это похоже, подумал Деккер, на копию задания вступительного экзамена по программе Оорт. По экрану развернулся список из пятидесяти вопросов, и это не были простые вопросы, на выбор одного ответа из нескольких возможных. Большинство из них требовали сложных вычислений или эссе, и все они были непростыми.

Деккер бросил на отца подозрительный взгляд.

— Откуда это у тебя?

Старик дышал с трудом, но выдавил из себя кривую усмешку.

— Я бы сказал, что тебе не стоит об этом волноваться, Дек. Я получил это от друга. От дамы, — он уже было отвернулся, но потом вновь посмотрел на сына. — Но знаешь? Дама эта не так уж плохо выглядит. Возможно, ты упустил здесь недурной шанс.

— Кто? Какой шанс? — потребовал ответа Деккер, но его отец снова закашлялся.

— Неважно, — выдохнул Болдон. — Дек, я не могу говорить сейчас. Просто поработай над этим, ладно? А я прилягу.

И Деккер действительно принялся за работу, в то время как отец сморкался и кашлял, лежа лицом к стене на кровати в дальнем углу комнаты, Деккер твердо решил, что выяснит все до конца, как только отец будет в состоянии ответить. А тем временем он работал над вопросами, пока не перестал что-либо соображать от усталости.

Отец, казалось, крепко спал. Деккер натянул на него одеяло, потом лег на собственную кровать, закрыл глаза… и проснулся среди ночи. Ему показалось, что он слышит какие-то странные звуки.

В комнате было очень тихо. Встревоженный Деккер подбежал к постели отца.

Она была пуста.

Пока он спал, отец встал и снова ушел, и утром его все еще не было… и в течение дня Болдон Де Во тоже не показывался.

Появившийся под конец дня Маркус Хэгленд тоже ничего не знал о местонахождении Болдона Де Во.

— О чем вы меня просите, Де Во? Ваш старик и я никогда не были близкими друзьями. Просто деловые отношения. Вы уже заявили о его исчезновении?

— А кому я мог заявить?

— О господи, Миротворцам. Кому же еще. И все же, — успокаивающе добавил Хэгленд, — на вашем месте я бы не торопился волноваться. Он наверное уснул у стойки в каком-нибудь баре и появится, как только проспится.

Это было все, что он мог сказать по вопросу Болдона Де Во, и обратился к картриджу, который Де Во дал своему сыну.

— Выглядит так, как будто у него неплохие друзья, — сказал он. Сколько он за это заплатил?

— Не знаю.

И это была простая правда, подумал Деккер, а еще ему пришло в голову, правда будет неприятно далека от простоты, если он когда-нибудь эту правду узнает.

Хэгленд кивнул, изобразив на лице слабую улыбку терпимого сообщника.

— Быть может, вы просто не задаете подобных вопросов? Или, — вид у него стал задумчивый, да и тон тоже изменился, — или я недооценил и вас, и вашего старика. Сдается мне, что оба вы готовы ради благой цели обойти кое-какие правила. Вы пошли в него, Де Во?

— Мой отец не стал бы нарушать никаких законов!

— Нет? Как скажете, а как на счет вас самого?

— Я не понимаю, что вы пытаетесь сказать.

Маркус не спешил с ответом, изучая Деккера.

— Все очень просто, — сказал он наконец. — Вы могли бы кое-чего добиться, если бы захотели. Вы знаете, что земляне что-то там темнят с проектом. Предположим, вы смогли бы сделать что-нибудь, чтобы исправить ситуацию — скажем, что-нибудь, что может оказаться противозаконным. Вы бы решились на такое?

— Нарушить закон? Нет. И, — с неприязнью добавил Деккер, — если бы кто-нибудь всерьез предложил мне нарушить закон, думаю, вот тогда бы я и задумался, не обратиться ли мне к Миротворцам.

Наставник поглядел на него с кислым презрением, потом пожал плечами:

— О'кей, — сказал он, — забудьте о моем вопросе. Давайте вернемся к работе. Он перелистнул экран к первому вопросу: — Так вот. «Спектральный анализ показывает следующие концентрации в целевой комете. Оцените на стабильность». Покажите, с чего вы начнете свою оценку.

И так началось занятие, и по мере работы неприязнь Деккера к этому человеку уменьшалась, а на ее месте все росла тревога за отца. И лишь поздно вечером, когда Маркус ушел, а Деккер приготовил себе поесть, ему пришло в голову, что, быть может, стоит последовать рассеянному совету этого человека, и заявить о пропаже отца Миротворцев, которые, как выяснилось, все прекрасно о нем знали.

Их отчеты находились прямо у ночного клерка их отделения. Болдону Де Во удалось зайти дальше, чем позволяла терпимость к отравленным алкоголем. Он был арестован за то, что затеял кулачную драку в баре — кулачную драку! Суд уже закончился; Болдон Де Во был признан виновным и приговорен к реабилитации, и уже начал отрабатывать свое время на Реабилитационной Фабрике Колорадо, в местечке под названием Пуэбло.

Пуэбло находилось не так уж далеко от Денвера, но стоимость билета на проезд пробила огромную брешь в немногих остававшихся у Деккера кредитках. Но он ничего не мог с собой поделать. Деккер не медлил, он с самого начала знал, что ему надо ехать, и с первыми лучами рассвета уже тронулся в путь. Это же был его отец.

Деккер Де Во никогда до того не бывал в маглевом поезде. Вагон вез его по туннелям и мостам, через глубокие, покрытые лесами долины, и, как заметил марсианин, не получая от этого особого удовольствия — вид был величественный. Поездка могла бы принести Деккеру Де Во новые и радостные впечатления… если бы только в его жизни хватало дополнительных радостей, чтобы позволить ему насладиться ею.

Однако все было иначе. О чем бы не задумывался Деккер, его окружали сплошные проблемы, и тревога за отца была лишь, наиболее новой и острой изо всех поводов для беспокойства. Совесть заставила его попытаться позаниматься с карманным экраном по дороге, но ему никак не удавалось сконцентрироваться. Он сдался, убрал экран обратно в карман и закрыл глаза.

Последние пятьдесят километров дороги он продремал, и когда он выходил у терминала Пуэбло, все тело у него затекло и ныло. Городок Пуэбло оказался уменьшенной и не столь грязной версией Денвера, и около получаса ушло у Деккера на то, чтобы выяснить, где именно находится реабилитационное заведение, и самый дешевый способ туда добраться. Люди на улицах Пуэбло не стремились ему помочь. Очевидно, никто из них ничего не слышал о Клятве Поддержки, а когда ему удалось разговорить одного из них настолько, чтобы успеть обнаружить, что от выхода с терминала идет автобус как раз до дверей заведения, то он прибыл на место как раз в тот момент, чтобы увидеть, как этот автобус отъезжает.

До следующего был целый час, и Деккер едва не пропустил и этот автобус тоже, поскольку заснул в жарком переполненном зале ожидания. Лишь через полчаса и еще добрый десяток остановок раскаленный переполненный автобус остановился у дверей заведения.

Деккер оказался единственным, кто вышел на этой остановке. Перед голыми воротами стоял Миротворец, с неприязнью посмотревший на Деккера. Браслеты на ногах казались как никогда тяжелыми, и Деккер с трудом дохромал до него, но тот на приветствие марсианина не ответил. Миротворец просто кивнул, и прежде, чем Деккер успел снять и протянуть его, потянул за амулет у него на шее. Запихнув амулет в ручной контроллер, Миротворец занялся изучением результатов.

— Деккер Де Во, — прочел он с экрана, — Вы — марсианин, не так ли? У нас здесь не так много марсиан.

— Надеюсь, что нет, — ответил Деккер.

Человек его однако не слушал. Выпустив амулет, он проговорил:

— Можете проходить. Идите прямо к главному входу и не покидайте дорожки. Кругом установки сигнализации и не стоит их активировать.

К кремовому безликому зданию вела длинная посыпанная гравием тропинка. Очевидно, в Колорадо немало людей нуждались в реабилитации, поскольку здание было поистине огромным. По меньшей мере, шесть этажей, подумал Деккер, хотя в этом трудно было быть уверенным, поскольку в стенах заведения Деккер не различил ни одного окна. Когда его впустили, ему пришлось еще ждать около часа, прежде чем клерк снизошла до того, чтобы принять его.

— Ну, — кивнув, проговорила женщина, — он здесь. Болдон Де Во. Вы его сын?

— Да.

— Ну, будем надеяться, что дела у вас пойдут лучше, чем у вашего отца. Он был арестован, поскольку совершил акт насилия в баре под названием «Гриль бар у Рози» в Денвере. Осужден Пятым Муниципальным судом, судья Хармон; получил обычный неопределенный приговор.

Деккер нахмурился.

— Неопределенный? Что это значит?

Женщина пожала плечами.

— Это означает, что он останется здесь, пока не будет реабилитирован. Сколько бы на это ни ушло времени. Давайте посмотрим, это третье его дело…

Деккер сморгнул, отец ничего не говорил о том, что бывал под судом раньше.

— …так что маловероятно, что он быстро выйдет отсюда. Могу сказать, что он останется в заведении по меньшей мере на три месяца, а скорее на шесть или даже восемь, если будет причинять какие-либо неприятности. Возможно, обойдется и без этого. Он не достанет здесь никакого алкоголя, а все выглядит так, как будто он умеет держать себя в руках, когда трезв. Полагаю, вы хотите повидать его.

— Да, за этим я сюда и приехал.

Клерк удивленно подняла бровь, но сказала лишь:

— Можете получить десятиминутную беседу в комнате для посетителей. Впрочем, не прямо сейчас. Проходящим реабилитацию не позволено покидать своих отсеков во время часов цикла, поэтому вам придется подождать его окончания. Это будет в половине седьмого.

— В половине седьмого?

— Вы ведь хотите увидеться с ним, разве не так? — а потом, почти доброжелательно она добавила: — У его смены сейчас обед. Если хотите, можете взглянуть на них. Поднимитесь на два пролета до надписи «Столовая», но не ходите никуда больше, повсюду установки сигнализации. Там увидите смотровое окно.

Окно там было. На самом деле, это была целая смотровая галерея с зеркальным стеклом, позволяющим смотреть лишь в одну сторону на огромный обеденный зал. Около двадцати человек смотрели в зал. В основанном это были посетители, такие как Деккер, но кроме них здесь стояло четверо охранников, которые о чем-то шутили, но при этом не спускали глаз с узников в ожидании нарушений.

За длинными деревянными столами на скамьях без спинок сидело, по меньшей мере, пятьсот узников. Если среди них и был Болдон Де Во, Деккер не смог отыскать его. Реабилитируемые отличались друг от друга: здесь были и старые, и молодые, мужчины и женщины, люди всех цветов кожи, — но почти все они казались одинаковыми по ту сторону одностороннего окна: молчаливые, с быстрыми движениями, со взглядами, никогда не покидающими тарелок. По резкому свистку все они встали и покинули комнату.

Именно тогда Деккер наконец узнал отца, когда тот встал, собираясь уходить. Хотя старик сутулился и хромал, он все же был намного выше остальных, чтобы выделяться в толпе, хотя, что Деккеру показалось неожиданным, здесь было еще трое или четверо марсиан. Болдон Де Во выглядел старым и больным.

Тут Миротворцы встали.

— Спектакль окончен, — сказал один из них. — Поторапливайтесь, нам еще нужно здесь убраться.

Казалось, каждый знает, что ему теперь делать. Посетители повернулись и направились к выходу, но Деккер задержался.

— Простите, — обратился он к Миротворцу, — я ожидаю свидания с отцом.

Миротворец смерил его холодным взглядом.

— Реабилитируемым запрещено покидать территорию до окончания цикла, — сказал он.

— Я это знаю.

Миротворец пожал плечами.

— Там есть помещение для посетителей. Этажом ниже, и не пытайтесь пойти куда-либо еще, кругом сигнализация… Но он не сможет повидаться с вами до шести или около того.

— Это я тоже знаю, — сказал Деккер.

Большинство посетителей уже ушли, но пристроившись в хвост уходящей группе, Деккер увидел еще одну открытую дверь. Там со щетками и швабрами в руках ждали шесть мужчин и женщин в одежде реабилитируемых, головы их были опущены. Ни один из них не был его отцом.

— Уходите, — сказал Миротворец. — Они не могут войти сюда, пока все не вышли из помещения, а им еще нужно выполнить свою работу.

Помещение для посетителей свободно могло бы вместить в себя несколько дюжин человек, но единственным ожидающим в нем была пожилая женщина, поглощавшая свой ленч. Она три или четыре раза взглянула на Деккера, прежде чем сказать:

— Разве вы не принесли ничего поесть?

— Я не знал, что задержусь здесь так надолго.

— Они никогда не говорят ничего заранее, правда?

Она с минуту подумала, а потом предложила ему половинку сладкого рулета. Ценой за это оказалась беседа, но Деккер был счастлив расплатиться и этим. Женщина неплохо знала здешние порядки. Все эти люди, пришедшие сюда посмотреть на то, как заключенные едят? Они затем и пришли, чтобы посмотреть на своих близких, проходящих теперь реабилитацию. Каждый из заключенных ограничен одним свиданием в месяц, но все же хочется на них поглядеть время от времени, правда? Тот, с кем она собиралась повидаться сегодня, была ее дочь, она сама все знает об этом месте — сама в молодости дважды здесь побывала. Здесь не так плохо. Хорошо здесь, правда, тоже не было, поскольку надзиратели все время пытались заставить тебя затеять ссору или по крайней мере, ответить грубостью — когда не выбрасывали все на пол или не расшвыривали стопку только что выстиранного белья, чтобы заставить вас делать все сначала. Но в основном, это можно было выдержать. И едва ли кто-нибудь оставался здесь больше года.

Закончив свой ленч, она подобрала крошки:

— Знаете ли, если я их не уберу, они заставят подбирать это их, — и сдвинула вместе два стула, устраиваясь спать.

Оставив тем самым Деккера наедине с его собственными мыслями. Но последние совсем ему не нравились, и потому неохотно он вытащил свой экран и углубился в планирование траекторий и анализ приземлений, в то время как комната вокруг него постепенно заполнялась… а его время куда-то утекало.

Когда Миротворец пролаял наконец его имя, его пропустили в крохотную каморку для посетителей, где уже сидел его отец, казавшийся, насколько мог судить Деккер, еще более старым и больным. Им предоставили два деревянных стула, поставленных на расстоянии полутора метров друг от друга, и касаться друг друга им было запрещено. В помещении не было надзирателя, который мог бы навязать им соблюдение этих правил, но в одну из стен было вставлено стекло, и Деккер не сомневался, что за ним кто-то есть.

— Здравствуй, папа, — сказал он. — Как ты?

Это был риторический вопрос. Глаза Болдона Де Во были красными, и он выглядел на годы старше самого себя сорок восемь часов назад. Он по-прежнему чихал, но все что он сказал, это:

— Ничего, — и остановился, предоставляя Деккеру выдумывать, что сказать еще.

Десять минут — не так много времени, но и теперь слишком мало имелось под рукой тем для беседы, чтобы заполнить их все. В конце концов, что тут можно было сказать? Отец признавал, что был виновен в предосудительном поступке, за который его судили — на это ушло несколько секунд. А Деккер повторил, что продолжает заниматься, и говорить было почти что не о чем. Лишь расставание вернуло Деккеру дар речи.

— Слушай, — в отчаянии сказал он, — все не так плохо. Ты выйдешь отсюда через пару месяцев и позаботишься о здоровье. К тому времени я уже буду учиться, так что тебе не придется за меня беспокоиться.

— Конечно, Дек, — ответил отец.

— Я выдержу экзамен, обещаю.

Отец кивнул.

— И тогда ты сможешь вернуться в Найроби, убраться из этого холодного влажного климата…

— Точно.

Деккер покачал головой.

— Пап, я действительно беспокоюсь за тебя.

Отец с минуту молчал, а потом сказал:

— Я это знаю.

Оглянувшись по сторонам, он быстро подошел к сыну, обнял его и поцеловал в щеку. На прежнее место он вернулся, ухмыляясь.

— Это добавит дней десять к моему сроку, — сказал он, — но это того стоило.