"Князь света (Lord of Light)" - читать интересную книгу автора (Желязны Роджер)

Глава 2

Принц въехал в Столицу Зари ближе к концу дня, верхом на белой кобыле и поехал по широкой улице Сурья; сотня его вассалов сгрудилась позади, его советник Страк ехал по левую руку от него; кривую саблю в ножнах и часть его богатства в сумках несли вьючные лошади.

Жара била в тюрбаны людей, расплывалась позади и снова поднималась с дороги.

Навстречу медленно ехала колесница; возничий искоса глянул на знамя, которое нес глава слуг; куртизанка стояла у входа в свой шатер и смотрела на уличное движение; свора дворняжек с лаем бежала за лошадьми.

Принц был высок, усы его были цвета дыма. На темных кофейных руках выступали набухшие вены. Но держался он прямо, а глаза его, волнующие, светлые, напоминали глаза древней птицы.

Впереди собралась толпа, глазеющая на проходящий отряд. На лошадях ездили только те, кому это было по карману, а столь богатыми были очень немногие. Обычным верховым животным был слизард – чешуйчатое существо со змеиной шеей, со множеством зубов, с сомнительным происхождением, коротким жизненным циклом и скверным характером; у лошадей, по каким-то причинам, за последние десятилетия увеличилась бесплодность.

Принц ехал по Столице Зари, жители наблюдали.

Затем отряд свернул на более узкую улицу и поехал мимо низких торговых зданий, больших магазинов крупных купцов, мимо банков, храмов, гостиниц, борделей. Наконец, они доехали до края делового района и до роскошной гостиницы Хауканы, Самого Лучшего Хозяина. У ворот они натянули поводья, потому что сам Хаукана стоял снаружи, просто одетый, полный, улыбающийся, желая лично провести в ворота белую кобылу.

– Добро пожаловать, господин Сиддхарта! – сказал он громко, чтобы все уши могли узнать личность гостя. – Добро пожаловать в эту соловьиную округу, ароматные сады и мраморные залы этого скромного заведения!

Приветствую также и твоих всадников, которые проехали с тобой немалый путь и, без сомнения, найдут здесь отдых и достойный прием, как и ты сам. У меня ты найдешь все, что тебе нравится, как бывало много раз в прошлом, когда ты живал в этих залах с другими знатными гостями и благородными посетителями, слишком многочисленными для перечисления…

– И тебе добрый вечер, Хаукана! – крикнул принц, потому что день был жаркий, а речь хозяина могла литься вечно. – Впусти нас поскорее в эти стены, где среди прочих качеств, слишком многочисленных для перечисления, есть также и прохлада.

Хаукана быстро поклонился и, взяв под уздцы белую кобылу, провел ее через ворота во двор; он придержал стремя, пока принц спешивался, а затем передал лошадь конюху и послал мальчишку подмести улицу.

В гостинице гости первым делом вымылись, стоя в мраморной ванне, в то время как слуги лили воду им на плечи. Затем они смазали себе кожу, по обычаю касты воинов, надели свежую одежду и прошли в обеденный зал.

Еда тянулась до вечера, до тех пор, пока воины потеряли счет блюдам.

Принц сидел во главе длинного низкого стола. Направо от него три танцора выполняли сложный танец, позванивая цимбалами; выражение их лиц точно соответствовало каждому моменту танца, а четыре музыканта под вуалями давали подходящую традиционную музыку. Стол был покрыт богато вытканным гобеленом с изображениями охоты и сражений; всадники на слизардах и на лошадях поражали копьями и стрелами крылатую панду, огненного петуха и растение с драгоценными стручками; зеленые обезьяны боролись на вершинах деревьев; птица Гаруда держала в когтях небесного демона и била его клювом и крыльями; из глубин моря вылезала армия рогатых рыб, зажимавших в соединенных плавниках розовые кораллы и глядевшие на строй людей в камзолах и шлемах; те копьями и факелами препятствовали рыбам выйти на берег.

Принц ел очень умеренно. Он слушал музыку, иногда смеялся шуткам своих людей. Он потягивал шербет, кольца его звякали о стекло чаши.

Рядом возник Хаукана.

– Все ли хорошо, господин?

– Да, добрый Хаукана, все хорошо, – ответил принц.

– Ты ешь не так, как твои люди. Тебе не нравится пища?

– Пища великолепна и приготовлена отменно, дорогой хозяин. Тут скорее виноват мой аппетит, он плох в последнее время.

– А! – понимающе сказал Хаукана. – У меня есть вещь так вещь! И только ты сможешь правильно оценить ее. Она очень давно стоит на особой полке в моем погребе. Бог Кришна каким-то образом сумел сохранить ее в веках. Он дал мне ее много лет назад, потому что здешний приют не показался ему неприятным. Я сейчас принесу ее тебе.

Он поклонился и вышел.

Вернулся он с бутылкой. Принц, даже не видя этикетки, узнал форму бутылки.

– Бургундское! – воскликнул он.

– Именно, – сказал Хаукана. – Привезено очень давно из исчезнувшей Уратхи. – Он понюхал ее и улыбнулся, затем налил немного в грушевидный стаканчик и поставил перед гостем.

Принц поднял стаканчик и вдохнул букет. Затем сделал медленный глоток и закрыл глаза.

В зале затихли из уважения к удовольствию принца.

Когда он поставил стаканчик, Хаукана снова налил продукт винограда «черный пино», который в этой стране не культивировался.

Принц не дотронулся до стаканчика, а повернулся к Хаукане и спросил:

– Кто старейший музыкант в этом доме?

– Манкара, – ответил хозяин, указывая на седого мужчину, присевшего за служебный стол в углу.

– Стар не телом, а годами, – сказал принц.

– О, тогда это Дель, если его можно считать музыкантом. Он говорит, что когда-то был им.

– Кто это – Дель?

– Мальчик при конюшне.

– А, понятно. Пошли за ним.

Хаукана хлопнул в ладоши и приказал появившемуся слуге сходить на конюшню, привести грума в приличный вид и срочно доставить к обедающим.

– Прошу тебя, не трудись приводить его в приличный вид, пусть просто придет сюда, – сказал принц.

Он откинулся на сидении и ждал, закрыв глаза. Когда грум предстал перед ним, он спросил мальчика:

– Дель, какую музыку ты исполнял?

– Ту, которую больше не хотят слушать брамины, – ответил мальчик.

– Какой инструмент у тебя был?

– Фортепьяно.

– А мог бы ты сыграть на каком-нибудь из этих? – принц показал на инструменты, стоявшие теперь на небольшой платформе у стены.

Мальчик повернул к ним голову.

– Я мог бы, вероятно, сыграть на флейте, если бы она у меня была.

– Ты знаешь какие-нибудь вальсы?

– Да.

– Не сыграешь ли мне «Голубой Дунай»?

Угрюмое выражение лица мальчика исчезло и заменилось смущением. Он бросил быстрый взгляд на Хаукану; тот кивнул.

– Сиддхарта принц среди людей, он из Первых, – констатировал хозяин.

– «Голубой Дунай» на флейте?

– Если можешь.

Мальчик пожал плечами.

– Попробую. Это было страшно давно… Отнесись ко мне терпеливо.

Он подошел к инструментам и прошептал что-то собственнику выбранной им флейты. Человек кивнул. Мальчик поднес флейту к губам. Он дал несколько пробных нот, сделал паузу, и началось трепетное движение вальса. Пока он играл, принц пил свое вино.

Когда мальчик остановился перевести дух, принц сделал ему знак продолжать. И мальчик играл одну запретную мелодию за другой. Лица музыкантов-профессионалов выражали профессиональное презрение, но их ноги под столом постукивали в такт музыке.

Наконец принц допил свое вино. Вечер подступил к городу Махартха.

Принц бросил мальчику кошелек, но из-за слез на глазах не видел, как грум вышел из зала. Затем принц встал, прикрывая ладонью зевок:

– Я иду в свои комнаты, – сказал он своим людям. – Не проиграйте тут без меня свое наследие.

Они засмеялись, пожелали ему спокойной ночи и заказали себе крепкой выпивки и соленых бисквитов. Уходя, он услышал стук игральных костей.

Принц лег рано и встал до зари. Он приказал слуге оставаться весь день у двери и не допускать к нему никого под предлогом его, принца, нездоровья.

Прежде чем первые цветы раскрылись для утренних насекомых, принц вышел из гостиницы, и его уход видел только старый зеленый попугай. Он ушел не в шелках, усыпанных жемчугом, а, как обычно в таких случаях, в лохмотьях. Ему не предшествовали раковины и барабаны, а только тишина, когда он шел по туманным улицам города. Улицы были пусты, разве что иногда возвращались с позднего вызова доктор или проститутка. Когда он проходил деловой район, направляясь к гавани, он заметил, что за ним увязалась бездомная собака.

Он сел на ящик у подножия пирса. Заря снимала с мира тьму; и он смотрел на суда, качающиеся в приливе, на пустые, опутанные веревками паруса, на вырезанных на носу чудовище или девушку. В каждое свое посещение Махартхи он всегда приходил ненадолго в гавань.

Розовый зонт утра раскрылся над спутанными волосами облаков. Холодный ветер пронесся над доками. Хищные птицы хрипло кричали, огибая башни и устремляясь потом через бухту.

Он смотрел на удалявшийся в море корабль, на его парусиновые крылья, поднимающиеся высокими пиками и исчезающие в соленом воздухе. На борту других судов, стоявших на якоре, начиналось движение, команда готовилась грузить или разгружать грузы благовоний, кораллов, масла и прочих товаров вроде металла, скота, дерева и пряностей. Он вдыхал запах торговли, слушал ругань матросов и восхищался тем и другим: от первых разило богатством, а вторая объединяла две главные заботы принца: теологию и анатомию.

Через некоторое время он заговорил с иноземным морским капитаном, наблюдавшим за выгрузкой мешков с зерном и теперь отдыхавшим в тени ящиков.

– Доброе утро, – сказал принц. – Да минуют вас штормы и кораблекрушения и боги даруют вам безопасную гавань и хороший рынок для ваших товаров.

Капитан кивнул, присел на ящик и стал набивать глиняную трубку.

– Спасибо, старик, – сказал он. – Хотя я молюсь богам храмов по собственному выбору, я принимаю благословение от всех других.

Благословение всегда полезно, особенно морякам.

– У тебя было трудное путешествие?

– Менее трудное, чем могло бы быть, – ответил капитан. – Эта дымящаяся морская гора, Пушка Ниррити, снова выпустила свои снаряды в небеса.

– А, ты плыл с юго-запада!

– Да. Чатистан, из Айспера-за-морем. Ветер хорош в это время года, но именно поэтому он и несет пепел Пушки дальше, чем можно думать. Шесть дней падал на нас этот черный снег, запах подземного мира преследовал нас, портил пищу и воду, глаза наши слезились, горло жгло. Мы принесли много благодарственных жертв, когда наконец вышли оттуда. Видишь, какой грязный корпус? А поглядел бы на паруса: черные, как волосы Ратри!

Принц наклонился, чтобы лучше разглядеть судно.

– Но особенного волнения воды не было? – спросил он.

Моряк покачал головой.

– Мы окликнули крейсер возле Соленого Острова и узнали, что на шесть дней опоздали к самому скверному выстрелу Пушки. Тогда горели облака и поднялись страшные волны. Затонули два корабля, а возможно, и третий. Моряк закурил свою трубку. – Так что, как я говорил, благословение всегда полезно морякам.

– Я ищу одного моряка, – сказал принц. – Капитана. Зовут его Ян Ольвигг, теперь он, возможно, известен как Ольвагга. Ты не знаешь его?

– Знаю, – сказал моряк, – но прошло много времени с тех пор, как он плавал.

– Да? Что с ним сталось?

Моряк повернул голову, чтобы лучше рассмотреть принца.

– А кто ты такой, чтобы спрашивать?

– Меня зовут Сэм. Ян мой очень старый друг.

– Насколько давний?

– Много, очень много лет назад, в другом месте я знал его, когда он был капитаном корабля, который не заплывал в эти океаны.

Капитан вдруг нагнулся, схватил кусок деревяшки и швырнул в собаку, огибавшую сваи с другой стороны пирса. Собака взвизгнула и отскочила под защиту склада. Это была та самая собака, что шла за принцем от гостиницы Хауканы.

– Берегись адских собак, – сказал капитан. – Есть собаки и собаки… и собаки. Три разных сорта, и всех их тянет в этот порт твое присутствие.

Твои руки – он сделал жест трубкой – недавно носили много колец. Их следы еще остались.

Сэм глянул на свои руки и улыбнулся.

– Твои глаза ничего не упустят, моряк, – ответил он, – так что я признаю очевидное. Я недавно носил кольца.

– Стало быть, ты, как и собаки, не тот, кем кажешься, и ты пришел спрашивать насчет Ольвагги, своего самого старинного друга. Тебя зовут, как ты сказал, Сэм. Ты случайно не из Первых?

Сэм не сразу ответил, а вглядывался в моряка, как бы ожидая, не скажет ли тот еще что-нибудь.

Видимо, поняв это, капитан продолжал:

– Ольвагга, я знаю, считался из Первых, хотя сам он никогда этого не говорил. Если ты сам из Первых, либо из Мастеров, ты это знаешь, так что я не выдал его, сказав так. Однако, я хочу знать, с кем я говорю – с другом или с врагом.

Сэм нахмурился.

– Ян никогда не умел наживать врагов. А судя по твоим словам, теперь у него есть враги среди тех, кого ты называешь Мастерами.

Моряк продолжал пристально смотреть на него.

– Ты не Мастер, – наконец сказал он, – и ты пришел издалека.

– Ты прав, – сказал Сэм, – но как ты узнал это?

– Во-первых, ты старик. Мастер тоже мог бы иметь старое тело, но он не захочет, так же как не захочет остаться на долгое время собакой.

Слишком силен его страх перед реальной смертью, которая иногда внезапно поражает стариков. Поэтому он не остался бы так долго, чтобы кольца врезались ему в пальцы. Богатые никогда не лишаются своих тел. Если они отказываются от нового рождения, они живут полный виток своих дней.

Мастера побоятся поднять оружие среди сторонников такого человека, даже если встретят его одного. Так что такое тело, как у тебя, нельзя получить таким способом. А тело из отбросов общества никогда не имеет отметок на пальцах. Следовательно, я считаю тебя человеком другой значимости, не Мастером. Если ты знал Ольваггу в давние времена, значит, ты тоже из Первых, как и он. И считаю я тебя человеком издалека как раз из-за сорта информации, какую ты ищешь. Будь ты из Махартхи, ты знал бы о Мастерах, а зная о Мастерах, ты знал бы, почему Ольвагга не может плавать.

– Ты, похоже, знаешь о делах в Махартхе больше, чем я, о только что прибывший моряк.

– Я тоже издалека, – чуть улыбнувшись, сказал капитан. – Но за двенадцать месяцев я могу посетить в два раза больше портов. Я слышу новости и слухи, и рассказы отовсюду – больше чем из двух дюжин портов. Я слышу о дворцовых интригах и о делах Храма. Я слышу тайны, которые шепчут ночью прекрасные девушки под сахарным тростником Камы. Я слышу о кампаниях кшатрий и о сделках крупных торговцев насчет будущего урожая зерна, насчет пряностей, драгоценных камней и шелка. Я пью с бардами и астрологами, с актерами и слугами, с угольщиками и портными. Иногда я случайно натыкаюсь на порт, где побывали пираты, и узнаю цену тех, за кого они требуют выкуп.

Поэтому не удивляйся, что я, прибывший издалека, больше знаю о Махартхе, чем ты, живущий, возможно, за неделю пути отсюда. Иной раз я слышу даже о деяниях богов.

– Тогда не можешь ли ты рассказать мне о Мастерах, и почему они считаются врагами? – спросил Сэм.

– Кое-что о них могу рассказать, чтобы ты не ходил непредупрежденным.

Основная часть теперь состоит из Мастеров Кармы. Их личные имена держатся в секрете, как принято у богов, так что они безличны, как Великое Колесо, которое они якобы представляют. Теперь они не просто купцы, они связаны с Храмами. Они тоже измененные, потому что твои родичи Первые, которые стали теперь богами, общаются с ними с Неба. Если ты действительно Первый, Сэм, твой путь поведет тебя либо к обожествлению, либо к уничтожению, когда ты встретишься с этими новыми Мастерами Кармы.

– Каким образом?

– Подробности ищи в другом месте, – сказал моряк. – Я не знаю, как делаются эти вещи. Поспрошай Янагга, парусного мастера на улице Ткачей.

– Так теперь зовут Яна?

Капитан кивнул.

– И опасайся собак, – сказал он. – Или, коль на то пошло, любого живого, кто может скрывать в себе разум.

– Как зовут тебя, капитан?

– В этом порту у меня вообще нет имени, либо фальшивое, а у меня нет причин лгать тебе. Прощай, Сэм.

– Прощай, капитан. Спасибо тебе за твои слова.

Сэм встал и ушел из гавани, направляясь обратно к деловому району и торговым улицам.

Солнце красным диском поднималось навстречу Мосту Богов. Принц шел по проснувшемуся городу среди палаток мелких ремесленников. Разносчики притираний, пудры, духов и масел двигались вокруг него. Цветочницы махали прохожим своими букетами и корсажами. Виноторговцы молчали, сидя со своими бурдюками на длинных скамейках, и ожидали постоянных покупателей. Утро пахло смесью еды, мускуса, экскрементов, масел и благовоний, и казалось, будто идешь в невидимом облаке.

Поскольку принц был одет как нищий, было вполне уместно, что он остановился и заговорил с горбуном, державшим чашку для подаяния.

– Привет, брат, – сказал он, – я зашел далеко от своего квартала и заблудился. Не укажешь ли мне дорогу к улице Ткачей?

Горбун кивнул и намекающе покачал чашкой.

Принц извлек из потайного кармана под лохмотьями мелкую монету и бросил ее в чашку. Монета тут же исчезла.

– Туда, – махнул головой горбун. – Пройдешь три улицы и повернешь налево. Пройдешь еще две улицы и увидишь Круг Фонтана перед храмом Варуны.

Войди в этот Круг. Улица Ткачей отмечена знаком шила.

Принц кивнул горбуну, похлопал его по горбу и продолжал путь.

Дойдя до Круга Фонтана, он остановился. Несколько десятков людей стояло движущейся линией перед Храмом Варуны, самого строгого и величественного из всех божеств. Эти люди не собирались войти в Храм, а были приглашены на какое-то занятие, которое требовало ожидания. Он услышал звон монет и подошел поближе.

Все двигалось мимо большой сверкающей металлической машины.

Человек бросил монету в пасть стального тигра. Машина замурлыкала. Он нажал кнопки в виде животных и демонов. Вспышка света прошла во всю длину Нагов, двух священных змей, огибающих прозрачный перед машины.

Принц подошел еще ближе.

Человек потянул рычаг, напоминающий рыбий хвост.

Священный голубой свет заполнил машину изнутри; змеи вспыхивали красным; в свете и тихой музыке началась молитва, выскочило молитвенное колесо и завертелось со страшной силой.

Лицо человека выражало блаженство. Через несколько минут машина остановилась. Он вложил другую монету и снова потянул за рычаг, что вызвало громкий ропот тех, кто стоял в конце линии; говорили, что это уже седьмая его монета, что день жаркий, что другие тоже хотят принести молитву, и почему бы ему не войти в Храм и не отдать столь большой дар прямо в руки жрецов? Кто-то возразил, что маленькому человеку явно надо загладить слишком многое. Тут же начались рассуждения о возможной природе его грехов. Все это сопровождалось громким смехом.

Увидев в очереди несколько нищих, принц подошел к концу ее и встал.

Пока очередь продвигалась, он заметил, что некоторые, проходя перед машиной, нажимают кнопки, а другие просто опускают плоский металлический диск в пасть второго тигра на противоположной стороне шасси. Когда машина останавливалась, диск выпадал в чашу и забирался его владельцем.

Принц рискнул спросить и обратился к стоявшему перед ним:

– Почему у некоторых свои диски?

– Потому что эти люди зарегистрированы, – ответил тот, не оборачиваясь.

– В Храме?

– Да.

– А-а.

Он подождал полминуты и снова спросил:

– А незарегистрированные, но желающие пользоваться машиной, нажимают кнопки?

– Да, – ответил тот, – написав свое имя, адрес, род занятий.

– А если человек гость здесь, как я, например?

– Добавишь название своего города.

– А если человек неграмотный, как вот я, тогда как?

Человек повернулся к нему.

– Тебе, наверное, лучше заказать молитву по-старому и отдать пожертвование прямо в руки жрецов. А то – зарегистрируйся и получишь диск.

– Понятно, – сказал принц. – Да, ты прав. Я подумаю. Спасибо тебе.

Он вышел из ряда и обогнул фонтан. На столбе висел Знак Шила. Он пошел по улице Ткачей.

Три раза он спрашивал, где живет Янагга – парусный мастер; в третий раз у невысокой женщины с мощными плечами и с усиками, которая сидела, поджав ноги, и плела коврик в палатке под низким навесом, бывшей, вероятно, когда-то стойлом и до сих пор сохранившей соответствующий запах.

Она осмотрела его сверху донизу удивительно приятными бархатными карими глазами и рыкающим голосом объяснила, куда идти. Он пошел в указанном ею направлении по извилистому переулку и дошел до открытой двери в подвал. Внутри было темно и сыро.

Он постучал в третью дверь налево, и через некоторое время дверь открылась.

Перед ним вырос человек.

– Да?

– Могу я войти? У меня важное дело…

Человек поколебался, затем резко кивнул и отступил в сторону, давая проход.

Принц вошел в комнату. На полу был разостлан большой кусок парусины.

Человек сел на табуретку и указал принцу на единственный в комнате стул.

Человек был невысок и широк в плечах; волосы полностью седые, зрачки помутнели от начинающейся катаракты; руки были темные, загрубевшие, с узловатыми пальцами.

– Да? – повторил он.

– Ян Ольвигг, – сказал принц.

Глаза старика расширились, затем сузились до щелочек. Он взвесил в руке ножницы.

– «Долог путь до Типперери», – сказал принц.

Человек вгляделся в него и вдруг улыбнулся.

– «Долог путь до милой Мэри», – сказал он, кладя ножницы на станок. Когда это было, Сэм?

– Я потерял счет годам.

– Я тоже. Но наверное, прошло лет сорок или сорок пять, как мы не виделись.

Сэм кивнул.

– По правде сказать, не знаю, с чего начать, – сказал человек.

– Для начала скажи, почему «Янагга»?

– А почему бы и нет? Имя достаточно убедительное. В нем звучит нечто от рабочего класса. А как ты? Все еще ходишь в принцах?

– Все еще хожу, – сказал Сэм. – И меня все еще называют Сиддхартой, когда окликают.

Старик хихикнул.

– И «Связующий Демонов», – процитировал он. – Очень хорошо. Поскольку твой наряд не соответствует твоему богатству, я заключил, что ты, по своей привычке, разыгрываешь спектакль?

Сэм кивнул.

– И я столкнулся со многим, чего не понимаю.

– Угу, – вздохнул Ян. – Угу. Так с чего же мне начать? Расскажу о себе, как… Я набрал слишком много дурной кармы, чтобы быть уверенным в перемещении.

– Что?

– Дурная карма, говорю. Древняя религия не просто религия, а разоблачающая, вынуждающая и пугающе наглядная религия. Но о последней части не говори вслух. Лет двенадцать тому назад Совет разрешил использовать психозонды на тех, кто просил возрождения; это было сразу после акселерационистско-деикратического раскола, когда Святая Коалиция прижала техников и сохранила право на подавление. Простейшее решение, чтобы пережить проблему. Храмовников заставили иметь дело с корпорацией торговцев, клиентам запудрили мозги, акселерационистам отказали в возрождении или… ну, в общем, вроде этого. Так что теперь акселерационистов не слишком много. Но это только начало. Боги быстро поняли, что в этом заключается путь власти. Сканирование наших мозгов перед пересадкой стало стандартной процедурой. Корпорация купцов стала Мастерами Кармы и частью структуры Храма. Они читают твою прошлую жизнь, взвешивают Карму и определяют твою последующую жизнь. Это превосходный метод для поддержки кастовой системы и укрепления деикратического контроля. Таким образом большая часть наших старых знакомых получила нимб.

– Бог! – сказал Сэм.

– Во множественном числе, – поправил Ян. – Они всегда считались богами с их Аспектами и Атрибутами, но теперь это стало страшно официальным. И любому из тех, кому повезло быть из Первых, чертовски необходимо твердо знать, желает ли он быстрого обожествления или погребального костра, на который он взойдет в Зала Кармы. Когда у тебя встреча?

– Завтра днем, – ответил Сэм. – Но почему ты все еще ходишь кругом, и у тебя нет ни ореола, ни горсти громовых стрел?

– Потому что у меня есть пара друзей, и оба они намекали мне, что лучше продолжать жить спокойно, чем встретиться с зондом. Я принял к сердцу их мудрый совет и поэтому продолжаю латать паруса и иной раз шумлю в местных кабачках. Кроме того – он поднял узловатую руку и щелкнул пальцами – если не реальная смерть, то, возможно, тело, изъеденное раком или интересная жизнь кастрированного водяного буйвола, или…

– Собака? – спросил Сэм.

– Именно, – ответил Ян и наполнил два стаканчика спиртным.

– Спасибо.

– Прямо адский огонь.

– Да еще на пустой желудок… Ты сам его делаешь?

– Ну. Перегонный аппарат в соседней комнате.

– Поздравляю. Если бы у меня была плохая карма, все это было бы теперь разобрано.

– Плохая карма – это то, что не нравится нашим друзьям-богам.

– А почему ты думаешь, что у тебя она есть?

– Я хотел начать изучение машин с нашими здешними потомками.

Обратился в Совет, получил отказ и надеялся, что об этом забудут. Но акселерационизм теперь так далеко загнан, что не возродится за время моей жизни. Очень жаль. Я хотел бы снова поднять парус и уплыть к другим горизонтам. Или поднять самолет…

– Зонд и в самом деле достаточно чувствителен, чтобы уловить что-то столь же запутанное, как положение акселерациониста?

– Зонд, – ответил Ян, – достаточно чувствителен и скажет, что ты ел на завтрак одиннадцать лет назад, и как ты утром порезался, напевая андоррский национальный гимн.

– Они делали эксперименты, когда мы оставили… дом, – сказал Сэм. Мы с тобой осуществили тогда весьма хорошую основу трансляторов мозговых волн. Когда произошел взрыв?

– Был у меня дальний родственник, – сказал Ян. – Ты помнишь сопливого щенка сомнительного происхождения третьего поколения по имени Яма? Щенка, который вечно увеличивал мощность генераторов, пока один из них не взорвался и Яма так обгорел, что получил второе тело – лет на пятьдесят старше – когда ему было всего шестнадцать? Щенка обожавшего оружие? Парня, который анестезировал и расчленял все, что двигалось, и делал это с таким удовольствием, что мы прозвали его богом смерти?

– Да, я помню его. Он все еще жив?

– Да, если хочешь так назвать это. Он теперь и в самом деле бог смерти – это уже не прозвище, а титул. Он усовершенствовал зонд сорок лет назад, но деикраты положили его под сукно до недавнего времени. Я слышал, что он придумал еще какое-то маленькое ювелирное изделие для служения воле богов… что-то вроде механической кобры, способной регистрировать энцефалограммы на расстоянии в милю. Она может ужалить человека в толпе, в каком бы теле он ни был. Противоядия нет. Четыре секунды – и все… Или огненный жезл, который, говорят, может содрать поверхность трех лун, в то время как Бог Агни стоит на берегу, размахивая этим жезлом. И, как я слышал, он проектирует сейчас реактивный джаггернаут для Бога Шивы… что-то вроде этого.

– Ого! – сказал Сэм.

– Ты пройдешь испытание? – спросил Ян.

– Боюсь, что нет. Скажи-ка, я сегодня видел машину, каковую лучше всего назвать молитвенным ковриком – они что, в ходу?

– Да. Они появились года два назад; ее придумал молодой Леонардо однажды ночью после стаканчика сомы. Теперь, когда идея кармы стала модной, эти вещи лучше кружки для пожертвований. Когда мистер горожанин предстает лично в клинике бога церкви, выбранной им в канун своего шестидесятилетия, считается, что его молитва будет рассмотрена с учетом его греха при решении, в какую касту он войдет, а также возраст, пол и здоровье тела, которое он получит. Мило. Ловко придумано.

– Я не пройду испытания, – сказал Сэм, – даже если воздвигну мощный молитвенный счет. Они поймают меня, когда дело коснется греха.

– Какого рода грех?

– Я еще только собираюсь его совершить, но он записан в моем мозгу, поскольку я его обдумывал.

– Хочешь выступить против богов?

– Да.

– Каким образом?

– Еще не знаю. Начну, однако, с контакта с ними. Кто их глава?

– Не могу назвать ни одного. Правит Тримурти – Брама, Вишну и Шива.

Но кто из них главнее в данный момент – не могу сказать. Кто-то думает, что Брама…

– Кто они – по-настоящему? Ян покачал головой. – Не знаю. У всех у них не те тела, что были тридцать лет назад. И все пользуются именами богов.

Сэм встал.

– Я вернусь попозже, или пришлю за тобой.

– Надеюсь… Выпьешь еще?

Сэм покачал головой.

– Я должен еще раз стать Сиддхартой, разговеться в гостинице Хаукана и объявить о своем намерении посетить Храм. Если наши друзья стали теперь богами, они наверняка общаются со своими жрецами. Сиддхарта идет молиться.

– Только не упоминай в молитве меня, – сказал Ян, наливая еще стаканчик. – Я не знаю, останусь ли я жив после божественного посещения.

Сэм улыбнулся.

– Они не всемогущи.

– Надеюсь, что нет, но боюсь, что это скоро случится.

– Счастливого плавания, Ян.

– К чертям!

Принц Сиддхарта остановился на улице Кузнецов на пути к Храму Брамы.

Через полчаса он вышел из мастерской в сопровождении Страка и трех слуг.

Улыбаясь, словно ему было видение того, что произойдет, он прошел через центр Махартхи и, наконец, появился у высокого, обширного Храма Творца.

Не обращая внимания на тех, кто стоял у молитвенной машины, он поднялся по длинной пологой лестнице, чтобы встретиться у входа в Храм с главным жрецом, которого он заранее известил.

Сиддхарта и его люди вошли в Храм, разоружились и почтительно поклонились центру помещения, прежде чем обратиться к жрецу.

Страк и остальные держались на почтительном расстоянии, когда принц положил тяжелый кошелек в руки жреца и тихо сказал:

– Я бы хотел поговорить с Богом.

Жрец внимательно вгляделся в лицо принца.

– Храм открыт для всех, господин Сиддхарта, и каждый может общаться с Небом, сколько пожелает.

– Я не совсем это имею в виду, – сказал Сиддхарта, – я думал о чем-то более личном, чем жертвоприношение и долгая литания.

– Я не вполне понимаю…

– Но ты понимаешь тяжесть этого кошелька? В нем серебро. Но у меня есть другой – с золотом, его тоже можно передать. Я хотел бы воспользоваться твоим телефоном.

– Теле?…

– Коммуникационной системой. Если ты из Первых, как я, ты должен понимать мой намек.

– Я не…

– Уверяю тебя, что мой звонок ничем не повредит твоему главенству здесь. Я знаю эти дела, и моя скромность всегда была притчей во языцех среди Первых. Вызови сам Первую Базу и справься, если тебе так легче. Я подожду в другой комнате. Скажи им, что Сэм хочет поговорить с Тримурти.

Они согласятся.

– Я не знаю…

Сэм достал второй кошелек и взвесил его на руке. Глаза жреца упали на кошелек, и он облизал губы.

– Подожди здесь, – приказал он и, повернувшись, вышел.

ИЛИ, пятая нота арфы, гудела в садах Пурпурного Лотоса.

Брама болтался на краю горячего бассейна, где он мылся со своим гаремом. Глаза его, казалось, были закрыты, он опирался локтями о край, а ноги покачивались в воде.

Но из-под длинных ресниц он следил за дюжиной девушек в бассейне, надеясь увидеть, как кто-нибудь из них бросит оценивающий взгляд на его темное, с тяжелыми мышцами, длинное тело. Черные усы блестели во влажном беспорядке, волосы черным крылом падали на спину. Он улыбался ясной улыбкой в солнечном свете.

Но никто из девушек, похоже, не замечал его, и улыбка смялась и ушла.

Все их внимание было поглощено игрой в водное поло.

ИЛИ, колокольчик связи, зазвонил снова, когда искусственный ветерок донес запах садового жасмина до ноздрей Брамы. Брама вздохнул. Он так хотел, чтобы девушки поклонялись ему, его физической мощи, его тщательно вылепленным чертам лица. Поклонялись как мужчине, а не как богу.

Но, хотя его специальное и усовершенствованное тело было способно на подвиги, недоступные простому смертному, он все-таки чувствовал себя неловко в присутствии этой старой полковой лошади – Бога Шивы, который, несмотря на приверженность к нормальной человеческой матрице, был куда более привлекательным для женщин. Создавалось впечатление, что пол как бы переходит пределы биологии: как ни старался Брама подавить память и разрушить эту часть духа, он родился женщиной и каким-то образом все еще ею оставался. Зная это, он несколько раз перевоплощался в высшей степени мужественного человека, но все равно чувствовал некоторую неадекватность, как будто признак его истинного пола был выжжен на его лбу. От этого ему хотелось топать ногами и гримасничать.

Он встал и поплелся к своему павильону мимо низкорослых, причудливо изогнутых с какой-то гротескной красотой деревьев, мимо шпалер, качающихся в утреннем свете, прудов с голубыми водяными лилиями, ниток жемчуга, свисающих с колец белого золота, мимо ламп, сделанных в виде девушек, треножников, где курились пряные благовония, мимо восьмирукой статуи голубой богини, которая играла на вине, когда ее должным образом просили.

Брама вошел в павильон, подошел к хрустальному экрану, вокруг которого обвивался бронзовый Наг, держащий хвост в зубах, и включил отвечающий механизм.

Сначала на экране появился статический снегопад, а затем изображение верховного жреца его Храма в Махартхе. Жрец упал на колени и трижды коснулся пола своей кастовой отметкой.

– Из четырех рангов богов и восемнадцати хозяев Рая самый великий Брама, – сказал жрец. – Создатель всего, Господин высоких Небес и всего, что находится под ними. Весенний лотос выходит из твоего пупка, руки твои вспенивают океаны, в трех шагах твоих заключены все миры. Барабан твоей славы бьет ужасом в сердце твоих врагов. На твоей правой руке колесо закона. Ты связываешь катастрофы, пользуясь змеей, как веревкой. Эвива!

Взгляни благосклонно на мольбу твоего жреца. Благослови меня и услышь меня, Брама!

– Встань… жрец, – сказал Брама, забыв его имя. – Какое дело великой важности заставило тебя вызвать меня?

Жрец встал, бросил быстрый взгляд на мокрую фигуру Брамы и снова опустил глаза.

– Господин, – сказал он, – я не стал бы вызывать тебя в то время как ты купаешься, но здесь сейчас один из твоих почитателей. Он хотел бы поговорить с тобой о деле, которое, как я полагаю, должно быть очень важным.

– Почитатель? Скажи ему, что всеслышащий Брама слышит все, и вели ему молиться мне обычным манером, в Храме! – Рука Брамы потянулась к выключателю, но остановилась. – Откуда он знает о линии Храм-Небо? И о прямой связи святых с богами?

– Он сказал, – ответил жрец, – что он из Первых, и что я должен передать, что Сэм хочет говорить с Тримурти.

– Сэм? – сказал Брама. – Сэм? Не может же он быть… ТЕМ Сэмом!

– Он известен в окрестностях как Сиддхарта, Связующий Демонов.

– Жди, – сказал Брама, – и пой все подходящие стихи из Вед.

– Слушаю, мой Господин, – ответил жрец и запел.

Брама пошел в другую часть павильона и встал перед гардеробом, решая, что надеть.

Принц, услышав свое имя, отвернулся от созерцания храма внутри. Жрец, имя которого он забыл, поманил его в коридор. Он пошел за жрецом и очутился в складе.

Жрец нашарил потайную щеколду, потянул вверх ряд полок и открыл что-то вроде дверки.

Принц прошел через нее и оказался в богато убранной гробнице. Сияющий видеоэкран, окруженный бронзовым Нагом, зажавшим хвост зубами, висел над алтарем – контрольной панелью.

Жрец трижды поклонился.

– Эвива, правитель мира, могущественнейший из четырех рангов богов и восемнадцати хозяев Рая! Из твоего пупка вырастает лотос, твои руки вспенивают океаны, в трех шагах…

– Я подтверждаю истину твоих слов, – ответил Брама. – Тебя благословили и выслушали. Теперь можешь оставить нас.

– ???

– Правильно. Сэм, без сомнения, заплатил тебе за частную линию?

– Господин!…

– Ладно! Уходи!

Жрец быстро поклонился и вышел, задвинув за собой полки.

Брама оглядел Сэма, на котором были брюки для верховой езды, небесно-голубой КАМИЗ, сине-зеленый тюрбан Уратхи и пояс черного железа с пустыми ножнами на нем.

Сэм в свою очередь оглядел Браму. Поверх легкой кольчуги на нем был накинут плащ из перьев, застегнутый у шеи пряжкой из огненного опала. На голове Брамы была пурпурная корона, усеянная мерцающими аметистами; в правой руке скипетр с девятью камнями-покровителями. Глаза его казались двумя черными пятнами на темном лице. Вокруг возникло нежное звучание вины.

– Сэм? – спросил Брама.

Сэм кивнул.

– Я пытаюсь угадать твою истинную сущность, господин Брама, но, признаться, не могу.

– Так и должно быть, – сказал Брама, – и всегда будет, когда речь идет о боге.

– Наряд у тебя шикарный. Просто блеск.

– Благодарю. Мне трудно поверить, что ты еще существуешь. Кстати, я вижу, что ты за полстолетия не искал нового тела: это взято совершенно случайно.

Сэм пожал плечами.

– Жизнь полна случайностей, риска, неопределенности…

– Справедливо, – сказал Брама. – Прошу, бери стул и садись.

Располагайся поудобнее.

Сэм так и сделал. Когда он снова поднял глаза, Брама сидел на высоком резном троне красного мрамора; такого же цвета зонт сиял над ним.

– Сидеть на нем, кажется, не особенно удобно, – заметил Сэм.

– Пенопластовые подушки, – с улыбкой ответил бог. – Можешь курить, если хочешь.

– Спасибо. – Сэм достал из поясного кармана трубку, набил ее, тщательно умял и закурил.

– Что ты делал все это время, – спросил бог, – с тех пор как оставил насест Неба?

– Разводил собственные сады, – ответил Сэм.

– Ты мог бы пригодиться нам здесь в нашей гидропонной секции. Для этого дела, пожалуй, мог бы. Расскажи побольше о своем пребывании среди людей.

– Тигры охотятся, королевства спорят с соседями о границах, мораль гаремов соблюдается, проводятся кое-какие ботанические исследования, – все в таком роде, ткань жизни. Мои силы теперь ослабли и я снова ищу юность.

Но, чтобы получить ее, мой мозг должен быть профильтрован. Это верно?

– Таков обычай.

– А что из этого получается, могу я спросить?

– Не правильный отпадает, правильный возвысится, – сказал бог, улыбаясь.

– Допустим, я не правильный. Как я отпаду?

– Тебе придется отрабатывать свой кармический груз в низшем теле.

– Нет ли у тебя легко читаемых диаграмм, показывающих процентное отношение отпавших к поднявшимся?

– Ты плохого мнения о моем всеведении, – сказал Брама, прикрывая зевок скипетром. – Даже если бы я имел такие диаграммы, сейчас я забыл бы о них.

Сэм хихикнул.

– Ты, кажется говорил, что тебе нужен садовник здесь, в Небесном Городе?

– Да. Ты считаешь, что подходишь для этой работы?

– Не знаю. Возможно, и подойду.

– А может, и нет?

– Может, и нет, – согласился Сэм. – В прежние времена не было никаких фокусов-покусов с человеческим мозгом. Если кто-то из Первых хотел возрождения, он платил за тело, и ему его выдавали.

– Теперь не старые времена, Сэм. До нового века рукой подать.

– Можно подумать, что ты добивался устранения всех Первых, которые не стоят за твоей спиной.

– Пантеон вмещает многих, Сэм. Там есть ниша и для тебя, если захочешь.

– А если не захочу?

– Тогда справься в Зале Кармы насчет своего тела.

– А если я выберу божественность?

– Твой мозг не будет зондирован. Мастерам посоветуют обслужить тебя быстро и хорошо. Летающая машина мигом доставит тебя на Небо.

– Стоит подумать, – сказал Сэм. – Я очень люблю этот мир, хотя он и погряз в эпохе мрака. С другой стороны, такая любовь не даст мне радости, какой я желаю, если мне приказано умереть реальной смертью или стать обезьяной и бродить по джунглям. Но я также не чрезмерно обожаю искусственное превосходство, какое существовало в Небе, когда я последний раз посещал его. Дай мне минуту подумать.

– Я считаю подобную неуверенность нахальством, – сказал Брама, когда человеку сделано такое предложение.

– Знаю, и, вероятно, думал бы так же, если бы мы поменялись ролями.

Но если бы я был Богом, а ты – мной, я помолчал бы из милосердия, пока человек принимает важное решение, касающееся его жизни.

– Сэм, ты просто невозможен! Кто еще заставлял бы меня ждать, когда его бессмертие висит на волоске? Не собираешься ли ты торговаться со мной?

– Видишь ли, я происхожу из длинной линии торговцев слизардами, и мне чертовски нужно кое-что.

– Что именно?

– Ответы на несколько вопросов, которые довольно давно меня беспокоят.

– Каковы же эти вопросы?

– Как тебе известно, я ожидал заседания Совета больше ста лет, потому что он начал длинные сессии, рассчитанные на отсрочки принятия решений, и для начала под предлогом Фестиваля Первых. Теперь я ничего не имею против Фестивалей. В сущности, за полтора столетия я ходил на них только затем, чтобы еще раз выпить доброго старого земного спиртного. Но я чувствую, что мы должны что-то сделать для граждан, так же как и для отпрысков многих наших тел, а не оставлять их бродить по грязному миру и впадать в дикость.

Я чувствую, что мы всей командой должны помочь им, дать им выгоды технологии, которую мы сберегли, а не строить из себя неприступный Рай, относясь к миру как к смеси игорного дома с бардаком. И я давно удивляюсь, почему это не сделано. По-моему, это отличный и справедливый способ управлять миром.

– Из этого я заключаю, что ты акселерационист?

– Нет, – сказал Сэм, – просто спрашиваю. Я любопытен, только и всего.

– Тогда ответ таков, – сказал Брама, – они не готовы. Если бы мы действовали сразу же – тогда да, это можно было бы сделать. Но сначала нам было безразлично, а затем, когда встал этот вопрос, мы разошлись во взглядах. Слишком много времени прошло. Они не готовы, и не будут готовы еще много столетий. Если им сейчас дать передовую технологию, последуют войны, результатом которых явится уничтожение начинаний, уже сделанных ими. Они пойдут далеко. Они начали строить цивилизацию на манер их предков. Но они все еще дети, и как дети они будут играть с нашими дарами и будут сожжены ими. Они – наши дети от наших давно умерших Первых, вторых, третьих и дальнейших тел, и мы, как родители несем за них ответственность. Мы не должны позволять им ускорить индустриальную революцию и тем разрушить первое стабильное общество на этой планете. Мы лучше всего выполним свои родительские функции, если проведем людей через Храмы, как мы это и делаем. Боги и богини, по существу, фигуры родителей; что может быть правильнее и справедливее, чем взять на себя их роли и хорошо сыграть их?

– Тогда зачем вы разрушаете их собственную детскую технологию?

Печатный станок изобретался три раза, насколько я помню, и каждый раз уничтожался.

– По той же самой причине – они к нему не готовы. И это было не настоящее изобретение, а скорее воспоминание. Это была легендарная вещь, и кто-то решил ее сдублировать. Вещь должна появиться в результате факторов, уже присутствующих в культуре, а не быть вытащенной из прошлого, как кролик из шляпы.

– Похоже, что ты ставишь этому мощный заслон, Брама. Я делаю вывод, что твои фавориты ходят туда-сюда по планете и уничтожают все признаки прогресса, какие находят.

– Не правда, – сказал Брама. – По твоим словам выходит, что мы постоянно желаем этого груза божественности, стараемся поддерживать темный век, чтобы вечно находится в изнуряющих условиях вынужденной божественности!

– В общем, да. А как насчет молитвенной машины, стоящей сейчас перед этим храмом? Она на одном уровне, в смысле культуры, с колесницей?

– Это совсем другое дело. Как божественное проявление, она держит граждан в благоговейном страхе, и о ней не спрашивают по религиозным причинам. Это почти то же самое, что применить бездымный порох.

– А что, если какой-нибудь местный атеист угонит ее и разберет на части? Вдруг он окажется Томасом Элисоном? Тогда как?

– В них хитрая комбинация запоров. Если кто-то, кроме жреца, откроет ее, машина взорвется и возьмет его с собой.

– Я обратил внимание, что вы не способны начисто подавить изобретения, хоть и пытаетесь. Вы прохлопали налог на алкоголь, который могли бы взимать Храмы.

– Человечество всегда искало облегчения в выпивке, – сказал Брама. Она даже каким-то образом фигурировала в религиозных церемониях и от этого становилась меньшим грехом. По правде сказать, мы пытались сначала подавить ее, но быстро поняли, что не сможем. Так что, взамен налога, они получили наше благословение на выпивку. Меньше греха, меньше похмелья, меньше взаимных обвинений – это психосоматично – налог этого не даст.

– Даже удивительно, как много людей предпочитает нечестивое варево!

– Ты пришел просить, а сам насмехаешься? Я предложил ответить на твои вопросы, но не собирался дебатировать с тобой о деикратической политике.

Не настроишь ли ты свой разум на мое предложение?

– Да, Мадлен, – сказал Сэм. – Тебе кто-нибудь говорил, как ты мила, когда ты злишься?

Брама соскочил с трона.

– Как ты мог? Как ты мог сказать такое? – завопил он.

– Вообще-то не мог – до этой минуты. Это была просто догадка, в какой-то мере основанная на твоей манере говорить и жестикулировать, которую я помню. Так что ты в конце концов добился своей давнишней цели?

Держу пари, ты даже завел гарем. Ну, и каково, мадам, стать настоящим конным заводом после того как был девчонкой? Тебе позавидовала бы каждая девчонка на земле, если бы знала. Поздравляю.

Брама вытянулся во весь свой рост и засверкал. Трон пламенел за его спиной. Вина бесстрастно звенела. Он поднял скипетр.

– Готовься получить проклятие Брамы… – начал он.

– За что? – спросил Сэм. – За то, что я угадал твою тайну? Если я буду богом – какая разница? Другие наверняка знают об этом. Неужели ты злишься только из-за того, что я смог узнать о твоей истинной сущности, бросив тебе маленькую приманку? Я предполагал, что ты больше оценишь меня, если я продемонстрирую тебе таким образом свой ум. Извини, если я оскорбил тебя.

– Не из-за того, что ты догадался, и даже не из-за манеры, в которой ты высказал эту догадку – я проклинаю тебя за то, что ты насмехался надо мной.

– Насмехался? – повторил Сэм. – Не понял. Я не намеревался быть непочтительным. В прежние дни я всегда был в хороших отношениях с тобой.

Если ты чуточку подумаешь о тех временах, ты вспомнишь, что это правда.

Зачем бы мне ставить под удар свое положение, насмехаясь над тобой теперь?

– Потому что ты слишком быстро высказал то, что думал, не потрудившись подумать дважды.

– Нет, Милорд, я просто пошутил с тобой, как человек с человеком, когда они говорят о таких вещах. Мне жаль, если ты не правильно это понял.

Я уверен, что у тебя есть гарем, завидую и наверняка постараюсь как-нибудь ночью проникнуть в него. Если ты меня там захватишь, вот тогда и проклинай. – Он затянулся из трубки и скрыл в дыму усмешку.

В конце концов Брама захихикал.

– Я немножко вспылил, твоя правда, – объяснил он, – и, возможно, излишне чувствителен к своему прошлому. Ладно. Я и сам часто шутил так с другими. Я прощаю тебя. Я снимаю начало своего проклятия. И тогда ты решаешь принять мое предложение?

– Да.

– Хорошо. Я всегда питал к тебе братские чувства. Теперь иди и пришли мне моего жреца, я проинструктирую его насчет твоего воплощения. Мы с тобой скоро увидимся.

– Точно, господин Брама.

Сэм кивнул и салютовал трубкой. Затем он толкнул обратно ряд полок и нашел во внешнем холле жреца. Различные мысли пронеслись в его мозгу, но на этот раз он оставил их невысказанными.

В этот вечер принц держал совет с теми из своих слуг, которые посещали своих родственников и друзей в Махартхе, и с теми, кто бродил по городу, собирая известия и слухи. От них он узнал, что в Махартхе всего десять Мастеров Кармы, и все они живут во дворце на юго-западных склонах над городом. Они планируют визиты в клиники, читальные комнаты, храмы, куда граждане сами являются на суд, когда просят возрождения. Сам Зал Кармы был массивным черным зданием во внутреннем дворе их дворца; туда вызывали человека сразу после суда, чтобы пересадить его в новое тело.

Страк, один из двух советников принца, уходил в светлое время дня и делал зарисовки дворцовых укреплений. Двое придворных были посланы в город, чтобы передать приглашение на ужин Шенну из Ирабика, старику и дальнему соседу Сиддхарты, с которым он сражался в трех кровавых пограничных перестрелках и иногда охотился на тигра. Шенн гостил у родственников, пока ожидал встречи с Мастерами Кармы. Другой человек был послан на улицу Кузнецов, где просил работников по металлу удвоить заказ принца и выполнить его к раннему утру. Он взял с собой дополнительную оплату, чтобы обеспечить сотрудничество.

Позднее в гостиницу Хауканы прибыл Шенн из Ирабика в сопровождении шести своих родственников, которые были из касты купцов, но вооружены как воины. Увидев, что гостиница явно мирная и никто из гостей или посетителей не вооружен, они отложили в сторону свое оружие, а сами сели поближе к принцу.

Шенн был высоким, но заметно сгорбленным человеком. Он носил коричневую одежду и темный тюрбан, спускавшийся почти до широких, мохнатых как гусеницы бровей молочного цвета. Борода казалась заснеженным кустом, от зубов остались одни пеньки, что было заметно, когда он смеялся. Нижние веки набрякли и покраснели, как бы от горя и усталости после столь многолетней поддержки налитых кровью глаз, которые явно пытались выскочить из своих впадин.

В конце вечера врач принца извинился и вышел, так как он наблюдал за приготовлением десерта и должен был ввести наркотик в пирожное, предназначенное Шенну. После десерта Шенн все более был склонен закрывать глаза и все чаще клевал носом.

– Хороший вечер, – бормотал он между всхрапываниями и, наконец, уснул так крепко, что его не могли добудиться. Родственники не были в состоянии доставить его домой, потому что врач принца добавил в их вино хлоралгидрата, и они к этому времени уже храпели, растянувшись на полу.

Старший придворный принца договорился с Хауканой относительно их устройства, а Шенн был перенесен в помещение Сиддхарты, куда тут же пришел врач. Он распустил завязки одежды Шенна и заговорил тихим, убеждающим голосом:

– Завтра днем ты станешь принцем Сиддхартой, а эти будут твоими слугами. Ты пойдешь с ними в Зал Кармы требовать тело, которое Брама обещал тебе дать без предварительного суда. Ты останешься Сиддхартой на все время пересадки и вернешься сюда со своими вассалами, чтобы я тебя осмотрел. Ты понял?

– Да, – прошептал Шенн.

– Повтори, что я тебе сказал.

– Завтра днем, – сказал Шенн, – я стану Сиддхартой, командующим этими слугами…

Ярко расцвело утро, и с ним обязанности. Половина людей принца выехала из города, направляясь к северу. Отъехав за пределы наблюдения из Махартхи, они свернули на юго-запад, через холмы, и остановились только, чтобы надеть свое боевое снаряжение.

Шестерых послали на улицу Кузнецов, откуда они вернулись с тяжелыми парусиновыми сумками; содержимое сумок было распределено по карманам трех дюжин людей, и те после завтрака уехали в город.

Принц совещался со своим врачом Нарадой и сказал ему:

– Если я не правильно судил о милосердии Неба, то я и в самом деле проклят.

Доктор улыбнулся.

– Сомневаюсь, чтобы ты судил не правильно.

Так они перешли от утра в тихую середину дня. Мост Богов золотился над ними.

Когда их снаряды проснулись, им помогли опохмелиться. Шенн получил постгипнотическое внушение и поехал с шестью слугами Сиддхарты во Дворец Мастеров. Родственников же его уверили, что Шенн спит в комнатах Сиддхарты.

– Самый большой наш риск, – говорил врач, – это Шенн. Вдруг его узнают? Факторы в нашу пользу – что он мелкий правитель далекого королевства и в этом городе недавно. Большую часть времени он провел с родственниками и не являлся еще для суда. А Мастера пока не знают его тебя в лицо…

– Если только Брама или его жрец не описал меня им, – сказал принц. Насколько я представляю, моя беседа могла быть записана на пленку, а пленка передана Мастерам для опознания.

– А, собственно, зачем им это делать? – спросил Нарада. – Вряд ли они стали бы применять тайные и хитрые предосторожности к человеку, которому оказывают милость. Нет, я думаю, мы можем откинуть это. Шенн, конечно, не сможет пройти проверку зондом, но поверхностный осмотр пройдет, поскольку его сопровождают твои слуги. В настоящее время он уверен, что он Сиддхарта, так что может пройти через обычный детектор лжи – я думаю, это самое серьезное препятствие, какое ему встретится.

Итак, они ждали. Три дюжины людей вернулись с пустыми карманами, собрали свои манатки, оседлали лошадей и один за другим потянулись из города, как бы в поисках развлечений, но в действительности медленно продвигаясь в юго-западном направлении.

– До свидания, добрый Хаукана, – сказал принц, когда оставшиеся его люди сели на лошадей, – я уношу, как всегда, хорошие воспоминания о твоем жилище и обо всем, что встретил вокруг. Я сожалею, что мое пребывание здесь заканчивается так неожиданно, но я должен ехать и подавить восстание в провинциях, как только выйду из Зала Кармы… Ты знаешь, такие вещи всегда вылезают, едва правитель повернется спиной. Так что, как бы ни хотелось мне пробыть еще недельку под твоей крышей, придется это удовольствие отложить до другого раза. Если кто-нибудь спросит меня, скажи, чтобы меня искали в Гадесе.

– Гадес, Господин?

– Это южная провинция в моем королевстве, известная своим исключительно жарким климатом. Но скажи именно эту фразу, особенно жрецам Брамы, которые могут поинтересоваться в ближайшие дни насчет моего пребывания.

– Будет сделано, Господин.

– И позаботься о мальчике Диле. Я надеюсь снова послушать его игру в свой следующий визит.

Хаукана низко поклонился и собрался было начать речь, но принц бросил ему последний кошелек с деньгами и сделал добавочные комментарии по поводу вина из Уратхи, а затем быстро вскочил в седло, выкрикивая приказы своим людям, чем быстро засушил дальнейший разговор.

Затем они выехали из ворот и скрылись, оставив у Хауканы врача и трех воинов, которых нужно было лечить лишний день от чего-то связанного с переменой климата, прежде чем они присоединятся к остальным.

Принц и его свита проехали через город боковыми улицами и выехали на дорогу к Дворцу Мастеров Кармы. Пока они ехали по ней, Сиддхарта обменивался тайными знаками с теми тремя дюжинами его воинов, которые залегли в укрытия в различных точках вблизи рощи.

Проехав половину расстояния до Дворца, принц и восемь сопровождающих его людей натянули поводья и сделали вид, что остановились отдохнуть, в то время как другие двигались параллельно им между деревьями.

Далеко впереди они увидели движение на дороге. Семь всадников ехали на лошадях, и принц догадался, что это шесть его копьеносцев и Шенн. Когда те подъехали на расстояние оклика, принц и его люди двинулись им навстречу.

– Кто вы? – спросил высокий остроглазый всадник на белой кобыле. Кто вы, что смеете загораживать дорогу принцу Сиддхарте, Связующему Демонов?

Принц посмотрел на него – мускулистого, смуглого, лет двадцати пяти, с ястребиным лицом и властными манерами – и почувствовал вдруг, что его сомнения были необоснованными, и что он предал сам себя своими подозрениями и недоверием. Судя по гибкому телу человека, сидевшего на лошади принца, Брама поступил честно и приказал дать великолепное сильное тело, доставшееся теперь старому Шенну.

– Господин Сиддхарта, – сказал человек, ехавший рядом с правителем Ирабика, – похоже, что эти люди действовали честно… Не вижу в нем ничего не правильного.

– Сиддхарта? – закричал Шенн. – Как ты смеешь называть его именем своего господина? Я – Сиддхарта, Связующий… – тут он закинул голову назад, и слова забулькали в его горле.

Затем у Шенна начался припадок. Он задыхался и повалился с седла.

Сиддхарта подбежал к нему. В уголках рта Шенна показалась пена, глаза закатились.

– Эпилепсия! – воскликнул принц. – Они приготовили для меня поврежденный мозг!

Остальные собрались вокруг и помогали принцу ухаживать за Шенном, пока припадок кончился и разум не вернулся в тело.

– Что случилось? – спросил Шенн.

– Предательство! – сказал Сиддхарта. – Предательство, о Шенн из Ирабика! Один из моих людей отвезет тебя сейчас к моему личному врачу для осмотра. Когда ты отдохнешь, я советую тебе подать жалобу на читальную комнату Брамы. Мой врач будет лечить тебя у Хауканы, и ты поправишься. Мне очень жаль, что так случилось. Вероятно, дело исправят. Если же нет вспомни последнюю осаду Капила и считай, что нам даже повезло. До свидания, брат принц.

Он поклонился Шенну, его люди помогли тому сесть на гнедую лошадь Хауканы, которую Сиддхарта позаимствовал раньше.

Сев на свою кобылу, принц наблюдал за отъездом Шенна, затем повернулся к своим людям и сказал достаточно громко, чтобы слышали и те, кто ждал в стороне от дороги:

– Нас войдет девять человек. Два звука рога – и войдут остальные.

Если будет сопротивление, предложите им там быть более осторожными, потому что еще три звука рога приведут с холмов пятьдесят копьеносцев. Это дворец отдыха, а не крепость, где проводятся сражения. Захватите в плен Мастеров.

Не портите их машины и не позволяйте никому это делать. Если сопротивления не будет – все хорошо. Если же будет, мы пройдем через Дворец и Зал Кармы, как ребенок через муравейник. Удачи вам! И ни одного бога с вами!

Он повернул лошадь и поехал по дороге, а восемь воинов тихонько пели за его спиной.

Принц проехал через ворота. Они были открыты и никем не охранялись.

Он тут же подумал о тайной защите, которую Страк мог не заметить.

Двор был ухожен и частично замощен. В большом саду работали слуги.

Принц искал место, где могло быть оружие, но не увидел. Слуги глянули на него, когда он появился, но работы не прервали.

В дальнем конце двора был черный каменный Зал. Принц направился к нему, его всадники следовали за ним, пока его не окликнули со ступеней дворца, справа.

Он натянул поводья и повернулся. Он увидел человека в черной одежде с желтым кругом на груди и с посохом эбенового дерева. Человек был высок, тяжел, с заплывшими глазами. Он не повторил оклика, просто стоял и ждал.

Принц направил лошадь к подножию широкой лестницы.

– Я хочу говорить с Мастерами Кармы, – сказал он.

– Тебе назначено? – спросил человек.

– Нет, но у меня важное дело.

– Тогда жалею, что ты напрасно проехался. Назначение обязательно. Ты можешь договориться о нем в любом храме Махартхи.

Он стукнул посохом о ступеньку, повернулся и пошел прочь.

– Выкорчуйте этот сад, – сказал принц своим людям, – срежьте молодые деревья, свалите все вместе и подожгите.

Человек в черном остановился и снова обернулся. У подножия лестницы стоял только один принц: его люди уже двинулись к саду.

– Ты не можешь этого сделать, – сказал человек.

Принц улыбнулся. Его люди спешились и начали рубить кустарник, шагая прямо по цветочным грядкам.

– Вели им остановиться!

– А зачем? Я пришел говорить с Мастерами Кармы, а ты сказал мне, что я не могу. А я говорю, что могу и буду. Посмотрим, кто из нас прав.

– Прикажи им остановиться, а я передам Мастерам твое сообщение.

– Остановитесь! – крикнул им принц, – но будьте готовы начать снова.

Человек в черном поднялся по лестнице и исчез во дворце. Принц потрогал рог, висевший на шнурке на его шее.

Через короткое время в дверях показались вооруженные люди. Принц поднял рог и дважды дунул в него.

Люди носили кожаные кольчуги – кое-кто поспешно застегивал ее – и такие же шлемы. Правые руки были обернуты мягкой прокладкой до локтя, на небольших овальных щитах красовался герб – желтое колесо на черном поле.

Они были вооружены длинными изогнутыми клинками. Они заняли всю лестницу и остановились, как бы ожидая приказов.

Человек в черном снова появился на верхней площадке и сказал:

– Итак, если у тебя есть что передать Мастерам – говори!

– Ты Мастер? – спросил принц.

– Да.

– Видимо, ты рангом ниже всех остальных, если тебе приходится выполнять обязанности привратника. Дай мне поговорить со старшим Мастером.

– Ты поплатишься за свою наглость и в этой жизни, и в следующей, заметил Мастер.

Через ворота въехали три дюжины копьеносцев и выстроились по бокам принца. Те восемь человек, что начали было громить сад, снова сели на лошадей и двинулись к строю, положив на колени обнаженные клинки.

– Не въехать ли нам во дворец на конских спинах? – спросил принц. Или ты вызовешь других Мастеров, с которыми я желаю иметь разговор?

На лестнице стояло человек восемьдесят с клинками в руках. Мастер прикинул равновесие сил и решил оставить все как есть.

– Не поднимай шум, – сказал он, – потому что мои люди защищаются особенно страшным образом. Подожди моего возвращения. Я вызову остальных.

Принц набил трубку и закурил. Его люди сидели как статуи, с копьями наготове. На лицах пеших солдат, стоявших в первом ряду на лестнице, выразилось явное облегчение.

Принц, чтобы провести время, оглядел своих копьеносцев.

– Не думайте показать свою ловкость, как делали при последней осаде Капила. Цельтесь в грудь, а не в голову. А также не вздумайте заниматься обычным увечьем – ранить и убивать; это святое место, и его нельзя осквернять таким способом. Но с другой стороны, – добавил он, – я приму за личный выпад, если не окажется десяти пленников для жертвоприношения Ниррити Черному, моему личному покровителю – конечно, вне этих стен, а там, где наблюдение за Темным Пиром не ляжет так тяжело на нас…

Справа раздался звон: пеший солдат, не спускавший глаз с копья Страка, потерял сознание и упал с нижней ступени лестницы.

– Остановитесь! – закричала фигура в черном, появившаяся на верху лестницы в сопровождении шести других, одетых так же. – Не оскверняйте кровопролитием Дворец Кармы. Кровь этого упавшего воина уже…

– Бросится ему в щеки, – докончил принц, – когда он придет в себя, потому что он не убит.

– Что ты хочешь? – обратилась к нему фигура в черном, среднего роста, но громадного объема; она стояла как огромная черная бочка, с посохом черной громовой стрелой.

– Я насчитал семерых, – ответил принц, – а знаю, что здесь живут десять Мастеров. Где еще трое?

– Они сейчас на обслуживании в читальных комнатах Махартхи. Чего ты хочешь от нас?

– Ты здесь главный?

– Главным здесь является Колесо Закона.

– А ты – старший представитель Великого Колеса в этих стенах?

– Да.

– Прекрасно. Я хочу поговорить с тобой наедине – там, – сказал принц, указывая на черный Зал.

– Невозможно!

Принц выбил трубку о каблук, поковырял в ней острием кинжала и убрал в карман. Затем выпрямился в седле и зажал в левой руке рог. Он встретил глаза Мастера.

– Ты абсолютно уверен в этом? – спросил он.

Маленький яркий рот Мастера задвигался, но ничего не сказал. Наконец, Мастер согласился:

– Пусть будет так, как ты сказал. Дайте мне дорогу!

Он прошел через ряды воинов и встал перед белой кобылой.

Принц сжал коленями бока лошади, поворачивая ее к темному Залу.

– Ряды держать пока! – крикнул Мастер.

– То же относится и к вам, – сказал принц своим людям.

Они вдвоем пересекли двор, и принц спешился перед Залом.

– Ты должен мне тело, – сказал он негромко.

– О чем ты?

– Я – принц Сиддхарта из Капила, Связующий Демонов.

– Сиддхарту уже обслужили, – сказал Мастер.

– Ты думаешь, что ему дали тело эпилептика по приказу Брамы; однако, это не так. Человек, которого вы обслуживали сегодня, был невольным самозванцем. Настоящий Сиддхарта – я, о безымянный жрец, и я пришел требовать свое тело, здоровое и сильное, без скрытых пороков. И ты обслужишь меня в этом смысле. Добровольно или нет, но ты обслужишь меня.

– Ты думаешь?

– Думаю, – ответил принц.

– Атака! – закричал Мастер и взмахнул посохом, целясь в голову принца.

Принц уклонился от удара и отступил, вытаскивая кинжал. Дважды он парировал посох. Но в третий раз посох ударил его по плечу скользящим ударом, но достаточным, чтобы заставить принца пошатнуться. Он обежал вокруг белой кобылы, преследуемый Мастером. Увертываясь и держа лошадь между собой и противником, он поднес к губам рог и протрубил три раза.

Звуки рога покрыли яростный шум битвы на дворцовой лестнице. Тяжело дыша, он повернулся как раз вовремя, чтобы уберечься от удара в висок, который наверняка убил бы его, если бы попал в цель.

– Написано, – почти прорычал Мастер, – что тот, кто отдает приказы, не имея власти заставить их выполнять – дурак.

– Десять лет назад, – выдохнул принц, – тебе не удалось бы наложить на меня свой посох.

Он рубанул по посоху, надеясь расщепить дерево, но посох все время ухитрялся поворачиваться от края лезвия, так что принц только делал на нем зарубки и местами ободрал, но сам посох оставался целым.

Пользуясь им как фехтовальной палкой, Мастер нанес сильный удар по левому боку принца. Принц почувствовал, что ребра ломаются… Он упал.

Неизвестно, как это случилось, потому что лезвие вылетело из его рук, когда он упал; но оружие проехало по голени Мастера, и тот с воем упал на колени.

– Мы с тобой пара, – задыхаясь сказал принц. – Мой возраст против твоего жира…

Он лежа поднял кинжал, но не мог держать его наготове. Он приподнялся на локте. Мастер со слезами на глазах пытался встать и снова упал на колени.

Послышался топот копыт.

– Я не дурак, – сказал принц, – и теперь у меня есть власть заставить выполнять мои приказы.

– Что случилось?

– Прибыли остальные мои копьеносцы. Войди я сразу с полной силой, ты спрятался бы как геккон в вязанке дров, и пришлось бы потратить несколько дней, чтобы разнести твой дворец и вытащить тебя оттуда. А теперь я держу тебя в кулаке.

Мастер поднял посох.

Принц отвел назад свое оружие.

– Опусти посох, – сказал он, – или я метну кинжал. Не знаю, попаду или промахнусь, но могу и попасть. Ты не боишься играть с реальной смертью?

Мастер опустил посох.

– Ты познаешь реальную смерть, – сказал он, – когда служители Кармы скормят твоих конных солдат собакам.

Принц кашлянул и равнодушно взглянул на свой кровавый плевок.

– Давай пока оставим политические дискуссии, – посоветовал он.

Когда звуки сражения затихли, подошел Страк, высокий, пыльный, с волосами почти того же цвета, что запекшаяся на его клинке кровь, был обнюхан белой кобылой, отсалютовал принцу и сказал:

– Все кончено.

– Слышал Мастер Кармы? – спросил принц.

Мастер не ответил.

– Обслужи меня немедленно и этим спасешь свою жизнь, – сказал принц.

– Откажись – и я возьму ее.

– Я обслужу тебя, – сказал Мастер.

– Страк, – приказал принц, – пошли двух людей в город – одного за Нарадой, моим врачом, а другого на улицу Ткачей, за Янаггой, парусным мастером. Из трех воинов, оставшихся у Хауканы, оставь одного, чтобы задержать Шенна из Ирабика до захода солнца. Затем пусть свяжет его и оставит, а сам приедет к нам сюда.

Страк улыбнулся и отсалютовал.

– А теперь приведи людей отнести меня в зал и не спускай глаз с Мастера.

Он сжег свое старое тело вместе со всеми другими. Служители Кармы все до одного погибли в бою. Из семерых безымянных Мастеров уцелел только один жирный.

Запасы спермы и яичек, баки с культурой и морозильники для тел нельзя было транспортировать, но само оборудование для пересадки было демонтировано под руководством доктора Нарады, и его компоненты были погружены на лошадей погибших воинов. Молодой принц сидел на белой лошади и следил, как пламя пожирало тела. Огонь восьми погребальных костров взлетел к предрассветному небу. Тот, кто был парусным мастером, глядел на ближайший к воротам костер – последний из зажженных; его пламя только сейчас достигло вершины, где лежало тело в черной одежде с желтым кругом на груди. Когда пламя коснулось его, и одежда затлела, собака, съежившаяся в разоренном саду, подняла голову, и вой ее был почти рыданием.

– Этот день переполнит счет твоих грехов, – сказал бывший парусный мастер.

– Но учтутся и мои молитвы, – ответил принц. – Я займусь этим в дальнейшем. Будущие теологи отнесутся к ним хотя бы так же, как ко всем этим жетонам для молитвенных машин, и примут окончательное решение. А Небо пусть теперь размышляет, что здесь случилось в этот день, и есть ли я, кто я и где я. Пора ехать, капитан. На некоторое время в горы, а затем наши пути разойдутся – ради безопасности. Я не знаю, по какой дороге пойду, но она поведет к воротам Неба, и я должен идти вооруженным.

– Связующий Демонов, – сказал его собеседник и улыбнулся.

Подошел командир копьеносцев. Принц кивнул ему. Громко прозвучали приказы.

Колонна всадников двинулась, прошла через Ворота Кармы, свернула с дороги и стала подниматься по склону к юго-востоку от города Махартхи; за их спинами пылали, как заря, их мертвые товарищи.