"В трущобах Индии" - читать интересную книгу автора (Жаколио Луи)

II

— Страшная клятва. — План начальника полиции. — Поручение к Нана-Сагибу. — Серьезное решение. — Честолюбие ночного сторожа.

Едва только посол удалился, падиал, исполняя свои обязанности, снова ударил в гонг и медленно произнес обычную фразу:

— Три часа утра, люди высшей и низшей касты, спите в мире… Нового нет ничего!

Нового нет ничего! Такова власть формул и вековых обычаев! «Нового нет ничего» — а дворец Адила-Шаха, необитаемый в течение трехсот лет, осветился в самых неприступных своих частях. «Нового нет ничего», а между тем должно было совершиться одно из крупнейших событий, виденных в провинции, — приезд вице-короля. Но этим не исчерпывались еще все новости.

Прошло минут десять после того, как падиал лег на циновку, завернувшись в свой запон, — и вдруг его разбудило пение хохлатого буль-буль на недалеком расстоянии от гопарама. Оно доносилось как будто бы с большого тамаринда, огромные ветви которого поднимались над развалинами целым куполом. Дислад-Хамед вздрогнул; он не ошибался относительно происхождения этого пения, несмотря на все совершенство подражания, ибо певчая птичка, грустную мелодию которой он только что слышал, никогда не поет после захода солнца.

Это был сигнал.

Приподнявшись на своей циновке, ночной сторож стал прислушиваться, и почти в ту же минуту снова повторилось пение, на этот раз более громкое и продолжительное.

— Ну, это, конечно, они, — прошептал Дислад-Хамед, — надо повиноваться.

И он в свою очередь с необыкновенным искусством воспроизвел тот же сигнал; затем, не колеблясь ни минуты, сошел вниз и направился к тамаринду, росшему неподалеку оттуда среди развалин древнего храма Шивы. Два туземца с лицами, закрытыми волнами белого газа, ждали его там.

— Откуда держите путь? — спросил падиал.

— Из страны, где Духи летают над водами, — отвечал один из незнакомцев.

— Тень священных слонов падает на восток, — сказал падиал.

— И час правосудия пробил, — суровым голосом отвечал второй незнакомец. — Ты готов?

— Готов.

— Хорошо. Следуй за нами!

— Долго я буду в отсутствии?

— Это ведомо только тому, кто вышел из золотого яйца.

— В таком случае я скажу сыну, чтобы он заменил меня на гопараме.

И отойдя на несколько шагов, падиал громко свистнул. На зов его тотчас же прибежал мальчик лет четырнадцати-пятнадцати.

— Ты будешь стучать ночные часы, — сказал ему Дислад. — Если я не возвращусь ни сегодня вечером, ни в следующие дни, заменяй меня, пока не вернусь… Не забывай читать ментрамы против духов, которые будут мучить тебя каждую ночь, чтобы ты забыл часы. Уведоми свою мать и отправляйся на гопарам.

Мальчик поклонился, не говоря ни слова, и так же быстро исчез, как и явился.

Один из незнакомцев приблизился к падиалу и надел ему на голову род капюшона, предназначенного для того, чтобы он ничего не мог видеть; затем каждый из них взял одну его руку и оба повели его среди развалин. Уверенность их походки указывала, что они хорошо знакомы с этими местами. Все трое хранили полное молчание, но падиал все время думал о том, нельзя ли узнать, куда его ведут, следя за поворотами, которые его заставляли делать. Но спутники, как бы отгадав эти мысли, всеми силами старались сбить его с толку; каждую минуту они заставляли его возвращаться, поворачивали налево, направо, останавливались без всяких поводов и снова начинали идти, описывая незаметно для него круг, и приводили его к тому месту, которое только что оставили. Дислад-Хамед скоро понял, что ориентироваться при таком образе действий невозможно. Он решил идти машинально, не заботясь больше о дороге, по которой его вели, и мысли его приняли другое направление. Он спрашивал себя: даст ли ему какое-нибудь поручение один из верховных вождей общества «Духов Вод», которые никогда и никому, даже посвященным второй степени, не сообщали места, избранного ими для совещания, или, быть может, уведомленные о бесчисленном множестве случаев измены с его стороны, они зовут его перед лицо тайного трибунала, состоящего из семи членов, которые не произносили другого приговора, кроме смертного… И в том, и в другом случае члена общества предупреждали и приводили точно таким же образом к верховным начальникам. Только посвященный первой степени, то есть жемедар, получал заранее сообщение о месте собрания и о часе, когда туда следовало явиться; но Дислад-Хамед был субедар, то есть посвященный второй степени.

Мысль, внезапно мелькнувшая у него в голове, что через несколько минут его ждет, быть может, наказание за все его преступления, заставила его похолодеть от ужаса; он не мог удержать невольной дрожи, которую его спутники заметили, вероятно, так как сильнее сжали его руки, как бы желая помешать ему бежать. Падиал слишком хорошо знал обычаи знаменитого тайного общества, а потому был уверен, что дрожь эта не останется неизвестной верховным вождям; понимая, какое важное значение это может иметь для него, он несколько раз повторил это движение, чтобы заставить их подумать, что у него простой приступ болотной лихорадки, весьма распространенной среди индусов, живущих на равнине. Тогда один из проводников спросил его с видимым участием:

— Брат Хамед болен… Не желает ли он, чтобы мы шли медленнее?

— О, это ничего, — отвечал падиал, — легкая лихорадка… Я захватил ее в болотах Травенкора.

И все трое снова замолчали. Но падиал с радостью заметил, что руки проводников сжимали его слабее. Он заключил из этого, что подозрение их не только прошло бесследно, но что он явится перед тайным судилищем не в качестве обвиняемого.

После получаса ходьбы проводники остановились, и Дислад получил приглашение сесть в паланкин, куда вместе с ним вошли и его спутники. Когда двери закрылись, ночному сторожу Беджапура показалось, что экипаж, в котором он находился, отделился от земли, — и затем он больше ничего не чувствовал… ни малейшего признака какого-либо движения. Так прошло десять минут, и даже человек с необыкновенно тонко развитыми чувствами не в состоянии был бы сказать, двинулся ли паланкин с того места, где он находился, или нет. Вдруг Хамед почувствовал, что экипаж его снова стоит на земле; дверцы открылись — и ему приказали следовать за проводниками, которые подали ему руку, чтобы помочь сойти на землю. Все трое прошли несколько шагов вперед, и ночному сторожу показалось, что подняли портьеру, которая опустилась потом позади него. Вслед за тем он почувствовал, что находится в теплой и душной атмосфере, какая бывает, когда соберется большая толпа людей в плохо проветренной комнате с наглухо закрытыми окнами. Он ясно слышал шум, неопределенный и смутный, который всегда бывает среди многочисленного собрания, даже если оно хранит полное молчание.

Проводники сняли с него капюшон, и он увидел себя посреди огромного зала в присутствии четырехсот или пятисот членов общества «Духов Вод», которые собрались со всех концов Индии; все они, кроме него одного, принадлежали к классу жемедаров. Он вздохнул свободнее. Вместо того, чтобы предстать на судилище, ему сделали, напротив, честь, разрешив присутствовать на собрании посвященных первой степени. Он тотчас же понял, что ему хотят поручить исполнение какой-нибудь очень важной задачи.

На возвышенной эстраде сидели семь членов Тайного Совета, президентом которого был браматма, или верховный вождь. Все они были замаскированы, потому никто не должен был видеть их лица. Запрещение это соблюдается так строго, что в тех случаях, когда маска нечаянно падала с лица одного из семи, остальные тотчас же набрасывались на него и душили его; затем на экстренном собрании выбирали его заместителя. Никто из входящих в состав Семи, которым известны были все тайны общества, не имел права отказаться от своего места, и только смерть освобождала его от этого почетного, но опасного поста. Члены Верховного Совета казались бессмертными, потому что они пополняли сами себя, и никто никогда не замечал, как один заменялся другим.

При выборе нового члена не обращалось внимания ни на его желания, ни на его склонности. В один прекрасный день к нему подходил факир, который подавал ему листок голубого лотоса с начертанным на нем таинственным словом: «Аум». С этого момента выбранный уже не принадлежал самому себе; он пользовался, правда, необыкновенной властью и распоряжался по своему усмотрению в том кругу, который находился в зависимости от него, но зато отказывался от личной жизни и в свою очередь слепо и пассивно повиновался Комитету Трех и браматме. Он имел право отказаться от почетного поста; отказ этот был бы его смертным приговором… Мы скоро будем иметь случай пополнить эти краткие сведения о «Духах Вод».

Никакое учреждение не могло по силе своей сравниться с этим таинственным обществом; это было настоящее тайное правительство, которое в течение многих веков подряд существовало бок о бок с явным политическим правительством страны, причем первому больше повиновались и больше уважали. Вся Индия разделена была на пять округов, которыми управляли четыре члена Совета Семи, переходя ежегодно из одного округа в другой, дабы не создать себе особенных привязанностей в стране. Три остальных члена составляли так называемый Комитет Трех, на обязанности которого лежал надзор за браматмой, который не знал никого из них. Комитет этот возобновлялся периодически и управлял пятой провинцией.

Несмотря на то, что организация эта была прекрасно известна англичанам, последние не могли наложить своей руки ни на одного из членов Совета Семи; ни разу не удалось им также узнать, кто были верховные начальники этого страшного общества, которое уничтожало их декреты и отменяло их приговоры о лишении прав, если они были несправедливы.

Как это ни странно, общество «Духов Вод» фактически признавало это правительство и в нормальное время не ставило ему никаких преград, никаких затруднений, ограничиваясь только тем, что запрещало индусам повиноваться тем из актов, которые, по мнению Совета Семи, противоречили праву и справедливости. До великого восстания сипаев, которое неминуемо должно было бы освободить Индию, если бы Нана-Сагиб вместо того, чтобы играть в правители и задавать празднества, двинул войска на Калькутту и Бомбей, общество «Духов Вод» лет двадцать подряд предупреждало Ост-Индскую компанию, какая участь ее ждет, если она не реформирует своей администрации. Оно только тогда разрешило восстание Бенгалии и северных провинций, когда увидело, что все советы его отвергаются.

Даже и в настоящее время* оно является единственным противником безграничной власти вице-короля и губернаторов. Оно преследует больше всего концессионеров, сборщиков налогов, которые несколько раз собирают один и тот же налог, бесцеремонно присваивая большую часть его.

gt;lt;/emphasisgt; * Роман «В трущобах Индии» написан в 1888 году.

Влияние общества тем сильнее, что не было еще примера, чтобы оно поразило невинного или чтобы виновный сановник избежал кинжала «Духов Вод» иначе, как покинув свой пост и вернувшись в Англию. По обычаю, укоренившемуся в течение нескольких веков, всякого, кто изменял долгу совести, предупреждали три раза, чтобы он переменил свое поведение, затем ему объявляли приговор письмом, которое попадало к нему неизвестным путем, и по прошествии семи дней приговор этот исполнялся, несмотря ни на какие принятые осужденным предосторожности. Мы должны еще прибавить, что не было ни одного приговора, который не оправдывался бы и общественным мнением.

Способы, посредством которых это общества получало сведения обо всем происходившем, были так искусны и разнообразны, что становится положительно непонятным, как могло оно не знать об измене Дислада: его раз двадцать уже могли бы схватить, не будь он членом общества: последнее давало ему возможность знать, как следует действовать, чтобы не навлечь на себя подозрений. Он переписывался с одним только лицом, директором полиции, и то при помощи шифрованных знаков, понятных только тому, кто знал к ним ключ; а так как пост ночного сторожа вынуждал его иметь иногда сношения с полицией, то никто за это не предъявлял к нему претензий. Мы говорили уже, что в доносах своих он никогда не касался Беджапура. Это оказывало до сих пор большую службу негодяю, но теперь ему приходилось удвоить свою осторожность: учреждение военного суда в древней столице Декана и роль, предназначенная ему при репрессиях, представляли много случаев, чтобы скомпрометировать низкого предателя.

Не успели ввести Дислада-Хамеда в огромный зал, где собрались посвященные первой степени и Совет Семи, как браматма, занимавший председательское место, нарушил благоговейное молчание:

— Брат Хамед, — сказал он вновь пришедшему, — в силу власти, весьма редко употребляемой нашими предшественниками, призвали мы тебя в этот зал, чтобы ты мог присутствовать на собрании, в котором принимают участие одни только жемедары. Желая поручить тебе одно из самых трудных дел, могущественный и верховный Совет Семи нашел, что мы можем дать тебе доказательство нашего доверия. Приблизься и произнеси нашу обычную клятву, что ты никому, даже своей тени, не скажешь того, что увидишь и услышишь сегодня ночью.

Падиал повиновался призыву браматмы и, поблагодарив Совет за оказанную ему высокую честь, отвечал твердым голосом:

«Пусть тело мое, лишенное погребения и брошенное в пустынном месте, сделается добычей вонючих шакалов и ястребов с желтыми ногами, пусть в течение пребывания на земле тысячи тысяч поколений людей душа моя пребудет в образе нечистых животных, пусть имя мое проклинается на всех собраниях „Духов Вод“ как имя клятвопреступника и изменника, если я скажу кому-нибудь и даже своей тени то, что я увижу и услышу сегодня ночью».

— Духи Вод слышали твою клятву, — сказал браматма. — Ты знаешь, какая ужасная смерть ждет тебя, если ты изменишь?

Это мрачное общество не сразу предавало смерти изменников; их подвергали, смотря по степени виновности, целому ряду пыток, из которых многие были поистине ужасны. Падиал невольно вздрогнул при мысли об ужасных пытках, которые он заслужил уже целым рядом своих изменнических поступков; но он ступил на путь, откуда уже не было возврата; решение его было непоколебимо, и, чтобы избежать участи, которая рано или поздно должна была его постигнуть, ему необходимо было при первом же удобном случае выдать англичанам браматму и Совет Семи.

Он давно уже сделал бы это, будь это в его власти; но он вынужден был ждать посвящения в члены первой степени, ибо, как простой субедар, не мог знать ни места, ни времени собраний. Когда его призывали, чтобы дать ему какое-нибудь приказание, он являлся только перед членом-администратором своей провинции, который окружал себя теми же предосторожностями, какие приняты были и сегодня, когда падиала вели на собрание. Не зная, когда его позовут, он не мог предупредить англичан, и дай он им даже возможность арестовать одного из Семи — это нисколько не изменило бы его положения. Чтобы заручиться раз и навсегда спокойствием, ему необходимо было поразить одним ударом весь Верховный Совет и браматму, — этого одного достаточно было, чтобы уничтожить все общество, которое не могло бы восстановиться вновь; предатель оставался бы, следовательно, безнаказанным.

Купив услуги падиала обещанием самой высокой награды, директор полиции, полковник Джемс Ватсон, сделал сильный ход; он с самого начала стремился к уничтожению общества «Духов Вод», организация которого была ему известна. Вице-король и падиал знали, какую важную роль играло это общество во время восстаний, — и мечтою сэра Джона Лауренса стало добиться успеха там, где терпели неудачу все его предшественники, то есть уничтожить это неуловимое общество, всегда стоявшее на пути английского владычества в Индии. Это побудило полковника подкупить одного из самых низких членов общества и терпеливо ждать, пока предатель достигнет степени жемедара, которая разрешала присутствовать на собраниях Верховного Совета. Тогда, узнав от падиала место его и час, когда назначено собрание, легко было завладеть не только Советом Семи и браматмой, но почти всеми посвященными первой степени; это привело бы к полному разложению всего общества, которое в течение пяти веков заставляло трепетать всех властителей Индостана.

Лауренс убаюкивал себя надеждою одновременно донести в Лондон не только о захвате Нана-Сагиба, но и об уничтожении «Духов Вод». Надо сознаться, что заговор относительно последнего был задуман необыкновенно хитро и должен был неминуемо кончиться успехом, продолжай только падиал вести дело со свойственной ему ловкостью.

Человек этот был слишком суеверен, чтобы не сдержать данной им клятвы; но одаренный в то же время весьма изворотливой совестью, которая сделала бы честь самым знаменитым казуистам, он сказал себе, что клятва эта обязывала его не оглашать только того, что он мог видеть и слышать в эту ночь; впоследствии же он был совершенно свободен сдержать обещание, данное англичанам.

Когда кончился прием падиала, браматма дал слово администратору Декана, которому поручено было объяснить собранию причины его созыва и познакомить его с важными решениями, принятыми тайным Комитетом Трех и одобренными Верховным Советом Семи и браматмой.

— Братья и Духи Вод, вы, которые слышите нас! — начал администратор голосом, дребезжащим от старости. — Мы, к несчастью, потерпели неудачу, сделав попытку изгнать чужеземцев из Страны Лотоса. Нет сомнений в том, что какой-нибудь упущенный нами из виду поступок прогневил богов, ибо, дав нам сначала победу, они покинули нас и дали нашим притеснителям власть разбить достойных сынов Индостана. Что же случилось после того, как мы, не желая проливать бесполезно крови, посоветовали прекратить повсюду сопротивление? Нарушив клятвенное обещание прощения и забвения, англичане избивают беспощадно не только тех, которые сложили оружие, но и старцев, женщин, детей; недовольные еще такими зверствами в странах, восставших против них, они разорили огнем и залили кровью Бунделькунд и Мейвар, которые не поставили ни единого человека для армии Нана, а теперь хотят сделать то же самое и со всем Деканом. Мы знаем через наших тайных соглядатаев, что Джон Лауренс собирается действовать с самой неуловимой строгостью; он хочет, по словам его, утопить в крови все мечты о свободе, прозябающие на почве Индии. Сотни тысяч трупов посеяли англичане на своем пути. Не лучше ли будет снова начать борьбу и умереть сражаясь? Раджи Майсура, Травенкорда, Малаялума поняли теперь, какую они сделали ошибку, не присоединившись к своим северным братьям; они ждали слова Франции — слова, которого та не произнесла; за свою нерешительность они поплатились теперь своими тронами, ибо вице-король, который через несколько часов прибудет в Беджапур, приказал им явиться к нему для объяснений, — и мы знаем из достоверных источников, что они не вернутся обратно в свои государства. Если бы они послушались наших советов, Индия теперь торжествовала бы победу. Но, может быть, не все еще потеряно: случилось великое событие, которое, мы надеемся, изменит ход вещей, и мы приветствуем его, как предвестника нашего освобождения. Великий друг индусов, герой нашей войны за свободу — тот, которого народ зовет Срахдана, Сердар, вернувшись в свою страну, добился отмены постыдного приговора, поразившего его некогда, и чтобы вознаградить его за несчастья, причиненные ему судебной ошибкой, его назначили губернатором французской Индии!

Безумные крики восторга встретили эти слова администратора Декана, и вслед за этим со всех сторон послышались крики: «Война! Война! Смерть англичанам!»

Когда снова восстановилась тишина, член Совета Семи продолжал:

— Нет сомнения, что тот, кто менее года тому назад хотел заменить собою губернатора Пондишери, чтобы поднять весь Декан и доставить генералов и офицеров для южной армии вместе с французским гарнизоном этого города, — тот не мог изменить своих чувств по отношению к нам. Если он занял пост, которым хотел завладеть раньше, то лишь для того, чтобы служить нашему делу. Мы решили поэтому начать общее восстание в Декане по приезде нового губернатора. Три раджи с юга готовы уже и подадут сигнал, расстреляв резидентов, которых Англия держит подле каждого из них и которые постепенно отняли у них все — до последнего призрака власти.

Они могут доставить пятьсот тысяч пехоты, не считая добровольцев, которые сбегутся со всех сторон. Север, несмотря на ужасное поражение и расправу победителей, возьмется за оружие одновременно с нами; вожди просят, чтобы Нана-Сагиб снова стал во главе их, и мы не сомневаемся, что последний потомок Ауренга-Цеба с радостью воспользуется случаем отплатить за поражение. Мы еще не предупреждали его об этом, потому что убежище его окружено шпионами, и мы опасаемся, слишком рано отправить ему посла, открыть врагам тайну пещер Нухурмура или подвинуть Нану на какую-нибудь неосторожность от нетерпения начать действовать, когда он получит от нас известие.

Граф де Монморен, как зовут теперь нашего друга, уже выехал, чтобы занять назначенный ему пост, но в Пондишери он приедет не ранее, как через двадцать дней. Раджи, несмотря на официальный приказ вице-короля явиться к нему, попытаются выиграть время, чтобы подготовить восстание к приезду французского губернатора. Вот краткое сообщение ко всем народам Индии, которое будет прибито во всех деревнях, не исключая даже самых маленьких поселений:

«Во имя божественной Триады, которая совмещается в Браме, бессмертном Творце всех вещей. Во имя Магомета, его божественного пророка, ибо Аллах в Браме, как Брама в Аллахе, вселенная знает только одного единого Бога, Истинного Бога!

Мы, Три и Семь, говорящие от имени Духов Вод!

Мы, Нана-Сагиб, принц Пенджаба и Бенгалии!

И мы, раджи Майсура, Травенкора и Малаялума, соединились для защиты Саптазиндху, страны семи рек (Индии).

Приказываем всем индусам, без различия происхождения и религии, забыть свои ссоры и взяться за оружие для защиты земли своих предков.

Да будет сие исполнено немедленно!

Народы севера и юга, вперед за веру и отечество!»

Слова эти, трогательные по своей простоте, возбудили общее волнение в собрании, и пятьсот человек крикнули в один голос:

— Вперед за веру и отечество!

— Вернувшись в свои провинции, — продолжал оратор, — вы обязаны приготовить народ к этому великому делу. Вы соберете всех субедаров своего округа и объявите им нашу волю.

Что касается нас, Трех и Семи, а также верховного начальника браматмы, то мы остаемся в Беджапуре, который до великого дня будет центром действия; сюда вы должны будете доставлять нам все сведения.

Остается сообщить вам еще одно важное решение, принятое нами. Джон Лауренс, которого мы три раза уже предупреждали, чтобы он прекратил свои гнусные зверства против женщин, детей и людей совершенно невиновных, не принял этого в расчет и словно решил удвоить свою жестокость. Мера терпения нашего переполнилась. Желая дать другим пример, мы решили сначала потребовать его к тайному трибуналу, чтобы он или защитил себя, или выслушал свой приговор. Ввиду высокого положения, занимаемого им, мы нашли необходимым отступить от правила, требующего, чтобы подсудимые были судимы после долгих и тщательных справок. Наказание этого человека, занимающего почти королевское положение, докажет всем, что никто не может избежать нашего правосудия. Я сказал, — кончил администратор Декана, — и да хранят нас Духи Вод!

— Брат Хамед, — начал тогда браматма, — вот поручение, которое мы хотим тебе доверить: ты отправишься в Веймур, у подошвы гор Малабарского берега; там сын нашего брата Анандраена, присутствующего здесь, проведет тебя до Нухурмура, где скрывается Нана-Сагиб. Ты сообщишь принцу о событиях, которые готовятся, и передашь ему наше желание, чтобы он присоединился к нам как можно раньше и был бы готов к важным событиям; затем ты доставишь его сюда вместе с его товарищами, стараясь действовать так, чтобы англичане не захватили вас врасплох. Мы не скрываем от тебя всех трудностей этого дела, ты вынужден будешь избегать прохожих тропинок, прятаться днем, а ночью пролагать себе путь через джунгли по бесконечным болотам и непроходимым лесам. Но, так как ты хорошо знаком со страной, мы уверены, что ты успешно исполнишь это поручение и доставишь нам Нана-Сагиба здравым и невредимым. В Беджапуре он найдет такое же надежное жилище, как и в Нухурмуре. Когда ты вернешься, мы посвятим тебя в первую степень, в воздаяние за твою преданность.

— Я согласен, браматма! — отвечал падиал. — Я исполню дело, которое ты мне доверяешь, и думаю, что исполню его с успехом. Прежде чем занять после смерти отца место ночного сторожа в Беджапуре, я двадцать лет ходил вдоль и поперек по джунглям, сдирая корицу и отыскивая следы, и мне знакомы все уголки этих стран.

Негодяй не чувствовал себя от радости; Нана-Сагиб, которого никто не мог открыть, будет в полной зависимости от него! Само общество «Духов Вод» предавало принца ему в руки. Он не знал еще, что вице-король хотел также поручить ему это опасное предприятие; зато он знал, что все усилия, употребленные до сих пор, чтобы завладеть вождем восстания, кончились неудачей, — и предатель дал себе слово увеличить свои требования ввиду важности услуги, которую он мог оказать англичанам.

В каждом уезде находится сборщик-туземец, известный под названием серестадара; это самый высокий пост, которого может достигнуть индус, и многие добиваются его, так как он даст возможность обогатиться в весьма короткое время. На него назначаются только люди высокой касты, что еще более увеличивает их значение в глазах жителей. Дислад-Хамед согласился быть шпионом притеснителей своей страны с тем только условием, что ему дадут место сборщика по окончании восстания. Когда он требовал исполнения этого условия, ему не давали формального отказа, но отвечали, что еще нуждаются в его услугах или же что нет вакантного места. На самом же деле его обманывали: ни один из податных инспекторов провинции не соглашался брать к себе на службу человека низкой касты, к которому относились с таким же презрением, как и к падиалу. Негодяй, которого сгубило его чрезмерное честолюбие, вынужден был по-прежнему играть свою гнусную роль; он так опозорил себя, что достаточно было одного слова со стороны агентов высшей полиции, чтобы сограждане изрубили его.

«Ладно! Я возьму теперь свое, — закончил он свои размышления, — на этот раз они должны будут дать мне это место и не в каком-нибудь уезде, а в самом Беджапуре.»

Голос браматмы неприятно пробудил его от задумчивости и вывел из сладких мечтаний о богатстве.