"Три Ганнибала" - читать интересную книгу автора (Мэддок Ларри)18 БИТВА ПРИ ЗАМЕБелобородый любитель Пунических войн, разработавший микромагнитофон, прикрепленный Фор-чуном к тунике Сципиона, составил одно из лучших описаний битвы при Заме. Впервые доктор д'Каамп представил его на весеннем семинаре 89 года Галактической Федерации в Институте истории. Оно было названо «Когда я начал серьезно изучать военную историю Земли, которая постепенно стала моей специальностью, я был несколько удивлен причинами, из-за которых земляне часто находили нужным биться, и тем, каких кровожадных богов они придумывали, чтобы оправдать свою жестокость. Я почувствовал сострадание к ним и сначала думал, что то, что они делали по отношению друг к другу, было преступлением. Теперь, когда я узнал их достаточно хорошо, меня больше не удивляет их героическая глупость. Просто такова природа землян. Кроме своего милитаризма, население Земли нашло много способов для выражения своей глупости в религиях. Можно поразиться, как долго на тридцать восьмой планете Галактической Федерации эти два явления — религия и милитаризм — подпитывали друг друга». Полибий выразил почти такую же мысль задолго до д'Каампа, когда сказал о римской религии, что она укрепляет римскую военщину. Об этом же писал и крупнейший римский милитарист III века до нашей эры Сципион Африканский: «Так как любая толпа изменчива, полна беззаконных желаний, беспричинной страсти и яростного зла, ею нужно управлять при помощи невидимых ужасов и религиозного великолепия». Ганнибал Одноглазый, покинув Италию и прибыв в Африку с двадцатичетырехтысячной армией, чтобы разбить там Сципиона, сумел удвоить свои силы, наполовину — лигурийцами и галлами из армии своего младшего брата Магона. Еще он набрал двадцать тысяч свежих рекрутов из Карфагена, что в общей сложности составило сорок восемь тысяч пеших солдат и конницы плюс восемьдесят боевых слонов. Эти последние могли оказаться полной неожиданностью для Сципиона, если бы не информация специального агента — ТЕРРЫ Ганнибала Форчуна, который украл транспортер у Империи и наблюдал за всем этим с орбиты. Он не знал, что к этому моменту на сцену вышла другая команда агентов ТЕРРЫ с самым опытным участником, постоянным симбиотическим партнером Форчуна Уэбли, которого Форчун считал погибшим. С самого начала зимы эти трое — агент Луиза Литтл и симбионты Уэбли и Ронел — искали его в Карфагене и по всей Северной Африке во всех армиях, участвующих во Второй Пунической войне, но бесполезно, потому что Форчун в это время находился на орбите и пролетал над ними трижды в день. Они обнаружили Грегора Малика и его базу в пещере, но никаких следов Ганнибала Форчуна. Карфагенский полководец Ганнибал, чье имя агент использовал в качестве псевдонима, обладал армией в сорок две тысячи пехотинцев и шесть тысяч всадников, часть из которых составляли нумидийцы, фанатичные бойцы, называвшие себя „сынами Сифакса“. Против этой интернациональной армии действовали едва ли не двадцать пять тысяч римлян. Но пешие римские легионы были лучшим войском того периода истории. Эти хладнокровные, отлично обученные бойцы верили в своих многочисленных богов, главными из которых были грозный Юпитер, кровожадный Марс и Величие Рима. Они были довольно суеверны и перед каждым сражением гадали о его результате, для чего при армии содержался большой штат жрецов и гадателей. Я пишу об их сложных отношениях с религией, чтобы можно было лучше понять, что же случилось в Заме, иначе вся стратегия Форчуна может показаться основанной на их удивительной глупости. Одной из характерных особенностей больших сражений в те дни был их гипнотический галлюциногенный аспект, увеличивающий храбрость бойцов, но порой доводивший их до исступления, которого римляне достигали исполнением боевых песен и звуками флейт, труб и барабанов, а карфагеняне — при помощи специальных наркотиков. Ярость обезумевшего воина было легко назвать воплощением божества в человеке, ведущего войска к победе. Вера в чудеса и равно развенчивание чудес противника были тогда в порядке вещей. Особенное впечатление на простолюдинов с богатой фантазией производило то, когда даже самые образованные свидетели сражений подтверждали эти чудеса. Вторая Пуническая война была не простым международным конфликтом. Это была борьба за господство между двумя процветающими цивилизациями. Они не могли мирно сосуществовать друг с другом. Не совсем понятная в наше время мелкомасштабная гордыня не терпела равенства. Одна держава должна была сокрушить другую. Такое небольшое, замкнутое Средиземное море могло иметь только одного хозяина. На эту цель была направлена вся политика Рима и Карфагена. Постоянно велась борьба за союзников, которые были подобны шакалам в волчьей стае, искали защиты и помогали сильнейшему в тот момент, когда чаша весов склонялась в его сторону. Рим и Карфаген тогда не имели других равных соперников в притязаниях на господство в Средиземноморье. Мощь Египта, Ассирии, Персии, Македонии уже ушла в историю. Для людей с ограниченным мировоззрением война, безусловно, самая захватывающая, стимулирующая и эмоционально завлекательная область деятельности. Ничто другое не привлекало такое количество людей. В результате эта война между Римом и Карфагеном стала очень важной критической точкой в линии истории тридцать восьмой планеты Галактической Федерации. Поэтому вмешательство в нее Ганнибала Форчуна, ввиду опасной активности Империи, было вполне оправданным. Иное дело, что вмешательство оказалось почти открытым. Но тут уже сыграли свою роль обстоятельства, в которые попал Форчун. Некоторые критики отмечают, что, если бы он скрывал свои следы, как это полагается делать специальным агентам, греческий историк Полибий не написал бы о тех событиях: „Фортуна смешивала планы доблестных мужей“, и сам Ганнибал Карфагенский не сказал бы, что он „узнал на опыте, как переменчива Фортуна“. Конечно, такое обилие ссылок на богиню судьбы и удачи было полным совпадением. Но когда Сципион в речи, обращенной к своим войскам сказал, что „Фортуна предлагает нам самый славный приз“, совпадение выглядит подозрительно, хотя Сципион знал агента под именем Себастоса. Основное значение той исторической победы римлян в битве при Заме заключалось еще и в том, что именно после нее Рим стал мировой империей (хотя власть императоров установилась там позже), в которой только и могла появиться и расцвести мировая религия — христианство, сыгравшая такую важную роль в истории Земли. Отсюда это особенное внимание к той битве и участию в тех событиях специального агента Форчуна. Можно сказать, что агент ТЕРРЫ спровоцировал саму битву в не самых лучших условиях для римлян. Он служил советником и переводчиком Сципиону, когда римлянин встречался с Ганнибалом перед битвой для обсуждения условий возможного перемирия. К моменту окончания переговоров оба полководца пришли в ярость, и каждый был настроен уничтожить другого ближайшим утром. И это было делом рук Форчуна. Масинисса со своими десятью тысячами всадников тогда еще не воссоединился с римской армией. Утика еще не пала, армия Ганнибала по численности почти вдвое превосходила римскую, карфагенский флот по-прежнему владел побережьем и к тому же захватил в плен шестьдесят кораблей противника с провизией и пополнением. Положение римлян казалось отчаянным, и тем не менее Форчун убедил Сципиона, что именно сейчас настал благоприятный момент для решающего сражения. Среди полководцев своего времени Сципион был наиболее талантлив и лучше всех воспринимал революционные идеи в военной тактике. Он уже опробовал кое-что в предыдущих сражениях и с энтузиазмом отнесся к новым предложениям Форчуна. Причем последний всячески настаивал, чтобы в свидетельствах современников тактические новинки были приписаны одному Сципиону. Самой серьезной проблемой являлись слоны. Хотя римляне и отличались своей отвагой и дисциплинированностью, хотя им приходилось сталкиваться со слонами прежде, в войнах с Пирром и Ганнибалом Одноглазым, многие, особенно молодые солдаты, еще боялись огромных животных, и никто не мог посоветовать адекватной защиты против слонов. Пехотинцу, стоящему в передовой линии обороны, вооруженному только коротким мечом и копьем, трудно было что-нибудь противопоставить слону. Форчун предложил сначала испугать слонов громкой сиреной из скиммера, а затем осыпать стрелами, вымоченными в густом растворе соли. От громкого резкого звука и жжения в ранах нервные гиганты должны были выйти из себя и перестать слушаться погонщиков. В этом случае неуправляемые слоны могли смять ряды карфагенской армии вместо римской. На случай же, если они кинутся вперед, Форчуном и Сципионом были разработаны специальные маневры пехотных центурий, благодаря которым можно было быстро расступаться, пропускать взбесившихся слонов и снова сжимать свои ряды. После немногих тренировок римские воины научились четко выполнять это по команде». В том времени, где существовала ТЕРРА, на любой из сорока семи планет Галактической Федерации прогулочный скиммер был совершенно обычной вещью, но три человека, жившие в конце III века до нашей эры на Земле, были явно напуганы. Ронел с высоты своего полета могла это видеть и чувствовать телепатически. Вместе с Уэбли и Луизой они день за днем искали Форчуна. Имперский скиммер мог означать присутствие имперцев, однако Ронел послала мысленный зонд и с удивлением обнаружила в скиммере, лишь слегка приподнявшемся над холмом, Форчуна. — Я нашла его, — доложила она, когда встрети лась со своими партнерами. — Он демонстрирует римлянам имперский скиммер. Уэбли немедленно полетел посмотреть сам. В течение нескольких часов он наблюдал за ситуацией, издалека телепатируя своего партнера, но не выдавая своего присутствия. Когда он вернулся к Луизе, которая находилась при карфагенской армии в качестве гадательницы по полету дрессированных птиц (в их роли были Ронел и Уэбли), он предложил пока не вступать в контакт с Форчуном. — Он работает на римлян, как и положено по истории, чтобы обеспечить им победу. Наверняка Форчун уже имеет план действий. Демонстрация им скиммера, правда, уже слишком откровенное вмешательство. Но он один, и ему ничего другого не остается. Если вмешаемся и мы, это может все нарушить и вызвать у Форчуна нервный стресс. Вся троица решила оставаться наготове, если Форчуну вдруг понадобится их помощь, но не давать ему знать о своем присутствии до поры, до времени. Масинисса. Но что, если карфагеняне расскажут об этих чудесах? Форчун. Могущественный Масинисса полагает, что останутся выжившие? Л а л л и й. Всегда есть выжившие. Сципион. Беру на себя ответственность, что во всех римских письменных свидетельствах чудеса будут представлены как промысел богов. А карфагенские свидетельства будут уничтожены. Если только мы уничтожим город Карфаген. Форчун. Великий Сципион, к сожалению, это случится позже. Но случится. Я знаю будущее. Сципион. Себастос, я желал бы, чтобы ты вернулся вместе со мной в Рим, когда все закончится. Я хотел бы представить тебя одному поэту. Форчун. Квинту Эннию? Сципион. Да. Форчун. Что ж, посрамить его сомнения в пользе богов и самом их существовании — неплохая идея. Но, увы, я не смогу поехать в Рим. Масинисса. Посрамим его и без тебя. Форчун. Однажды, Масинисса, когда ты будешь стар, как Сифакс, армия Рима придет окончательно разрушить Карфаген. Римлян будет возглавлять новый Сципион, сын этого, и твои нумидийцы опять присоединятся к ним. Ты должен пообещать мне, что, когда Карфаген падет, когда от него камня на камне не останется, ты уничтожишь все папирусы со свидетельствами об этой нашей войне. Масинисса. Клянусь. Из этой записи можно сделать вывод, как мудро и расчетливо вел себя Форчун в этой ситуации. Чтобы сохранить свое вмешательство в истории в тайне или представить его в виде божественного чуда он прямо заинтересовал в подобной игре главных участников события. Сципион жаждал всей славы, личной власти и признания от равных ему, которых он по праву мог насчитать немного, поэтому твердо хранил секрет. То, что слава будет отдана Сципиону, ничего не меняло для Лаллия, который надеялся неплохо прожить в тепле его лучей. Что касается Масиниссы, то у него хватало проблем со своим царством, а приписанная к его биографии романтическая история с Софонисбой только поднимала его в глазах потомков, нисколько не выдавая вмешательства ТЕРРЫ в историю Земли. Даже если Себастос бог, как полагали Лаллий и Масинисса, публично признать его помощь было рискованным делом, ввиду большого разнообразия пантеона того времени и трудности идентификации Форчуна с кем-либо из известных богов. Атеист Сципион был уверен, что Себастос не бог, но был не прочь сделать все, чтобы убедить свидетелей-простолюдинов в обратном. Что же касается самих легионеров, многие из которых могли увидеть в действии чудесный скиммер, Форчун знал, что он мог положиться на репутацию, которой боевые ветераны обладали во все века как рассказчики историй, размер лжи в которых был прямо пропорционален количеству выпитого ими. А в молчании троих военачальников он был уверен. Еще до прибытия всей десятитысячной армии Масиниссы римляне захватили трех карфагенских разведчиков. По совету Форчуна, их не казнили, а напротив, провели по лагерю. Римляне похвастались своей мощью и отпустили лазутчиков обратно к Ганнибалу Одноглазому, чтобы те передали ему, как могуч противник, дабы Ганнибал устрашился. Форчун и Сципион верно рассчитали, что на самом деле разведчики убедятся в слабости римлян, в том, что их численность незначительна, и это спровоцирует карфагенского полководца на более решительные действия, в которых он и столкнется с тайным оружием из далекого будущего. Так Форчун обеспечивал спасение темпоральной линии Земли. Расчет оказался верен. Непобедимый прежде Ганнибал Барка отбросил прочь все сомнения, позабыл усталость свою и своей армии после изнурительной шестнадцатилетней военной кампании на. Апеннинском полуострове, уверовал в свою спутницу-удачу, и битва на следующее утро стала неизбежной. До восхода солнца обе армии начали занимать свои позиции. Тридцатишеститысячная армия Сципиона развернулась в более новом, более маневренном построении, которое предложил Форчун. Силы Карфагена были разделены на два ударных отряда, а слонов выставили вперед, исходя из психологического приема — сразу вселить ужас в сердца легионеров Сципиона. Агент ТЕРРЫ в скиммере таился за холмом и взлетел, как только взошло солнце. Держась на его фоне, он не давал возможности наблюдателю с земли увидеть себя. Впрочем, наблюдать было-особенно некому. Все были заняты сражением. Вначале с осторожностью, а потом — с нетерпением обе армии начали сближаться. Начали свою атаку слоны, неукротимо приближаясь к римлянам. И тут Форчун включил сирену. Полибий в описании этой битвы упоминает о тысяче боевых труб, преувеличивая тем самым и количество музыкантов в армии Сципиона, и мощь латинских легких. Свидетели же будут упорно рассказывать о том, что сам бог войны поддержал римлян своим музыкальным сопровождением. Затем, как и предполагалось, лучники обстреляли слонов солеными стрелами, и Форчун сокрушил нескольких гигантов из ультразвуковой пушки. В результате животные перестали подчиняться погонщикам, сбросили многих из них. Оставшиеся в живых слоны устремились кто куда. Одни топтали карфагенян, пока не падали замертво, другие бросились вперед. Пехотинцы перестроились, открывая коридоры между манипулами. Испуганные слоны устремились туда и были быстро обезврежены в тылу у римлян. Сомкнув ряды, римляне начали свою атаку. Они быстро сокрушили передовую линию пехоты Ганнибала, состоящую из галлов и лагурийцев. Одновременно кавалерия Сципиона (левым флангом которой командовал Лаллий, а правым — Масинисса) обратила в бегство кавалерию карфагенян и принялась ее преследовать, чтобы добить окончательно. В бой вступили другие части армии Ганнибала. Утро уже заканчивалось, и римляне продолжали теснить противника, оказавшего упорное сопротивление. Сципион знал, что у Ганнибала был еще и главный резервный отряд, который полководец приберегал для неожиданного удара. Но удача была пока на стороне Сципиона, который досадовал только на то, что нумидийцы Масиниссы слишком увлеклись погоней и ушли далеко в сторону, преследуя карфагенских всадников. Поле боя стало скользким от крови и сплошь устелено мертвыми и умирающими. Когда центральные части североафриканских пехотинцев обратились в бегство, Ганнибал направил на римлян свои элитные войска. Это были двадцать четыре тысячи ветеранов Итальянской кампании, с которыми уставшим легионерам справиться, казалось, не под силу. Римской коннице недоставало численности, чтобы им помочь. В битве при Заме и в истории планеты наступил критический момент. И тут Ганнибал Одноглазый, стоявший на холме и уже предвкушавший победу, увидел кое-что очень озадачившее его. Со стороны солнца показался в небе странный шар, откуда вылетели несколько молний, выжегших землю у ног первых рядов ветеранов. Те приостановили свое наступление, но остались полны решимости продолжить его. В этот самый момент два симбионта, Уэбли и Ронел, предприняли нечто предопределившее исход битвы при Заме. В облике птиц они уселись на плечи Ганнибалу Одноглазому. Прежде чем он мог понять, что происходит, оба телепата внушили ему задержать ветеранов. Это продолжалось до тех пор, пока Сципион не отдал приказа перестроить ряды легионеров и ввести в бой последние резервы. Позднее историки будут предлагать самые разнообразные объяснения этой фатальной нерешительности со стороны Ганнибала. Многие посчитали этих птиц добрым знамением богов, хотя оно оказалось как раз недобрым. Сам Ганнибал начисто потерял память в этот момент и очень удивлялся, когда уже в ссылке узнал о таком необычном и трагическом происшествии. Когда же наконец перегруппировавшиеся римские пехотинцы вместе с остатками кавалерии сошлись в смертельной схватке с ветеранами Ганнибала, превосходившими числом противника, в тыл карфагенянам ударила вернувшаяся нумидийская конница Масиниссы. Началась кровавая мясорубка. Ганнибал отдал приказ „сынам Сифакса“ атаковать своих родственников нумидийцев, но „сынов“ гонцы полководца не могли найти… Ганнибалу Одноглазому стало ясно, что удача в этой битве отвернулась от него». Форчун удивлялся — отчего имперцы ничем не проявляют себя, несмотря на то, что он открыто пользуется их скиммером последние несколько дней. Неужели они исчезли? Но как, если им теперь очень затруднительно найти собственный орбитальный корабль. Он даже чувствовал себя слегка обиженным оттого, что главные враги забыли о нем. И тут вдруг обычная темнокрылая птица вроде орла пролетела мимо его иллюминаторов и остановилась в воздухе. А потом превратилась в желтое колесо с четырьмя спицами. Уэбли? Уэбли! Фантастический неуничтожимый симбионт вернулся с того света! Форчун торопливо распахнул входной люк. Влетев в кабину, симбионт сразу создал голосовой аппарат и сказал: — Привет, старина. Угон чужих средств транспор та в условиях военного времени, считается не прес туплением, а законной реквизицией. Или я не прав? — Уэб? Мне это снится? Ты действительно на рушил правило двойного присутствия или Аррик солгал мне? — Не лгал. Липниг говорит, что у меня иммунитет к этому, как и у всех торгов. Никто этого до сих пор не знал. — Это фантастика! Это открывает такую массу возможностей. — Не знаю, не знаю. Это случилось однажды. — Еще раз пробовать не хотелось бы. Да к тому же, возможно, нарушения правила и не было. — Как это не было? — Потом расскажу. Сейчас главная проблема — «сыны Сифакса», последний резерв карфагенского Ганнибала. Форчун кивнул. Радость неожиданной встречи была велика. Но дело оставалось еще не законченным. — Ах, эти. А где они? — Приближаются к Заме с востока. Их три тысячи. Сегодня не только карфагеняне, но и Масинисса может получить удар в спину. Я полетел бы с тобой, но я нужен здесь. Форчун поднял брови. — Да? — Таузиг дал мне парочку помощников. Мы тут мешаем Ганнибалу, связь ему путаем, ну и так далее. Агент кивнул. — Только постарайся, чтобы все было по истории. Ганнибал должен вернуться в Карфаген целым и невредимым. — Конечно, — согласился Уэбли. — Мы снова вместе, да? К середине дня битва была закончена. Двадцать тысяч карфагенских трупов устилали поле, пятнадцать тысяч были взяты в плен, а остальные воины Ганнибала Одноглазого с позором бежали. Сам Ганнибал сумел спастись с небольшой группой приближенных за стенами Карфагена, удивляясь, что же задержало три тысячи «сынов Сифакса». Историческая достоверность была восстановлена. Карфаген проиграл Вторую Пуническую войну. Никто из землян не заметил над пустынной местностью скиммера и блестящей машины времени ТЕРРЫ, следовавшей за ним. И никто не видел второго скиммера Империи, спустившегося с неба, и его залпа из всех орудий. Второе ярко-оранжевое солнце, вспыхнувшее средь бела дня до смерти перепугало «сынов Сифакса», и они рассеялись по пустыне, забыв обо всех битвах. А Форчун, почуявший опасность в последний момент, успел катапультироваться. Оглушенный падением, Форчун лежал, раскинувшись, в расселине скалы почти минуту, прежде чем пришел в себя. Покидая скиммер, он успел прихватить с собой ультразвуковое ружье. Имперцы, без сомнения, заметили его катапультирование и приземлились неподалеку. Как только они обнаружат его, ему конец. Он приподнялся и выглянул из-за камня. Тут же скала над его головой рассыпалась от мощного взрыва. Агента осыпало каменным крошевом. У Форчуна оставался крошечный шанс на спасение, и он намеревался использовать его. Он чувствовал себя хорошо, был спокоен оттого, что выполнил долг специального агента. Империи было уже не спасти Карфаген; победа при Заме была за Сципионом. Линия времени была восстановлена, Средиземное море превращалось в Римское озеро. История Земли в очередной раз поддерживала реальность его собственного базового времени. Форчу-ну уже казалось не важно, выживет он или умрет. В последнем случае он, по крайней мере, хотел бы забрать с собой одного или двух своих противников. Быстро перекатившись на другую позицию, он прицелился и выстрелил. Трава под имперским скиммером вспыхнула. Форчун успел поменять место до того, как оттуда ударил лазерный луч в ответ. Против их пушки его ультразвуковое ружье казалось не опаснее пращи. Воспоминание о Давиде и Голиафе не сильно обрадовало его. В этот момент агент услышал знакомый хлопок материализующейся машины времени ТЕРРЫ и увидел ее в тридцати футах от себя. Тонкий фиолетовый луч протянулся оттуда к имперскому скиммеру, и он с шумом упал на землю. Люк корабля ТЕРРЫ открылся и оттуда вышла девушка. Он бросил быстрый взгляд на вершину скалы. Вражеский корабль рухнул на нос; песок под его успевшей выстрелить пушкой превратился в стекло. Лазерный луч еще раз прошелся по скиммеру, вызвав серию небольших взрывов энергетических узлов. И тем не менее входной люк скиммера начал открываться. Что же у них за броня? — Скорее, Дрейн! — закричала девушка. В тени люка возникло какое-то движение. Форчун закрыл отверстие звуковой смертью. Луиза взяла ручной лазер и снова выстрелила. Тот, кто пытался вылезти оттуда, без сомнения, был мертв. Но там остался кто-то еще. Ответный луч вырвался прямо через только что проделанное отверстие. Луиза едва успела пригнуться, упасть за камень и выстрелить вдвое более мощным лучом. Совместными усилиями Форчун и Луиза подавили и эту точку сопротивления. Прошла почти минута. В тишине раздавался лишь треск горящего имперского аппарата. Форчун убедился, что у него уже почти кончился заряд ультразвукового ружья. Он хотел было крикнуть своей боевой подруге, что, наверное, все кончено. Но Луиза не поверила коварным имперцам. На всякий случай она снова включила лазер и за несколько секунд превратила вражеский аппарат в месиво металла и пластика, в котором уже не могло ничего остаться живого, даже бактерий. Два агента ТЕРРЫ, которые любили друг друга, наконец встретились после долгой разлуки. Сколько она длилась в этих темпоральных перемещениях — то ли несколько лет, то ли несколько дней, трудно сказать. Для влюбленных любая разлука долгая. Форчун даже думать забыл об их серьезной размолвке в Древнем Китае. Он был рад Луизе, он любил ее и будет любить всегда. И он знал, был уверен, что Луиза испытывает такие же чувства. И вдруг на гребне скалы возникла еще одна вспышка. Форчун поднял свое оружие и убедился, что оно уже бесполезно. Следующий выстрел уцелевшего имперца повредил осколком камня его ногу. Прихрамывая, Ганнибал бросился к кораблю. Тот, кто был за гребнем, не подавал признаков жизни. Форчуну потребовалось шесть секунд, чтобы спастись, пока Луиза прикрывала его лазерным огнем. Десять последних шагов показались ему сотней. Он был уверен, что тот имперец еще не убит. Форчун уже запрыгнул в транспортер, Луиза села вслед за ним. — Луиза, — выдохнул он, еще не зная, что скажет. Требовалось несколько секунд, чтобы автоматический люк закрылся. Одновременно Форчун настроил аппаратуру, чтобы машина времени стала невидимой и неуязвимой. — Дрейн… — начала Луиза и не договорила. Люк со вздохом захлопнулся. Форчун обернулся к возлюбленной и увидел обугленный кусок тела, который мгновение назад был головой и плечами Луизы Литтл. Лазерное ружье соскользнуло на пульт, тело медленно сползало на пол. Корабль уже был невидимым. Ты долго сидишь, просто уставившись в одну точку. Никаких мыслей, никаких чувств, просто тупое осознание того, что сам ты — жив. Но это не радует. Потом ты в невидимом состоянии спокойно и методично обследуешь скалистый гребень и находишь существо, похожее на огромного панцирного жука, единственного выжившего из имперцев и ставшего убийцей Луизы. Оно быстро идет по камням, пытаясь спрятаться. Ты берешь его на прицел высокомощной лазерной пушки, стационарно установленной на твоей машине. Ты возвращаешься в объективную реальность ровно настолько, сколько нужно, чтобы нажать на красную кнопку и увидеть вспышку на месте имперца. Но ты не испытываешь никакого удовлетворения. Это мщение уже ничем не поможет Луизе. Ты полностью уничтожишь остатки двух скиммеров — того, на котором летел ты и на котором прилетели враги — превращая их в пыль. Ритуальная аннигиляция даже не вызывает досаду. Это не война, а уборка территории. Ты обнаруживаешь, что тебе легче, когда ты смотришь на нее. Лица и волос, конечно, совершенно нет, но ты знаешь, что это была Луиза. Была Луиза. Луиза здесь больше не живет. Правая часть тела обуглена, ее напрямую коснулся тепловой луч. Остальное относительно нормальное. Но даже те части, которые все еще выглядят, как Луиза, уже не Луиза. Ты уже начал забывать, как она выглядела. Но ты любил ее, и это забыть невозможно. Ты даже с нежностью вспоминаешь, как злился на того, кто сделал ее похожей на китаянку. Ты злился и на нее тоже за что-то гораздо более важное, и на Пола Таузига… Все это не важно, ты любил ее. Это было важно. Ты любил ее, и она любила тебя. Отчего-то тебе кажется, что любовь путешественников во времени не может иметь ни начала, ни конца и этой уже несуществующей любви и несуществующей женщине ты посвятишь остаток своей жизни. Ты решаешь предать ее останки подобающему погребению по ритуалу ТЕРРЫ. Торжественно-печальная музыка, речи, памятник… Очень похоже на обычаи Земли. Если бы ты не влюбился в нее по-земному, по-человечески, она бы не погибла. Вот почему многие земляне придают такое значение погребальным ритуалам. Теперь ты понимаешь, что случилось. Ты наделил Луизу добродетелями, которые существовали только в твоем воображении, а потом разозлился, когда обнаружил, что она не соответствует придуманному тобой образу. Ты был безнадежно, классически, безумно влюблен в образ Луизы, в котором было мало сходства с реальной Луизой. Когда же она выразила искреннюю тревогу, что ты подвергаешь опасности обе ваши миссии, это вызвало в тебе ощущение полного отвержения — ты вернулся к своему заданию совершенно подавленным, потому что твоя Луиза никогда бы не отнеслась к тебе так жестоко! Ужасная ирония этого ударила тебя сейчас — твой любовный психоз заставил тебя спутать карты, — каким-то образом это сделало необходимым прибытие Луизы на твое спасение и ее собственную гибель. И тогда ты понимаешь, что забирая ее духовную сущность с собой, материальную ты взять не можешь. Она принадлежит этой планете, Земле, где все началось в Мохенджо-Даро и закончилось через тысячу с лишним лет в Карфагене. Поэтому ты кладешь ее на вершину холма, возвращаешься в транспортер и аккуратно прицеливаешься большим лазером. Ты делаешь короткую паузу, вспоминая слова, потом произносишь их очень тихо: Потом ты нажимаешь красную кнопку. Ганнибал Форчун глядел на разноцветные полоски света, в которые превратились звезды во время перемещения. Почти полтора часа прошло с тех пор, как он подобрал с поля боя Уэбли и Ронел. Сначала он боялся, что Ронел, узнав о смерти Луизы, прибегнет к такому же способу самоуничтожения, как и Аррик, но Уэбли не позволил ей сделать это. Последние двадцать минут они оба молчали, возможно, общаясь на телепатическом уровне. У них явно намечался союз, который у симбионтов был еще более тесным, чем тот, которого когда-либо могли достичь Форчун и Луиза. Он проверил координаты, показания двойных часов и ввел новый адрес в компьютер. Тот мгновенно выдал ожидаемый ответ. Форчун установил режим невидимости и вошел в реальность. Нитевидные лучики света превратились в яркие точки, и впереди замаячила поверхность планеты Сфаруа. Он направил машину времени к серповидной грозди островов и завис над районом, где обучал Луизу навигации во времени. Вспомнить точную последовательность событий в тот давний день было непросто — так много случилось с тех пор, — но он напрягся, чтобы вспомнить. Спустившись ниже, он стал переводить машину в ближайшее будущее. Пейзаж внизу приобрел красноватый оттенок. Он увидел такую же, как у него, машину времени. Показались две фигуры, направляющиеся к ней. Он прекратил темпоральное перемещение, оставаясь в нематериальном состоянии. Пара, находившаяся в реальности, поговорила между собой несколько минут, затем мужчина снял с пояса устройство дистанционного управления, нажал кнопку, и люк машины времени распахнулся. Луиза следила, как он забирался внутрь. — Это же не ТЕРРА, — вдруг сказал Уэбли, нарушая тишину. — Нет, — согласился Форчун, срывая с себя запыленные и окровавленные одежды. — И на мне тогда не было этой туники. — С тобой все в порядке? — спросил симбионт. — Абсолютно. Уэбли прочитал его мысли и все понял. Форчун быстро переоделся в более современную, но тоже не очень целую одежду и снова сел за пульт. Снаружи другая машина времени вдруг исчезла. Форчун направил машину на освободившееся место, перевел транспортер в объективную реальность. Она материализовалась с хлопком, он открыл люк и выглянул наружу. Девушка, глядящая на него, показалась ему почти незнакомой. Форчун прочитал удивление в ее глазах. — Дрейн! — воскликнула она. — Уже успел подраться, негодяй… Он выдавил запоздалую улыбку, потом спрыгнул на землю. — Где ты был? — В ее банальном вопросе было столько тревоги и заботы. Да, это была девушка, с которой он разделил опасное приключение в Мохенджо-Даро несколько жизней назад, девушка, с которой — сейчас, здесь — он проведет еще часть отпуска. И все же она была другой; даже ее лицо не совсем совпадало с мысленным образом, который он увез с собой из Карфагена. — Я собирался сделать тебе подарок, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал весело, — но аборигены оказались не так дружелюбны, как я думал. Он видел, что она не верит ему, но он не мог позволить ей знать правду. Возвращение сюда, понял он, было глупым потаканием своим слабостям, апогеем огромного числа глупых потаканий; теперь ему нужно было постараться свести инцидент к минимуму последствий. Мягко, предостерег он сам себя, но достаточно убедительно, чтобы она приняла меня всерьез. Он постарался, чтобы это звучало, как продолжение мысли: — К несчастью, дорогая, этот визит был совершенно необычен. Для меня могло быть опасно не узнать об этом позже. — Хорошо. Я постараюсь не напоминать тебе об этом. — Но ее глаза выражали тревогу. Он удивился, что ее глаза говорили: обними меня, убеди, что ты настоящий. Стараясь не замечать комок в горле, он потянулся к ней. Когда она оказалась в его объ ятиях, Форчун почувствовал пустоту, груды сует ливой пустоты вокруг них. — Я люблю тебя, — сказал он, и слова потянули за собой другие. — Сейчас я люблю тебя так же, как и завтра. Время судит. Ты понимаешь, мы действи тельно не можем позволить себе отвечать друг за друга. Мы… — Он затолкал остаток фразы обратно, а она ожидала ее окончания. — Почему, дорогой? — наконец спросила она. Он прижал ее крепче, шепча: — Я люблю тебя, как бы ты ни выглядела. — Потом его рот нашел ее губы, и ее гибкое тело прильнуло к нему. Она попыталась еще что-то спросить, но он предупреждающе покачал голо вой. — Не спрашивай меня. У нас всего несколько минут. Она спрятала лицо на его груди и притихла. Время. Все-таки оно нам почти неподвластно. Он не смог отказать себе в удовольствии удержать ее в объятиях, смакуя миллисекунды. — Ты должна представить себе, что этих последних минут не существует. — Говоря это, он чув ствовал себя так, как будто он уже попадал в эту ситуацию раньше. — Я обещаю, — отвечает она, и затем улыбается, как будто она только что поняла истину. Он знал, что она скажет, помнил. — Есть только сейчас, пра вильно? И сколько бы мы ни жили, все, что у нас действительно есть, это сейчас. Этого должно быть нам достаточно. Не в силах воплотить чувства в слова, он снова привлек ее к себе, пытаясь навсегда унести с собой ощущение ее губ на своих, нежности ее тела, ее рук, обнимающих его плечи. Они неохотно расстались. Оба молчали, хотя Форчун чувствовал, что Луиза интуитивно знает, о чем шла речь. Он быстро забрался обратно в открытую машину времени. Люк захлопнулся. Форчун упал в кресло управления, установил счетчик, затем запустил обратный отсчет. Двойные часы показывали, что они все еще были в безопасности. Началось темпоральное перемещение. — Что это было? — осторожно спросил Уэбли. Форчун смотрел на полоски звезд снаружи, потом перенастроил адрес. Теперь удостоверившись, что они достигли нормального кросс-темпорального межзвездного режима работы, он повернулся в кресле и посмотрел на двух симбионтов, сидящих в уголке кабины. — Иногда невозможно сказать «до свидания», — объяснил он. В его сознании эхом прозвучали слова: «И сколько бы мы ни жили, все, что у нас действительно есть, это сейчас. Этого должно быть нам достаточно». Никогда больше не услышать этого, подумал он, и от этого печаль только усилилась. |
||
|