"Бриллиантовые девочки" - читать интересную книгу автора (Уилсон Жаклин)10Я выскользнула за дверь и оказалась в джунглях. Фиалка вылетела из моего обсыпанного чистящим порошком рукава и принялась в упоении порхать вверх-вниз. Расправив крылья, она запела воинственную австралийскую песню (я напела «Вальсирующую Матильду»). — Не улетай слишком далеко, Фиалка. Мы сейчас пойдём проведать Мэри. Мы вместе пробрались через джунгли, и я стала карабкаться на Великую Китайскую стену. Мэри сидела на своих качелях в голубом платьице, с голубыми лентами в косичках, белых кружевных носочках и фирменных синих туфельках на кнопках. Она озиралась. Увидев мою голову, высунувшуюся из-за стены, она улыбнулась, соскочила с качелей и побежала к калитке. Я перелезла через стену и подбежала к ней. — Привет, Мэри, — сказала я. — Здравствуй, Дикси! Я тебя так ждала! Хочешь зайти и покататься на качелях? — Очень хочу! Только если тебе не попадёт за это. Ты говорила, что мама не разрешает приглашать сюда друзей. — Мама ушла в церковь. Дома папа, но он ещё не вставал. Так что заходи, только тихо. — Как мышка! — Я повела носом и сказала «пи-пи». Мэри засмеялась. Было видно, что она рада меня видеть, но глаза у неё были красные и воспалённые, а голос охрипший, как будто она опять много плакала. — У тебя ничего не случилось, Мэри? — спросила я, влезая на качели. — Все в порядке, — сказала она, но по ней не похоже было, что все в порядке. Она была такая же чистенькая, как всегда; косички были до того туго затянуты за уши, что ей трудно было моргать. Только с руками было что-то не то. Она все время держала их сжатыми в кулачки. — Ты плакала? — Нет, — нервно сказала Мэри. — А что тут такого? Я часто плачу. У нас в семье все плачут. Мама говорит, это просто чудо, что мы не хлюпаем по щиколотку в слезах. А знаешь, Мэри, ты ни за что не догадаешься! Мама родила ребёнка! Теперь у меня есть маленький братик. Он такой хорошенький! Может быть, мне скоро разрешат принести его тебе показать. Ты любишь маленьких? Кажется, Мэри была в этом не уверена. — А у меня есть маленький мальчик, — неожиданно сказала она. — Не может быть. — Я тебе покажу. Она убежала, перебирая ножками в жёстких нарядных туфлях. Она скрылась за дверью и через мгновение появилась снова, толкая перед собой игрушечную коляску размером почти с настоящую. В ней сидел пластмассовый малыш с персиковыми щёчками и застывшей улыбкой на лице. — Вот это да! До чего красивый, — сказала я, хотя от его улыбки делалось страшновато, а ещё мне не понравились жёсткие розовые пальчики, вытянутые так, как будто он собирается меня схватить. Похоже, Мэри тоже чувствовала себя с ним неуютно. Она толкала коляску неохотно и не дотрагивалась до младенца, хотя он скатился на бок. — Как его зовут? — спросила я. — Малыш, — сказала Мэри. — Малыш — и всё? — Может, мне тоже назвать его Солнышко? — Назови его Громила, тогда они, может быть, подружатся. Ты берёшь Малыша Громилу с собой спать? — Нет, что ты! Мне не разрешают. Я могу его испачкать. Я беру в кровать плюшевого мишку. Мишку я больше всего люблю, хотя он старый. — Старые игрушки гораздо лучше. — Как твоя Фиалка? — Я не игрушка, я птичка, — прощебетала Фиалка. — Мне нравится у тебя в саду, Мэри. Пожалуй, я совью себе здесь летнее гнёздышко. Фиалка принялась летать повсюду в поисках прутиков. На бархатно-зеленой траве ни одного не нашлось, так что пришлось мне сорвать несколько веточек с изгороди. У Мэри был напряжённый вид. Помогать мне она не стала. Пальчики у неё были по-прежнему крепко вжаты в ладони. Я попыталась переплести прутики, но они упорно распадались. — Наверное, птицы где-то прячут запасы клея, — сказала я. — Ну ничего, мы их припасём для игры в солдатики. О, давай превратим все эти прутики в солдатиков и поиграем в войну. — Я не умею играть в войну. — А мы сейчас научимся. — Я не умею, — сказала Мэри расстроенным голосом. — Ну ладно, ладно. Давай поиграем в дочки-матери. Мама-прутик, папа-прутик и куча детишек-прутиков, идёт? — Идёт, — сказала Мэри, но не разжала кулачки, чтобы взять себе прутик. — Ну тогда просто смотри. — Я взяла в руки один из прутиков. — «Привет, привет! Я девочка-веточка, меня зовут Кэти, и я танцую, как в балете». Веточка затанцевала у Мэри перед носом. Мэри улыбнулась. — А ты возьми Томми-прутика, пусть он с ней потанцует, — предложила я. — Нет, сделай это ты, — сказала Мэри. Кэти и Томми некоторое время кружились в танце у меня в руках. — Найди теперь младенца — Титчи-прутика, и пусть он тоже потанцует. — Младенцы не умеют танцевать, — сказала Мэри. — Ладно, пусть он тогда ползает. Ну конечно, он ползает под ногами, и Кэти с Томми все время на него падают. — Сделай, чтобы он ползал, Дикси, — попросила Мэри. — Придётся тебе помочь. У меня же не три руки. На! — Я отломила от прутика маленький кончик. — Видишь, вот он, маленький Титчи. Правда, хорошенький? Ой, он от меня уполз! Лови его, Мэри! Я бросила кончик прутика. Мэри послушно подставила руки, чтобы его поймать. Кончики пальцев у неё были ярко-красные и воспалённые; каждый ноготок был обрезан до живого мяса. — Мэри! Что у тебя с ногтями! Она выронила прутик и снова сжала кулачки. — Что ты с ними делала? Ты что, хотела сама попробовать их постричь? — Да, — прошептала Мэри, низко наклонив голову. — Но это же жуткая боль! Зачем ты это сделала? Почему ты не попросила маму постричь тебе ногти? Мэри молчала. — Мэри? Это мама так постригла тебе ногти? Мэри молчала. Подбородок у неё был прижат к груди, пробор резко выделялся между туго затянутых волос. Я обняла её. — Это она, правда? Мэри расплакалась: — Ногти были грязные, и мама сказала, что я плохая, грязная девчонка и что нельзя ходить с ногтями, как у зверюшки, даже если я веду себя, как звери. И она их обстригла. — Мэри судорожно всхлипнула. — Почему же ты не убежала? — Она меня зажала между ногами, чтобы я не вырвалась. — Но это же должно быть ужас как больно! — Я плакала и не могла остановиться, и мама от этого ещё больше рассердилась. — Она тебя ударила? — Когда плачешь, всегда получаешь затрещину. — Меня мама ни разу в жизни не ударила. — Меня мама часто бьёт. Я это заслужила, потому что я плохая, — сказала Мэри. — Ерунда! Нисколечко ты не плохая. Хотела бы я посмотреть, как твоя мама стала бы справляться с Рошель. Или с Джуд. Или с Мартиной. А твой папа — он тебя тоже бьёт? — Нет, он меня обнимает. Но он говорит, что я не должна быть такой непослушной, а то мама огорчается. — Но ты же очень послушная! — Нет. Я делаю правда нехорошие вещи, — сказала Мэри хрипло. — Например? — Ковыряю в носу. Чешусь. А иногда я не успеваю вовремя добежать до туалета. — Во всем мире не найти никого, с кем бы это не случалось! — Я пачкаю одежду! — Я никогда не видела девочки опрятнее, чем ты. У тебя всегда такой вид, как будто ты только что вылезла из ванны. И ты в тысячу раз опрятнее меня. — Мама говорит, что я все равно грязная. Иногда эта грязь незаметна, но она её все равно видит. А иногда грязь у меня внутри, и приходится принимать лекарство, чтобы она вышла. Я уставилась на неё. — Твоя мама просто чокнутая, — сказала я. Мэри удивлённо на меня посмотрела: — Нет, что ты! — Она ещё хуже, чем чокнутая. Она жестокая, — сказала я, осторожно берясь за маленькую ладошку Мэри. Я тихонько подула на её бедные красные пальчики. — Я подую на них волшебной пыльцой. От неё они быстро заживут. — Они уже заживают, — вежливо солгала Мэри. — Я расскажу маме, что сделала твоя мама, — сказала я. — Нет! Ни в коем случае! Ну пожалуйста, Дикси, не рассказывай ничего! — взмолилась Мэри. Она вцепилась в меня, хотя её пальчикам наверняка было от этого очень больно. — Пообещай, что не будешь ничего рассказывать. Я однажды рассказала одной девочке из класса, и её мама что-то сказала моей маме. Мама ответила, что это неправда и что я просто выдумщица. А когда мы пришли домой, она достала ножницы из корзинки с рукоделием и сказала, что отрежет мне язык, если я буду рассказывать небылицы. — Взаправду она тебе язык не отрежет, Мэри, — сказала я. Но какая нормальная мать так зверски обрезала бы ногти своей маленькой дочке? В чем тут можно быть уверенной? — Обещаешь, что не расскажешь? Если ты проговоришься, я сразу упаду мёртвой! — Обещаю! Но ты не упадёшь мёртвой, Мэри. Не говори так, это очень страшно. У тебя очень страшная мама. — Нет! У меня самая хорошая, добрая, милая мамочка на свете, — сказала Мэри. Она уже говорила это раньше теми же самыми словами. Её явно заставили выучить эту фразу. По дороге домой я пыталась понять, что мне делать. Меня душили слезы при мысли, что Мэри делают больно. Я понимала, что нужно кому-то рассказать, но я ведь обещала… Понимала, что это глупо, но перед глазами у меня вставала картинка: я рассказываю все маме, и Мэри падает мёртвой у меня на глазах. — У тебя что-то грустный вид, Дикси, — заметил дядя Брюс, когда я вошла в кухню. — Что случилось? Ты, наверное, можешь поделиться с дядей Брюсом? — Нет, не могу, — сказала я, вздыхая. Я услышала какое-то движение в гостиной. — Это мама! Я побежала посмотреть, что с ней. Мама вцепилась в груду картонных коробок, лицо у неё было серое. Другой рукой она крепко прижимала к себе Солнышко. — Мама? — Все в порядке, Дикси, — выдавила она. — Неправда. Я думаю, лучше тебе снова лечь. — Нет-нет. Послушай, я хочу подняться наверх, в ванную, привести себя в порядок. Поможешь мне, детка? — Конечно, мама. Обопрись на меня. И давай мне Солнышко. — Нет, я его сама понесу. Он уже не спал, глаза у него были широко открыты. Они были очень красивого светло-голубого цвета, зато ресницы были чёрные, как и шелковистый хохолок на макушке. Бровки у него тоже были очень красивые, ровные, дугой, волосок к волоску. Невозможно было поверить, что все это складывалось у мамы в животике — нежная кожа, сияющие глазки, пушистые волосы. — Дикси, пожалуйста, не спи на ходу! Мне нехорошо, у меня кровотечение, — раздражённо сказала мама — Ой, мама! Тебе надо в больницу. — Нет, голубчик, это нормально. Так бывает после родов. Все будет в порядке. — Дядя Брюс свозил бы тебя, просто на всякий случай. — Нет! Не поеду я опять в эту больницу! Все будет хорошо. Мне просто нужно вымыться. Дай-ка я на тебя обопрусь. Мама с трудом волочила ноги, по-прежнему крепко прижимая к себе Солнышко. Мы прошли половину лестницы, когда нас услышала Мартина и побежала навстречу. — Мама, давай я тебе помогу, — сказала она, роняя веник и щётку. — Я как раз убрала ванную. — Спасибо, детка, — слабым голосом сказала мама и прислонилась к стене. — Господи, все кружится. — Пойдём-пойдём, я тебе помогу помыться, пойдём, — сказала Мартина. — Дикси, возьми малыша. — Нет! Нет, я его не отдам, — сказала мама, пошатываясь. — Мама, ты же его сейчас уронишь на головку, ты соображаешь? — рассердилась Мартина. — Дикси, бери ребёнка. Я вытащила Солнышко из маминых объятий. Она, шатаясь, поплелась с Мартиной в ванную. Я слышала их голоса под звук льющейся воды. Я посмотрела на братика. Для такого малыша он был на удивление тяжёлый. Он был тёплый, мягкий… и очень-очень мокрый. С него капало сквозь подгузник и голубую пижамку, и даже одеяльце стало уже намокать. Он засопел и запищал тихонько, как котёнок. — Неуютно, да? — шепнула я ему. — Подожди, братик, сейчас я наведу порядок. Я очень осторожно спустилась с ним по лестнице, нащупывая каждую ступеньку. Я почувствовала, как Солнышко напрягся в своём одеяльце. — Не волнуйся, милый, — зашептала я. — Я — Дикси, твоя старшая сестра. Я за тобой пока присмотрю. Я отнесла его в заваленную гостиную и положила на мамин матрас. На всякий случай расстелила под ним пелёнку и отыскала пачку подгузников, коробку с салфетками и детский крем. — Вот, — гордо сказала я. — Все в порядке, малыш, сейчас ты у нас будешь чистый, сухой и весёлый. Я осторожно размотала одеяльце, как будто разворачивая драгоценный подарок. Солнышко радостно задрыгал мокрыми ножками. Я поймала хорошенькую маленькую ступню. — Ты, кажется, и впрямь собираешься стать футболистом, — сказала я, расстёгивая пижамку и вытаскивая ножки малыша. — Ну вот! Так гораздо лучше, правда? Ну до чего ж ты хорошенький, — ворковала я. — Вот сейчас уберём этот противный грязный подгузник. Полежи минутку спокойно, будь хорошим мальчиком! Я расстегнула липучки и осторожно вытянула подгузник у него из-под попки. И вытаращила глаза. Я пыталась увидеть у него пипиську. Её не было. Это был не мальчик. Это была несомненная девочка. |
||
|