"Риелтор" - читать интересную книгу автора (Житков Андрей)

ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ ДАЧА

Врач-психиатр вошел в палату. Кто-то из больных торопливо расхаживал из угла в угол, выказывая крайнюю неусидчивость, кто-то лежал поверх покрывала на боку, подложив ладони под голову… Митроша в больничной пижаме стоял около окна, остановившимся взглядом смотрел на заиндевелые деревья.

— Воробьев считаете? — спросил врач, подойдя к Митроше.

— Считаю, — признался тот. — А вы не считаете?

— Мне некогда считать. Ну что, как насчет того, чтобы продолжить вашу замечательную историю?

— Я всегда готов, — с радостью согласился Митроша.

— Буйствовать не будете, как в прошлый раз? Видите, я теперь даже без колпака хожу, чтобы вам было поспокойней.

Митроша посмотрел на приглаженные светлые волосы психиатра.

— Вижу.

Врач завел Митрошу в свой кабинет. Выдвинул стул, предлагая сесть.

— Ну-с, на чем мы в прошлый раз остановились?

Митроша неопределенно пожал плечами.

— Я вам напомню. Вы работали у некоего господина Кравцова и занимались продажей недвижимости.

— Кравцов — сволочь! — неожиданно произнес Митроша, глядя прямо перед собой.

— Ну-ну, Дмитрий Константинович, мы же с вами договорились не оценивать поступки других людей, — покачал головой психиатр. — Вы обещали рассказать, как можно, работая в агентстве, проворачивать левые сделки, не делясь ни с директором, ни с фирмой, ни с кем, и получать при этом не пять, а десять процентов от общей суммы покупки.

— А, ну так это целое искусство, молодой человек! — Услышав про левые сделки, Митроша оживился, глаза его заблестели. — Сейчас я вам такое расскажу!

— Валяйте! — Врач выдвинул нижний ящик стола, где у него был диктофон, надавил кнопку записи.

— Целое искусство, — повторил Митроша. — Потому как ходишь ты по самому краю пропасти. Если директор не дурак, то он на эти вещи глаза закрывает, потому что хороший агент ему может прибыли до восьмидесяти тысяч в год принести.

— Долларов? — уточнил врач.

— Не рублей же! — усмехнулся Митроша. — Но это, конечно, крутой агент в крутом агентстве, где очень много объектов «окучивается». Народу там штатного и внештатного до пятисот человек работать может. Представляете? Целая фабрика!

— Неужели до пятисот? — притворно удивился психиатр.

— А то как же! Ведь внештатному агенту зарплаты платить не надо. Поучили его немного, бросили, как котенка в воду — плавай! И сколько он наплавает, сколько набегает — это уж его проблемы! Поэтому при желании можно и тысячу человек набрать, был бы только с этого толк. В большом агентстве он получит максимум процентов тридцать от суммы посреднического договора, а в маленьком его процент может и до пятидесяти дойти…

— Получается, что в маленьком агентстве работать выгодней? — поинтересовался врач.

— Палка о двух концах. В маленьком объектов меньше, значит, меньше и возможностей. Но сделки левые и там, и там крутить можно. Было бы желание!

— Вот-вот, поподробней, пожалуйста, с этого места. И — опираясь на собственный жизненный опыт, — попросил психиатр и подался вперед, выказывая крайнюю заинтересованность предметом разговора.

— Представлялся я всегда агентом «Гаранта», ячейка собственная в банке была, чтобы никаких подозрений у клиентов не возникало. Бланков договоров в офисе всегда полно, поэтому с бумагами никаких проблем нет. Главное, чтобы на бланке подпись директора была и печать с реквизитами. Приводил я Клиентов в контору пораньше утром или вечером, когда Кравцова и других агентов еще не было. Ведь если разобраться, агент агенту враг, потому как они конкуренты… Есть, например, выставленная на продажу квартира. И туда не только ты своих потенциальных покупателей водишь, но и еще кто-нибудь из фирмы. Бывает, конечно, что объект удается захапать и к нему близко никого не подпускать, но тут уж — как повезет. Хапнешь объект, а покупателей реальных нет. И будет квартира висеть — ни себе, ни людям. Начальство за это по головке не погладит… Попить можно? — неожиданно спросил Митроша.

— Конечно. — Врач, полуобернувшись, залез в холодильник у себя за спиной, извлек оттуда трехлитровую банку яблочного сока, налил в металлическую кружку, протянул Митроше. — Пожалуйста.

Митроша жадно, шумно прихлебывая, выпил сок отер рот рукой.

— О чем это я?

— О том, что агенты друг с другом за объект борются, — напомнил врач.

— Ну, еще как борются! — снова оживился Митроша. — Иной раз готов и из глотки выдрать. Особенно часто после кризиса такое было, когда рынок в мертвом состоянии находился… Тут уж просто волчьи законы. Сделку не провернешь — детей кормить нечем будет. Не из легких хлеб, я вам скажу!

— Кажется, мы с вами слегка отвлеклись от левых сделок, — напомнил психиатр.

— Ах да, — спохватился Митроша. — Ну, значит, привожу я клиентов и говорю: «Сейчас мы с вами договора на посреднические услуги заполним, и я их у начальства подпишу». А на самом деле они у меня уже давно подписаны, и печати уже давно стоят. От сейфа-то дубликат ключей я поостерегся делать — не дай бог, поймают или деньги какие исчезнут. А вот мужик у меня знакомый был, который любые печати за пару часов резал — ты ему только оттиск принеси! — Вот он для меня и постарался. Клиенты ждут я делаю вид, что подписываю, потом мы с —ними, все честь по чести, едем в банк, закладываем деньги в ячейку и — к нотариусу, в БТИ, в палату. В каждой инстанции обязательно свой человек должен иметься, и отстегнуть-то совсем немного надо, чтобы тебе все в пять минут провернули. Какие у них там зарплаты — слезы!

— Да, это верно, — вздохнул врач. — Может, мне тоже переквалифицироваться, в чиновники пойти? В БТИ или в палату эту вашу?

— Нет, у вас не выйдет. Тут особый склад ума иметь надо, — покачал головой Митроша. Психиатр незаметно для него усмехнулся.

— Чиновничий?

— Именно. Надо ведь, чтобы ящик стола всегда был для добровольных пожертвований открыт, да еще вовремя заметить, кто к тебе не с миром, а со злом. Я, знаете, всегда воспринимал это как данность и никогда такие пожертвования за взятки не считал. Ну, представьте себе: на опеке баба сидит, гроши получает, а мне срочно разрешение надо, чтобы детишек выписать — иначе сделка уйдет. Ну как тут ее не отблагодарить?

— Значит, просто благодарность за заботу? — переспросил врач.

— Чисто благодарность, — согласился Митроша. — А теперь я вас научу, как из законных пяти процентов десять сделать. — Он придвинулся поближе к столу, поманил врача пальцем. Психиатр наклонился к нему. — Ты цену продавца немного опусти, а для покупателя — подними. Главное — сделать вид, что ты для них для обоих стараешься, из кожи лезешь, и тогда они тебе поверят. Вот тогда вместо жалких полутора тысяч можно заработать три и даже больше…

— Ну, это даже и мне понятно, — кивнул врач. — Вы, я смотрю, высочайший профессионал в своем деле. Устали? Может, отдохнете немного? :

— Пить охота. — Митроша заглянул в пустую кружку.

Психиатр плеснул ему еще немного соку. Митроша выпил залпом и удовлетворенно выдохнул:

— Вот теперь хорошо! — Он прикрыл глаза, что-то вспоминая. — Как я их всех надувал, просто сказка! Жалко, Кравцов дураком оказался, не понял, что агентов всегда на длинном поводке держать надо, пускай зарабатывают сколько хотят. Старыми он принципами живет, марксистскими! Он же, знаете, на философском факультете учился. Диамат, истмат, политэкономия. Отсталый человек! — Митроша заерзал на стуле.

— Что, теперь в туалет хотите? — участливо спросил врач.

— Можно, наверное, — неопределенно кивнул Митроша.

— Идите!

Когда Митроша вышел за дверь, психиатр выключил диктофон, задвинул ящик стола и набрал номер телефона.

— Ларочка, ты помнишь того, который шапочки срывал? Представляешь — сработало! Четко прослеживается ремиссия — речь стала связной, логичной, упоенно рассказывает о своей работе, секретами делится. Ни одного сбоя! Я понаблюдаю его еще немного, а потом за третью главу сяду, и пусть хоть одна сука на ученом совете посмеет мне черный шар кинуть! Представлю его, как живое доказательство моей гениальности…

Митроша вышел из туалета, стряхивая с рук капли воды. В мутные окна коридора заглядывало удивительно ласковое солнце. Скоро весна. Он удовлетворенно сощурился и улыбнулся. Жизнь налаживается, скоро он поедет к дочери…

По коридору расхлябанной походкой шла молоденькая медсестра в теплого розового цвета штанах и такой же длиннополой рубахе. На голове у нее был изящный колпачок. В руке она несла поднос с лекарствами. Едва она поравнялась с Митрошей, направляясь к двери одной из палат, Митроша замер, дикая улыбка растянула его губы, и в следующий момент он подскочил к медсестре сзади и молниеносным движением сорвал с ее головы изящный колпачок.

Сестра испуганно обернулась. Поднос накренился, посыпались мензурки, таблетки раскатились по полу.

— Деньги давай! Давай деньги, гнида! — закричал Митроша истошным голосом. — Где мои деньги?

По коридору на его крик уже бежали санитары…

Люся сладко потянулась в кровати и зевнула. Дневная жара спала, и теперь прохладный морской ветерок врывался в открытую дверь балкона. Откуда-то издалека с улицы доносилась музыка — оркестр играл аргентинское танго.

«А что, может, пойти потанцевать, пока Иван болтается в казино? — подумала Люся, изучая красивую стильную люстру под потолком. — Что-то зачастил он в последнее время туда. Надо его пыл слегка охладить, а то деньги кончатся раньше, чем начались…»

Она поднялась, накинула на плечи длинный халат, прошла в гостиную, к бару. Достала бутылку мартини, налила немного в бокал, разбавила соком. Жизнь здесь была беззаботна и ленива: можно целыми днями валяться на пляже, совершать многочасовые прогулки на зафрахтованной яхте, играть в рулетку, посещать презентации и приемы… Можно, конечно, но, честно сказать, все это ей уже порядком поднадоело. Безделье развращало ее, превращало и амебу. Ее деятельный ум требовал приключений, действий, комбинаций, авантюр. А какие здесь могут быть авантюры, когда никому ничего не надо: вполсилы млеют, бездельничают, флиртуют — никакой страсти! Может быть, уехать в Штаты и развернуться там? Нет-нет, нельзя гадить там, где живешь! Да и полиция там работает слишком хорошо. Самый хороший вариант — это Россия, которую она знает как свои пять с ее законами, поставленными с ног на голову, с законами, которые просто следует не исполнять, потому что исполнение их чревато самыми печальными последствиями, Россия, где обманывают все и всех. А из кармана лжи всегда можно вытянуть несколько пачек хрустящих купюр с портретами американских президентов. Когда-нибудь, в далеком будущем, российские законы, может, и заработают, но к тому времени она уже родит ребенка и уйдет на пенсию. А на пенсию она уйдет, как балерина, в сорок. Работа у нее слишком нервная, вредное производство…

Дверь отворилась, и вошел Иван. На нем был стильный костюм. Он торжественно вытянул руку в ее сторону, и купюры веером разлетелись по всему помещению. Лицо его свидетельствовало, что он изрядно пьян.

— Бонсуар, мадам Люсья!

— Выиграл? — спросила Люся безразлично.

— Почти ничего, — все так же торжественно покачал головой Иван. — Всего три тысячи франков.

— В рулетку?

— Ну что ты! Рулетка — для идиотов типа наших московских друзей. В карты, мадам, в карты!.

— Ты, я смотрю, совсем зажрался! — покачала головой Люся.

— А почему бы нет? Мы что, не можем с тобой зажраться, милая? — Иван подмигнул ей, подлетел, подхватил, закружил по комнате.

— Отпусти! — Люся стукнула его кулаками по плечам. — Медведь! Опять синяков наставишь! Как я завтра на пляже разденусь?

— А ты сейчас разденься, — предложил Иван, скидывая пиджак.

— Вот еще! — фыркнула Люся.

— У тебя дурное настроение. Что-нибудь не так? — Иван нагнулся, собирая с пола купюры.

— Мне не нравится, что мы тратим деньги на пшик, на фуфу. Ты считал, сколько мы грохнули за прошлый месяц?

— Нет, а зачем? — беззаботно сказал Иван Па-лыч. — По-моему, того, что у нас есть, должно хватить на всю жизнь.

— Не будь дураком, как наши московские друзья! — сердито сказала Люся. — Если деньги ни во что не вкладывать, то они кончатся раньше, чем успеешь состариться. Во сколько нам обходятся эти апартаменты?

— Всего-то полторы штуки в день, — сказал Иван Палыч, наполняя бокал виски.

— Хватит уже пить! — прикрикнула на него жена.

— О, уи, сет асе. — Иван Палыч отхлебнул и поставил бокал на стойку.

— Всего-то! — передразнила его Люся. — Поживем здесь пару лет — и все наше состояние псу под хвост!

— Но мы же не собираемся здесь… — Иван Палыч подошел к жене, обнял ее за плечи. — Счастье ты мое! Ну во что ты предлагаешь их вкладывать? В фишки для казино, в арабских скакунов, в картины Пикассо?

— Я серьезно говорю! — Люся выскользнула из его объятий, пошла в спальню, вернулась с толстой разноцветной газетой, протянула мужу. — Мы, между прочим, можем вложить деньги в то, чем всегда занимались.

— В аферы? — хохотнул Иван Палыч.

— Какие, к черту, аферы! В недвижимость. Я просмотрела подшивки газет по аренде недвижимости за последние два года. У них тут четкая закономерность колебаний цен на дорогие дома. К лету цены растут, зимой снижаются. Обрати внимание — у нас в Москве все наоборот.

— Ну так что ты хочешь — курортный город, — нисколько не удивился Иван Палыч, рассеянно просматривая газету. — Что, предлагаешь купить виллу?:

— Скажем, так: хороший дом с бассейном и кортом на побережье. Летом будем сдавать нуворишам, зимой — жить сами. Пить-есть не просит, доход стабильный. Налоги, конечно, большие, но потянуть можно. Как тебе идея?

Иван Палыч пожал плечами.

— Я не знаю. Ты у нас генератор идей.

— А ты кто? Транжира? Я зарабатываю, ты шикуешь! Может, пошевелишь задницей хоть однажды!

— Для тебя, милая, пожалуйста. Хоть сто раз пошевелю. — Иван Палыч, встав в позу торреро на арене, действительно начал быстро и ритмично двигать тазом. Люся не выдержала, рассмеялась.

— Вот где идиот-то!

— Ну ладно, завтра же пойду по здешним агентствам, займусь покупкой, — посерьезнел Иван Палыч. — Чтобы ты была счастлива и спокойна.

— Вот-вот, займись, — кивнула Люся. — Ты в Москву звонил? Тихо?

— Тишь да гладь, да божья благодать, — отшутился Иван Палыч.

— Знаешь, все эти Митрошины прибаутки мне не очень нравятся, — нахмурилась Люся. — Я вообще не люблю, когда люди разговаривают готовыми фразами. Это признак скудоумия.

— Не любишь ты его, не любишь, знаю, — вздохнул Иван Палыч. — Слушай, а может, все-таки слегка пошалим? Очень хочется!

— Дело не в любви. — Люся задумчиво посмотрела на разгоряченного спиртным мужа. — Просто в жизни нужно выбрать что-то одно: или ты благородный мошенник, или ты честный человек. Половинчатость приводит к разочарованию в идеалах.

— А мы с тобой тогда кто?

— По-моему, ты и сам знаешь ответ. Мы с тобой теперь честные люди, добропорядочные буржуа. — Люся направилась к спальне. — Ладно, иди мойся и не забудь как следует почистить зубы, а то воняешь, как «Джонни Уокер»!

— О, уи, се формидабль, ма пти ша — Иван Палыч послал жене дурашливый воздушный поцелуй и устремился к ванной комнате.

Вадим Георгиевич вошел в каюту, запер за собой дверь и с облегчением вздохнул. Сердце в груди все еще тревожно колотилось. Он посмотрел в иллюминатор на оживленную пристань и вспомнил внимательные, изучающие его физиономию глаза молодого таможенника.

— Подгорный Юрий Александрович? — уточнил таможенник.

— Он самый! — кивнул Вадим Георгиевич. Что за дурацкая проверка? Будто он своей фамилии, имени и отчества в левом паспорте не выучит наизусть! На самом деле паспорт, конечно, был настоящий. За него Вадиму пришлось отдать весь свой гонорар за «двушку» на «Пражской» — почти новый дом. Но он не жалел о содеянном. Почему он так рвался в Питер?

Да потому что в Москве доверять было больше некому. Что обещал ему этот следак из «Миллениума»? Помощь и неприкосновенность? А вышло, что обэповцы хватают его посреди бела дня на улице и везут в СИЗО, не давая рта раскрыть! Вот и верь после этого людям… А в Питере жили его старинные друзья, с которыми он когда-то вместе учился, не один пуд соли съел, не один литр выпил в колхозах да стройотрядах, терся бок о бок не один час в учебных аудиториях да в читальных залах, на общежитских пьянках и в студенческих потасовках. Настоящие друзья, а не какие-нибудь там приятели, которые продадут ни за грош ради собственной выгоды. Один из питерских даже жил у него дома больше полугода. Все, конечно, теперь занимались бизнесом — кто более удачно, кто менее, и никто — философией. Как они обрадовались, когда он появился — зашуганный, озирающийся, трясущийся, боящийся, что через минуту за ним придут люди в штатском с корочками ОБЭП… Друзья-то ему и помогли с документами, свели с нужным человеком. Благо что нынешний закон позволял делать загранпаспорт в любой точке России. Вадим так и не узнал, был ли то краденый паспорт, просто его хозяин пока что о краже ничего не знает, то ли, как его уверял парень-купчик, провернувший все его дела с фантастической скоростью, действительно был выписан в ОВИРе за каких-нибудь полчаса… Его главной задачей было проскочить через границу. И он с ней, кажется, справился. А там… Там у него тоже есть друзья, которые не дадут ему пропасть. Многие из его знакомых уехали в конце восьмидесятых, едва повеяло запахом свободы. Кто в Америку, кто в Германию, а кто и во Францию…

В дверь постучали. Вадим Георгиевич вздрогнул, несколько секунд помешкал, открыл.

В каюту ввалился почти двухметрового роста детина в добротном костюме и при галстуке, явно противопоказанном его бычьей шее. В руке у него был объемистый дорожный кейс.

— Здрасте, соседом возьмете? — загремел детина.

— Конечно, возьму, куда деваться? — немного натянуто улыбнулся ему Вадим Георгиевич.

— Меня Саней зовут. — Здоровяк первым протянул руку.

От него попахивало коньяком.

— Юра, — вовремя вспомнил Вадим Георгиевич свое паспортное имя.

— Ну что, пока пароход не отчалил, может, по маленькой? — подмигнул детина и открыл кейс. Извлек из него бутылку армянского коньяка, банку икры.

— Да я вообще-то не очень, — покачал головой Вадим Георгиевич.

— А кто очень-то? Тут и пить нечего. — Саня решительно взялся за бутылку. — Во запечатывать стали — хрен откроешь! — хохотнул он. — А ты не в курсе, тут на пароходе проститутки имеются? А то у меня противоречивые сведения на этот счет. Кто говорит навалом, кто — что днем с огнем не сыщешь.

— Проститутки должны везде быть, даже на космических кораблях и подводных лодках, — усмехнулся Вадим Георгиевич.

— Золотые твои слова! — воскликнул Саня. — Ну вот, сейчас отчалим, я пойду и поищу. — Он наконец-то открыл бутылку, разлил коньяк по стаканам. — Ну что, сосед, вздрогнули?

В этот вечер Вадим Георгиевич напился до поросячьего визга и на следующий день едва сумел оторвать голову от подушки. Чем занимался его сосед, он не знал, но только всю ночь его в каюте не было…

У тротуаров тихой римской улочки были припаркованы небольшие малолитражные автомобили — большие, типа джипов, здесь бы и не поместились. Вадим сверился с адресом на бумажке, позвонил. Дверь автоматически открылась, он прошел через подъезд со стенами, окрашенными под розовый мрамор, и оказался в небольшом, заросшем цветущими кустами дворике — патио. Он пересек патио и увидел, что на крыльце его уже поджидала консьержка — типичная пышногрудая феллиниевская героиня. Он попытался объясниться с ней на дикой смеси английского, русского и итальянского. Ему нужна была синьора Сантурини. Впрочем, феллиниевская тетка его поняла, выставила два толстых, как сардельки, пальца — второй этаж.

Вадим поднялся на второй этаж по широкой лестнице, уставленной деревьями в кадках. «Да, богатый домик! Такой в Москве бы на несколько миллионов потянул», — подумал Вадим, осматриваясь.

Ему открыла высокая красивая блондинка с огромным животом. «Недаром папаша Игорь горькую запил, когда она ушла. В такую можно влюбиться до беспамятства, до потери рассудка. И девочка явно пойдет в нее», — подумал Вадим, рассматривая мать Василисы. Кроме того, он тут' же вспомнил о Дине, и ему стало грустно.

— Бонжорно, — сказала синьора Сантурини, оглядев непрошеного гостя.

— Я из России, из Москвы, — сразу же уточнил Вадим.

Синьора нахмурилась, по всему было видно — не собиралась пускать его на порог.

— Я вам звонил. Вы забыли?

— Мне много звонят. — У матери Василиски уже чувствовался легкий итальянский акцент. — Всякие попрошайки! Почему-то все думают, что я должна давать приют знакомым моих друзей! Я не благотворительная организация! На меня муж уже косо смотрит! Привыкли там в совке! — Синьора была не на шутку раздражена.

— Я не за этим, — покачал головой Вадим. — Я по поводу вашей дочери, Василисы.

— Ах, это вы! Извините, пожалуйста! — Она отступила в сторону, давая Вадиму возможность войти. — Просто тут звонил какой-то приятель моей двоюродной сестры, просился пере… перекан….

— Перекантоваться, — подсказал Вадим.

— Да-да, представляете, я уже стала забывать русский язык. — Синьора Сантурини покачала головой. — Проходите в гостиную! — Она повела Вадима по широкому коридору, украшенному гобеленами и оружием.

«Сколько же тут комнат?» — думал Вадим, восхищенно глядя по сторонам.

— Меня зовут Татьяна, — представилась синьора и кивнула ему на Кресло.

«Итак, она звалась Татьяной», —вспомнил Вадим и кивнул.

— Я знаю. А меня зовут Вадим.

— Как там Василиса?

— Все в порядке. Живет в детском доме. Ходит в школу. Учится неплохо. Растет потихоньку. На вас похожа. Почему-то никто из ваших родственников до сих пор не оформил опекунство.

— У них там семеро по лавкам, самим жрать нечего, — сказала Татьяна. — А вообще-то — ужасно! Ребенок должен расти в семье.

«Чья бы корова мычала!..» — сердито подумал Вадим, а вслух сказал:

— А вы когда собираетесь ее забрать?

— Вы же видите, в каком я положении! — Женщина кивнула на свой огромный живот.

— Да, конечно, — кивнул Вадим.

— Наверное, не раньше, чем через год.

— И весь год Василиса будет жить в детском доме?

Татьяна помолчала несколько мгновений, разглядывая Вадима.

— Если честно, Вадим, мой муж против. Я не ожидала, что он окажется таким. Всегда думала, что в этом отношении европейцы очень демократичны, а тут столкнулась с такой ревностью, с таким неприятием! — Она вздохнула. — Просто удивительно! Может, он помягчает, когда родится свой ребенок?

— Мальчик?

— Врачи говорят — мальчик. Кофе хотите?

— Да нет, спасибо.

— А я выпью. — Женщина удалилась, оставив его одного.

«Ну что ж, пожалуй, все складывается как нельзя лучше», — подумал Вадим, еще раз оглядывая просторную гостиную.

Она вернулась с подносом, на котором стояли одна чашка и кофейник.

— Вы хотели со мной поговорить о дочери?

— А знаете что, — решился Вадим. — Отдайте ее мне!

— Кого? Василису? — Опешила женщина. — То есть как это?

— Но вы ведь все равно сможете забрать ее только через год. Если сможете… У нас с женой детей нет и быть не может. Мы ее удочерим. Я не хочу, чтобы Василиса жила в детском доме. Ей там очень плохо!

— Подождите, что вы вообще такое говорите? У нее есть бабушка, тети, дяди, а вы ей чужой человек!

— Уже не чужой, — сказал Вадим. — Мы очень хорошо общаемся с вашей дочерью. Я знаю, с оформлением будет трудно, но я смогу. Я знаю, как это делается в России.

— Деньги? Вы богатый человек?

—Пока еще нет!

— Он говорит — пока еще нет! Да знаете ли вы, какая это ответственность?!

— А вы — знаете? — не удержался Вадим.

— Да, может быть, вы правы, я плохая мать. — Татьяна положила руки на живот. — Но я хотела жить по-человечески, как живет большинство людей здесь. Мне все там надоело!

— В таком случае оформите отказ от дочери! — сказал Вадим жестко.

— Отказаться от Василисы?! — На глазах у женщины выступили слезы. — Вы — жестокий человек.

— Да нет, просто прежде всего так будет лучше ей. А вы будете жить себе спокойно, навещать ее, когда хотите. Обещаю, никаких препятствий мы с женой чинить вам не будем.

— Я не знаю. — Татьяна задумалась. — Честное слово — не знаю.

— А вы подумайте, я вас не тороплю. — Вадим поднялся с кресла. — Когда мне вам позвонить?

— Не знаю. — Взгляд Татьяны остановился и потух.

— Ну хорошо, я перезвоню через неделю. Насчет оформления всех бумаг я уже проконсультировался у юристов. Никаких проволочек не будет. Всего хорошего. Можете меня не провожать. — Вадим вышел из гостиной и торопливо зашагал к входной двери.

Татьяна стояла у окна, скрестив руки на огромном животе, и смотрела, как московский гость пересекает заросшее цветущим кустарником патио. Слезы выкатывались из ее глаз, бежали по щекам и падали на живот. Она их не утирала.

Люся Кант придирчиво осматривала пустые комнаты большого загородного дома, стоящего почти на самом берегу моря. С трех сторон дом был огорожен живой изгородью из колючего кустарника. К морю вела лестница с широкими ступенями, которая заканчивалась железобетонным причалом с волнорезом. Большой сад был густо, но в то же время искусно засажен деревьями и цветами, так что со стороны моря огромного дома практически не было видно. Перед стеклянной верандой на зеленой лужайке находился небольшой овальный бассейн. Мягкая трава на лужайке была тщательно подстрижена.

Люся закончила осмотр комнат и спустилась в просторный холл. Там ее поджидали Иван Палыч с вертлявым черноволосым французом — агентом по недвижимости. Француз без умолку щебетал и часто взмахивал руками, как птица при взлете. Иван Палыч кивал ему и посмеивался.

— Что он там болтает? — раздраженно спросила Люся.

— Он говорит, что сейчас самая низкая цена. Еще неделя, и она подскочит процентов на пять, не меньше, — перевел Иван Палыч.

— Ладно врать-то! — ворчливо сказала Люся. — Цена и так запредельная, куда ей еще подскакивать!

— Ты просила — я перевел, — обиженно произнес Иван Палыч. — Не знаю, как тебе, а мне нравится. Четвертый дом смотрим. Этот, пожалуй, самый лучший из всех. Да и дешевле на десять тысяч.

Француз подмигнул Люсе и снова что-то защебетал.

—Комплимент тебе делает. Говорит, что такой дом будет достойным украшением прекрасной хозяйки. Вижу.

— Уи-уи, бижу! — произнес француз, улыбаясь.

— Ладно, скажи ему, что мы подумаем. — Люся подошла к стеклянной двери веранды, отодвинула ее в сторону. В это мгновение из травы на лужайке поднялись металлические разбрызгиватели и начали, крутясь, веером сеять воду на траву, деревья и кустарники. Капли искрились в заходящем солнце всеми цветами радуги. Вдали переливалось лазурное море. .

— Красиво, — мечтательно произнес Иван Палыч.

— Скажи ему, что мы подумаем, — повторила Люся и повернулась к французу. — Подумаем! Понял-нет, лягушатник!

— Люся! Ну нельзя же так грубо! — укоризненно покачал головой Иван Палыч. — Человек старается, он на работе. — Он перевел французу первую фразу.

Агент скорчил недовольную гримасу, которая, впрочем, тут же сменилась дежурной улыбкой. Он жестом пригласил потенциальных покупателей покинуть дом.

— Люся, по-моему, мы совершаем глупость. Сама же торопилась вложить деньги! — сказал Иван! Палыч, направляясь к дверям.

— Что ты меня все подгоняешь? Сам знаешь — береженого Бог бережет. Нужно еще все документы в мэрии проверить.

— Господи, да кому только в голову придет тебя здесь обманывать! Вот он говорит — у них стопроцентная гарантия! — Иван Палыч начинал сердиться на жену. — У них тут такие суровые законы: вмиг лишат лицензии да еще за решетку упекут лет на двадцать.

Люся остановилась около своего темно-зеленого «мерседеса».

— Ну ладно, ладно, дай мне хотя бы три дня. Надо все подсчитать, может, все это еще окажется невыгодно.

— Тру а жур, — сказал Иван Палыч.

— Труа жур? — уточнил француз и удовлетворенно кивнул головой. — О'кей. Са ва — Он сел в свой приземистый «шевроле» и укатил по дороге в сторону Ниццы.

— Са ва, са ва, — задумчиво произнесла Люся.

…На улице стояла жара, а в просторном офисе риелторской фирмы, заставленном многочисленными столами с компьютерами и факсами, было прохладно. Агент отер большим платком пот со лба и распахнул перед клиентами дверь. Кроме Люси и Ивана Палыча в офис вошел также французский адвокат с совершенно лысой и блестящей как бильярдный шар головой, специально нанятый ими для подстраховки. В устном французском Иван Палыч был дока, а вот что касается письменного — тут он за себя поручиться не мог…

Агент раздал клиентам бланки договоров. Они принялись их изучать, вернее, адвокат с Иваном Палычем изучали, а Люся глазела по сторонам.

— Что ж у них тут так пустынно? — спросила она.

— Бегают все. Сезон начался, народу понаехало, горячая пора, — терпеливо объяснял Иван Палыч.

— А где продавцы?

— Да вот же она, доверенность на совершение сделки. Здесь указаны владельцы, а вот их бумаги. Нет-нет, Люся, все в порядке. Нэс па? — обратился Иван Палыч к адвокату.

— Уи-уи, — закивал адвокат, сияя лысиной не хуже солнца.

— Хозяева — французы? — не унималась Люся.

— Да, французы. Супруги Жюльетт и Артюр Ла-валье.

— Почему ж они решили избавиться от своего шикарного дома?

Иван Палыч заговорил с агентом по-французски, тот опять защебетал, замахал руками.

— Все очень просто. Говорит, что у них большая квартира в Париже, а поскольку дела Артюра пошли в последнее время неважно, содержание дома стало Им не по карману, — терпеливо объяснил Иван Палыч. — Говорит, французская нация беднеет, а вот американцы, русские и японцы богатеют просто на глазах. Скоро все побережье скупят. Жалеет от этом.

— Работать надо, а не вино пить и по любовницам таскаться, — заявила Люся.

— Пожалуйста, я тебя прошу, веди себя поприличней и не будь занудой, — попросил жену Иван Палыч.

— Буду! — сказала Люся с вызовом.

После того как все бумаги были тщательнейшим образом изучены, адвокат, перебросившись с Иваном Палычем несколькими фразами, удовлетворительно кивнул — можно подписывать.

Сделка была зарегистрирована в мэрии, после чего галантный агент откупорил бутылку шампанского и провозгласил тост за богатых русских.

Люся под руку с Иваном Палычем вышли из мэрии, сели в машину.

Иван Палыч широко улыбался, Люся была задумчива.

— Ты пил, — сказала она мужу, — за руль сяду я.

— Люсь, да перестань! Всего-то бокал шампанского! — недовольно возразил Иван Палыч.

— Сказала — я!

Иван Палыч спорить не стал, уселся на сиденье рядом с водительским.

— Ну, чего ты грустишь, милая моя?

— Почти все деньги на дом угрохали, — сказала Люся, трогая машину с места. — Теперь опять надо что-то думать.

— Да ну брось! Еще как минимум на год хватит! — махнул рукой Иван Палыч.

— А через год что? Так же, как эти гребаные французы, дом с молотка продавать?

— Какая ты у меня все-таки жадная! — покачал головой Иван Палыч. — Сама же всю эту канитель замутила, а теперь недовольна. Помнится, кто-то хотел сдавать в аренду дом и хорошо на этом зарабатывать. Вот и будем. Поживем немного — и сдадим.

— Я не жадная, Иван. Просто я люблю зарабатывать деньги.

— И не любишь их тратить, — закончил фразу Иван Палыч.

— Может быть, — сказала Люся, выруливая машину на набережную. — Во всяком случае, в самое ближайшее время нам снова придется заняться делами.

— А я разве когда отказывался? — улыбнулся жене Иван Палыч.

Солнце сияло во всю мощь, усыпанное многочисленными парусниками и катерами море ослепительно блестело, из ресторанов и кафе доносилась веселая музыка.

Паша лежал на диване и слушал, как хнычет в своей кроватке ребенок. Рита хлопотала на кухне — жарила вчерашние слипшиеся макароны.

— Ты можешь подойти к ребенку или нет? — закричала она.

— Болею я Рита! Плохо мне! — отозвался Паша слабым голосом.

— Скотина! — пробормотала Рита. Она убавила огонь, пошла в комнату. Взяла Гришку на руки, стала укачивать, успокаивая: — Ну-ну, моя радость, ты же только что поел! Сейчас баиньки надо. Ребенок ненадолго затих.

— Чем так лежать, шел бы лучше работал. Вон я объявление видела — расклейщики требуются.

— Не могу я работать — слабый, — объяснил Паша.

— Какая там нужна сила — бумажки на столбах расклеивать! — усмехнулась Рита. — Совсем в животное превратился! Скажи, кто тебя просил бить Вадиму Георгиевичу морду?

— Ударил, и правильно — это он во всем виноват! — сказал Паша, отворачиваясь к стене.

— Дурак! Из его вины можно было денег надоить на всю жизнь, а ты своими собственными руками всю халяву обрубил! Вот он у меня где был! — Рита загнула палец, изображая крючок. — А сейчас где его искать? Ты, что ли, будешь этим заниматься?

— Ритуш, сходи за пакетиком, а? Я тебе адрес дам, — попросил Паша. — Мне только чуть-чуть ширнуться, и я тебе этого урода из-под земли достану, честное слово!

— Ага, сейчас! — огрызнулась Рита. — Ширнется он! Ты спросил, у нас в доме хоть копейка есть?

— Вон палас продать можно, — предложил Паша.

— Получше-то ничего придумать не мог? Ребенок по голому полу ползать будет?

— Ну, тогда… — Паша сглотнул набежавшую слюну. Когда проснулся, было еще ничего, а сейчас стало хуже. Начинало колотить. Вчера его выкинули из одной компании, куда он хотел пристроиться на халяву. Хорошо хоть с лестницы башкой вниз не спустили! — Ты же видишь, я не могу ничего. Давай так: я с ребенком буду сидеть, а ты поработаешь. Во многих семьях так.

— На панель мне, что ли, предлагаешь идти? — искренне возмутилась Рита. — Совсем уже! Сейчас выкину тебя отсюда к чертовой матери! И пойдешь по помойкам с бомжами шататься, гад!

В дверь позвонили. Рита с Пашей удивленно переглянулись.

— Кто это может быть?

— Может, твой ненаглядный Жорик денег принес? — предположил Паша.

— Только не думай, что ты получишь с них хоть копейку! — сказала Рита и, положив Гришку в кровать, пошла в прихожую. Гришка тут же захныкал.

На лестничной площадке стоял Владимир Иванович. Он держал в руке крохотный клочок бумаги с адресом.

— Вы Рита? — спросил он.

— Да. А вы от Жоры?

— Нет, я от Кравцова. — Владимир Иванович полез в карман пиджака. — Это вам от него.

— От Кравцова? Кто это?

— От Вадима Георгиевича, — уточнил Владимир Иванович, протягивая ей довольно пухлый конверт. — Там деньги и записка.

— Спасибо. Может, вы пройдете, чайку попьете? — запоздало предложила Рита.

— Нет-нет, спасибо. — Владимир Иванович нажал кнопку лифта.

— А где он сам?

— Во Франции. Всего доброго. — Створки дверей лифта разъехались, и Владимир Иванович шагнул внутрь.

— Во Франции? — искренне удивилась Рита. — Надо же!

Она заперла дверь.

— Ну что, от Жорика? — закричал из комнаты Паша. — Деньги принесли?

— Нет, соседка приходила! — соврала Рита. Она прошла в ванную комнату, заперла дверь на шпингалет. Вскрыла конверт. В нем оказалась довольно приличная пачка стодолларовых купюр и сложенный вчетверо лист бумаги. — Ого! — восхищенно произнесла Рита, разглядывая деньги. Она положила деньги на стиральную машину, развернула письмо.

«Рита! Помня о нашем джентльменском соглашении, посылаю вам небольшую материальную помощь. Надеюсь, что мои деньги вам сейчас будут кстати. Сейчас у меня неотложные дела во Франции, кроме того, на Родине я пока что, в связи с некоторыми обстоятельствами, появиться не могу. Но, как только смогу выбраться в Москву, обязательно к вам заеду, и мы решим оставшиеся вопросы. Как видите, долги свои я отдаю. По поводу траты этих денег у меня есть одно непременное условие: лечение Паши. Умоляйте его, заставьте, уговорите, сделайте все возможное, чтобы отправить лечиться в хорошую наркологическую клинику. Знаю, что сейчас это стоит очень дорого, поэтому и посылаю вам столько. Остальную сумму можете тратить по своему усмотрению. Надеюсь, что к моему возвращению Паша будет здоров. Думаю, вас он должен послушаться. Мне кажется, что все-таки он вас любит. Привет Гришуне. Надеюсь на скорую встречу. Всего доброго, Вадим».

Рита взяла со стиральной машины деньги, пересчитала их. Ого, десять тысяч! На это действительно можно жить безбедно! Она опасливо оглянулась на дверь, будто боясь, что Паша сейчас ворвется в ванную. Было слышно, как в комнате надрывается Гришка.

Рита вытряхнула из полиэтиленового мешка грязное белье, положила в него деньги, присела на корточки, выдвинула из-под ванны тазы, сунула в темное пространство мешок, водворила тазы на место. Потомя порвала письмо Вадима, а клочки опустила в карману халата., Открыла дверь.

— Ты можешь успокоить ребенка, козел? — крикнула она Паше.

— Да ладно-ладно, — отозвался Паша из комнаты.

Рита прошла на кухню и выбросила клочки в мусорное ведро, сверху вывалив на них слипшиеся, подгоревшие макароны.

…Люся в купальнике нежилась в шезлонге. До ее ушей долетал неритмичный стук меча о ракетки — это Иван Палыч играл с садовником в теннис. Игрок Иван Палыч был неважный, часто пропускал мячи и каждый раз бурно реагировал, то по-французски, то по-русски, добавляя в этом случае крепкие, непонятные садовнику словечки.

— Иван, прекрати ругаться! — недовольно крикнула Люся. — Ты не на своем ядерном полигоне!

— Посмотри, как он, гад, режет! Никак не ухватить! — отозвался запыхавшийся Иван Палыч. Он скрестил руки в воздухе, показав садовнику; все, мол, хватит на сегодня. — Сэт ассе.

Садовник сделал прощальный жест и быстро удалился.

— Придется, наверное, у лягушатника уроки брать, — сказал Иван Палыч, подходя к кромке бассейна. — Да не согласится, поди, за бесплатно. — Он снял с себя шорты и тут же бултыхнулся в воду, окатив Люсю брызгами. Она взвизгнула.

Иван Палыч вынырнул, поманил ее пальцем.

— Ну, иди сюда, иди, покувыркаемся! В воде это у нас здорово получится!

— Вот еще! — фыркнула Люся. — Я только что кремом для загара намазалась. Смывать его, что ли?

— Да ладно тебе, сквалыга! — засмеялся Иван Палыч. — Покувыркаемся, и снова намажешься. Люся раздумывала несколько мгновений.

— А, черт с тобой, кобелина! — Она скинула с себя купальник и тоже нырнула в воду, поплыла навстречу мужу. Он поднырнул под нее, ухватил за ногу. Люся завизжала. — Утопишь, дурак! Я плохо плаваю!

Иван Палыч вынырнул.

— Давай за мной! — Они поплыли туда, где было мелко — по грудь.

Люся обняла его, обхватила ногами. Сладостно застонала. Иван Палыч страстно зарычал. Они занимались любовью под плеск моря, крик чаек, далекие гудки теплоходов.

Где-то недалеко послышался стук мотора небольшой яхты.

— А ты у меня мужик хоть куда, молодым фору дашь! — прошептала Люся, покрывая лицо мужа поцелуями.

— А ты-то думала — нет?! Хотела себе молодого завести? С моей потенцией никакое облучение не страшно, не надейся! — рассмеялся Иван Палыч.

Неожиданно со стороны моря раздались чьи-то шаги. Люся обернулась, взвизгнула, расцепила ноги и торопливо оттолкнулась от мужа. По дорожке по направлению к дому вышагивали трое: дряблый, слегка сутулый старикан в очках, шортах, майке и широкополой панаме, старуха — тоже в шортах и в лифчике от купальника, в который едва помещалась ее огромная обвисшая грудь, последним шел мужчина средних лет с солидным брюшком — этот вообще был в одних плавках. Заметив в воде пару, они остановились в изумлении и стали наперебой кричать что-то гневное в адрес Люси и Ивана Палыча.

— Что им здесь надо? — возмущенно спросила Люся, присев, чтобы старикан с мужчиной не пялились на ее грудь. — Скажи им, чтоб убирались отсюда на своей лодчонке, пока я не вызвала полицию! Это частное владение! Приват! Приват! — закричала Люся.

Иван Палыч тоже в изумлении открыл рот.

— Чего ты молчишь, идиот? — закричала на неге Люся.

— Они говорят, что это их дом, и спрашивают, что мы, интересно знать, здесь делаем?

— Мы что делаем? Это они что здесь делают? Эй вы, уматывайте отсюда! — Люся замахала на непрошеных гостей руками. — Ну переводи же, чего ты встал, как истукан!

Иван Палыч перевел. Французы начали возмущаться еще больше.

— А, черт! — Люся, уже никого больше не стесняясь, выбралась из бассейна, подошла к шезлонгу, накинула на плечи махровый халат. Пока она шла к шезлонгу, французы вожделенно пожирали ее глазами.

— А ну, отвернитесь, суки-по-русски закричал на них Иван Палыч и двинул рукой по воде, разбрызгивая воду.

Люся скрылась на веранде. Первым делом она нашла бумаги, затем телефонную трубку. Протянула трубку Ивану Палычу, который все еще сидел в бассейне.

— Быстро звони в полицию! — Затем подошла к троице, протянула бумаги на дом, однако в руки их французам не дала. — Смотрите, смотрите, ублюдки! Это наш дом, понятно? Наш!

— Сэ импосибль! Сэ филютьер! — залопотали французы наперебой.

— Что они там бормочут? — спросила мужа Люся.

— Говорят, что мы с тобой жулики! — Иван Палыч от волнения никак не мог попасть на нужные кнопки.

— Мы еще посмотрим, кто тут жулики! — крикнула в сторону стариков Люся.

К офису риелторской конторы подъехало сразу несколько полицейских машин с мигалками. Люся с Иваном Палычем были на своем «мерседесе». Стариков с мужчиной привезла полиция. Огромная толпа направилась к дверям офиса. Полицейские несколько раз позвонили. Офицер уже отдал приказ, чтобы ломали дверь, и тут она сама открылась, и на пороге возник заспанный сторож — молодой парень в длинных разноцветных трусах. Увидев огромное количество полицейских перед дверями, он не на шутку перепугался и сразу же поднял вверх руки, как бы заранее сдаваясь. Его повернули лицом к стене и обыскали, хотя и так было ясно, что в трусах у него ничего нет. Полицейские, ухватив парня под локти, устремились в офис. Зашли туда и Люся с Иваном Палычем, и старики, и мужчина.

Улучив момент, Иван Палыч поинтересовался у одного из полицейских: «Эти двое — муж и жена, господа Лавалье. А кем же им приходится мужчина? » Полицейский улыбнулся и ответил, что любовником. «Старухи?» — спросил Иван Палыч. «Нет, старика», — просто ответил полицейский. Ивану Палычу осталось только покачать головой.

Офицер уселся за один из столов и начал допрос. Парень что-то бормотал в ответ на задаваемые ему вопросы.

— Что он говорит? — то и дело нетерпеливо спрашивала у мужа Люся.

— Он говорит, что никакой фирмы по недвижимости здесь никогда не было. Здесь офис фабрики мягкой игрушки, но сейчас все в неоплачиваемом отпуске, потому что хозяин на грани банкротства. А он просто охраняет здание по ночам, чтобы не растащили оборудование… Но последние несколько дней его тут не было — он ездил к любимой девушке в Лион, — быстро переводил Иван Палыч.

— Как это не было фирмы? — Через Люсин загар проступила бледность. — Что вы все тут несете, сволочи! Как это не было фирмы! — Она сорвалась на крик. Французы смотрели на нее в изумлении. — Вот же здесь, за этим столом, все бумаги были подписаны! Мы же им деньги на счет перевели! Огромные деньги!

Вдруг Люсин взгляд упал на стену. На стене висел вымпел — «Москва, Олимпиада-80», а сверху улыбающийся, симпатичный и пузатый медвежонок с поднятой вверх лапой. Люся подошла поближе, увидела на столе толстую книгу в черном переплете. Пододвинула ее к себе. Прочитала: «Эммануил КАНТ. Избранное». Все мгновенно поняв, она с размаху швырнула книгу в угол и закричала, перекрывая крик чаек и шум моря:

—Кравцов, сволочь! Я убью тебя!