"Мальпертюи" - читать интересную книгу автора (Рэ Жан)

Глава десятая. Аббат Дуседам рассказывает…

Когда его шалаш уже твердо стоял на земле, когда он уже умел охотиться и ловить рыбу,

заострять стрелы и затачивать гарпуны, он срезал ветвь с дерева и сотворил из нее бога.

Цабельтау (Золотые века)

Голова аббата являла собой гротескный белый шар из корпии и повязок, где темными пятнами выделялись глаза и рот. Глаза блестели, но были глубоки, как море, – я видел такую глубину у тех, кому предстояло волнующее прощание с жизнью.

Говорил он без особого труда, пребывая в ясном состоянии духа; утверждал, что почти не страдает и видит в этом доказательство бесконечного милосердия Господня.

– Отче, – начал он, как только я занял место у изголовья, – я потомок нарушившего обет святотатца. Вы понимаете теперь, в чем причина сегодняшней ночной драмы?

– Брат мой, – ответил я, весьма смущенный этой новой проблемой, о коей так мало может нам поведать церковная премудрость, – боюсь, вы впадаете в суеверие.

– … а таковое есть не что иное, как внебрачное дитя любой религии мира, – подхватил Дуседам с легкой иронией. – Я готов привести весьма авторитетные источники, признающие, что дети проклятых священников до шестого колена в ночь на Сретение принимают обличье чудовищного волка. Некоторые утверждают, что сие проклятие теряет силу раньше, но я не могу тратить оставшиеся мне часы на теоретические прения по этому вопросу.

Мой дед Дуседам был рукоположен в духовный сан, но оказался недостойным служителем Господа – да смилостивится Небо над ним и надо мной. Это ужасное откровение пришло ко мне уже в зрелые годы, в далеких краях, где я старался спасти несчастные души язычников во славу Искупителя. Единственным из людей, кто знал об этом темном пятне в моем семейном прошлом и о невероятной, фантастической беде, грозившей мне самому, был капитан Николас Грандсир; и он сделал все возможное, чтобы помочь и спасти меня.

Да, называя меня славным Тату, он напоминал о ежегодной грозной опасности и по доброте душевной полагал, что тем предостерегает меня от сатанинских козней.

Это он заставил меня покинуть землю антиподов в надежде, что демон не станет преследовать меня за пределами тех далеких широт.

Он отчасти доверил мне заботу о своих оставленных на родине детях, полагая, что общение с чистыми юными душами поможет и моей душе сбросить груз сатанинского проклятия.

Увы, слишком скоро пришлось мне осознать: не так–то легко избежать Колеса Судьбы, особливо когда вращает его Искуситель для забавы своей и выгоды.

Весьма быстро меня разыскал Кассав и, зная мою тайну, заполучил меня в полное свое распоряжение, а его кузен Филарет, гнусный натуралист, в первую же встречу намекнул, что приберег для меня роскошную волчью шкуру.

Я намеревался не прерывать последние откровения аббата, однако не удержался от вопроса:

– Кто же был или есть сей загадочный Кассав?

– Отец Эвгерий, я сейчас перейду к этому страшному персонажу, а пока что уделю несколько минут для самооправдания. Первородный грех предопределил наказание детей за грехи отцов, но и позволил надеяться на искупление греха.

Конечно, Господь допускает исключения из грозного закона возмездия за святотатство и все–таки дозволяет время от времени появление волков–оборотней среди людей. И я не могу не восславить мудрость Его.

Больше я не стану говорить о себе и своих прегрешениях до самого последнего причастия, когда испрошу у вас искупления.

Теперь же надобно хоть немного посодействовать выполнению тяжкой задачи, поставленной передо мной, – сорвать личину Мальпертюи.

Увы, отче! Трижды увы! – бесплодны оказались все мои усилия и более чем скудны результаты, о коих могу вам поведать. Боюсь, услышав все, что я готов рассказать, вы почувствуете себя в еще более глубоких потемках.

Кто есть, кто был Кассав? Квентин Моретус Кассав?

– Не вздрагивайте, отче, не думайте, что болезнь говорит моими устами: впервые я вышел на его след в анналах странной секты иллюминатов – общества розенкрейцеров, зародившегося около 1630 года в Германии, чьи тайны так и не удалось никогда раскрыть.

Но ведь тогда, возразите вы, этот загадочный и злополучный человек прожил более двухсот лет?

Так вот, вы, без сомнения, осведомлены – ученые и исследователи с тревогой и отвращением констатировали: розенкрейцеры открыли эликсир долголетия.

Разве некоторые из них, например Розенкранц, не превзошли на несколько люстров столетний рубеж? А еще более настораживает следующее: их исчезновение достоверно зафиксировано, но нет не единого свидетельства их смерти!

Квентин Моретус Кассав обладал колоссальными познаниями, будучи доктором оккультных и алхимических наук; я обнаружил трактат по демонологии и некромантии вкупе с кратким и ужасающим в своей ясности исследованием каббалы, целиком написанный им, – настолько чудовищными показались мне эти откровения, что я без сожаления предал их огню.

Он также был замечательным эллинистом, и одно время я считал возможным, что, очистив дух свой, он сможет предаться любимому поиску вечной красоты, этого нетленного сокровища античной Греции.

О, как мне предстояло разочароваться! Какие чудовищные помыслы таились за золотым светоносным покровом!

Кассав сформулировал закон, выводы из коего должны были послужить его страшным целям: люди сотворили богов – или, по крайней мере, способствовали совершенствованию и могуществу богов. Люди пали ниц перед безмерным творением собственных рук своих и разума, склонились перед волей богов, подчинились их желаниям и приказаниям; но в то же время обрекли их на смерть.

Боги гибнут… Где–то в безднах пространства плывут огромные мертвые тела… Где–то в пространстве медленно, в течение веков и тысячелетий замирают агонии…

Кассав мало путешествовал, но дух его странствовал, не признавая границ, и Кассав довольствовался этим.

Похоже, время мало что для него значило, если принять во внимание то, что было сказано о его фантастическом долголетии.

В один прекрасный день он отдал приказ.

Снаряженный по его повелению корабль отправился в Аттическое море.

На борту оказался и мой дед Дуседам, человек извращенный, но знающий; командовал кораблем капитан Ансельм, отец Николаса Грандсира.

Полученные инструкции отличались весьма странным характером:

Во что бы то ни стало требовалось разыскать умирающих богов античной Греции!

Я не случайно сказал – умирающих, ведь никто из языческих богов не мертв, в них еще тлеет искра жизни.

Постарайтесь же выслушать без содрогания одну из посылок того, что я называю законом Кассава.

Не люди рождены по прихоти или по воле богов, напротив, боги обязаны своим существованием человеческой вере. Умри вера, погибнут и боги. Но вера не гаснет, как обычная свеча, она вновь возгорается, обжигает, распространяется и агонизирует. Этой верой и живут боги, в ней черпают силу и могущество, если не самое форму своего существования. Так вот, боги Аттики не исчезли еще из сердец и душ человеческих: легенды, книги, искусство поддерживают тлеющие уголья, на протяжении веков подернутые лишь слоем пепла.

– Не ищите омерзительных мертвецов, – повелел Кассав, – но подберите раненых. Мне они пригодятся!

Вы читали мемуары несчастного Жан–Жака.

Что вы об этом думаете?

Я воздел дрожащие руки горе.

– Боже мой, верить ли, что они нашли?…

– Верьте! – с силой отозвался аббат Дуседам, – но только…

Тут речь его была прервана обмороком; едва очнувшись, аббат вновь потерял сознание – такой затяжной приступ слабости вызывал серьезнейшие опасения.

Брат лекарь испросил у меня дозволения применить энергическое средство, которое способно было привести больного в чувство, правда, тем самым сокращало его жизнь на несколько часов.

После вполне понятных колебаний я взял на себя ответственность.

Аббат Дуседам очнулся и почти сразу продлил свою повесть.

Однако первоначальная ясность и точность уже не восстановились, так что продолжение его рассказа явило собой чередуемый длинными паузами затрудненный монолог, нить которого не раз прерывалась.

Верно, большую часть его речей можно отнести на счет лихорадки, а потому последующие записи я лично расцениваю только как документальное свидетельство.

– … они парили в воздухе; иные, уже мертвые, реяли облачными клочьями. Дед мой Дуседам выразился образно и весьма кощунственно по отношению к божествам, пусть и языческим; божественная мертвечина, по его словам, распадалась и рассеивалась по всей розе ветров.

Кое в ком едва пульсировала жизнь; согласно Кассаву, эту жизнь поддерживали в них темные верования, укоренившиеся в опустелых человеческих сердцах.

В некоторых жизненная сила едва тлела, и божества деградировали в личинку, зародыш; а кое–кому, хоть и в жалком состоянии, но удалось избежать распада.

Из–за того, что в душе человека страх более живуч, чем вера, силы темные выжили в большем числе.

За тщедушной порослью кустов съежилась богиня, нагая, боязливая – последняя Горгона, вопреки всем превратностям, сохранившая могущество и трагически величавую красоту… На прибрежной гальке пугливые дочери Тартара пытались поддержать костер из сухих водорослей…

– Ха–ха! Представляете? Вулкан приволакивает ногу, Фурии заламывают руки с давно нестриженными ногтями, иссохшая Юнона собирает чахлые ростки себе на прокорм, а единственный из Титанов, избегнувший Юпитерова гнева, – всего лишь покорный Вулкану немощный калека…

Их ярость и отчаяние оказались бессильны перед магическим оружием людей нового времени, явившихся их поработить.

Кассав, великий мэтр тайных наук, снабдил Дуседама некоторыми грозными формулами–заклинаниями, способными сотрясти звезды на своде небесном. И Дуседам без малейшего колебания воспользовался ими.

Да, этот мошенник наложил руку даже на последние вспышки божественной жизни. Не спрашивайте, что он сделал… Его гусиное перо не осмелилось доверить бумаге подобные откровения.

Наступила долгая пауза, затем умирающий более часа находился в явном горячечном бреду. Даже когда он успокоился, мне с трудом удалось проследить за его лихорадочной и отрывистой речью.

– Их насильно увезли с тысячелетней родины… Засадили пленниками в тошнотворный корабельный трюм… Как, в каком обличье – кто теперь скажет?…

Обо всем этом Дуседам умолчал. Розенкрейцеры, и в особенности ужасный господин Кассав, владели множеством поистине нечеловеческих тайн!

Кассав принял пленников, как принимают обыкновенный доставленный товар… ха–ха!

Боги, или то, что от них оставалось, были проданы, точно мясные туши, за ливры и экю… ха–ха!

И сдается мне, Кассав еще считал себя в накладе!

Ведь все лучшее кануло в небытие и ему пришлось удовольствоваться разлагающимися останками! Ха! Кое–кого я уже упоминал: Вулкан, ближе к Аттике Гефест – небесный уродец, к тому же связался с некоей дешевенькой богинькой сомнительного происхождения. Эвмениды состарились в злобствующем бессилии. Жалкая развалина – бывший Титан; за неимением Циклопов Вулкан взял его в подчинение. Юный олимпийский паж на ролях второстепенного любовника – сам Кассав не осмелился угадать в нем лучезарного Аполлона.

Возможно и другое… возможно…

Ха–ха! Кассав, этот мошенник, диктующий свою волю богам… Он осознал–таки свое бессилие, когда после злонамеренного похищения захотел дать им телесное воплощение и жизнь!

Тщетно искал он решения в самых грозных гримуарах; пришлось искать помощи у родственника – существа, воплотившего самое гнусное скудоумие. То ли в насмешку, то ли с какой–то темной и загадочной целью Кассав сделал своего кузена если не доверенным лицом, то во всяком случае наследником, разумеется, бесконечно малой части своего инфернального знания. Безмозглый прислужник Кассава всецело отдавался одной странной и болезненной страсти – таксидермии! Славный Филарет! Он–то и изготовил для богов оболочки – человеческие личины. Он засунул богов античной Фессалии в этакие мешки, где они едва ли сделались людьми!

Слушайте… одна из них… была красива, даже столетия пощадили ее – последнюю Горгону. Двум тупоумным служителям, своим родственничкам, Кассав доверил ее в качестве родной дочери… Диделоо, глупому экспедитору в мэрии, и его жене, бывшей шлюхе из портового квартала. Ха–ха! Это последнюю–то Горгону, и посейчас прекрасную и даже могущественную Эуриалию!

Ближе к вечеру аббат Дуседам успокоился, и наш добрый брат лекарь дал ему целебный отвар, в полной уверенности, что с его помощью больной без страданий отойдет в мир иной.

Я отправился немного отдохнуть, но едва пробило десять часов, брат Морен, дежуривший у постели умирающего, в великой спешке явился ко мне с известием, что аббат проснулся и, кажется, пребывает в совершенно ясном состоянии духа.

– Отец Эвгерий, – обратился ко мне аббат, – пришел мой час. Видно, я не все успел вам рассказать. Мои мгновения сочтены, не утешайте, я чувствую это.

Кто есть, кто был Квентин Моретус Кассав? Я и сам задаюсь этим вопросом.

Был ли он демонической инкарнацией? Не думаю, хотя, пожалуй, в его счетах с Лукавым фигурировал в качестве феода проклятый дом – Мальпертюи, где он предавался своим ужасным опытам. С какой целью он заключил после смерти в сем доме известные вам креатуры?

Не знаю. Однако посмею высказать рискованную догадку: он доверил завершить эксперимент самой судьбе.

Теперь мне представляется, что обитатели Мальпертюи подчинялись непредсказуемым силам своей божественной и человеческой сущности. Какая сущность в них главенствовала? Можно ли знать наверняка? Под навязанными гротескными личинами они испытывали тяжкий гнет. Озаряло ли их просветление? В этом я смею быть уверенным; однако, по–моему, и в эти часы пробуждения они не умели воспользоваться своей божественной властью. Даже и тогда оставались они жалкими созданиями. А в долгие периоды забвения и вовсе не вспоминали, что они боги. Странное человеческое и даже растительное существование, лишь временами неясное беспокойство, смутное ощущение своего истинного естества… Тут я вновь прервал Дуседама…

– Вы говорили и о других божествах, не называя имен.

Казалось, Дуседам ожидал моего вопроса и хотел ответить, однако новый обморочный приступ прервал его повествование.

Придя же в себя, он продолжил:

– Торговля красками… символично… свет и цвет… Лампернисс… о да! Вспомните последнее слово в его жизни!

– Я помню: Обещайте!

– И еще он добавил: Не то!… Ах, я вижу Лампернисса, рыдающего, когда его лишали света ламп; вижу его, цепями прикованного к почернелому от крови полу, вижу терзающего его орла – Прометей!

Я вскрикнул от ужаса.

– Они захватили Прометея в бессрочной агонии и увезли, дабы сотворить Лампернисса! – шептал аббат. – Какая насмешка! Прометею Кассав выделил лавку с красками и ламповым маслом!… Прометей находился в Мальпертюи на особом положении, возможно, по причине вечной пытки, уготованной ему самим роком… Лампернисс, вероятно, единственный из пленников дьявольского Кассава, кто всегда хоть отчасти сознавал свою божественную сущность… Он один всегда помнил!… Все остальные подолгу пребывали в оцепенении и забытьи. Сам Прометеев орел, орел возмездия, забывал надолго. Потому жалкому Ламперниссу и удавалось вести с ним смехотворную борьбу светом и цветом – сражение, а трагический исход его был изначально запечатлен на неумолимом Колесе Судьбы… Аббат на мгновение умолк.

– Орел… – продолжил он, – порой мне казалось, что он следует за Эуриалией, как бы служит ей. Кто знает? О, сколь многое мне казалось! Я не всегда понимал, увы… Но кто упрекнет меня за это? В конце концов, разве так важно понимать. Меня отягощала двойная миссия – защитить Жан–Жака и Нэнси и, что гораздо страшнее, – искупить безмерную вину человека одной со мной крови.

Сильнейшая судорога вдруг свела тело аббата Дуседама, и глаза его раскрылись неправдоподобно широко.

– Маленькие твари с чердака… знаете, такие мелкие божества, пенаты – весьма многочисленные, порой добрые, порой злые… На корабле у капитана Ансельма вполне хватало места…

Айзенготт… дамы Кормелон… Ага, про них вы, верно, уже догадались… А я, что ж, я вызнавал все больше и больше… И в конце концов заставил насторожиться приспешников Кассава –

Филарета и Самбюка, которым он отказал несколько крох от своего огромного мрачного знания… Я проник в Мальпертюи тайно, даже без ведома несчастного Жан–Жака Грандсира… Филарета и Самбюка снедала тревога, когда они чуяли запах моего табака… Их пугало, что в конце концов я открою Великую Тайну и обрету оружие, дабы спасти Жан–Жака и отомстить им… Отмщение… – другие силы взялись за это… Я не до конца выполнил свою задачу… В своей безграничной мудрости Господь решил, дабы предназначенное свершилось, да славится Имя Его!… Но отчасти мне было дано познать истину… Грибуан, изрыгающий огонь, – несомненно Вулкан; кто его супруга?… Можно ль поверить, что дочь моря опустилась до старухи Грибуан?… Чиик – не Титан ли этот гротескный выродок, избежавший гнева Юпитера только затем, чтоб стать грузом Ансельма Грандсира?… Вспомните, как говорил о нем Лампернисс… Кто такой Матиас Кроок? Помните, сам Кассав не решил этой загадки, сомневаюсь, можно ль признать в нем Аполлона… Мамаша Груль? А почему бы не сама Юнона в последней стадии распада?… Диделоо! Его жена! Филарет! Самбюк! Я говорил вам – эти были людьми, слугами Кассава, в некотором роде исполнителями его последней воли… А Элоди?… Кто сможет определить роль этой скромной, благочестивой и набожной женщины в эпицентре инфернальных бурь?… Итак, остается лишь… Она…

Аббат Дуседам приподнялся на ложе и страстным жестом воздел свои искалеченные руки.

– Он привез ее могущественной, во всей устрашающей красе! Господи, защити детей твоих от нее!

Я осторожно заставил его лечь.

– Вы говорите об Эуриалии? – спросил я, весь дрожа.

Но буйный аббат Дуседам уже не мог ответить – свет в его глазах угасал.

– Довольно! – вскричал я. – Какое мне дело до всех этих тайн, до ваших тщетных усилий их разгадать! Подумайте о душе вашей!

Я соборовал его святым елеем и произнес слова отпущения, коими врата небесные открываются для тех, кто идет к Нему, веруя в Его справедливость и доброту.

Когда я поднялся с колен, прочитав последние молитвы, аббат Дуседам уже не принадлежал миру сему.