"Питкернское преступление" - читать интересную книгу автора (Жаколио Луи)

IV

Как известно, Таити славится своим необычайным плодородием, ровностью температуры, красотою и богатством растительности и легкостью жизни, но вместе с тем и в других отношениях этот остров заслуживает серьезного внимания путешественника и этнографа. Чтобы пролить свет на туманную загадку его происхождения, мы обратимся к чудесным легендам, распространенным среди местного населения и имеющим до известной степени сходство с древними преданиями Азии. Вот с этой-то, во многих отношениях интересной стороны, мы и начнем наше описание, пока экипаж «Bounty» отдыхает среди чудесной природы, а смуглые таитянки, украшенные цветами и напоминающие зрителю баядерок Индии и вакханок Греции, стараются развлечь усталых моряков.

Этот остров, удивительно сохранившийся и найденный в новейшее время, дает довольно верную картину древности. Слушая сказания, легенды и песни таитян, глядя на их жизнь и образ правления, на их жертвоприношения, их верования, их любовь к красноречию, их развитой, хотя и суеверный ум, можно смело представить, что в каком-нибудь уголке древнего мира всесокрушающее течение человеческой жизни вдруг остановилось… Возродившиеся в своей прежней жизни Геркуланум, Помпея, Фивы или Пальмира представляли бы подобное зрелище.

На Таити легенды и предания, которые мы передадим, сохранились с величайшим трудом. Здесь, как и везде, рвение миссионеров дошло до того, что разбивались надгробные камни и скульптура. И если в Индии им приходится приложить немало труда, чтобы уничтожить священные книги, то на этих маленьких островах они легко справились со своей задачей.

В преданиях и бытовых рассказах народов мы всегда найдем те или иные признаки, по которым можем определить, к какой группе следует причислить известное нам племя. Так посмотрим теперь, является ли «Книга Океании» оригинальным произведением или же представляет простой отголосок, который связывает полинезийцев с их братьями на каком-нибудь материке.

Это крайне интересное предание говорит так:

«Вначале ничего не было, кроме верховного бога Таароа, жившего в безграничном пространстве, сначала он сотворил воды и покрыл их морскими растениями, и бог Тано стал плавать на поверхности.

Затем Таароа, верховный бог, уронил в воду первобытное яйцо Румиа, которое было оплодотворено и блестело, как солнце.

Яйцо это пробыло в воде девять месяцев, но, наконец, морские волны разбили его, и оно произвело небо и землю.

Тогда Таароа соединил свое мужское начало Тано со своим женским началом Ина и произвел Оро, бога творца, который, в продолжение долгого времени, парил над страшными пропастями.

Он выдвинул из вод различные земли, скалы и священный остров Ройатеа, на котором выстроил Мараи и поклонился верховному богу Таароа.

Построив на этом острове пирогу, он в течение нескольких лет странствовал по морю, бросая в воды семена различных рыб, и это продолжалось до тех пор, пока море не было густо населено рыбами.

Возвратившись снова на Ройатеа, он посадил на берегу кокосовую пальму, чтобы привязать пирогу, и она дала чудесные плоды.

После этого он построил хижину для отдыха и стал плести сети из волокон кокосовой пальмы.

От Тано и Ина появился второй сын Тане, который пришел на Ройатеа, чтобы поссориться со своим братом, он взял его пирогу и разбил о выступ горы.

Рассерженный Оро бросился в погоню за Тане и в течение двух дней преследовал его по волнам, пока наконец не догнал у острова Тупаи, где между ними завязалась отчаянная борьба.

Победителем вышел Оро, он убил Тане и похоронил его тело под скалой острова Тупаи, а душу бросил на дно моря и приказал ему царствовать в этом страшном царстве.

Он запретил ему возвращаться на остров, чтобы найти свое тело, а так как брату он не верил, то произнес над его останками, погребенными под скалой острова Тупаи, табу.

Табу — это — запрещение, защищающее предмет, на который оно наложено как от бога, так и от человека. Еще и теперь в Океании табу пользуется всеобщим уважением туземцев.

В течение целого дня, Тане оставался в морской пучине, но как только солнце ушло с земли, чтобы освещать священное жилище Фенца но те Атуа (что буквально означает: земля бога), он вернулся на остров Тупаи, чтобы отыскать свое тело, но так никогда и не мог его найти. Тогда Оро, пригрозив Тано и Ина, что свергнет их, если они произведут нового творца, возвратился на священный остров Ройатеа.

Здесь он выстроил новую пирогу, посадил майоре, хлебное дерево, чтобы было куда привязать пирогу, и хлебное дерево дало необычайные плоды.

Тогда он покрыл весь остров Ройатеа всевозможными деревьями, цветами и травами, а болота иньямом и таро, ветру же отдал приказ разнести семена деревьев, цветов и растений по разным землям.

Но Тане, соединившись с Марама, морем, произвел Гои, который явился на священный остров, чтобы отомстить за смерть своего отца.

Тогда Оро пришел в такую ярость, что задрожал весь мир, а Гои так испугался, что бежал под покровом надвигавшейся ночи, надеясь спастись от своего страшного противника.

Марама, чтобы помочь своему сыну скрыться, взбрасывала рассерженные волны до самого неба.

Увидев, что Ра, солнце ускоряет свое движение, чтобы дать возможность скрыться его врагу, Оро бросился на него и крепко привязал на вершине горы Моуна-Роа, находящейся на островах Моуна (Сандвичевых), чтобы он продолжал освещать его путь.

Догнав Гои, он схватил его и привел обратно на остров Тупаи, здесь он привязал его к рифу и приказал птице Оовеа все время клевать его внутренности.

Вернувшись на священный остров Ройатеа, он создал мужчину и женщину и дал им построенную им самим, хижину, пирогу, сети из кокосовых волокон и удочки.

Для того, чтобы они сами могли строить пироги для своих детей, он посадил Таману.

Он отдал им также на хранение Мараи, приказав приносить здесь жертвы.

Очень скоро Ройатеа, священный остров, покрылся жителями, но однажды, во время жертвоприношения, они забыли упомянуть имя высшего существа Таароа, на что последний так прогневался, что поднял морские волны, чтобы уничтожить их.

Оро, желая спасти Гороа и его семейство, посоветовал им скрыться на морском рифе Тоа-Марама, где и обещал их защитить от волн.

Гороа с семейством последовал совету и спасся таким образом от всеобщего истребления, но вскоре он возвратился на Ройатеа.

Дети снова наполнили долины. Но Оро, боявшийся, что дело его рук будет уничтожено, если дети Гороа будут по-прежнему небрежно относиться к Мараи, решился помочь этому так.

Он указал созданным им людям всевозможные виды занятий и строго запретил уклоняться от тех, которые были назначены им.

Ореро-Техоасам (жрецам) он поручил заботиться о Мараи (храмах), об изображениях богов, жертвоприношениях и владеть всем, что только существует на свете.

Ариям он повелел защищать Мараи, воевать, управлять народом и выбирать дары, предназначенные Мараи и Ореро-Техоасам.

Раатирасам было приказано заниматься торговлей, возделыванием земли, исполнять приказания Ариев и обогащать Мараи дарами.

Манахунесы должны были служить всем трем классам, строить Мараи, священные хижины, делать пироги, ловить рыбу, нырять за перламутром, плести сети и т. д.

Но чтобы вознаградить Манахунесов за их труды, Оро постановил, что только из этой касты должны избираться Тамаине-Паретениасы (молодые девушки), обязанные поддерживать священный огонь в честь Оро, бога огня.

Когда таким образом безопасности храмов и вечности жертвоприношений ничто не угрожало, Оро сбросил с себя человеческий облик и скрыл его на острове Тупаи, а сам поднялся к жилищу Таароа и сел на его место.

Престарелый Джегуаго-Таароа тогда погрузился в глубокий сон и стал парить в пространстве, сохраняя, однако, все семена и начала всех веществ. Отдыхая так от трудов, он ожидал того времени, когда вселенная обратится в хаос, и когда он снова должен будет приняться за творение».

Эта «Океанийская Книга» имеет много общего с древними преданиями, родиною которых был священный Ганг.

Но мы здесь укажем только главные черты сходства.

Индусский законодатель Ману называет верховное существо именем Нарагона, тот, кто носится по водам.

«Океанийская Книга» говорит то же самое.

«Тано стал носиться по поверхности».

Ману говорит ему:

«… Сначала он создал воды и бросил в них семя, семя это превратилось в яйцо, которое блестело как золото и сверкало, как звезда с тысячами лучей».

«Океанийская Книга» повторяет:

«Таароа уронил в лоно вод первобытное яйцо Румиа, блестящее как солнце».

Ману продолжает:

«Раздробив свое тело на две части, могучий властелин стал наполовину мужчиной, наполовину женщиной и, слившись с женщиной, произвел Вираджу».

«Океанийская Книга»:

«Тогда Таароа соединил свое мужское начало Тано со своим женским началом Ина и произвел Оро, бога творца».

Ману:

«Чтобы произвести род человеческий, Брама, из своего рта, руки, икры и ноги, произвел Браминов, Кшатриа, Вайсия и Судра… и всем им дал занятия.

Брамины должны были изучать Веды, приносить жертвы и имели право получать доходы с народа.

Кшатриям он приказал учить народ, давать милостыню, читать священные книги и избегать чувственных удовольствий.

Обязанности Вайсиев заключались в следующем: ухаживать за животными, подавать милостыню, посвящать богам священные книги, торговать, возделывать землю.

Судры имели только одну обязанность — служить другим кастам».

«Океанийская Книга» звучит как эхо:

«Ариям он повелел защищать Мараи, воевать, управлять народом и выбирать дары, предназначенные в Мараи и Ореро-Техоасам.

Раатирасам было приказано заниматься торговлей, возделыванием земли, исполнять приказания Ариев и обогащать Мараи дарами.

Манахунесы должны были служить всем трем кастам, строить Мараи, священные хижины, делать пироги, ловить рыбу, нырять за перламутром и плести сети».

В Индии благородные касты называются Ариасами, а в Океании Ариями, очевидно, что корень и происхождение одни и те же.

В Индии были жрицы Нари, баядерки или Начи, поддерживавшие священный огонь. В Океании были жрицы Тамаине-Паретениас, обязанность которых заключалась в том же.

Борьба Оро и Тане, представляет настоящую борьбу добра и зла, которую мы находим и в древних религиях Индии, Халдеи и Египта, но только под другими образами.

Ра — солнце, которое Оро привязал к вершине Моуна-Роа, напоминает сказание о птице Оовеа и миф о Прометее.

В Индии бог, всеобщее начало, называется Свайябхува, т. е. такое существо, которое существует через самого себя. В Океании бог называется Джегуаго, тот кто существует.

В Индии Троица носит имя Брама-Вишну-Сива.

Что же касается Океании, то там она называется Таароа-Ина-Оро.

Наконец, в Индии существуют еще четырнадцать низших богов:

Индра — бог неба, Варуна — бог воды, Агни — бог огня, Павана — бог ветра, Яма — бог ада, Кувера — бог богатства, Картикеа — бог войны, Кама — бог любви, Суриа — бог солнца, Сома — богиня луны, Ганеса — бог, покровительствующий храмам, уничтожающий препятствия и помогающий предприятиям, Пулеар — бог полей, охраняющий границы и наследства, Нейритиа — бог торговли и воров, Итаниа — бог покровитель земледельцев и жатв.

Перечисленные четырнадцать богов имеются также и в Океании.

Тане — первый среди низших богов — бог моря. Гои, сын Тане и Марамы, бог ветров, пытавшийся отомстить Оро за своего отца, но побежденный Оро и прикованный им к горе, где страшный Оовеа терзал его тело. С тех пор душа Гои носилась в воздухе и поднимала ветер, чтобы спастись от гнева Оро, а Марама, помогая ему, поднимала до неба бушующие волны.

Но если взять другие предания, то там Гои является чем-то вроде океанийского Геркулеса, который, гордясь тем, что уничтожил гигантов, решился похитить Ра, солнце, и приковать его к скале, чтобы оно все время освещало его остров. Но Оро освободил солнце, а на его место привязал Гои, чтобы его наказать, по другим же легендам, Оро, преследуя Гои, сам приковал солнце.

Манутеаа — бог ада. Его представляют в виде сокола. Ад, по мнению полинезийцев, состоит из громадного огненного моря, среди которого разбросаны островки, до которых тщетно стараются доплыть души грешников.

Но так как наказание соразмеряется с поступками, которые надо искупить, то Манутеаа время от времени разрешает очистившимся душам отдохнуть на скале, откуда их бог ветра уносит с собой, и они перевоплощаются в новых телах.

Уретаетае — адский судья — в то же время является главой духов, присутствующих при смерти человека, когда души оставляют свои бренные оболочки, то их схватывает толпа духов и несет на Тупаи, остров умерших, где Уретаетае судит их, и, смотря по тому, берут ли верх добрые дела или злые, он посылает души в Оро-гуту-Ноаноа, рай Оро, или в страшные владения Манутеаа.

Души, делавшие на земле только одно добро, сливаются с Таароа, т. е. душой всей вселенной, и избавлены от суда Уретаетае. ,

Мы приведем здесь легенду об острове мертвых, записанную со слов бывшего Ореро, жреца, морским офицером и знаменитым филологом де Бовисом.

«Два друга, Гура и Пена, отправились однажды на остров Тупаи, но там им не хватило пищи.

Тогда Гура отправился на Борабору, чтобы добыть съестные припасы.

Но во время его отсутствия тело Пена умерло и было похоронено его душою, так как Гура принес пищу только на седьмой день, вместо пятого, как было условлено между ними.

Однако, призрак Пена ничего не сказал своему другу и стал вместе с ним уничтожать пищу. Во время еды Гура вдруг заметил, что имеет дело только с душою своего друга, но он и виду не показал, что знает это, а дал ему кокосовую чашу, чтобы он сходил за пресной водой. Воспользовавшись отсутствием своего друга, он попытался бежать на своей пироге.

Когда Пена вернулся, то не нашел ни Гура, ни пироги.

Тогда он понял, что его бросили, и, охваченный страшным гневом, Пена вошел в тело.

Отуу догнал Гура у рифов Рааноро и убил ударом клюва».

С тех пор окрестности этого острова наполнены привидениями и злыми духами. Они нападают на прохожего, схватывают его за горло, сдирают с черепа волосы и оставляют лысым на всю жизнь.

Духи встречаются также в округе Тевайтану на Пуиа, но они довольствуются тем, что пугают своими криками прохожих, во времена Пани на этом месте происходило кровавое сражение, и с того времени эти крики испускают души убитых.

Водятся духи и в Топане, но они не злые и довольствуются только тем, что вскакивают в вашу пирогу и пытаются палкой изменить ее направление, а когда им это наскучит, они бросаются в воду, дав прощальный толчок лодке.

На Бараборе очень мало привидений, так как почти все души после смерти отправляются на Тупаи, где ведут скитальческую жизнь. Но главный Тупану — новый дух острова Тупаи — женщина, она ловит мужчин и истязает их, и если они хотят сорвать цветы, которыми она украшает себя, то слышен голос, запрещающий это делать… Ее имя — Тегураитиасти.

Ра — бог солнца — заботится о жатвах, приливах и зрелости плодов.

Ти. На обязанности этого бога лежит охрана берегов и наследств.

Тоа — бог войны.

Марама — богиня вод — дочь Таароа и Ины, супруга Тане.

Марама — богиня луны — дочь Оро, верховного божества и Марамы его сестры, супруги Тане… Это наводит на мысль о легенде об Озирасе в Египте.

Гита — бог огня.

Гиро — бог воров.

Фаага — бог богатства. Его именем называется один из плодороднейших округов Таити.

Роа — бог чувственных удовольствий.

Мара — бог рыбной ловли.

Но кроме этих главных богов, земля, воздух и вода в Океании, как в Индии и Греции, населены добрыми и злыми духами.

Существуют также духи, покровители деревень и семейств, нечто вроде римских пеноватов, грубые изображения которых хранятся в домах и выносятся в Мараи только в торжественные дни.

Храм в Полинезии назывался Мараи и имел вид прямоугольной ограды с жертвенником посредине.

К жертвеннику вели три или семь ступеней, а храм был окружен священным лесом, как это было в Греции и Риме.

В большие праздники идол Оро, бога творца, ставился на жертвеннике, а кругом него изображения низших богов, которые посетители оставляли на все время жертвоприношения. Короли и принцы строили себе отдельные Мараи.

Персонал храмов состоял из следующих лиц: верховного жреца, второстепенных жрецов, проповедников, певцов, носителей и хранителей идолов, иллюминатов и бесноватых, паретениас или молодых девушек, на обязанности которых лежало поддерживать священный огонь.

Все эти лица принадлежали к касте Ореро, жрецов.

Понятно, что первая роль в религиозных торжествах принадлежала верховному жрецу.

Он приносил великую жертву и посвящал богам плоды, мясо и рыбу, которые после окончания службы раздавал присутствующим. Он также короновал королей на особом громадном камне, поставленном около жертвенника, назначал торжественные моления, устанавливал праздники и церемонии, пользовался неограниченной властью над всеми Мараи. В известные эпохи он собирал весь народ для совершения торжественных очищений, продолжавшихся в течение трех дней, праздник этот оканчивался торжественной процессией всех Ореро по горячим углям, и, благодаря милости неба, никто не обжигался.

Подобный же праздник существует еще и теперь в странах крайнего Востока.

Обязанности простых Ореро заключались в том же, но только они не имели права совершать коронований и назначать всеобщих покаяний. Певцы и проповедники должны были обладать сильными легкими и колоссальной памятью. Они были живой книгой религии и всевозможных преданий, и обязанностью их было говорить все это перед Мараи среди толпы верных, не останавливаясь и не сбиваясь.

Они должны были знать: историю богов, историю создания мира, историю светил, священные заклинания против духов для уничтожения колдовства, различные гимны в честь всех богов, искусство толковать сны и читать по внутренностям жертв, медицину, все, что относится к жертвоприношениям, молитвам и религиозным торжествам, историю королевских фамилий, происходивших от Оро и Гиро, и, наконец, военное искусство и мореплавание, которым они обучали молодых принцев.

Это все напоминает обязанности индийских и египетских жрецов.

Затем шли носители идолов, которые должны были смотреть за целостью статуй богов и переносить их, когда нужно, на жертвеннике, прикосновение к богам делало их священными, и было запрещено дотрагиваться как до них самих, так и до их пищи.

Далее следовали Аеропо, молодые люди, будущие жрецы. Они убирали храмы, помогали простым жрецам и состояли под властью верховного жреца. Помимо этого, они имели еще особую обязанность, которая заключалась в самом их имени — Аеропо, ночной бегун. Тайное наблюдение ночью за своим округом и шпионство во время войны были их важнейшей обязанностью.

Занятие это считалось очень почетным и часто исполнялось королевскими сыновьями. Великий Опоа был в молодости Аеропо.

Как во всех древних странах — Греции, Египте, Инду стане, — так и в Океании были свои бесноватые и иллюминаты, но они здесь не составляли особых каст.

Когда какой-нибудь бог желал объявить свою волю, он выбирал какого-нибудь человека, входил в него, и человек проявлял себя чудом. Слух об этом быстро распространялся, и его тело делалось также священно, как и статуя бога. Он имел право не только входить во все храмы, подниматься на все жертвенники и выкидывать тут невероятные нелепости, но и входить в частные жилища, располагаться за столами, так как его посещение считалось хорошим предзнаменованием, и он пользовался полной свободой делать, что хочет. Когда бог выходил из тела бесноватого, он делался снова самым заурядным человеком и лишался всех привилегий.

Между иллюминатами наибольшим почетом пользовались пимото или ползуны по скалам. О подвигах их рассказывают так.

Они подходили вместе с громадной толпой к отвесной скале со скользкой поверхностью. Они произносили заклинания и брали в каждую руку по острой палочке из огненного дерева, длиною около шести дюймов и толщиною с гусиное перо, прижимали острые концы палочек к скале, поднимались таким образом без помощи ног, два конца палочек, которыми они по очереди прикасались к скале, были единственными точками соприкосновения с нею. Рассказывают, что они поднимались на такие горы, которые до них были недосягаемы. Между ними встречались и такие, которые обладали даром раздваиваться, и их в один и тот же день и час видели на разных островах.

Как видно, океанийские жрецы, как и их собратья в других странах, обладали в достаточной мере и ловкостью, и лицемерием.

Несколько раз в году происходили большие официальные церемонии, от участия в которых никто не уклонялся, невзирая даже на высокое общественное положение. Еще за несколько дней до церемонии о ней объявлялось во всех деревнях. В назначенный день все являлись на место и складывали приносимые дары в фатару, особый род сети, предназначенные в жертву животные привязывались у подножия жертвенника, а если приносилась человеческая жертва, то труп несчастного, убитого еще утром, находился до торжественного часа в особой корзине из кокосовых листьев.

Толпа окружала священную ограду, не входя в нее, мужчины стояли впереди, так как женщины не смели прикасаться к камням Мараи, и у каждого из них находился, взятый из дома идол. Когда все были в сборе, появлялась королевская фамилия, торжественно проходила через почтительно расступившуюся толпу, входила в Мараи, и глава семейства занимал место около самого жертвенника.

Тогда появлялись жрецы и становились между королем и жертвенником. Верховный жрец посередине, а низшие вокруг него.

Хранитель идола приносил статую и ставил перед верховным жрецом, после чего начинались молитвы, если жертва была человеческая, то просили бога удовольствоваться одною и вознаградить принесшего ее. Затем просили его о счастливом исходе предприятия, которое являлось большею частью войной или путешествием.

В том случае, если в жертву приносилось животное, жрецы убивали его у подножия алтаря и затем делали всевозможные предсказания.

Если у станового хребта оказывалось какое-нибудь повреждение, если на печени были белые пятна, если уши у животного после смерти держались прямо, то все это были знаки к тому, чтобы не начинать войны, и не предпринимать путешествия.

В особо важных случаях предсказаниями по внутренностям жертвы, по полету и пению священных птиц занимался верховный жрец.

Человеческая жертва имела, главным образом, искупительное значение.

Если верховный жрец уведомлял короля, что нужна человеческая жертва, то последний посылал черный камень начальнику выбранного им округа, который выбирал жертву и указывал на нее своим людям, несчастного убивали в тот момент, когда он менее всего ожидал этого. Тогда его труп клали в корзину из кокосовых листьев и относили в Мараи. Однако, не все Мараи могли приносить человеческие жертвы. Правда, можно было на время положить труп в низший Мараи, посвященный Терва, но затем его обязательно надо было отнести в один из главных Мараи, посвященных Оро, верховному творцу.

Чем древнее были Мараи, тем они считались важнее. Большие Мараи были подчинены королевскому Мараи Ороа на Ройотеа, священном острове. Они обязаны были периодически отсылать в него трупы и только излишек могли оставлять себе.

Помимо человеческих жертвоприношений, существовал еще один странный обычай, следы которого находим в древней Индии.

Когда умирал какой-нибудь важный начальник или храбрый воин, то их не хоронили как остальных смертных

Ближайший большой Мараи требовал его останки себе что считалось большой честью для семейства, из которого был умерший. Особые служители поднимали тогда тело на вершину одного из деревьев священной рощи, окружавшей храм, и оставляли его там до тех пор, пока оно совершенно не разлагалось. Если погода была Сухая, то процесс разложения продолжался довольно долго, и нередко в лесу большого Мараи находилось от пятнадцати до двадцати трупов. Когда заканчивались молитвы, верховный жрец начинал монотонным голосом петь торжественный гимн, который подхватывали младшие жрецы и народ. В этом гимне всегда говорилось о бесчисленных подвигах Оро, бога творца.

Тогда один из Ореро или Раглад становился перед жертвенником и начинал рассказывать, не останавливаясь, историю богов и сотворения мира. Речь его продолжалась до поздней ночи, а часто даже до утра.

Как только Ореро кончал свой рассказ, церемония считалась оконченной, идола уносили, трупы жертв выбрасывали, и каждый мог со спокойной совестью отправляться домой, забрав своих идолов в ожидании, пока его снова позовут на церемонию в большой Мараи.

Помимо высших богов у полинезийцев имелось множество низших духов. Так, например, под властью Ти, хранителя наследства, находилось множество низших духов, которые представляли стоявшие на границах столбы, как пулеары в Индий.

Почитание их носил» чисто местный характер и изменялось в каждой деревне. Цветы и плоды к ним приносили, строили над ними навесы, чтобы усталый путник мог скрыться от жгучего солнца. Каждое утро их натирали кокосовым маслом, убивали им голубей, приносили в жертву ягнят, таро и диких свиней, съедаемых потом хозяином поля, на котором находился идол, как освященную пищу.

Иногда Ти ставились на берегу моря или отмели, чтобы обозначить границы рыбной ловли, тогда им приносились в дар рыбные кости, кораллы и перламутровые раковины.

Камни, изображавшие этих идолов, смотря по деревне, и при этом каждый наблюдал, чтобы сосед не копировал его богов. На многих островах Полинезии можно было встретить идолов, удивительно напоминающих по форме индийский лингам.

Существовали также и домашние духи, у каждого семейства свои. Они заботились, чтобы семейство не осталось без наследников, спасали членов его от всяких непредвиденных случаев, засад, опасных встреч и после смерти со— провождали их души до острова Тупаи, где выступали защитниками перед страшным Уретаетае.

Поклоняться этим духам можно было как угодно, так как не существовало особого ритуала, но надо было знать их вкус: они были страшно капризны, и каждый предпочитал свое особенное дерево, плод или цветок.

Но горе неосторожным, которые осмеливались налагать руку на то, что предназначалось богам, или которые осмеливались с головами, украшенными цветами, любимыми этими духами, подходить к пропастям. Тогда духи набрасывались на них и бросали их туда, и в один прекрасный день заблудившийся путник находил их кости. Но это было еще не все: блуждающие души несчастных не находили духов, которые согласились бы проводить их до Тупаи и защитить во время пути от злых духов, большею частью они отправлялись "прямо в ад или собирались по ночам в уединенных долинах, где с жалобными криками и стонами ждали, пока духам их семейств удастся умилостивить тех, гнев кого они возбудили, и положить конец их терзаниям.

Как известно, многие из древних народов считали некоторых животных святыми. Полинезийцы также почитали избранных животных, однако не возводили их в сан богов.

Существовало предание, что очень давно некоторые боги поселялись в их тела, и это было причиною особого к ним уважения.

В глубине этого культа встречаются также некоторые смутные идеи о метампсихозе, это предания исчезнувшего прошлого, связывающие Океанию с Азией.

Теперь об этом веровании осталась только одна легенда. Но Самоа рассказывает следующее:

«Некто Зуану, мудрец, живший несколько тысяч лет тому назад, на больших землях запада, готов уже был за свою добродетельную жизнь подняться в жилище Оро, но ему вздумалось привести жертву Тане, богу зла, чтобы его умилостивить, Оро, узнав об этом, был крайне раздражен, что Зуану бросил его алтари, и в наказание оставил его на земле, где он должен был прожить новую жизнь в теле Отуу.

Отуу, это особый род морского краба, живущий на коралловых рифах.

Оовеа, фантастическая птица Полинезийской мифологии, по преданиям, часто служила защитницей богу Манутеаа. Гуро, нечто вроде альбатроса, был любимой птицей Ра, бога солнца.

Множество других фантастических животных, о которых сохранились только чудовищные воспоминания, считались достойными жертвоприношений. Но так как в настоящее время в Полинезии осталось всего несколько пород птиц, да дикие свиньи, то из этого можно вывести заключение, что эти легендарные предания относятся к существам, исчезнувшим с этой почвы.

В Индии, Египте и Халдее имелись свои особые знаки, которые накладывались на животных, на рабов, служащих при храмах, ставились на границах полей и вообще на всех тех предметах, которые имели отношение к религиозному культу или были собственностью духовенства.

Полинезия и табу нераздельны. Табу накладывалось на кого-нибудь или на что-нибудь, и этот предмет сейчас же становился запретным для простых смертных, т. е. священным.

Табу накладывалось на человека тогда, когда он предназначался для жертвоприношения.

Как я уже упоминал выше, он сам не знал ожидавшей его участи, и никто никогда не осмеливался бы отвратить роковой удар, направленный по приказанию начальника округа.

Сейчас же после убийства табу накладывалось также и на его труп, который становился собственностью Мараи. То же самое происходило, когда дело шло о животном. Это религиозное запрещение накладывалось также на некоторые дороги, леса и источники, предназначавшиеся исключительно для храмов.

Налагать и снимать табу имел право только один верховный жрец. Но от него не все зависело.

Все, что предназначалось в пищу царю, было обязательно табу.

Все, чего касались статуи идолов, в ту же минуту делалось священным и становилось собственностью храма.

Когда во время процессии идол падал на землю, то известное пространство вокруг него сейчас же становилось собственностью бога или, вернее, его служителей. Понятно, что эти фокусники пользовались каждым удобным случаем, чтобы незаметно подтолкнуть идола и таким образом округлить свои имения самыми плодородными участками.

Одним из вернейших признаков происхождения полинезийцев служит обряд погребения.

Когда умирал человек, его смертные останки относились в место успокоения не жрецами или какими-нибудь служителями храма. Право хоронить умершего отца или мать принадлежало старшему сыну, точно также как и произнесение над их могилами искупительных" молитв, имевших целью очистить их от грехов и вызвать духов, которые должны были провожать их души на Тупаи и защищать их перед грозным судьей.

Если мы обратимся к азиатским обычаям, то увидим, что в Индии отец мог попасть в священное жилище исключительно, благодаря молитвам сына, ввиду этого индусские брамины придумали усыновление, как средство к продолжению потомства.

Когда наступала ночь, тело покойного отвозилось старшим сыном в тайное место, печальную процессию кроме сына, могли сопровождать только несколько близких родственников, которые помогали переносить тело и сейчас же удалялись, как только оно было доставлено до места вечного успокоения и там положено.

В течение целых трех дней сын молился на могиле своего отца, принимая пищу только один раз перед восходом солнца. По прошествии этого времени душа умершего в сопровождении духов благополучно достигала Тупаи, а сын со спокойной совестью возвращался в родную деревню.

По всей вероятности обычай держать в тайне место погребения произошел от многочисленных войн, которые вели между собой народы Океании, и необходимости спасти от оскорбления могилы предков.

Особенно заботились о том, чтобы место погребения осталось неизвестным, Арии или начальники. Тело покойного глубокою ночью уносилось с помощью доверенных лиц куда-нибудь в горы и пряталось в расщелине скалы, которая потом засыпалась листьями и землей.

Тайна погребения сохранялась свято. По верованиям! туземцев, если бы кто-нибудь попытался открыть место погребения, был бы после смерти лишен покровительства духов, которые сопровождают душу до Тупаи, и она наверное попала бы в ад.

Прежде, чем тело умершего увозили из дому, родственники его, находившиеся около него, начинали испускать вздохи и рыдать, повторяя при этом всегда одни к те же фразы, предписываемые обычаем. «Жена. Отчего оставил ты свое жилище? Неужели только для того, чтобы увидеть лицо мрачного Уретаетае?

Разве вокруг твоего жилища не было больше майоре?

Или тебе твоя семья так надоела, что ты поспешил призвать духов, которые провожают до Тупаи?

Родственники.

Неужели твоя рука не могла уже больше держать весло?

Разве мы отказывались помогать тебе вести военную пирогу?

Разве ты не имел места в Мараи?

Разве твои мускулистые руки не могли больше тянуть сети?

Жена.

Или быть может душа Тупану-вахинэ (духа-женщины) увлекла тебя обманчивыми песнями в страну мертвых?

Быть может, ты слышал в ночной тишине пение птицы смерти?

Если ты только спишь, то проснись.

Если ты не успел еще скрыться, то возвратись скорее в твое жилище.

Родственники.

Хочешь, тебе сейчас девушки приготовят свежего таро и подадут папуа.

(Это туземные кушанья: таро готовится из ядра кокосового ореха, а папуа — из перебродивших плодов хлебного дерева).

Мы принесем тебе из леса диких свиней.

Мы будем пить вместе с тобой ароматный сок ави (цитерское яблоко).

Ты не хочешь отвечать?

Так запомни хорошенько нас прежде, чем навсегда покинуть эти места.

Если Уретаетае заставит тебя блуждать по морям, то не направляй наши пироги на рифы.

Упроси Мараму не дуть, когда мы будем в море (Марама — сильный западный ветер).

Так как ты не хочешь возвращаться, то сообщи духам наши имена, чтобы они могли после нашей смерти прийти за нами и провести до Тупаи».

С прибытием новых родственников, приходивших поклониться праху умершего и обязанных принимать участие в погребальном хоре, стоны и вопли снова возобновлялись.

Что же касается траура, то мужчины брили себе особенным образом головы, а женщины срезали косы. Этот обычай сохранился и до настоящего времени.

Здесь не мешает заметить, что большая часть плакальщиков и плакальщиц не делаются от этого нисколько печальными, и только прибытие нового родственника заставляет их опять приняться за прежнее.

Самая поразительная черта сходства полинезийцев с азиатами заключается в их общественном устройстве, которое является почти точной копией общественного устройства народов Азии.

Полинезийцы разделялись на следующие четыре касты:Ореро или жрецы, Арии или короли, Роатирасы или буржуазия, Манахунесы или рабы.

Точно так же, как в Риме, Греции, Египте и Индостане, браки между различными кастами были запрещены.

Однако, у них существовал обычай, какого мы не находим нигде более, и который, по всей вероятности, начался в Океании в ту эпоху, когда женщина достигла той свободы, которою она пользуется и до наших дней.

Так, женщина, имевшая ребенка от неизвестного отца, передавала ему не только касту, но и все привилегии, которыми она пользовалась, благодаря своему положению. Если у девушки королевской крови появлялся ребенок от раба, то он считался принцем крови и мог наследовать престол. В то же время, если принц заключал неравный брак, дети от подобного союза не пользовались никакими привилегиями и оставались в том же положении, которое занимала их мать.

Обычай этот соблюдается и теперь так же строго, как и в древности.

Так, Таматоа, нынешний король Ройатеа, святого острова, женился на женщине, принадлежавшей к самой низшей касте. Его дети, хотя и принадлежат к благородной касте, не наследуют отцу, и сам старый король не помышляет об этом. Ему уже давно пришлось усыновить сына королевы Помаре, с Таити, который считается законным наследником.

Я спрашивал у некоторых стариков объяснения этого обычая, и они сказали мне, что мать ребенка почти всегда известна, а отец никогда, и что при таком положении дел нашли лучшим предоставить ребенку наследовать общественное положение матери. Однако, несмотря на подобную свободу нравов, замужняя женщина считалась рабой мужа. Она приготовляла пищу, не могла садиться за стол с мужчинами, а если и ела в одно время с ними, что случалось очень редко, то должна была находиться в отдалении, чтобы слышать голос мужа, если он пожелает ей что-нибудь приказать. Она заботилась о всех принадлежностях охоты, рыбной ловли, о пироге и веслах мужа и часто сопровождала его в походах.

На муже лежала обязанность добывать припасы, приготовлять печи и исполнять все, что требовало физической силы.

Свадебная церемония у полинезийцев была очень простая: отец невесты передавал свою дочь жениху, а тот для освящения этого договора делал отцу его будущей жены подарки.

Подарки эти различны и состоят то из военной пироги со всем вооружением, то из стада диких свиней. В бедном классе муж довольствуется тем, что дарит мешок таро и устраивает родителям обед.

Свадьбы происходят следующим образом.

Как только мать найдет подходящую девушку для сына, она прежде всего обращается к Ореро с просьбой узнать, благоприятны ли предзнаменования, и только тогда идет с предложением.

Она надевает новый передник (единственный костюм женщины в Океании), берет в руку зеленый кокосовый орех и в таком виде отправляется в дом невесты. Если по дороге ей встретится труп, дорогу перелетит Оовеа, то все счастливые предзнаменования отпадают, и она откладывает посещение до следующего раза.

Придя в дом родителей, она сообщает им свою просьбу, те начинают тяжело вздыхать, жаловаться и только спустя некоторое время дают свое согласие. После этого мать уходит, стараясь избегать дурных встреч, а на другой день уже является в сопровождении сына с обычными подарками. Ореро снова спрашивают, и он указывает счастливый день для свадьбы, тогда строят из листьев хижину, которую к предстоящей церемонии украшают цветами.

Первый день свадьбы проходит в пении торжественных гимнов, в приношении жертв Ти и домашним духам.

На следующий день молодые отсылают подарки в соседние Мараи и, сидя у себя в шалаше, принимают поздравления родных и знакомых.

На третий день пением молитв присутствующие приглашают родных и знакомых, уже отправившихся на Тупаи, посетить брачную церемонию и осчастливить ее.

На четвертый день происходит венчание, будущие супруги разламывают кокосовый орех и содержимое его выливают себе на головы, затем съедают по куску внутреннего ядра, муж из рук жены и наоборот.

На пятый день в честь родственников и друзей, присутствующих на свадьбе, дается обед. Потом муж уводит к себе жену, и все заканчивается.

Надо здесь также упомянуть, что брак у туземцев расторгается довольно легко: необходимо только обоюдное согласие супругов.

На некоторых островах Полинезии даже женятся на срок: на два или три года, после чего, поделив между собой детей, расстаются.

Если союз супругов оставался бездетным, то они обязательно усыновляют ребенка своих родных или даже чужого, так как только молитвы детей могли вызвать после их смерти духов, которые проводили бы их на Тупаи. Усыновленный принимал имя усыновителей, и если после его усыновления рождались другие дети, то он все-таки продолжал считаться старшим сыном и пользовался правами, подобающими его положению.

В настоящее время хотя и не существует у полинезийцев более преданий, связанных с этим обычаем, они все-таки сохранили усыновление и рядом с детьми, родившимися от отца и матери, мы видим приемных детей, часто даже более любимых, чем свои собственные.

Однажды я поинтересовался узнать у жителя острова Мореа, бывшего в подобном положении, почему он любит больше приемных детей, чем родных. На это последовал странный ответ:

«Потому что одни выбраны мною, а других мне дала судьба».

Старинное полинезийское право, за малыми исключениями, является точным снимком с азиатских обычаев.

Государственное имущество принадлежит властям, а народ может пользоваться только доходами. Пользование это никогда не могло быть предметом сделки, так как величина его не была определена, каждое семейство, каждая деревня жили сообща на общей земле, и их право на пользование определялось их нуждами. Пользование давалось целой деревне, и каждый житель имел одинаковое право на землю, часть которой он должен был обрабатывать.

В Океании существовали также лены и другие личные владения принцев и королей, которые могли переходить из рук в руки только в случае завоевания.

Не лишним будет упомянуть об одной странной ассоциации, носившей имя Ариуа, т. е. союзников, поддержки Ариев или королей, которая многими своими сторонами напоминает древнюю индусскую секту богини Кали. Члены этого сообщества пользовались безграничными привилегиями: они могли селиться на всех землях, обладать всеми женщинами, и их власть прекращалась только на порогах храмов.

Основателем этого общества, по одной очень древней легенде, считается некто Оротетефа, которому приписывается постройка грандиозного Мараи на Бараборе. Говорят, что это был Варнено, т. е. такой человек, в которого вселился злой дух.

Сначала это общество было очень малочисленно, но с течением времени оно раскинулось по всем островам Товарищества и, по словам стариков, которые принадлежали к нему, насчитывало около одной пятой всех жителей архипелага.

Первым условием для поступления в это общество было обязательство не иметь детей, а если они появлялись, то их сейчас же после рождения душили. Кандидат в члены общества должен был явиться на выборы выкрашенным в красный цвет. Начальники принимались только при том условии, что у них нет никакого потомства. Ариуа разделялись на несколько ступеней, так, были начальники и слуги. Первые ничего не делали, купались в реке, украшали себя цветами и принимали пищу, которую им подносили слуги.

Было также и женское общество, и их жизнь была вечным упа-упа (удовольствие).

Если у Ариуа рождался ребенок, и он его не убивал, то он считался недостойным носить это звание и сейчас же выгонялся из общества.

Ариуа, как и прочие туземцы, ходили в Мараи и усердно молились богам.

В зависимости отступлений, они пользовались и преимуществами. Так, они могли безвозмездно брать некоторые продукты и требовать от начальников одежду, так как сами они вели бездеятельную жизнь. Но бездеятельными Ариуа оставались только в мирное время, иначе невозможно было бы их существование.

Во время войны они были самыми верными спутниками короля и отличались необычайной храбростью. Они оказывали полное послушание своим начальникам, всегда сопровождали их во всех экспедициях, и если среди неприятелей они встречали членов своего общества, то сражались с ними так же усердно, как и с простыми воинами. Бывало даже, что когда встречались Ариуа двух враждебных лагерей, то битва прекращалась только полным истреблением одного из них. И если в мирное время они жили в неге и ничего не делали, то никогда не отказывались от войны. Но что делало их общество особенно прочным, обширным и верным королю, так это то, что они никогда не были политиками.

Ариуа имели своего Арии-Марура или короля с красным поясом, избираемого из высших начальников. Когда он умирал, новый король ездил по островам и показывал себя в главных Мараи.

Если королю нравился какой-нибудь человек, не принадлежавший к Ариуа, то он надевал на него свой пояс, и тот становился равноправным членом этого общества. Во всех остальных случаях желавший попасть в секту подвергался строгому экзамену: он должен был уметь танцевать, владеть оружием, иметь хорошие манеры, отличаться храбростью и, главное, дать клятву, что будет убивать рожавшихся детей.

И было достаточно только одной попытки спасти ребенка, чтобы быть выгнанным из общества.

Если Ариуа что-нибудь пожелал взять, то ему нельзя было ни в чем отказать, он мог забрать себе все, что ему нравилось, плоды, животных и дома.

Наоборот, Ариуа низшего разряда должен был спросить, и ему сейчас же давали, но только не то, что он просил, а вещи сходные. Если он просил дом своего хозяина, то ему можно было дать небольшую хижину и т. д.

Трудно подыскать какую бы то ни было вероятную причину основания этого общества, которое приобрело такую громадную популярность на этом архипелаге.

Быть может, условие уничтожать детей всех членов этого общества имело целью уменьшить количество королевских семейств… Быть может, правильнее было бы предположить, что члены Ариуа для того убивали в себе всякий дух семейственности, чтобы сделать себя на войне более решительными. В таком случае все их привилегии являлись, так сказать, вознагражденными за то, чего они себя лишали. Теперь вопрос о происхождении таитян разрешается сам собой.

Остров Таити, как и большая часть Полинезии, есть ни что иное, как громадные части исчезнувшего континента, который был продолжением старого материка Азия.

Если вы начертите в Тихом океане полигон, вершинами которого были бы Новая Зеландия, острова Уэльские, архипелаг Мореплавателей, Сандвичевы острова, острова Воскресения, архипелаг Помоту, и посередине которого заключались бы острова Тонга, Футуна, Увеа, Самоа, Маркизские, Таити и все остальные маленькие группы островков, то заключите в этой фигуре одинаковое желтолицее население, довольно сходное с населением Индостана, роста среднего, прекрасно сложенное, с грациозными манерами, имеющее одинаковую религию, с одинаковыми нравами и обычаями, говорящее на одном языке, все племена и ветви которого сразу узнаются вами, как принадлежащие к одной семье, и называются одним общим именем — Магори.

Подобные факты могут быть объяснены только существованием в глубокой древности обширного континента, исчезнувшего во время какого-нибудь грандиозного геологического переворота и оставившего после себя несколько групп островов.

Иначе нельзя объяснить, каким образом обитатели островов Сандвичевых, Таити, Воскресения и Новой Зеландии, совершенно не знавшие друг друга до появления европейцев с их улучшенными способами передвижения, говорили на одном языке, имели одинаковые предания о сотворении мира и одинаковые религиозные верования.

Однако это мнение находит подтверждение в одной старой легенде, сохранившейся на всех этих островах. Между прочим, в ней говорится:

«Давным-давно эти острова составляли два большие материка, населенные желтыми и черными людьми, вечно враждовавшими друг с другом. Но богам скоро надоели эти постоянные ссоры, и они поручили Океану помирить их, тогда последний затопил оба материка и после уже нельзя было его заставить возвратить раз приобретенное. Одни вершины гор и высоких плоскогорий были властью богов спасены от яростных волн».

Некоторые ученые, чтобы объяснить странность приведенных мною фактов, полагали возможным допустить гипотезу, что островитяне могли сообщаться между собой при помощи своих пирог. Но это не давало ключа к загадке, так как страны, которые в древности, как, например, Аравия и Индия, Мадагаскар и Африка и множество других, имевшие между собой сношения, не заимствовали друг у друга ни языка, ни нравов, впрочем, самый меньший недостаток этой гипотезы состоит в том, что она абсолютно невозможна. Вот что по этому поводу говорит Бовис:

«Я не знаю, какой моряк мог бы допустить мысль, что пироги, как бы они ни были хорошо построены и усовершенствованы, могли переплывать пространства в 500 или 600 миль, не имея притом никакой определенной цели и предоставленные всецело изменяющемуся направлению ветра, дующего смотря по временам года.

Затем, как могли бы они положить в свои пироги достаточно припасов даже для того, чтобы провести в море недели две? »

Еще одно доказательство древности этих народов, которые некогда находились на одном континенте, заключается в совершенстве их форм (в особенности таитяне, мужчины и женщины похожи на греческие статуи), а главное, в развитии их ума. Достаточно пробыть между ними несколько времени, чтобы видеть, что перед вами отпрыски одной из могущественнейших рас древности.

Я не могу удержаться, чтобы не привести пример. Когда на остров Таити прибыли протестантские миссионеры, царствовавшие в то время над всем архипелагом, Помаре Великий не только принял христианство, но немедленно устроил у себя правление по английскому образцу и созвал парламент, которому поручил "составить кодекс.

Нет сомнения, что подобная попытка у других, так называемых диких народов, обязательно бы провалилась, благодаря своей неприменимости.

Во время обсуждения кодекса о наказаниях, дебаты о наказании за убийство заняли два заседания: дело шло о том, должна ли кровь человека быть проливаема рукою закона.

Собрание объявило, что не будет руководствоваться ни своими обычаями, ни древними предрассудками, а только разумом и справедливостью. Было предложено два наказания: смертная казнь и вечное изгнание на необитаемый остров.

Первым, кто потребовал слова, был Гитоти, старший начальник Папекти. Вся его речь, точно так же как и последующие, взяты из летописи этой страны. Он встал, поклонился председателю и произнес:

«Без сомнения, вечное изгнание на необитаемый остров — отличное предложение, но у меня уже несколько дней тому назад зародилась мысль, которую вы свободно поймете, если выслушаете мою речь. Скажите мне, разве законы Европы, этой стороны, от которой мы получили столько добра, не должны быть хороши? А по законам Европы всякий убийца наказывается смертью. Вот мысль, которая мне не дает покоя: быть может, мы поступим хорошо, если будем делать так же, как делают народы Европы? Вот и все, что я имел сказать по поводу вопроса о наказаниях за убийство».

После речи Папекти наступило молчание, прежде чем принять решение, каждый соображал о том, что услышал.

Надо заметить, что за все время существования этого парламента никогда не было случая, чтобы говорили сразу два оратора, чтобы они обменялись колкостями, и чтобы кто-нибудь хотел выставить свои знания на счет другого. Никто не опровергал и не разбирал мнения предшествовавших ему ораторов, не обратив внимания на то, что в них было дельного.

Оглянувшись вокруг, чтобы видеть, не встал ли кто-нибудь другой, Утами, главный начальник Пунавиа, поклонился председателю и заговорил:

«Начальник Папекти говорил отлично, сказал он. Мы получили из Европы действительно много хорошего, и никто не станет спорить, что в обычаях ее народов есть много достойного подражания, но мне кажется, что Гитоти заходит немного далеко, и следование его словам может нас привести к полнейшему изменению наших нравов и обычаев. Если мы примем смертную казнь только из подражания Европе, то нам, пожалуй, придется по той же причине наложить очень строгое наказание на того, кто разрушит дом, возьмет животных, плоды, или на тех, кто принимает чужое имя. Между тем мы знаем, что сломать нашу бамбуковую хижину небольшая беда, и что при нашей общественной жизни взять мясо и плоды, когда человек голоден, есть не преступление, а право. Найдете ли вы на Таити такого человека, который заявил бы, что за это следует наказывать? Нет, это было бы крайне несправедливо, и так как то, что может быть дурно в Европе, не считается таким у нас, то мы и не должны вообще руководиться тем, как в Европе говорят законы. Я нахожу, что изгнание как мера наказания за убийство более отвечает условиям нашей жизни… Я окончил свою речь».

Затем, после непродолжительного молчания, поднялся начальник Упуару, человек благородный и умный.

Он прежде всего обратился к предшествовавшим ораторам с несколькими лестными словами, а потом прибавил, что, по его мнению, как первый оратор, так и второй были отчасти правы и неправы.

«Мой брат Гитоти, — произнес он, — предложивший в . виде наказания за убийство смертную казнь только потому, что так водится в Европе, глубоко ошибался, как это уже доказал Утами: действительно, мы должны руководствоваться не законами Европы, а Ареа (на туземном наречии это слово означает Библия). Вам знакомо это место:

«Кровь человека, пролившего кровь другого человека, будет пролита человеком».

Весьма возможно, что эти слова и послужили основанием для закона в Европе, этого я утверждать не могу, но во всяком случае, я согласен с Гитоти и не согласен с Утами, и не потому, что таков закон Европы, но потому, что так говорит Ареа, вот по этой причине мы и должны наказывать убийцу смертью, а не простым изгнанием».

Присутствующие переглянулись. Казалось, что речь оратора произвела сильное впечатление, в особенности, когда он подтвердил свое мнение не примером Европы, а авторитетом священного писания. Тогда поднялся новый начальник, Тати, один из столпов государства, его внушительный вид и богатое одеяние заставили присутствующих забыть предшествовавшего оратора.

Когда он начал говорить, все взгляды обратились на него.

«Быть может, многие из вас удивляются, что я так долго молчал, я, первый начальник и самый близкий человек к королевскому семейству, но я хотел выслушать, что скажут мои братья, чтобы собрать все мысли, накопившиеся в их сердцах, по поводу этого важного вопроса».

«Я от души рад, что поступил подобным образом, так как теперь у меня появилось много мыслей, которых не было раньше».

«Все начальники, выступавшие до меня, говорили отлично. Но скажите, разве речь Упуару не клонится к тому же результату, что и речь брата Гитоти? »

«Действительно, если мы не можем следовать во всем законам Европы, как этого хотел Гитоти, потому что они идут слишком далеко, то не должны ли мы также избегать мнения Упуару, потому что он тоже заходит слишком далеко».

«Нет лучше советника, чем Библия, говорит он, и я с этим согласен. Но что значат слова: кровь человека, пролившего кровь другого человека, будет пролита человеком? »

«Не заходит ли это правило так далеко, что мы не можем следовать ему, так же, как не можем вполне следовать законам Европы? »

«Все присутствующие здесь отлично знают, что я, Тати, — великий судья. Ко мне приводят человека, пролившего кровь, которого я велю умертвить, т. е. проливаю его кровь. Кто же прольет мою? »

«Тут я останавливаюсь, не будучи в состоянии продолжать далее. Смысл этих слов не может быть таков, но я замечаю, что множество обычаев Ветхого Завета, как многоженство, рабство должников и т. д. , были уничтожены Новым Заветом, может быть, закон о смертной казни был также уничтожен, как многие другие? Во всяком случае я не нахожу в Новом Завете его подтверждения, что должно бы было быть, чтобы служить нам путеводного звездою».

«Но и помимо этого, разве на земле так мало злых людей, проливающих кровь близких, что закон должен следовать им? Неужели это справедливо — делать человека во имя закона убийцей своего ближнего? Поэтому я полагаю, что мы должны ограничиться изгнанием убийцы… Вот и все, что я хотел сказать».

Речь эта заслужила всеобщее одобрение, а ссылка Тати на Новый Завет уничтожила главное препятствие.

Затем поднялся Пати, начальник и верховный судья Мора, бывший некогда верховным жрецом Оро и последовавший первым за Помаре в его отступничестве от веры предков. Он сказал следующее:

«Мое сердце полно мыслей, и я исполнен радости и удивления, когда гляжу на это место, где мы собрались, и думаю о причине нашего собрания. Когда я думаю о том, кто мы такие, то это меня наполняет восхищением».

«Безусловно, Тати отлично поставил вопрос, так как. Новый Завет должен быть нашим руководителем, а где же в нем вы найдете указание на смертную казнь? Я знаю много мест, в которых говорится о запрещении убивать, и ни одного, которое одобряло бы убийство».

«Нам необходимо иметь законы, чтобы наказывать тех, кто совершает преступления, но скажите мне, для чего люди, действительно справедливые, наказывают? Разве ими руководит гнев или удовольствие делать зло, или желание мщения, как на войне? »

«Так я вам скажу, что нет: добрый и справедливый человек не желает ни мстить, ни действовать под влиянием гнева. Там, где есть страдание, не может быть удовольствия, там, где есть зло, не может быть справедливости».

«Наказания, которым подвергают преступников, имеют целью помешать им возобновить преступления и в то же время показать другим людям, чему они могут подвергнуться, если будут поступать так же».

«Скажите мне, разве нам не известно, что быть навсегда изгнанным с Таити, есть наказание более суровое, чем моментальная смерть? Разве изгнанный может снова кого-нибудь убить? Разве подобное наказание не будет ужаснее смерти? Вот поэтому и я полагаю, что Тати прав, и что самое лучшее будет оставить закон таким, как он предложил».

Видя, что никто более не встает, поднялся один Таатарий, начальник простого округа, и его выслушали с таким же вниманием, как и знатных ораторов, говоривших до него.

«Тати говорил хорошо, но он упустил, что один из мотивов наказания есть исправление виновного и если возможно, то превращение его в порядочного человека. Если же мы казним убийцу, то каким образом мы можем его исправить? Если мы отправим его на необитаемый остров, где он будет принужден думать, тогда Те-Атуа (Бог) может быть, уничтожит дурные мысли в его сердце и произведет хорошие. Если же мы его убьем, то куда пойдет его душа? »

Затем говорил еще целый ряд других ораторов, и результат прений был таков, что собрание пришло к единодушному решению ссылать провинившихся.

Нет сомнения, что говорить и действовать таким образом могут только люди, имевшие прошлое.

Сейчас гораздо больше различий между нынешним беззаботным греком, забрасывающим сети в Эгейское море, и современником Перикла, чем между нынешними таитянами и сектором Брамы и Будды. Геологические перевороты, разорвав континент Полинезии и сосредоточив жизнь на островах, не уничтожили преданий, и своими бытовыми легендами, своей мифологией, нравами, физическим и умственным развитием своих обитателей, переживших катастрофу, Полинезия крепко связана с Азией, этой колыбелью человеческого рода.

Интересно то, что в Полинезии древние нравы сохранились с изумительной верностью до появления европейцев. Ограниченная величина каждого острова не допускала ни крупных исторических событий, ни больших завоеваний, которые изменяют и часто даже заменяют совершенно другими преданиями предков. Оттого каждый из этих маленьких уголков земли не имеет новейшей истории.

Когда прибыли европейцы, таитяне сами первые стали смеяться над своими богами, как все состарившиеся народы, которые потеряли всякую веру в смешные сказки своих духовных лиц. Религия была только делом формы, и когда Помаре II ударом ноги столкнул статуи Оро и Тане в реку, то не нашлось ни одного жреца, который среди всеобщего смеха решился бы взять на себя защиту павшей веры.

Жители Таити сделались христианами потому, что им поставили это необходимым условием для принятия подарков от всевозможных обществ пресвитерианских, евангелистских и католических, которые присылались на их острова, но они остались скептиками.

Таитянин очень любит читать и большой оратор, он вам будет говорить речь о добродетели, о невинности и т. д. , как стал бы говорить об искусстве рыбной ловли между рифами, но без всякого убеждения о сущности предмета, о котором говорит. Он, как настоящий афинянин, влюблен в форму, периоды его речи ласкают слух, но он мало заботится об убедительности, не имея сам никакого мнения о вопросах метафизических, на которые он смотрит только как на простые поводы к разговорам.

Более всего он любит померанцевое вино, цветы и солнце. Это человек прошлого, живущий на клочке континента, куске большого материка… Это человек, который сходит со сцены, как сошли с нее древние халдеи и древние индусы, как сходят все черные и желтые расы, так как в новом периоде земного развития будет место только для белой расы.