"Кафедра" - читать интересную книгу автора (Житков Андрей)

Господин Чанг и другие неофициальные лица

Было первое сентября. Погода стояла теплая и сухая. По улицам с букетами гладиолусов и астр шагали школьники. Те, что постарше, сбивались в шумные стайки, кричали, смеялись, задирали друг друга, радуясь долгожданной встрече. Первоклашки были серьезными. Они шли за руки с родителями и несколько испуганно глазели по сторонам.

Около университетского крыльца тусовался загоревший за лето студенческий народ. Кто-то бренчал на гитаре, кто-то танцевал под магнитофон, кто-то орал веселую студенческую песню: “У бегемота морда чайником…” Совсем как школьники. Митя, поднимаясь по лестнице, с завистью смотрел на веселье. Отпуска у него, конечно, никакого не было — ведь он устроился на работу только в начале июня. Крошка Цахес строго-настрого наказала ему весь август являться в университет и сидеть на кафедре — готовиться к вступительным в аспирантуру. Был даже назначен человек, который должен был следить за его явкой — лаборантка с кафедры вычислительной техники. Митя, конечно, не являлся и к экзаменам совсем не готовился. Вел он себя ничуть не лучше студента — двоечника, оставившего все на последний день. А с лаборанткой он договорился просто — подарил коробку конфет “Вечерний звон”, за что она и обещала отмазать его от Крошки Цахеса.“Все успею”, — думал Митя, лежа с Настеной на пляже. Семья его вместе с тещей укатила в Испанию, как он и планировал. Тесть работал как проклятый, зарабатывая деньги, чтоб рассчитаться с долгами. Митя с ним попил пару раз дома, воспользовавшись свободой, но, честно сказать, ему было скучно бесконечно обсуждать футбольные матчи и “мыть кости” политикам из Кремля, поэтому, когда тот позвонил в третий раз со своим традиционным “мужским” предложением, он отказался, сославшись на предэкзаменационную горячку. Через день после отъезда родни Митя перебрался к Насте вместе с зубной щеткой и прочими “мыльно-пузырными” принадлежностями и теперь только иногда ненадолго заезжал домой проверить, все ли там нормально. Он был счастлив. С Настеной они дурачились, веселились, загорали, пели песни, смотрели телевизор, занимались любовью — все было легко и непринужденно. По отношению к жизни Настя чем-то очень походила на Митю. С Викой такой легкости никогда не возникало, с ней было все слишком серьезно, как во время партийного съезда. Серьезные ухаживания, серьезные разговоры, серьезная подготовка к свадьбе, серьезный, по научно-популярной книжке, секс.

— Здравствуйте, Дмитрий, — Игонина сидела за своим столом, загоревшая и сильно похудевшая. Она смотрела на него из-под очков. — Сразу видно — отдохнули. А через две недели специальность, и конкурс в этом году, между прочим, очень большой.

— Ольга Геннадьевна, я, честное слово, занимался, — пробормотал он, чувствуя, что краснеет от вранья.

— Ну вот и посмотрим. С первым учебным днем, дорогой коллега. Хотите поработать с тремя корейцами из Сеула? Забота вашего Виктора Андреевича. Логично будет, если вы ими займетесь.

— Конечно, с удовольствием, — кивнул Митя.

— Ну вот и прекрасно, а я не знала, кого в порт послать. Татьяна, протеже ваша, куда-то убежала. Почти час жду. Между прочим, я не довольна ее работой, так и передайте при случае, — Игонина взглянула на часы. — Сейчас идите в гараж, спросите шофера Мишу. Ректор распорядился дать нам машину до Шереметьева и обратно. Встретите наших корейских друзей и тут же везите их сюда. Калерий Самсонович их примет. Сначала оформим отношения, потом будут устраиваться в общежитие. Задача ясна, коллега?

Митя кивнул. Не успел войти на кафедру, сходу запрягли и поехали. Если бы на глаза Крошке Цахесу первым попался Рашид, поручение досталось бы ему. Такой уж у нее стиль: кого вижу, того и накажу; кого вижу, того и награжу. Но попался Митя, и теперь придется тащиться в Шереметьево, а он-то думал часа через два уже быть у Насти.

— А как же я их узнаю? — спросил Митя. — В сеульском самолете наверняка одни узкоглазые.

— Дмитрий! — строго зыркнула на него Крошка. — Чтобы про наших студентов я никогда таких слов не слышала! Вам с ними работать — извольте относиться уважительно.

— Извините, — смутился Митя.

— Напишите табличку на английском. Зовут их… — Игонина полезла в папку с бумагами, нашла факс, — мистер Чанг, мистер Пак и мистер Ян. Они к вам сами подойдут. Идите-идите, а то, не дай бог, пробки, опоздаете. Самолет через час двадцать.

Митя нашел на одном из шкафов пыльный лист ватмана, на котором было крупно написано гуашью: “Поздравляем Игонину Ольгу Геннадьевну с успешной защитой докторской диссертации”, — перевернул его, вывел фломастером на другой стороне фамилии корейцев. Побежал в гараж.

Игонина оказалась права: в районе Химок Ленинградка была плотно забита машинами, и они ползли из города черепашьим шагом. Когда Митя вбежал в зал прилета, корейский рейс на табло уже погас, а сами узкоглазые куда-то рассосались. Только двое корейских старичков с чемоданом на колесиках все еще топтались у киоска с сувенирами. Внутренне он похолодел, и по телу разлилась неприятная слабость — не дай бог, профукать долгожданных корейцев с валютой — Крошка Цахес с дерьмом съест. Хотя, с другой стороны — куда они денутся из столицы, если уж прилетели за тыщи верст? Митя заметался по залу, развернул плакат, поднял его над головой. Стал вертеться на месте, чтобы всем в зале было видна надпись.

— Вы… ты… мы… встретить, — услышал он за спиной и обернулся. Перед ним стоял высокий худой кореец в очках и улыбался, чуть поодаль — еще двое с большими сумками. — Мистэ Чанг, — представился кореец, поклонившись. Руку он протянуть не решился.

— Очень приятно, Дмитрий Залесов. Буду у вас преподавать русский язык, — по выражению лица улыбающегося мистера Чанга, Митя понял, что его слова отскочили от корейца как горох от стенки — ноль.

“Вот это называется “нулевики”, — подумал Митя. — Сколько же с ними придется потеть? Полгода, год? Хорошая задачка для преподавателя без опыта!” Он перешел на английский. С английским у мистера Чанга было намного проще. Услышав знакомые слова, он радостно закивал головой. Митя объяснил ему, что они должны ехать в университет для встречи с самим ректором.

Митя с корейцами ходил среди полок в супермаркете. Они таскались за ним с металлической тележкой. У каждого в руке был словарик и записная книжка. Корейцы поминутно заглядывали в словари, понятливо кивали, вносили в книжки новые слова и выражения.

Митя взял пакет соку, показал студентам. — Вот это пакет апельсинового сока. — Он показал на себя, потом на апельсин. — Я люблю апельсиновый сок. А какой сок ты любишь, Ян?

Толстенький Ян улыбнулся и пожал плечами, не поняв вопроса. Чанг сказал ему что-то по-корейски. А! — Ян ткнул в пакет с зеленым яблоком.

— Понятно, я люблю апельсиновый сок, а Ян любит яблочный сок, — почти по слогам проговорил Митя.

Они двинулись дальше.

— Водка! — худенький Пак тыкал пальцем в бутылку “Смирновской” на полке.

— А, русская водка, — кивнул Митя. — Это-то вы хорошо знаете, — пробормотал он.

Пак улыбнулся и поставил бутылку в тележку.

Они вышли из супермаркета и направились в общежитие, где Митя проводил первые занятия по речевой адаптации.

— Троллейбус. Троллейбусная остановка. На троллейбусе можно доехать до общежития, — Митя выставил три пальца. — Три остановки до общежития на троллейбусе.

Был вечер. Митя сидел за своим столом, склонившись над учебником, и конспектировал материал. Каждый вопрос — на отдельный лист, так называемые флаги, которые следует достать во время экзамена и сделать вид, что ты только что в диких мучениях написал ответы. До экзамена оставалось три дня, а у него еще конь не валялся: в голове пусто, как в водочной бутылке, и две трети вопросов не сделано. Таня уже ушла домой, и на кафедре было пусто.

Вошла Крошка Цахес. Вид у нее был странный: растрепанная прическа, глаза сияют, щеки покрыты густым румянцем, будто она много выпила или только что занималась чем-то неприличным.

— Что, Дмитрий Алексеевич, трудишься? — она склонилась над ним, и Митя почувствовал легкий запах коньяка. — Готов?

— Почти, — соврал Митя. — Все выучу, — он подумал, что перед сдачей экзамена следует сунуть в стол учебник — вдруг получится списать, и еще подумал, что все как в студенческие годы: предэкзаменационный аврал, шпоры, “флаги”, мандраж.

— Учти, тебе нужна только пятерка. Да и неприлично получать по специальности ниже, — Игонина села рядом на стул, склонила голову в бок, пристально рассматривая его профиль. — Да, а ты парень ничего. Недаром девки любят, — неожиданно произнесла Крошка Цахес.

Митя посмотрел на нее удивленно — хорошенькое заявление на ночь глядя!

— Как твои корейцы?

— Да ничего, — Митя пожал плечами. — Учу потихоньку. Почти адаптировались.

— Ладно, некогда пока тебе ими заниматься. У тебя шесть часов в день? Оставь два часа страноведения, остальное: фонетику, грамматику, речь — отдай Маркову. Ему это сейчас важнее. У человека кризис сорока лет, можно понять. Карьеру делать неохота, молодая жена на сторону глядит, денег просит. Детей кормить надо. Старики из жизни уходят.

Митя с любопытством посмотрел на Крошку Цахеса — чего это она вдруг стала анализировать Маркушено поведение? Ей не нравится, что много пьет? Хочет дать ему испытательный срок с этими корейцами? Зачем ему это знать? Он друзей не продает.

— В общем, вместо того, чтобы спиваться, пускай на семью денег подзаработает, потрудится себе на благо, а потом ты в аспирантуре все сдашь и подхватишь половину.

— А что, за корейцев будут отдельно платить? — удивился Митя.

Игонина приблизилась к нему, пахнула жаром и коньяком:

— Только для избранных, Дмитрий, и ты об этом знай. Десять долларов за час. Ты и Марков, и никому ни слова об этой халтуре, понял?

Митя кивнул и подумал, что Маркуша-то обязательно всем разболтает, на то он и Маркуша! Если только его не припугнуть, что он из-за болтливости может потерять вообще всякую работу…

— А к специальности я тебе вопросы дам. Можешь тут не сидеть, не делать вид, что занимаешься. Знаю я все эти ваши детские штучки. Никакой ответственности! Вот мы раньше поступали так поступали: месяц готовились, спины не разгибали! Зоя Павловна как задаст какой-нибудь каверзный вопрос по поводу языковых парадигм, и сидишь, от ужаса холодеешь. Для нее все это как семечки, а для тебя — темный лес, ну что ты там — после университета! Пенек, а не ученый, — Ольга Геннадьевна вздохнула. — Ты Настю навещаешь? Как она там, не болеет?

Игонина прекрасно знала, что у него с Настеной роман. Вся кафедра давным — давно все знала. К чему лукавить?

— Да нет, вроде бы оправилась. У нее тут тетка долгое время жила — помогала. Отец навещает. Так что… Жить-то надо, несмотря ни на что. Ей еще год учиться.

— Да-да, я знаю — закивала Крошка. — Надо девочке за этот год какое-нибудь хорошее место подобрать. Жаль, у нас на кафедре свободных ставок нет. Вот если бы кому контракт за границу сделать. А ее на освободившееся место. Очень хорошо — на маминой кафедре начать.

— Хорошо бы, — кивнул Митя. “Смотри, стерва какая! Будто бы и не случилось ничего! Не понимает, что Настена ни за что не пойдет на ее кафедру, под нее? Все она прекрасно понимает, а специально трекает языком, чтобы он передал разговор. Хочет навести сожженные мосты. Поди еще и архив попросит посмотреть?! Поживем — увидим!…”

— Да, Дмитрий, я обязательно поучаствую в ее судьбе, — сказала Игонина. Она вдруг провела ладонью по его волосам.

Митя отстранился, испуганно посмотрел на заведующую, потом сообразил, что она слабо контролирует свои поступки. Крошка Цахес рассмеялась, заметив его испуг.

— Вы пугливы, как горная лань, Залесов, — сказала она, неожиданно посерьезнев. — Женщинам нужно иногда позволять маленькие слабости. Зарубите себе это на носу! Как у вас с философией и английским?

Митю всегда поражали эти ее неожиданные перескакивания с одного разговора на другой.

— С философией очень плохо. Больше трояка никогда не было. С английским полегче. Послушаю перед экзаменом “Би-би-си” — и вперед!

Игонина достала из сумочки записную книжку, на последней страничке написала его фамилию и напротив поставила букву “Ф”. Там значилось еще несколько фамилий, напротив которых тоже стояли буквы. “Совсем как у меня на приемке”, — подумал Митя.

— Пиши вопросы к экзамену. Потом напомнишь мне их. И не дай бог, через три дня они не будут отскакивать у тебя от зубов!

Дул сильный ветер, мелкие капли дождя летели почти горизонтально земле. По раскисшей дороге к вышке наблюдательного пункта ползла колонна “Уазиков” Надрывно ревели моторы.

Колонна остановились, из “Уазиков” выбрались полковники, генералы и люди в штатском, среди них был и Александр Антонович. На нем было пальто с заляпанными грязью полами. Он поднял воротник и поежился. По широкой железной лестнице все поднялись на вышку.

Несмотря на широкий козырек, который прикрывал большие смотровые окна от дождя, все они были густо усыпаны мелкими каплями. Сквозь капли проглядывали пожелтевшие склоны холмов и ложбин, на которых там и сям зияли чернотой большие ямы и рытвины. На панели перед окнами лежали мощные армейские бинокли. Люди взяли их, приставили к глазам и стали вглядываться в размытое дождем пространство. В ложбине спрятался небольшой ангар, замаскированный желтой сеткой.

Генерал-лейтенант авиации поднял телефонную трубку и скомандовал не по уставу: — Поехали!

Скоро небо наполнилось самолетным гулом, который с каждой секундой становился все громче. Из-за низкой облачности самолетов не было видно, но было такое чувство, будто они сейчас вынырнут из облаков, страшными птицами пронесутся над вышкой, снесут крышу, мелкими осколками рассыплют смотровые окна.

Из облаков вынырнуло что-то едва приметное, крохотная огненная точка, полетела к земле, исчезла в скрытой пеленой дождя ложбине. Огромный огненный столб взметнулся в небо. На мгновение всем показалось, что дождь прекратился: густые клубы черного дыма заволокли окрестные холмы, наблюдательную вышку тряхнуло так, что даже стекла с резиновыми прокладками нервно задрожали в пазах. Самолетный гул стих. Когда через несколько минут дым рассеялся, все увидели в бинокли, что на месте замаскированного ангара зияла черная яма, как две капли воды похожая на те, которыми были усеяны холмы.

Раздались громкие аплодисменты. Люди зашумели, загалдели, стали оборачиваться к Александру Антоновичу, поздравлять. Генерал-лейтенант поднял руку, призывая к тишине.

— Товарищи, это все, так сказать, закуска. Экспериментальная база технического университета, с которой мы так давно и плодотворно сотрудничаем, приготовила для вас новую разработку. Мы провели совместные испытания стрельбы по движущимся целям оптическими ракетами класса “воздух — земля” и предлагаем эти системы для серийного производства. Наибольшая эффективность может быть достигнута при стрельбе по зенитным и ракетным комплексам противника. Думаю, лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать, — генерал взял трубку и приказал: — Пускайте технику!

Все опять приставили бинокли к глазам, вглядываясь в пелену дождя. Скоро послышалось урчание, вдали на холмах показалась неуправляемая техника: по дороге с неплохой скоростью ехала зенитная установка “Шилка”, на большом расстоянии от нее двигался тягач с огромной железной трубой, имитирующей ракету, с другой стороны показался бронетранспортер. Он с ревом взобрался на холм и пополз по склону. Раздались очереди — на технике заработали управляемые автоматикой пулеметы, заставляя людей на вышке вздрагивать и ежиться.

— Поехали! — опять приказал генерал в трубку.

Раздался самолетный рев. На этот раз из-за туч одна за другой вылетели сразу четыре крохотных точки, они устремились к технике, лавируя и приникая к земле, будто ими кто-то управлял из поднебесья. Одна точка впилась в бок бронетранспортера. Грохнул гулкий взрыв. Ракета словно столкнула бронетранспортер с холма. Он накренился, перевернулся и, набирая скорость пополз вниз по склону. Одно из колес отвалилось и самостоятельно поскакало в ложбину. Вторая ракета разорвала “шилку”. В разные стороны полетели куски искореженного металла. Третья и четвертая угодили в тягач с трубой. Многотонный тягач завалился на бок. Из него повалил густой черный дым. Все видели, как рваные куски трубы, имитирующей ракету, взлетали высоко в воздух и втыкались в землю. Все четыре ракеты попали в цель. Гул смолкал. Самолеты ушли, так и не показавшись из-за туч.

Послышались восхищенные возгласы, опять раздались аплодисменты.

— Пуск был произведен двумя тридцать пятыми “сушками”. Для движущихся целей мощность может быть вдвое меньше. Время жизни техники противника на поле боя определяется только временем подлета авиации, — объяснял генерал, довольно щурясь. — Параметры цели задаются автоматически без участия человека. Компьютер через телекамеру распознает “противника” и наводит ракету. Сейчас для обезвреживания неразорвавшихся боекомплектов целей на полигон будет послана группа саперов. Мы с вами, товарищи, можем пока плотненько пообедать, согреться, так сказать, чтобы не простыть по такой погоде, а потом предлагаю подъехать на полигон и осмотреть, что осталось от техники.

— Да ни хрена там не осталось! Металлолом! Железо! Потрясающая эффективность! — загалдели генералы. Александра Антоновича окружили со всех сторон, стали расспрашивать о системах.

— Да я не специалист. Это все наши разработчики, цеховики. Они скоро подъедут. Мое дело — наука, — отмахивался Александр Антонович.

— Видите, как может быть эффективна наука, стоящая на страже интересов государства, — наставительно сказал генерал, дружески похлопав Александра Антоновича по плечу.

За столами сидели поступающие в аспирантуру, что-то быстро строчили на больших проштампованных листах. Митя нервничал и грыз ручку. Все происходило в кабинете философии, заставленном шкафами с потрепанными книгами. А где еще можно сдавать философию? Впрочем, Залесову сейчас никакие философские книги не могли помочь — он не знал оба вопроса.

— Господа поступающие, я выйду, а вы посидите, пожалуйста, тихо, — попросила экзаменаторша — толстая пожилая женщина в очках, вставая из-за стола. — Через двадцать минут придет комиссия, и мы начнем, — она направилась к двери. — Кстати, тут за шкафами у нас сидит лаборантка, она за вами проследит, так что списывать и не пытайтесь. Людочка, пожалуйста.

— Да-да, Маргарита Львовна, — раздался из-за шкафа писклявый голос Людочки.

Но как только тетка вышла из кабинета, все тут же зашуршали “шпорами”. Митя кинулся к подоконнику, на котором у него стояла большая дорожная сумка, вытащил “Большой философский энциклопедический словарь”, быстро сунул его в стол. Потом оглянулся и стал лихорадочно перелистывать страницы. Нашел статью о Камю, стал торопливо читать…

Специальность прошла на ура. Он, как автомат, тараторил ответы, выказывая необыкновенно глубокие знания в области синтаксиса и семантики. Ему даже показалось, что Крошка Цахес с Найденовым его не слушают — пока он отвечал, они о чем-то перешептывались. Игонина задала только один дополнительный вопрос, касающийся темы его диссертации, после чего его отправили “погулять”, пока сдадут остальные. Найденов сказал, что у него блестящие знания, и он надеется скоро оказаться на Митином банкете по случаю защиты. Если уж Найденов сказал!…

Английский тоже прошел более-менее благополучно. Правда, в переводе по грамматике Митя грубейшим образом нарушил согласование времен и еще несколько раз забывал про артикли — у него с этим всегда было неважно, — но комиссия была очень лояльна, и он получил “добротную” четверку.

Философия еще со студенческой скамьи была для него камнем преткновения. Он ничего не понимал в этой зауми, да и не пытался понять, предпочитая перекатывать у соседей конспекты и готовить “флаги”, совсем не вникая в смысл написанного.

Переписав статью о философских взглядах Камю, Митя снова принялся листать словарь. Ему нужна была статья об эмпирическом опыте. Он, конечно, примерно догадывался, что это такое, но вот как сказать об этом, чтобы получилось умно?…

Митя зашел на кафедру. Таня оторвалась от компьютера, Рашид от контрольных работ, которые всегда стопками лежали на его столе.

— Сдал? — спросили они в голос.

Митя выкинул вперед пятерню с растопыренными пальцами.

— Молоток! А говорил, что ничего не знал! — язвительно заметила Татьяна.

— И не знал, и не знаю, и не буду знать, — улыбнулся Митя. — Я им всего минут пять отвечал. Как только начинаю ерунду лепить, сразу руками машут, чтоб замолк и не позорился перед другими. Это все Крошка Цахес, дай бог ей здоровья! Человек печется о будущем кафедры. И с экзаменами помогла, и с халтурой… — Митя прикусил язык — с радости он чуть не проговорился насчет корейцев.

— Что за халтура? — сразу заинтересовался Рашид. — Мне нельзя пристроиться? А то в начале года вообще полный голяк!

— Да нет, там курсы в Твери, уже набрали состав, — начал завирать Митя. — Я в последнюю минуту втиснулся.

— Ну ладно, аспирант, с тебя бутылка, правда Танюха? — подмигнул лаборантке Рашид.

— Конечно, вина какого-нибудь сухенького, — предложила Таня.

Митя полез по карманам. После падения “травяного” канала дела шли из рук вон плохо. Отдохнув в Испании, Вика вдруг решила обновлять мебель в гостиной, мол, неприлично с родительским старьем жить, и все сбережения, конечно, грохнули на эту “обновку”. В начале года никаких “пеньков” на горизонте не наблюдалось — будущие абитуриенты еще гоняли в футбол или таскались по дискотекам, откладывая на завтра то, что можно сделать сегодня. Поэтому Крошкино предложение насчет корейцев оказалось как нельзя кстати, и теперь, до начала занятий в аспирантуре, он опять возьмет львиную часть нагрузки на себя. Спасибо, конечно, Маркуше за то, что помог, подхватил, но… Зачем же ему свое кровное отдавать, самой заведующей предложенное? Он наскреб деньги на бутылку.

— Ладно, будет вам сухое. Бегите за бутербродами.

Митя зашел в общежитие, поздоровался с вахтершей на вертушке.

— А ваш товарищ сегодня тоже проходил. Часа четыре с ними занимается, — доверительно сообщила вахтерша.

Митя нахмурился. Маркуша не должен был сегодня заниматься с корейцами. Сегодня был Митин день. Всему происходящему было только одно объяснение…

Митя поднялся на третий этаж, где жили иностранцы, позвонил в дверь. Кто-то глянул в глазок, послышался шорох, какая-то возня, корейцы между собой о чем-то тихонько переговаривались за дверью.

— Да откройте же преподавателю! — попросил Митя.

Ему открыл Чанг. Он был в майке и шортах, жевал резинку. Даже еще не ощутив спиртной запах, перебиваемый жвачкой, по глазам, Митя понял, что кореец изрядно пьян.

— Здравствуйте, — сказал Чанг, с трудом ворочая языком. — Мы не хотим… учить… сегодня…

— Вы не можете сегодня заниматься, потому что пьяные, — поправил его Митя. — Это безобразие! — он решительно вошел в прихожую, направился в комнату, где они всегда занимались.

На кровати Чанга поверх покрывала мирно спал пьяный в дым Маркуша. Чанг развел руками и виновато улыбнулся, мол, я ничего не мог поделать.

— А где Пак и Ян? — поинтересовался Митя.

Чанг жестом показал, что они спят в своих комнатах. Ну да, он только что слышал, как они спят, стоя под дверью! Трусят, сволочи! Митя заговорил с Чангом по-английски — так было проще. Выяснилось, что Маркуша приперся к ним сегодня утром с похмелья и предложил провести занятия в неформальной обстановке — за бутылкой — познакомиться поближе, узнать много новых слов. Денег у него, конечно, не было. Наивные корейцы, мало что понимающие в российской жизни, восприняли его предложение серьезно — тут же побежали в магазин за водкой и закусками. Маркуше, конечно, не хватило. Он послал их еще раз…

Пока Чанг рассказывал о случившемся, Митя потихоньку закипал. Он вдруг почувствовал ненависть к этому сытому и пьяному здоровяку, храпящему на кровати бедного корейца.

— Что же он делает, скотина? — пробормотал Митя. Он подошел к Маркуше и стал его трясти за плечо. Маркуша застонал, но не проснулся. Тогда Митя сдавил ему пальцами нос. Маркуша отчаянно замахал руками и открыл глаза.

— О, Борменталь, нам тебя не хватало! — обрадовался он и потянулся, чтобы обнять нежданно явившегося друга, но Митя отстранился.

— Маркуша, что ты себе позволяешь?! Что они подумают? Ты сорвал мое занятие! Вставай немедленно! — закричал Митя.

Маркуша удивленно захлопал глазами. Сел на кровати. Испуганный Чанг торопливо вышел, предоставив русским возможность разбираться без него.

— Чего ты орешь, Борменталь?! Думаешь, крутой препод, иностранцам русский язык месяц втюхиваешь? Да я, между прочим, четыре года таких пеньков учил! Они у меня потом, как на родном, болтали! Я знаю, как с ними заниматься! А ты, говнюк, только пришел, а туда же! — прооравшись, Маркуша слегка успокоился. — Ну ладно-ладно, пошумели и хватит. Мы ведь Крошке про сегодняшнюю пьянку ничего не скажем, правда? Заработали мы с тобой по десять “баксов”, Борменталь?

— Не заработали! — строго сказал Митя. — Ты должен перед ними извиниться за такое поведение, понял?

— А вот на тебе! — Маркуша показал Мите кукиш. — Извиняться я буду перед всяким говном!

— В таком случае я пожалуюсь на тебя Игониной.

— Да-да, иди, беги, стучи Крошке! Она это любит! Давай-давай, говнюк!

— И не смей называть меня говнюком! — взвился Митя.

— А кто ты еще есть? Эй, мистер Чанг! — закричал Маркуша.

В дверях возник кореец.

— Ну что, еще по бутылочке вмажем для полного счастья? — Маркуша щелкнул себя пальцами по горлу и рассмеялся.

— Вма-жэм! — улыбаясь, произнес кореец. Он достал из кармана шорт кошелек.

— Борменталю отдай, он сходит, — приказал Маркуша.

— Я никуда не пойду. А вот ты сейчас отсюда немедленно уйдешь! — сказал Митя.

— Да ладно ты, говнюк, не кипятись! Завтра позанимаешься!

Митя, больше не в силах сдерживаться, подскочил к Маркуше, ткнул кулаком в подбородок, схватил за ворот рубахи, сдавливая горло. Маркуша на секунду оторопел, но потом перехватил его руки и сжал их так, что у Мити потемнело в глазах.

— Ты со мной не тягайся, говнюк! Я тебя зарою, если надо будет! — Митя увидел, как сузились до размеров точки Маркушины зрачки. — Не мешай мне жить! — Маркуша оттолкнул его от себя, и Митя полетел на пол.

Очумевший от всего происходящего Чанг бросился поднимать преподавателя, но Митя поднялся сам, выбежал из комнаты, хлопнул входной дверью.

Он шел по коридору, не видя ничего перед собой. Глаза налились кровью, в висках стучало. Он хотел немедленно позвонить Крошке и доложить о случившемся, но, пока спускался до вахты, подумал, что в таком состоянии ничего не сможет толком рассказать — гнев душил его. Митя посмотрел на запястья со следами Маркушиных пальцев. Наверняка будут синяки. Ничего, он потерпит до завтра. А завтра покажет ему небо в алмазах! Еще посмотрим, кто кого!

Домой Митя в таком состоянии ехать не решился — еще напугает ребенка своими бешеным видом! Поехал к Насте. Маркушу она знает, как облупленного, как никак у ее мамы диссертацию делал, целыми днями в кабинете штаны просиживал, под диктовку за Зоей Павловной писал. У самого-то мозгов только на выпивку хватает! А Настене поплакаться в жилетку не грех…

Когда на следующий день Митя зашел на кафедру, Маркуша был уже там. Он сидел за своим столом, опустив голову, и делал вид, что читает какую-то брошюру. Митя глянул на него и понял, что он успел наябедничать первым. Тем хуже для него! Кроме Маркуши на кафедре были также Рашид, Таня и Анечка.

— Ольга Геннадьевна, я хотел бы с вами поговорить, — начал Митя. — Вчера у нас произошло ЧП с корейскими студентами.

— Знаю — знаю, — закивала Крошка Цахес. — Мне Георгий Васильевич уже все доложил. У корейцев была пьянка, в которой вы с Марковым приняли непосредственное участие. Пьянка закончилась безобразной дракой на глазах у студентов.

— Ольга Геннадьевна, я вчера с ними не пил! — возмутился Митя. Но Крошка Цахес его словно не слышала.

— Знаете что, Залесов, если уж и выгонять с кафедры Маркова, так и вас заодно. Сколько раз вы были замечены в совместном распитии на кафедре? Хотя и я, и Зоя Павловна, в свое время, строго-настрого запретили какие-либо пьяные сборища! Здесь вам не распивочная, Залесов! Здесь технический университет, в котором учатся иностранцы! На первый раз получите по выговору без занесения. Свободны!

— Ольга Геннадьевна, да я же!… — начал было Митя.

— Свободны! — повторила Крошка, и так зыркнула на Митю, что он понял, какие-либо оправдания бесполезны.

— Нет, Ольга Геннадьевна, что значит без занесения? — взвился со своего места Маркуша. — Я с Залесовым работать не могу! Он меня оскорбил рукоприкладством! Давайте поставим вопрос ребром: или я, или он!

— Георгий Васильевич, ну зачем же так обострять? — слегка смягчилась Игонина.

— Работать с Залесовым я не буду! — твердо сказал Маркуша.

— Залесов зачислен в аспирантуру и останется на кафедре только на полставки. Вторую половину я хотела поделить между вами и Рашидом Бектемировичем. Помочь, так сказать. Может, вы как-нибудь договоритесь?

Маркуша упрямо мотнул головой, достал из ящика стола лист бумаги и стал писать заявление. Воцарилась тишина, все смотрели на пишущего Маркушу. Он поставил размашистую подпись и положил лист на стол Игониной. Ольга Геннадьевна прочитала заявление и отложила бумагу в сторону.

— Я попрошу выйти всех, кроме Маркова, — сказала она громко.

В коридоре Рашид ободряюще хлопнул расстроенного Митю по плечу.

— А ты молодец, Дмитрий, — сказал он. — Кто-то должен был это сделать.

— Ну да, сделал! И что теперь? — вздохнул Митя. — Как работать?

— Ты не бойся, — Рашид отвел Митю в сторону, чтобы не слышали девицы, сказал тихо: — Вот увидишь, она ему мозги вправит. Думаешь, Крошка не понимает, кто во вчерашнем виноват? Все она прекрасно понимает. Справедливую строгость проявляет. Колбасится дамочка. А Маркуша прекрасно знает, что заявление она ему никогда не подпишет. Он этих заявлений уже штук пять писал. Как только она на него наедет, он сразу писать, а потом оба делают вид, будто ничего и не было. Так что ты не суетись и позиций не сдавай.

— Постараюсь, а все равно — как теперь работать?

— Ничего, стерпится — слюбится. Я тут все-таки не первый год задницей трясу.

С кафедры вышел Маркуша, лицо его было красным. Он подошел к Мите и сказал скороговоркой, не глядя ему в глаза.

— Ладно, Дмитрий Алексеевич, извините. Нам еще с вами работать, и нечего из избы хлам выносить. Перед студентами я извинюсь, — он протянул руку. Митя помедлил несколько секунд, колеблясь, вяло пожал ее.

Маркуша кивнул всем на прощание и пошел, втянув голову в плечи.

— Опохмеляться пошел, — вздохнула Анечка.

Митя с уважением посмотрел на Рашида, пожал ему руку.

— Ты пока на глаза Крошке не попадайся, пускай поостынет, — посоветовал Рашид. — Она тебе попозже сама всю нагрузку по корейцам отдаст, вот увидишь, — на минуту он о чем-то задумался, глядя в пространство. — Что ты сегодня делаешь?

— Я? Ничего, — пожал плечами Митя. — Домой иду, к жене.

— Дома опять грузанешься. Пошли в гости к одной женщине? Посидим, чайку попьем. Развеешься, заведешь новое знакомство. Хорошая женщина, умная. У нее двое детей.

— А зачем мне это? — спросил Митя.

— Да так, узнаешь кое-что из нашей универовской жизни. Не все же тебе в невинных девушках ходить, — Рашид по-доброму улыбнулся. — То, что с тобой вчера случилось, Залесов, выеденного яйца не стоит. Маркуша хоть и сволочь, но правильно сказал: “Хлам не выноси.” Пускай лежит — авось сгодится.

По дороге Рашид купил большой торт и бутылку сладкого вина. Они ехали на “Бабушкинскую”, и хотя Митя жил совсем в другом конце города, теперь он уже втайне радовался тому, что не лежит на диване ни у Настены, ни дома, страдая по поводу вчерашней драки и сегодняшнего крутого разговора с Крошкой. “Тонкий психолог, этот мусульманин, — думал Митя. — Все-то он на свете знает: и про баб, и про наркотики. И чего я раньше его не замечал? Ну да, друг Маркуша настроил. Гнилой говорит. А сам-то он не гнилой? Фрукт!”

Им открыла миловидная светловолосая женщина лет тридцати. Видно было, ждала гостей — на ней было закрытое вечернее платье, на голове — пышная прическа.

— Вера, — представилась она Мите, протягивая руку тыльной стороной ладони вверх.

Митя растерялся и руку поцеловать не решился — только пожал легонько. Рашид отдал ей коробку с тортом и какой-то сверток, который извлек из портфеля, она пригласила их в комнату. Стол был накрыт человек на десять. Но других гостей пока не было видно. Они сели на диван, а Вера исчезла на кухне.

— Ну вот, а говорил к женщине! — шепнул Рашиду Митя. — Тут намечается большая тусовка. День рождения?

— Да, — кивнул Рашид. — Помнишь Эдгара Рахимовича?

Митя пожал плечами.

— Кто это?

— А, ну да! Мимо тебя скандал прошел — ты тогда еще только устраивался. Проректор по АХЧ. Хороший дядька, его летом повязали его на взятке. Не взятка — так, мелочь. И ведь не для себя брал, для других. А те, для кого брал, его и подставили. Помешал он кому-то. Ну, я-то знаю, кому, — Рашид многозначительно замолчал.

— Кому? — полюбопытствовал Митя.

— Да ладно, не напрягайся. В общем, у него сегодня почти юбилей — сороковник стукнул.

— А ты его откуда знаешь?

— Да так, общались помаленьку, — как-то неопределенно сказал Рашид.

— То есть хозяина не будет? — удивился Митя.

— Ну да. Из СИЗО его не отпустили, хотя очень солидные люди за человека просили Помешал, Эдгар, помешал, — Рашид замолчал, о чем-то задумавшись. — В общем, соберутся старые друзья. Попьют, попляшут за его здоровье. И ты тоже попей, попляши. Все равно никого не знаешь — легко будет.

Митя посмотрел на бутылки на столе.

В комнату с гиканьем ворвались двое пацанов лет шести. Они строчили в друг друга из игрушечных автоматов. Увидев гостей, на мгновение замерли.

— А ну-ка, идите сюда, орлы! — приказал им Рашид.

Мальчишки подошли, и Рашид вручил им по “Чупа-чупсу”. Пацаны тут же содрали обертки, сунули карамель в рот и принялись воевать дальше, носясь по комнате, как угорелые. В прихожей раздался звонок — начинали собираться гости.

Был двенадцатый час. Прождав автобуса минут десять, Рашид с Митей решили идти до метро пешком, благо что через дворы было недалеко. Оба выпили довольно прилично и старались поддерживать друг друга под руку. Разгоряченные водкой, разговаривали они громко. Рашид травил анекдоты из студенческой жизни и жаловался на китайских студентов, которые из рук вон плохо занимались языком. Митя, хохотал над шутками; он был очень доволен поездкой и по приезде домой собирался рассказать Вике, с какими замечательными и душевными людьми он сегодня познакомился — сплошь заведующие складами, гаражами и ЖЭКами.

Компанию обкуренных подростков, сидящую на скамейках в темноте густо заросшего деревьями двора, они заметили не сразу. Подростков было человек семь.

— Эй, дядьки, — окликнули их из темноты. — Курить будет?

— Классический сюжет, — рассмеялся Эдгар. — Кто там просил курить? Иди сюда!

Из сумрака показалась девица лет шестнадцати в джинсах и ветровке.

— Дяденьки, я просила, — сказала она и сделала кокетливый книксен, едва удержавшись на ногах. — Мне еще нету большого возраста. Вы ведь не обидите ребенка?

— Кто тебя обидит, тот и дня не проживет, — весело сказал Эдгар. — А мне показалось, мужской голос был. Митя, дай девушке сигаретку.

— Это верно, — сказала девушка и показала на пальцах, что ей нужно как минимум две сигареты.

Митя достал пачку, протянул девице. Она вытянула из пачки три.

— Теперь твоя душенька довольна? — спросил Эдгар.

— Зажигалочку еще, — попросила девица, суя сразу все три сигареты в рот.

Митя чиркнул зажигалкой, она подкурила и тут же исчезла в темноте. Послышался топот. Подростки сорвались со скамеек и исчезли. Они зашагали дальше. Пересекли двор и оказались в следующем, еще более заросшем. Во дворе стояли два типовых двухэтажных здания, огороженные сетчатыми заборами, — детский сад и какое-то учреждение. Между заборами шла узкая асфальтовая дорожка, по которой едва можно было пройти вдвоем.

— Вот сюда, — показал Рашид. на дорожку. — Еще один двор — и метро.

Они шагнули на дорожку.

— Ну вот, в прошлом году подходит ко мне монголка и говорит на чистом русском: “Рашид Бектемирович, если я с вами трахнусь, вы мне поставите гос. экзамен по языку?” А сама ни разу на занятиях не была. Я ее так оглядел с ног до головы, думаю: тебе красная цена в базарный день пятьдесят тугриков, да еще болезни какие-нибудь нехорошие. Нет, говорю, ты сначала…

Сбоку за сеткой раздался какой-то шорох. Митя обернулся. В глаза ему брызнула аэрозоль. Он тут же перестал что-либо видеть и понял, что теряет сознание…

Митя очнулся от того, что было холодно. Поднял глаза и увидел ботинок Рашида. Рашид лежал навзничь в двух шагах от него. Митя поднялся на ноги, чувствуя чугунную тяжесть в голове, попытался привести приятеля в чувства. На затылке у Рашида была рана, из которой тонкой струйкой стекала по волосам и шее кровь.

— Рашид, ты жив? — зачем-то спросил Митя, чувствуя, как его голос стал совсем чужим.

Рашид отозвался стоном. Сел, опершись спиной на забор, открыл глаза, ощупал затылок. С удивлением смотрел на кровь на ладони.

— Профессионально у них тут все организовано, — сказал он с горькой усмешкой. — Я чувствую, газом вырубают. Заметил одного, кинулся было через забор — тут меня и огрели! — объяснил происхождение раны Рашид. — Только откуда у пацанов паралитик?

— Газ?

— Ну да, он только в войсках может быть. Населению не продают. Ну что, проверим карманы: все они обчистили, нет?

Карманы были абсолютно пусты, пропали даже сигареты с зажигалкой.

— Пропуск жалко, — вздохнул Рашид. — Сколько ж они, суки, так народу обшманали?

— Тебя в травмпункт надо, — заметил Митя, глядя на струящуюся за шиворот кровь.

— Надо, — слабо согласился Рашид. — Втравил я тебя, Дмитрий! Черт меня дернул через дворы идти! Погуляли называется!

— Да ладно, хуже бывает, — махнул рукой Митя. Он помог Рашиду подняться и поволок его по асфальтовой дорожке из злополучного двора.

Идя вечером через проходную, Лина нервничала. Сегодня у нее в сумочке лежало два десятка дискет с тем, что на казенном языке называется информацией для служебного пользования.

Крупные вещи — сумки, баулы, чемоданы, рюкзаки — проносить на территорию экспериментальной базы было категорически запрещено, для них рядом с вахтой имелась камера хранения. А то, что можно было — дамские сумочки и кейсы — вахтеры иногда бессовестным образом обыскивали, ссылаясь на меры безопасности. И никакой закономерности в этих обысках не было: не понравилась вахтеру твоя рожа, он и давай шарить. Перед вахтой Лина вся напряглась и представила себе, что вахтерша видит ее как пустое место. “Давай-давай, отворачивайся!”— мысленно приказала девушка.

Вахтерша читала журнал. Она только на мгновение подняла глаза, чтобы взглянуть на положенный перед ней пропуск, автоматически сунула его в ячейку. Лина с облегчением вздохнула и заспешила к выходу.

На улице было холодно. Моросил мелкий осенний дождь. Бугай, как всегда, дежурил рядом с машиной, дожидаясь ее.

— Быстро поехали! — сказала Лина, садясь в машину.

Бугай посмотрел в зеркало заднего вида и тронулся с места.

— Ну все, уволилась я из этой шарашки, — нервно рассмеялась Лина.

— Официально, или так?

— Или так, — девушка достала из бардачка сигареты и закурила. — Теперь не надо будет каждый день таскаться на службу и делать дурацкий вид, будто у тебя три класса образования. Свобода! — Лина вскинула руки вверх.

Бугай глянул в зеркало заднего вида и нахмурился.

— Ты чего? — спросила девушка, тоже посмотрев в зеркало. Позади маячил зеленый “Опель-кадет”.

— Да так, есть у меня одно маленькое подозрение. Пока ехал сюда, за мной пристраивалось машин семь. И сейчас опять один из них.

— М-да, это неприятно. Надо Бадаичу позвонить — проинструктироваться.

Бугай протянул Лине сотовый телефон. Девушка набрала номер.

— Привет, мы едем к тебе. Тут Гриша сомневается насчет одной машинки.

— Так вы не торопитесь, — произнесла телефонная трубка. — Заедьте за покупками. Да, лампочек купите. Хорошо?

— Хорошо! — Лина сунула телефон бугаю в карман куртки. — Крутись по центру, а в его сторону ни шагу!

— Понял! — кивнул бугай.

Девушка снова посмотрела в зеркало. Зеленый “Опель-кадет” катил за ними по блестящему мокрому асфальту. Но вот он обозначил поворот и отвалил в переулок.

— Свалил! — сообщила бугаю Лина.

— Сейчас посмотрим! — он резко перестроился в крайний левый ряд, подрезав соседей. Машины начали отчаянно сигналить, призывая нарушителя к порядку.

— Да пошли вы все! — огрызнулся бугай и, почти на месте развернув машину на сто восемьдесят градусов, поехал в обратную сторону. Теперь он уже аккуратно вклинился в поток машин и стал лавировать, ловко выискивая “дырки”. Скоро “БМВ”, со всех сторон зажатая машинами, медленно двигалась от светофора к светофору. — Пускай теперь попробуют поводить! — усмехнулся бугай, глянув в зеркало.

Митя своим ключом открыл дверь, включил свет в прихожей.

— Викуша! — позвал он ласково. Жена не отозвалась. Он разделся и прошел в гостиную, где за матовыми стеклами дверей мерцал телевизор.

Вика, укрывшись пледом, сидела на диване. Ее взгляд был устремлен поверх экрана, на огни окон дома напротив.

— Эй, мормыш, ты чего? — Митя пощелкал пальцами перед ее носом, наклонился, чтобы поцеловать. Вика отстранилась. — Как Дашуля?

— Уйди с экрана, ты не стеклянный, — произнесла Вика ледяным тоном.

— Викуша, что с тобой? Я же позвонил, сказал, что задержусь. А меня, между прочим, грабанули. Малолетки с газом, представляешь? До сих пор дышать не могу. А Рашиду башку пробили, зашивать пришлось.

Митя продемонстрировал свои испачканные в грязи брюки.

— Лучше бы тебя вообще грохнули, чтобы больше не видеть! — неожиданно сказала Вика, и теперь Митя увидел, как на ее глазах закипают слезы. Он присел на корточки перед диваном, попытался взять ее за руку. Руку она отдернула.

— Скажи, чем я провинился? Мы с Рашидом ходили на день рождения к проректору по АХЧ. Понимаешь, к проректору! Если он сам меня пригласил, не мог же я отказаться! Это неприлично. А вдруг мы завтра дачу начнем строить, а у него стройматериалы дешевые. Да мало ли — вон кран на кухне нужно менять. Знаешь, кто там у него был? Всякие жэковские бабы со своими мужиками. За ними записывать надо — что не фраза, то перл! Я, как бешеный, хохотал.

— А твоя баба тоже жэковская?

— Какая баба? — опешил Митя.

— Любовница твоя, которая мне тут весь вечер названивала, Дашке спать не давала!

— Да что ты, нету у меня никакой бабы! — опешил Митя. — Ерунда какая-то! — он стал лихорадочно соображать, кто мог ему звонить. Настена точно не могла. У нее даже не было его домашнего телефона. Он хотел ей дать, но она сама отказалась, сказала, что не хочет слышать голоса его жены. А больше некому. Все его старые подружки остались в далеком прошлом. Они даже не знают, где он теперь живет.

— Не ври! Не умеешь врать — не ври! — сорвалась на крик Вика. — Я это еще летом поняла. Вы, мужики, ни черта в женской интуиции не понимаете. Сами тупые, как валенки, думаете — все такие же. Помнишь, я тебе летом сказала: узнаю — убью нахрен!

— Не помню, — соврал Митя.

— Убивать я тебя не буду. Пачкаться еще о всякое дерьмо! Но сюда ты больше не придешь, понял?

— Вика, да у меня нету никого, как ты не поймешь? Это чья-то шутка! Может, вообще не туда попали? Бывает такое. Вон я в прошлый раз с одним мужиком минут пятнадцать…

— Хорошенькая шутка — звонить мне и спрашивать, почему ты не пришел на свидание?

— Погоди — погоди, ну подумай логически. Какая нормальная баба будет звонить жене своего любовника и задавать такие глупые вопросы. Разве что у нее не все дома!

— Она не жене звонила, милый, маме. Наверное, телефоны перепутала. По имени — отчеству меня называла. И ведь правильно называла. Ты уж ей скажи, чтоб не путалась в следующий раз! В общем, сумка с твоим барахлом в спальне. Если я что-то забыла положить, сам смотри.

— Вика! — голос у Мити стал трагическим.

— Все! — Вика закрыла лицо руками. — Я сказала — все! Вали! — она соскочила с дивана и, плача, бросилась в ванную.

Митя остался сидеть на паласе. Маму по имени-отчеству? Значит, действительно знакомый человек. Может, кто-то из одноклассниц? Но кто? За такие шутки убивать надо. Он подошел к двери ванной, потянул за ручку. Дверь, естественно, была заперта. Слышался звук льющейся воды. Он прошел в спальню. Дорожная сумка, набитая его вещами, действительно, стояла на полу. Сверху на рубашках лежала фарфоровая трубочка и жестяная коробка с гашишем. Митя присел над сумкой, открыл жестянку. На дне лежало всего несколько маленьких крошек. Он вернулся к двери ванной.

— Вика, утро вечера мудреней. Давай я сегодня на диване посплю, а утром решим. Да и с Дашкой как-то не по-человечески! Дочери отец нужен.

— Такой не нужен, — раздалось из-за двери.

— Ну что, договорились, я останусь?

— Нет! — Вика открыла дверь. Глаза у нее были красные, но она больше не ревела. Смотрела зло и неприступно. — Все собрал? Топай! Иначе не успеешь до мамы доехать.

Митя посмотрел на часы. Было пятнадцать минут второго. — Я и так не успел. Куда я сейчас поеду? Ну как можно с одного телефонного звонка, с чей-то глупой злой шутки ломать себе всю жизнь? Маразм какой-то!

— Да знаю я все, знаю. Не держи меня за дуру, — вздохнула Вика. — И видела я вас на Цветном бульваре, вы сосиски ели с кофе. Светленькая такая девчонка. Фигура классная, это видно. Повнимательней надо быть, когда выбираешь маршруты прогулок с девочками. Забыл, что я на Цветной за детским пособием езжу?

— Забыл, — честно признался Митя.

— Ну вот и вали отсюда, раз забыл! И ключи давай сюда! — Вика протянула руку за ключами.

Митя понял, что спорить с Викой бесполезно. Если уж она упрется, никакими доводами не убедишь, хоть разбейся. Нужно время, чтоб она остыла. Может, неделя — две. Он пошел в спальню за сумкой.

— Меня ведь правда грабанули, я не шучу. Дай денег на машину до матери доехать, — попросил он.

Когда дверь за ним захлопнулась, он поднялся на один лестничный пролет, сел на ступеньку, достал из кармана фарфоровую трубочку, забил ее крошками гашиша. Втянул в себя горячий дым. Почти сразу же в голове раздался приятный звон, будто кто-то задел гитарную струну. Алкоголь давно выветрился, оставив сивушный запах и тяжелую голову, и теперь было приятно заменить его другим кайфом. Ну и денек сегодня, все один к одному: Маркуша, Крошка, малолетки, Вика! Нет, к матери он не поедет, это однозначно. Не хватало еще одного ночного скандала! Она у него шебутная старушка, узнает — вскинется их мирить, еще больше наломает дров. У кого бы пожить? Неужели, правда, к Насте? — он разволновался, вспомнив о ней. Да, все это было очень глупо. — Но кто же все-таки?… И тут Митя снова увидел сузившиеся зрачки Маркуши, вспомнил его мертвую хватку и слова угрозы. Неужели? Но это тогда вообще!… Удар ниже пояса. Бабский! Но как он узнал имя-отчество матери? Ну да, при оформлении на кафедру Митю в деканате попросили оставить данные о родителях. Чего проще — зайти посмотреть, тем более, что в деканате его все хорошо знают. А потом попросить какую-нибудь знакомую бабу из общежития позвонить и приколоться — что-то типа шутки. От осознания того, что Маркуша мог проделать с ним такое, Мите сделалось нехорошо — кровь отлила от головы, он почувствовал дурноту и состояние, близкое к обмороку. Кайф прошел, будто его и не бывало.

“БМВ” была припаркована к тротуару рядом с магазином “Свет”. Бугай ждал Лину и почти ежесекундно поглядывал в зеркало заднего вида, отслеживая причаливающие к тротуару машины. Красная “семерка” показалась ему подозрительной. Он уже сегодня видел одну такую. Бугай поправил зеркало, пытаясь разглядеть тех, кто сидит в машине. Их было двое. Они о чем-то оживленно разговаривали или делали вид, что разговаривают. “Какие вы ловкие, орлы! Черт возьми!”— бугай хлопнул себя по лбу — как же он сразу не догадался! Стал нервно поглядывать на светящиеся двери магазина.

Лина вышла с полиэтиленовым пакетом, доверху набитом лампочками. Она положила пакет на заднее сиденье, сама уселась рядом с бугаем.

— Поехали!

— Видишь, в зеркале “семерка”?

— Опять они? — Лина внимательно посмотрела в зеркало, потом на бугая. — Маячок? — догадалась она.

— Боюсь, да.

— Что будем делать?

— Есть два варианта: бросить машину и уходить пешком или в укромном месте снять маяк. У тебя есть пудреница?

— Есть-то есть. Ты его с моим зеркалом пять часов будешь искать, — Лина задумалась. — Ладно, двинулись, по дороге сообразим. Постарайся оторваться от них хотя бы на пару минут.

Бугай сорвал машину с места. “Семерка” еще некоторое время стояла, давая “БМВ” удалиться, затем, не торопясь, отъехала от тротуара и покатила в общем потоке.

“БМВ” с ревом влетела в старый уютный дворик. Лина с бугаем выскочили из машины и бросились в проходной подъезд. В темноте Лина потянула на себя массивную дверь, и они оказались на оживленной улице. Девушка взяла бугая под руку и они, изображая влюбленную парочку, прогулочным шагом направились к ближайшему метро.

Во двор въехала белая “Волга”, она замерла рядом с “БМВ”. Из “Волги” выбрался мужчина в светлой куртке, нырнул в салон брошенной машины. Внимательно все оглядел, залез в бардачок. Он сел за руль, вынул из кармана куртки крохотную рацию и передал: “Наши друзья лишились колес и направляются к “Новослободской”. Отрабатывайте второй вариант.”

Бугай с Линой, крепко обнявшись, стояли на автобусной остановке. Так они могли видеть, что творится за спинами друг друга. Бугай, склонившись к Лине, что-то нашептывал ей на ухо. Лина звонко смеялась.

— Еще две пересадки, потом возьмем машину и смотаемся на другой конец, — тихо говорила Лина. — На всякий случай, взведи ствол.

Бугай кивнул и послушно полез под куртку.

— Не сейчас, дурак! Когда садиться будем. Последним пойдешь.

Подошел автобус, Лина с бугаем влезли в него и проехали две остановки. Двери с шипением открылись. Сзади к автобусу пристроился троллейбус.

— Быстро! — скомандовала Лина. Они выскочили из автобуса и пересели в троллейбус. Троллейбус тут же закрыл двери и отъехал. Парочка уселась на сиденье, обнялась.

— Ну, вроде все чисто! — удовлетворенно усмехнулся бугай.

— Не говори гоп! — строго сказала Лина.

Через две остановки они вышли из троллейбуса, и Лина потянула бугая во дворы, внимательно оглядывая прохожих и машины.

Они шли по тротуару вдоль жилого дома. Впереди показалась машина с зажженными фарами. Машина медленно покатила по асфальту, явно собираясь припарковаться. Лина оглянулась. С другого конца дома во двор въехала еще одна машина. У этой фары были потушены. Она быстро поехала вдоль тротуара.

— Атас! — Лина рванула бугая за рукав к подъездной двери. На их счастье дверь оказалась открыта.

Они бегом поднимались по лестнице. Загудел лифт. Лина жестом приказала бугаю остановиться. Замерли на лестничной площадке между четвертым и пятым этажами, пытаясь отдышаться. Двери лифта разъехались с характерным звуком где-то наверху. Никаких шагов слышно не было. Бугай вынул из-под мышки пистолет. Лина приложила палец к губам. Они осторожно двинулись по лестнице вверх. На площадке седьмого этажа было темно. Лина замерла, прислушиваясь к звукам наверху. Человек появился из-за мусоропровода так неожиданно, что бугай не успел выстрелить первым. Раздался сухой щелчок, было слышно, как зазвенела о лестницу стреляная гильза. Бугай повалился на Лину, придавливая ее собой. Девушка стала лихорадочно шарить рукой по полу. Она увидела надвигающийся на нее черный силуэт. Пистолет уже был у нее в руке. Лина, боясь, что противник, пока она вскидывает руку с оружием, выстрелит первым, приставила пистолет к боку своего напарника и трижды нажала на спусковой крючок. Тело бугая подпрыгнуло от выстрелов. Противник, не успев ни вскрикнуть, ни застонать, кулем рухнул на площадку. Его пистолет с глушителем загремел о ступеньки. Лина, вся в крови, выбралась из-под тела своего напарника, побежала вниз. На первом этаже хлопали входные двери, были слышны шаги: кто-то бежал по лестнице.

Лина прикинула, в какой из квартир окна могут выходить на противоположную сторону, надавила на кнопку звонка двери на пятом этаже. За дверью завозились.

— Кто? — спросил пьяный мужской голос.

— Свои-свои, — отозвалась Лина, стараясь придать голосу веселый тон и пряча пистолет за спину.

— Свои, — рассмеялся пьяный. Щелкнул замок. Раскрасневшийся мужик был в брюках и полурастегнутой рубашке.

— Ой, к нам такая девочка! — закричал он кому-то в комнате, и распахнул объятия, чтобы заключить в них Лину.

Лина приставила к его груди пистолет.

— Сколько вас?

— Со мной четверо. Мальчишник у нас, — залепетал хозяин квартиры, косясь на ствол. Он только сейчас заметил, что девушка с ног до головы вымазана кровью. — Девушка, берите что надо, только не убивайте, пожалуйста. У меня дочка маленькая. Кто ее будет кормить? — заговорил он скороговоркой и трезвым плаксивым голосом. Кажется, он был готов встать на колени и разрыдаться.

Лина резко развернула его и повела в комнату, откуда доносилась веселая музыка, был слышен звон тарелок и мужские голоса. Пьяные гости сидели за столом.

— Всем на пол! Руки за головы! — скомандовала Лина.

— Классная шутка! — рассмеялся один из мужиков, глядя на пистолет. — Девушка, как вас зовут?

В ответ Лина выстрелила в потолок. Побелка густо посыпалась на стол. На мгновение пьяные мужики замерли в растерянности, еще не веря, что все это не забавный розыгрыш, затем сразу все повалились на палас и сцепили за головами руки.

— Где простыни? — спросила Лина.

— Не знаю! Жена на юге. Наверное, в спальне, — залепетал хозяин квартиры.

Лина повела его в спальню, открыла шкаф. На пол полетело постельное белье. — Связывай простыни вместе! — приказала девушка. Она стала копаться в шкафу. Нашла джинсы и вязаную женскую кофту. Пока протрезвевший с испуга хозяин вязал простыни, прошла в ванную, открыла кран. Мощная струя воды хлынула в ванну. Лина скинула с себя грязную одежду, посмотрелась в зеркало, стала умываться, ожесточенно сдирая с себя мочалкой кровь. Переоделась. Джинсы оказались чересчур велики в поясе, и она подвязала их шнурком от халата. Вернулась в спальню.

— У тебя у жены какой размер? Шестидесятый?

Хозяин испуганно пожал плечами.

— Мог бы и поменьше корову найти. Ну что, готово?

Мужчина продемонстрировал один из узлов. Девушка подошла и проверила его — крепко.

— Неси за мной в ванную! — приказала Лина.

Хозяин схватил простыни и понес за девушкой. В ванной они намочили узлы.

Лина распахнула окно на кухне, глянула вниз. Внизу были деревья и кустарники. Где-то яростно мяукали кошки. Лина привязала один конец связки к трубе батареи. Выкинула другой конец за окно.

В дверь позвонили.

— Всем лежать! — крикнула Лина мужикам в комнате. — Варежки неси! — приказала она хозяину.

— Какие? — удивился мужик.

— Лучше кожаные.

Хозяин исчез, через мгновение появился с мужскими кожаными перчатками в руке. Лина напялила перчатки. Перекинула свою сумочку через плечо. В дверь звонили все настойчивей. Кто-то уже колотил по обитому дерматином железу.

— Немедленно откройте! Будем ломать дверь!

— Повернись ко мне спиной! — приказала Лина. Хозяин послушно повернулся. — Вытяни правую руку! — он вытянул. Девушка сначала приставила пистолет к его виску, затем вложила в руку, подвела указательный палец под спусковой крючок. — Досчитай до пяти и стреляй! Иначе тебя убьют! Понял?

Хозяин квартиры кивнул, заворожено глядя на входную дверь, которая была видна через кухонный проем. Дверь содрогалась от ударов.

Лина неслышно шагнула назад и выскользнула в окно. Палец на спусковом крючке дрогнул, раздался выстрел. Гильза со звоном ударилась о дно чайной чашки. Чашка треснула.

Связки хватило только до второго этажа. Лина качнулась на простынях и прыгнула. Затрещали кусты. При падении она сильно оцарапала руки и лицо, но даже не ойкнула. Поднялась и, прихрамывая, побежала в темноту. Когда она уже исчезла в темноте, кусты снова сухо затрещали — вдоль дома резво бежали вооруженные люди.

Шторы в квартире были плотно задернуты, свет выключен, так что, глядя в окна с улицы, ни за что не догадаешься, что внутри кто-то есть. Бадаев — лысеющий мужчина в очках, — лежа на диване, смотрел едва слышно мурлыкающий телевизор. Не столько смотрел, сколько прислушивался к звукам, которые доносились извне. В свете мерцающего экрана глянул на циферблат часов, досадливо щелкнул пальцами. Лина должна была появиться часа полтора назад. Это был дурной знак. Он резко поднялся с дивана, стараясь не скрипеть рассохшимся паркетом, на цыпочках подошел к шифоньеру, вынул из него давно уже собранную дорожную сумку. С сумкой направился в прихожую, надел обувь и куртку, поднял пластмассовую крышечку дверного глазка, затаив дыхание, припал к двери. Его рука уже была готова повернуть ключ в замке, но тут где-то грохнула дверь, раздались детские вопли и смех. Бадаев убрал руку с ключа.

Вдруг он увидел, что перед глазком на лестничной площадке возникла Лина. Ее испуганное лицо все было в царапинах. Девушка огляделась. Она не успела нажать на кнопку звонка, Бадаев повернул ключ, открыл дверь, втянул Лину в прихожую. Дети с воплями пронеслись вниз по лестнице.

Они стояли в темноте. Лина тяжело дышала.

— Ты не бойся! Я их сюда не привела. Борьку завалили на “Каширке”, — прошептала девушка.

— Чем ехала? — тоже шепотом спросил Бадаев.

— Тачкой. Расплатилась в двух кварталах отсюда.

— Дискеты все взяла? Какой объем?

Лина кивнула.

— Мегабайт тридцать, не меньше.

— Ты свою рожу видела?

— Догадываюсь, — тяжело вздохнула девушка.

— Ну да, приметная дамочка. Значит, ты у них в картотеке, — Бадаев на мгновение задумался. — Ладно, будем меняться, — он снова глянул в глазок и, стараясь не щелкнуть выключателем, зажег в ванной свет. — Садись! — приказал Бадаев девушке.

Лина села на край ванны. Бадаев всмотрелся в ее лицо, вынул из шкафчика под раковиной большую косметичку. Он растворил в стакане с водой таблетки перекиси водорода, стал тампоном промывать царапины. Лина со свистом втянула в себя воздух.

— Потерпи, потерпи. А то мамой будешь, — прошептал Бадаев. Промыв царапины, он заклеил их тоненькими, почти нитеообразными полосками пластыря. Сверху лопаточкой нанес косметический крем цвета кожи, начал его растирать. — Какие у тебя соображения, кто?

Лина пожала плечами. — Вообще на ваших не похоже. Типа киллеров. А с наводкой и думать нечего — Александр Антонович. Зря ты на него поставил.

Бадаев отрицательно покачал головой. — Ничего не зря! Другой выход стоил бы дороже, и еще неизвестно, чем бы все кончилось. А так ты смогла пять месяцев работать без прикрытия, — он стал тщательно наносить грим. — Он трус и рыльце в пушку, а так бы пришлось с нуля на ключок ловить, — в завершение Бадаев напялил на голову Лине светлый парик.

— Ну как?

Лина с удивлением рассматривала себя в зеркале. Лицо было совершенно незнакомым, царапин как ни бывало.

— Мэрлин Монро, однако, — улыбнулась она натянуто.

— Ну да, Мэрлин. Чуть сюда их не провела, — вздохнул Бадаев. — Ах, Александр Антонович, Александр Антонович, не дай бог, если ваша любимая племянница права!… — он странно улыбнулся, показав в уголке рта золотую фиксу.

Через полчаса из четвертого подъезда дома номер семьдесят по Рязанскому проспекту вышла импозантного вида пара: стильно одетый седой мужчина с тростью и шикарная блондинка с ярко накрашенными губами. Девушка вышла к обочине проезжей части и подняла руку. Тут же рядом с ней взвизгнула тормозами новенькая “Тойота”.