"Встретимся в полночь" - читать интересную книгу автора (Нейвин Жаклин)

Глава 22

В антракте, как правило, всегда появляется множество знакомых. Когда Джулия ушла в дамскую комнату и к нему подошел Ричард Ивенс, лорд Мартинвейл, Рафаэль сам был удивлен – так ему стало приятно, когда старый друг протянул ему руку. Поскольку он держал в руке, предназначенной для рукопожатий, свою трость, был момент неловкости, а потом Рафаэль схватил протянутую руку левой рукой, и оба рассмеялись.

Мартинвейл поклонился.

– Фонвийе, как я рад тебя видеть, дьявол тебя побери! И на ногах. Подумать только, он ходит!

За его словами скрывалось нечто большее, чем сердечная добрая усмешка, но мужчины не признаются в таких вещах.

– А ты думал, со мной покончено, а?

Мартинвейл громко рассмеялся, обратив на себя внимание окружающих.

– Я плохо тебя знал. Ты ходишь, дышишь, даже показываешься в театре – ты не перестаешь меня удивлять.

Рафаэль согнул ногу и сказал:

– Сейчас сюда придет Джулия. Пойдем поболтаем. У меня ноги затекли на этих дурацких неудобных стульях.

И они направились туда, где толпа была пореже. Взглянув на друга, Рафаэль сказал:

– Я слышал, что это ты познакомил Лору с Николасом Роулингсом. Полагаю, это хорошее дело. Я сильно сожалел, что поощрял ее увлечение Стратфордом. Хотя ты сделал это не по моей просьбе, твое вмешательство сняло с меня некоторое бремя.

– Неужели это что-то значит для тебя? Ты меня удивляешь.

Рафаэль пожал плечами.

– Что с ним сталось?

Они подошли к колонне, и Рафаэль остановился передохнуть.

– Со Стратфордом? Наверное, залег. Низринут. У него были неприятности – в связи со скандалом. Уехал на зиму в провинцию. Наверное, уже вернулся в Лондон, но я его не видел. Конечно, я не посещал ни одного из наших старых местечек. Я несколько изменил свой образ жизни. – Он улыбнулся. – Я собираюсь жениться, Фонвийе.

– Прими мои поздравления, старина. Кто она?

– Это Джудит Дэнверс. Вряд ли ты ее знаешь. Она… она не принадлежала к кругу наших знакомых.

Рафаэль усмехнулся:

– Слава Богу. Не могу сказать, чтобы я был высокого мнения о наших прежних знакомых женского пола. Ну что же, желаю тебе счастья. Уверен, что у тебя семейная жизнь сложится удачнее, чем у меня.

– Спасибо за добрые пожелания. Об Этверзе ты тоже, наверное, не слышал. Говорят, что игра его совершенно разорила. Ему придется уехать из Лондона – кредиторы его преследуют.

– А ты чувствуешь удовлетворение, видя, что я тоже пал так низко?

Мартинвейл покачал головой:

– Стоило бы. Но я его не чувствую. Боль может оказаться наставником ужасным, но действенным. И что-то в тебе изменилось, Фонвийе.

Чуть ли не с шутовским видом Рафаэль фыркнул:

– И что же, разве это не достижение?

– Я знал тебя долго, Рафаэль, и знал хорошо. Хорошо до ужаса, и порой мне хотелось не знать тебя вообще. Я видел, с каким желанием ты скользишь вниз. История с пари была твоей низшей точкой. Я думаю, ты потом даже задыхался от этого.

– Ты прав. – Теперь Рафаэль говорил серьезно. – Мне до сих пор не хватает воздуха.

– Как твоя жена?

– Красива, – ответил Рафаэль без всякой интонации. – Совершенно очаровательна, абсолютно восхитительна и, к несчастью, решительно мне не верит. Я ее не виню. Но это ставит передо мной довольно серьезную задачу. Господи, старина, я побежден. – Он пожал плечами и невесело улыбнулся. – И почему я не слушал тебя, когда еще было время?

– Рафаэль, – сказал Мартинвейл доверительным шепотом, – неужели… ты ее любишь?

Это слово прозвучало нежно и уместно, и хотя старые умирающие демоны подняли головы, Рафаэль усмехнулся.

– Это не входило в мои планы.

– Знаешь, ты меня просто изумил. Когда я вспоминаю нас четверых хотя бы в прошлом году и сравниваю с тобой теперешним… Клянусь, это вмешательство свыше.

– Мартинвейл, ты – гений!

– Что?

– Нас четверо, прошлый сезон. Пари, дружище. Я только что понял… – Голос его замер, голова быстро обдумывала решение. Медленная улыбка появилась на лице Рафаэля, и он потер подбородок.

Мартинвейл насторожился:

– О нет. Мне никогда не нравился этот твой взгляд. Он означает, что у тебя появилась очередная злая идея.

– Ах, друг мой, совсем напротив. Я уверен, эта идея тебе понравится. Но я должен заручиться твоей помощью.

Джулия была раздражена. Рафаэль перестал разыгрывать из себя внимательного мужа. Выйдя из дамской комнаты, она нигде не смогла его найти. Наверное, он ушел с кем-то из старых знакомых и сейчас они строят планы насчет карточной игры после того, как он отправит ее домой. Потом в голову ей пришла еще более страшная мысль, и она принялась оглядываться в поисках белокурой головы. Ведь она так и не получила никаких разъяснений по поводу его отношений с леди Кэтрин, за которой он волочился.

И тут Джулия увидела знакомое лицо. Она встретилась глазами с Полом Бентли и подняла руку в ответ на его приветствие. Особа, сидевшая рядом с ним, тоже махнула рукой и мгновенно ринулась к ней. Джулия узнала Евлалию Пивенстовер.

– Джулия, то есть виконтесса! – радостно воскликнула Евлалия.

– Ах, Евлалия, прошу вас, не нужно так официально, – сказала Джулия, обнимая приятельницу. – Как замечательно, что мы встретились. Здравствуйте, Пол. Рада видеть вас.

Он чинно поклонился и сказал:

– Я тоже, госпожа виконтесса. Прошу прощения, но я вижу старого друга, которого мне не хотелось бы упустить. Тетя Евлалия, я вернусь за вами.

– Ах, дорогая моя, – сказала Евлалия, схватив Джулию за руку. – Я впервые вижу вашего мужа. – Евлалия придвинулась ближе и взяла молодую женщину под руку. – Как странно, ведь я столько раз бывала у вас дома. Но тогда он был болен. – Она улыбнулась. – Должна сказать, выглядит он совершенно здоровым. Он очень хорош собой. Да-да. И такой щедрый. Он прямо-таки прославился в наших краях. Вы должны им гордиться.

– О чем вы говорите? – не поняла Джулия.

– Да ведь что он сделал, милочка! Я знаю, он хотел, чтобы все было анонимно, но я не могла не заметить усовершенствований в доме квакеров, а когда я спросила, что это значит, Дэниел признался, что эти дивные перемены вызваны щедростью виконта.

Джулия не сводила с нее взгляда, и Евлалия пронзительно засмеялась.

– Господи, неужели он не рассказал вам? Ах, какая скромность. – Глаза ее стали круглыми. – Ах ты Боже мой! Наверное, вы и о Грете ничего не знаете?

Джулия вспомнила робкую девочку, с которой поступили так жестоко.

– Нет, а что с ней случилось?

– Ничего плохого, дорогая. Благодаря виконту она теперь работает в Гленвуд-Парке. Ее ребенка отдали на воспитание в семью по соседству, это бездетная пара, и как же они обрадовались малышу, скажу я вам! А ваш муж определил ее на такую работу, что она может жить недалеко от малыша и время от времени навещать его.

И еще, конечно, Диана. Вы ее помните – такая высокая девушка, которая считала, что она замужем, но все это оказалось розыгрышем? Ну вот, она получила место гувернантки. Это тоже дело рук вашего мужа. Он поручился за нее – наврал целую гору, но все ради ее блага, конечно, – сказал, что она вдова какого-то его приятеля. Теперь она и ее маленькая дочка живут в Холмстед-Грейндже.

– Это сделал Рафаэль? – Все это казалось Джулии невероятным.

Появился Пол, низко поклонился, прежде чем заговорить с теткой.

– Пора занимать свои места.

Джулия задержала приятельницу за руку:

– Прошу вас, приходите ко мне на днях. Мне очень нужно поговорить с вами.

– Непременно, дорогая, – пообещала Евлалия.

– Тетя, я вас сейчас догоню, – сказал Пол, и та отошла в сторону, оставив их наедине. – Я только хотел сказать, что очень рад видеть вас, – пробормотал Пол. – У вас сегодня гораздо более счастливый вид, чем тогда на вечере. Мне хочется пожелать вам всего хорошего.

Счастливый? Неужели? Джулия прижала руки к щекам и ощутила под ладонями жар.

Пол поклонился и простился. Сразу же после этого к ней подошел Рафаэль с каким-то человеком.

– Вот вы где. – Он взял ее руку и положил на свой согнутый локоть. – Вы помните моего друга, лорда Мартинвейла?

Мартинвейл поклонился с подчеркнутой любезностью:

– Ваш слуга, госпожа виконтесса. Боюсь, что это я виноват в исчезновении вашего мужа. Когда я увидел виконта, я заговорил с ним. Ему захотелось пройтись, поразмяться, и мы погрузились в беседу. Надеюсь, вы не чувствовали себя заброшенной.

– Нет, – ответила Джулия. – Ничего страшного. – Она обрадовалась, что Рафаэль был в обществе Мартинвейла – все-таки Джулия не очень доверяла своему мужу, несмотря на все его лестное внимание к ней.

Но… он дал денег квакерам. Он позаботился о судьбе этих женщин. Неужели это сделал Рафаэль?

– Антракт сейчас закончится. Пойдемте на наши места. Всего хорошего, Мартинвейл, – вторгся в ее мысли Рафаэль. – Проследите за делом, которое мы обсудили, хорошо?

Мартинвейл широко улыбнулся и низко поклонился с подчеркнутой любезностью:

– С удовольствием.

Возвращение домой в экипаже было легким и приятным. Рафаэль и Джулия немного поговорили о спектакле, но большую часть дороги они расслабленно молчали, слегка покачиваясь, прислушиваясь к приглушенному шуму ночного транспорта, доносившемуся из-за задернутых занавесок. В эти спокойные мгновения Джулия размышляла о том, что сказала Евлалия, и удивлялась, как это ей в голову не пришло, что Рафаэль был хоть сколько-нибудь тронут посещением дома, куда она его затащила.

Он многое скрывал от нее. Это ее опечалило, но вместе с тем ей приятно было открыть в нем столько хорошего. Возможно, со временем он перестанет скрывать. Просто таков уж он по натуре – любит тайны, и ей придется это принять.

Бросив на него взгляд, она увидела, что он внимательно смотрит на нее, и этот горящий взгляд застал ее врасплох. Холод и жар одновременно пробежали по ее телу. Отвернувшись, она развязала шнурки своей накидки. Горячие пальцы пришли ей на помощь, стянув накидку с ее плеч. Она вздрогнула. Рафаэль усмехнулся.

– Я думал, вам жарко.

Мурашки на ее коже, конечно, были вызваны не холодом, и он, похоже, понимал это. Весь вечер Рафаэль испытывал на ней свои чары, и Джулия была совершенно околдована. И это он тоже, вероятно, знал.

Положив руку на спинку сиденья, он коснулся обнаженного плеча молодой женщины. Отведя назад прядь ее мягких волос, он слегка улыбнулся.

– А знаете, что довело меня почти до сумасшествия, когда вы уехали? – Почему-то – хотя она не устала – веки у Джулии отяжелели. – Я никак не мог вспомнить, каковы ваши волосы на ощупь. Они очень мягкие. Но они тяжелые, очень тяжелые. Наверное, это-то и запутало меня.

– Я…

Рафаэль провел по ее щеке костяшками пальцев, и она забыла, о чем собиралась сказать.

– Я ужасно по вас скучал. Каждый день снова и снова я думал, где вы сейчас и когда придете домой, а потом вспоминал, что вы уехали. И каждый раз это ощущалось как удар в солнечное сплетение. Я боялся, что вы не вернетесь.

– В солнечное сплетение?

Рафаэль положил свободную руку себе на грудь. Примерно туда, где находится сердце.

– Вот здесь. Она вздохнула.

– Что-то мне не верится, чтобы вы так уж сильно страдали. – С большим трудом Джулии удалось подчинить свои эмоции разуму. – Вы прекрасно обходились без меня. Вы, кажется, даже предпочитали это.

– Нет, Джулия. Вы позволите мне кое-что объяснить вам? – Он опустил голову и устремил на нее взгляд из-под сведенных бровей. – Может быть, я сумею помочь вам понять что-то во мне. Когда-то вы спросили, был ли я одиноким ребенком. Был. Глубоко одиноким. Это ведь не значит жалеть себя – признаться в этом, да? Во всяком случае, это так. Мои родители были поглощены своей личной жизнью, они меня почти не замечали. Став юношей, я узнал, что мое происхождение сомнительно.

Джулия почувствовала, что рука его замерла, все тело напряглось.

– У моей матери был роман, и она не знала точно, кто был моим отцом. Мне до сих пор это неизвестно. Это был последний удар, и я замкнулся в себе, убежденный, что у меня никого нет. Понимаете?

– Да, – тихо сказала она. – Я понимаю, как это было. – Она понимала – и очень живо. Перед ней был мальчик, которого она всегда в нем чувствовала. Одинокий, даже напуганный. И сердитый. Очень сердитый.

– Я смотрел на семьи вроде вашей, на счастливые пары и чувствовал, что… Господи, я не могу вам передать, что это было. Я был нищим на пиру. И я сказал себе, что все это ненастоящее. Похоть, или притворство для вида, или жадность к деньгам – все что угодно, кроме того, чем это было на самом деле, потому что я не мог смириться с существованием чего-то прекрасного, чего мне ни разу в жизни не довелось испытать.

Джулия была потрясена его откровенностью. Ведь всего мгновение тому назад она сказала себе, что нужно принять его скрытность. Ей удалось проговорить:

– Вы, наверное, были в растерянности.

– В растерянности? Да, конечно. И я чувствовал себя проклятым.

В его голосе прозвучали неконтролируемые чувства, и Джулия обхватила его лицо руками. Несмотря на свою решимость оставаться равнодушной, она ничего не могла с собой поделать.

Рафаэль схватил ее за запястья и медленно поцеловал в ладонь.

– Я оттолкнул вас, потому что всегда это делал. Я привык всех отталкивать, стараясь заглушить в себе ненужную нежность. Но о том, что нежность продолжала жить во мне, я узнал много позже. Поэтому я и держался вдали от всех. А потом я встретил вас, и вы испугали меня до полусмерти. С первого дня, когда я вас увидел, я вас хотел – физически, да.

Но было и что-то еще, чего я не понимал тогда. Это было так ново, так сбивало с толку. Мне это не нравилось. Джулия, есть какой-нибудь смысл в том, что я говорю?

Она прерывисто вздохнула, стараясь удержать слезы.

– Очень даже есть. Он нервно рассмеялся:

– А знаете, в какой момент я понял, что пропал окончательно? Когда увидел вас на улице с Марией. Господи, у меня сердце чуть не выскочило из груди, и я старался как безумный придумать что-то, чтобы занять вас, удержать на некоторое время при себе. – Он покачал головой. – А потом я дотронулся до вас и до ваших губ. Мне кажется, я был потрясен даже сильнее, чем вы.

– Но вы и виду не подали, – сказала она изумленно. Он провел пальцем по ее носу.

– Конечно. Мы, негодяи, никогда не подаем вида, когда затронуто наше сердце.

Рафаэль продолжал говорить о своем сердце. Но он так и не сказал, что любит ее. Джулия ждала этого. Ей нужно было это услышать. Это были главные слова. Потому что она чувствовала: произнести их для Рафаэля – самая трудная вещь на свете, и если он их произнесет, это будет означать, что он преодолел что-то в себе.

Карета остановилась. Подошел лакей опустить лестницу, и они вышли молча и направились к дому. Огни почти везде были потушены, хотя было еще не очень поздно. Рафаэль пробормотал что-то насчет того, чтобы им выпить вместе вина, но она ответила, что уже поздно и что ей хочется сразу же подняться наверх.

Что с ней такое? Джулии надо было сказать ему тысячу вещей, но слова словно застряли у нее в горле.

У своей двери она устало проговорила:

– Рафаэль… благодарю вас за объяснения, но я…

– Все в порядке, – сказал он. – Просто я слишком много выдал вам за один раз.

– Нет. Да. Просто еще очень многое осталось невысказанным.

Он улыбнулся, подошел ближе.

Рафаэль чутко уловил тот момент, когда настроение ее переменилось. Прикоснувшись носом к ее носу, он посмотрел ей в глаза. На одно-два мгновения их дыхания смешались. Потом его руки сделали то, что им хотелось сделать весь вечер, – запутались в ее волосах, разбрасывая шпильки, высвобождая их, чтобы они шелковисто скользили сквозь его пальцы.

– Джулия, – прошептал он и впился в нее губами.

Ее тело отозвалось на это мгновенно, возбудившись от потрясающей сладости поцелуя. Ее руки обхватили его за шею, впились в его плечи, и он наслаждался ее страстью, страстью к нему. После всего, что он натворил, она все еще здесь, в его объятиях, отдает ему всю себя. Джулия была для него ценнее всего, что он когда-либо имел, даже в воображении. Господи, как он был глуп, что когда-то смеялся над этим чувством как над выдумкой. В его жизни нет ничего более реального, чем это чувство.

Джулия прижималась к нему всем телом, его язык вошел внутрь вкусить ее, почувствовать ее, смело раздуть пламя страсти. Он крепко обнимал ее, чтобы как можно лучше чувствовать мягкие женственные формы, которых ему так мучительно не хватало в эти последние месяцы.

Рассудок отрезвляюще похлопал его по плечу, и поскольку Рафаэль так ужасно боялся совершить какую-либо ошибку, он остановился и впервые в жизни прислушался к спокойному трезвому голосу.

А вдруг Джулия подумает, что он делает это просто ради обольщения, только ради плотского наслаждения? Знает ли она, что он сжег ради нее не только свое тело, но и душу?

Разве он не сказал ей еще? Проклятие! Он ведь сказал. Или нет?

Он открыл ей многое, но не сказал, что она владеет его сердцем. Не сказал так ясно, как она заслуживает. Ах, какой же он трус!

Но нет, не простая трусость удерживает его от признания. Несделанной оставалась еще одна последняя вещь, последний акт, так сказать, и Рафаэль хотел поставить все на свои места, прежде чем двигаться дальше. Он внезапно испугался, что если раньше времени забежит вперед, то потеряет больше, чем приобретет.

Сделав над собой чудовищное усилие, он отодвинулся. Джулия недоуменно посмотрела на него, и он понимающе усмехнулся:

– Я хочу продолжения, Джулия. И оно будет, я это знаю. Но сначала я должен уладить одно небольшое дело. Позвольте негодяю и бездельнику найти свою дорогу. А до того – доброй ночи.

– Рафаэль!

– Нет, – сказал он, поворачиваясь к ней спиной. – Поймите меня правильно. На этот раз я вас не отталкиваю. – Он усмехнулся самой своей озорной усмешкой. – Совсем наоборот, и вы скоро это поймете.

– Рафаэль!

Господи, да она, кажется, обиделась!

– Госпожа виконтесса, – сказал он и поклонился. – Ваш слуга.

– Вы снова забавляетесь!

– Мадам, вы удивительно проницательны. Но на этот раз я играю по самым высоким ставкам, какие только можно вообразить. Это – любовь.

Сказав это, Рафаэль ушел.

Джулия смотрела ему вслед, потрясенная и растерянная. Он на самом деле произнес это слово… любовь?

Игра началась с записки, которую принесли в спальню Джулии на следующее утро вместе с коробкой шоколада. Она не особенно любила сладости и удивилась подарку, но затем заметила ярко-красную тесьму. Это была фирменная тесьма, которой обвязывала свои изделия элитарная кондитерская на Бонд-стрит.

Там, где он… коснулся ее губ. Она вздрогнула, потом улыбнулась. Он действительно мастер и, похоже, не собирается ее разочаровывать.

Она сломала печать на записке. Там стояло: «Сегодня вечером».

Поспешно спустившись к завтраку, она узнала, что ее муж ушел по каким-то делам. Ей оставалось только гадать, что же произойдет сегодня вечером.

Воспоминание о том, как он уходил от нее накануне, с этим блеском в глазах и загадочным обещанием, привело ее в радостно-нетерпеливое настроение, что ее удивило. Отличаясь во всем практичностью, она не относилась к тем, кого занимают подобные причуды. Но с Рафаэлем все правила оказывались нарушенными.

Этот день останется в ее памяти самым длинным днем в ее жизни, в этом Джулия не сомневалась. Как не сомневалась и в том, что вела себя ужасно странно с графиней, так что та даже встревожилась. Когда графиня заговорила с ней, Джулия сильно вздрогнула, уронила фарфоровую чашку и пролила чай на ковер. Извинившись, она решила пройтись, чтобы справиться с нарастающим волнением.

Когда Джулия вернулась, то приняла ванну и оделась, хотя было еще рано. Она велела причесать себя так же, как вчера вечером, потом долго и старательно выбирала платье. Она надела бледно-желтый креп, в котором была в «Ковент-Гардене», когда давали «Ромео и Джульетту». Рафаэлю, кажется, оно очень понравилось. Если он может пробуждать соблазнительные воспоминания, то и она ответит ему тем же.

Сидя без дела в своей комнате, Джулия надушила волосы над ушами, поправила пряди, обрамляющие лицо, проверила, аккуратны ли ногти, вздохнула, не зная, чем еще заняться, чтобы скорее прошло время. Хотя она не любила вино, однако решила, что рюмка шерри поможет успокоить нервы. Затем, взяв свой золотой ридикюль, она вышла из комнаты и спустилась вниз. Джулии казалось, что она плывет, все ее тело танцевало, охваченное чудесной дрожью ожидания.

Внизу она услышала, что из библиотеки доносятся мужские голоса. Джулия замедлила шаг, потом остановилась.

Кто это собирается испортить им вечер? Любопытство подтолкнуло ее к дверям. Дверь была закрыта неплотно, и она увидела спину Рафаэля. Еще она увидела этого неприятного типа – Этверза. Колин Стратфорд также был там.

Крайне удивленная, Джулия на мгновение замерла в нерешительности. Зачем понадобилось Рафаэлю приглашать этих людей в тот вечер, который он обещал ей?

Что они здесь делают? И что делать ей?

Мимо приоткрытой двери прошел Мартинвейл и увидел ее прежде, чем она на что-то решилась.

– Госпожа виконтесса, – громко проговорил он, и все посмотрели на дверь, за которой стояла Джулия. Сердце у нее ушло в пятки.

Рафаэль подошел и распахнул дверь.

– Вы поторопились. Я сам хотел подняться наверх и пригласить вас. Входите же, Джулия.

Она топталась на месте. Идти туда ей не хотелось. Все это ей не нравилось. Но улыбка у Мартинвейла была доброй, и во взглядах, которым они обменялись с Рафаэлем, было нечто волнующее. Муж протянул к ней руку, на его лице было ласковое нетерпение.

Она еще раз огляделась. Губы у Стратфорда скривились, и он коротко кивнул ей вместо приветствия. Этверз просто пристально смотрел на нее.

– Входите, Джулия, – повторил Рафаэль. В голосе его слышалось скрытое напряжение. – Встаньте рядом со мной.

Она подчинилась, все еще нерешительно. Тогда он взял ее за руку и сжал. Она посмотрела на него, и он улыбнулся ей подбадривающей улыбкой.

– Я пригласил сюда этих людей по весьма необычному поводу. Мы пятеро должны уладить одно дело.

Отпустив руку Джулии, Рафаэль подошел к своим бывшим приятелям. И простер вперед руки.

– Вот перед вами четверо джентльменов, которые некогда были широко известны как «Бичи общества». Мы заслужили большую часть грязных слухов, которые ходили о нас, поскольку были действительно порочны. Но самый безобразный поступок, который мы совершили, это одно заключенное нами тайное пари. Я как-то сказал, что любовь – это иллюзия, красивое название похоти. Я верил в это так пылко, что поспорил на пять тысяч фунтов против самой крепкой любви, которую мог предложить высший свет. Это оказались очаровательная молодая девушка и ее поклонник. Их преданность друг другу, которая покорила пресыщенный свет, должна была подвергнуться самому серьезному испытанию моей теорией. Если я смогу охладить их чувства, это докажет, что моя точка зрения верна.

Рафаэль вынул перевязанную пачку банкнот из внутреннего кармана фрака.

– Как вы все знаете, мне удалось разрушить любовь этой красивой девушки к ее предполагаемому возлюбленному и обратить эту любовь на себя. Вот это я получил как вознаграждение.

Положив деньги на ладонь, словно взвешивая, он посмотрел на свой приз.

– Пять тысяч фунтов. Но при этой сделке я получил кое-что еще. Это жена, с которой я за короткое время узнал больше счастья, чем мог себе представить. Однако это не всем понравилось, и правда о пари вышла наружу. Полагаю, эту любезность оказал нам Чарлз Этверз. Когда это случилось, я повел себя не самым лучшим образом. О чем искренне сожалею. Мне казалось, что я потерял эту женщину. Что же до моих последующих действий… я могу только сослаться на слабость характера.

Он слегка поклонился Джулии, словно извиняясь.

Она посмотрела на остальных мужчин. Несмотря на попытки казаться поначалу скучающим, Стратфорд теперь внимательно следил за Рафаэлем. Мартинвейл также слушал с большим вниманием. Этверза явно встревожило, когда Рафаэль пролистнул банкноты большим пальцем. Комната наполнилась напряженным ожиданием. Рафаэль продолжал:

– Но видите ли, существует некий очень яркий факт, который до сих пор не обнародован. И этот факт меняет все.

И, подойдя к Стратфорду, Рафаэль бросил пять тысяч ему на колени.

Настало мгновение удивленного молчания.

– Я проиграл, Стратфорд, – сказал Рафаэль, бросая ему еще одну пачку, такую же, как первая. – Поэтому я возвращаю вам ваши пять тысяч и добавляю столько же своих как штраф. Я признаю при всех собравшихся, что я проиграл пари.

Стратфорд окаменел.

– Это что, розыгрыш?

– Черт бы вас побрал! – взорвался Этверз. – Я видел, как вы…

Раздался сильный и уверенный голос Рафаэля, перекрывший все другие голоса:

– Пари состояло в том – если вы помните точные слова, – чтобы доказать, что любви не существует. – Он повернулся и подошел к Джулии, и хотя его слова были адресованы его приятелям, взгляд его не отрывался от нее. – Разорвать роман между Джулией и Саймоном было всего лишь способом показать, что моя точка зрения победила. Но вспомните, что не конец их отношений подлежал обсуждению.

– Рафаэль! – дрожащим голосом проговорила Джулия. Сердце у нее сильно билось, грозя разорваться. Она начинала понимать. Или ей так казалось. Или это только безумная надежда?

Он взял ее за руки. Глядя на нее горящими зеленым огнем глазами, он сказал:

– Я проиграл пари, Джулия, потому что я полюбил.

– Черт бы ее!..

Но это восклицание Этверза было прервано поспешным вмешательством Мартинвейла. Стратфорд начал смеяться.

Джулия не моргала. И не дышала. Она забыла обо всех, она не сводила глаз со своего мужа. Когда он говорил, подбородок у него едва заметно подергивался. А пальцы его, когда он прикоснулся к ее щеке, дрожали.

– Я люблю вас, – тихо сказал Рафаэль. – Видит Бог, Джулия, я люблю вас всем сердцем. – Когда он произнес это, его лицо расплылось в широкой улыбке. – Вы это слышите, развратники? Фонвийе без памяти влюбился в собственную жену!

– Нет! – завопил Этверз. – Нет! Уф!

Последнее восклицание было вызвано тем, что Мартинвейл резко осадил низенького человечка. И сказал с извиняющейся улыбкой:

– Пожалуй, если наше присутствие больше не нужно, я возьму на себя решение этой небольшой проблемы. – Он подчеркнуто любезно поклонился. – Всего хорошего.

И, рванув Этверза, Мартинвейл вывел его из библиотеки, а затем и на улицу. Стратфорд вскочил:

– Я тоже откланиваюсь. Благодарю вас обоих за необычайно приятную встречу.

Уходя, он подмигнул Джулии и салютовал Рафаэлю пачками банкнот.

Оставшись наедине с Рафаэлем, молодая женщина тут же оказалась в его сильных объятиях. Она ощущала его всем своим телом, близко и жарко. Она положила голову ему на грудь, вдыхая его запах и вспоминая ту первую встречу ночью на террасе на балу у Суффолка, с которой все началось.

Рафаэль нежно поцеловал ее и прошептал на ухо:

– Ах, Джулия, после вашего отъезда мне было так плохо. Я в жизни не бывал так испуган. – Подняв кончиком пальца ее подбородок, он сказал: – Я вас люблю. Я сказал это перед этими дураками. Я скажу это перед всяким, если пожелаете, и столько раз, сколько пожелаете.

Он ее любит. Он ее любит! Джулия закрыла глаза и улыбнулась.

– Клянусь отдать вам лучшее, что есть во мне, – продолжал он. – Впрочем, если во мне и есть что-то хорошее, то это благодаря вам. Если вы можете простить меня за все, что я сделал… О нет, пожалуйста, не надо плакать. Господи, не могу видеть, когда вы плачете.

– Нет, – прошептала она, открывая глаза. Бледно-золотистые, они сияли, как звезды, под стрельчатыми ресницами. – Нет, я не плачу. Просто я счастлива.

– Странный способ выражать счастье, – рассердился он, вытирая ей слезы. – Я этого не потерплю.

Она рассмеялась при виде его уязвленного взгляда.

– Ах, Рафаэль, это всего лишь слезы.

– Я не допущу, чтобы вы были несчастны.

– Но я счастлива. Я же вам только что сказала.

– Моя мать очень часто плачет. Терпеть не могу ее слез.

– Милый, женщины часто плачут. Мужчины, наверное, тоже, но они не любят этого показывать. Это естественно, когда человеку грустно или радостно. Но в нашей жизни никогда не будет слез из вашего прошлого.

Он наклонил голову, взял ее за запястья и снял с ее рук перчатки, сначала одну, потом другую. Затем сплел их пальцы, прижав свою ладонь к ее ладони.

– Какая вы мудрая девушка. Как только вы могли решиться на брак с таким повесой, как я?

Она засмеялась дрожащим смехом.

– Я считаю, что у меня не было выбора. Вы обладаете необычайно мощным даром соблазнителя. Так что податься мне было некуда.

– Вы ведь не жалеете об этом? Я имею в виду – что вышли за распутника?

– Что за нелепость, Рафаэль. Или вы не понимаете, что вы мне дали? Вы спасли меня от того, чего я никогда не хотела. Вы дали мне гораздо больше, чем я надеялась получить в жизни.

На губах его медленно рождалась улыбка.

– Значит, вы меня любите.

– Конечно, Рафаэль. – Джулия наклонила голову набок и удивленно посмотрела на него. – Я думала, вы уже это поняли.

– Вы однажды говорили мне это, но то было давно, – заметил он, пожав плечами. – Я вот открываю вам свое сердце до самых глубин, а вы ни слова не сказали в ответ. Меня это несколько удивляет.

Обхватив его лицо ладонями, Джулия сказала:

– Выслушайте меня, упрямый повеса. Я вас обожаю. Вот. Не следовало бы этого говорить, потому что это вскружит вам голову, но, наверное, мне с этим придется жить. Я люблю вас всем сердцем и боюсь, что так будет всегда.

– Вот это хорошо. Вы излечили меня от всех сомнений. – Коснувшись губами ее виска, Рафаэль вздохнул: – Очень странная вещь – это чувство. Никогда не подумал бы, что оно такое… сильное. Это почти пугает. Вы нужны мне, чтобы я мог дышать, думать, жить. Господи помилуй, я просто погибаю от любви к вам.

– Хм, – пробормотала она и потерлась об него щекой. Потом обняла его за шею и прикрыла глаза.

– Я хочу, чтобы вы знали, что я говорю серьезно. Разрешите мне высказывать вам мою любовь каждый день, каждую ночь. Я докажу, что это правда.

Отпустив ее, Рафаэль протянул ей руку. Она вложила в нее обе руки. Выйдя из библиотеки, они стали подниматься по лестнице, и Джулия спросила:

– Рафаэль, вы запланировали все это как продуманное обольщение?

– Мадам, – проговорил он протяжно, сделав паузу, чтобы коснуться губами ее руки, – именно это я планировал с первого же момента, как увидел вас.

– Вчера?

– Год тому назад. И ежеминутно с тех пор.

– Это не так.

– Это так.

Они подошли к его двери, и он внес ее в свою комнату на руках. Рафаэль целовал ее до тех пор, пока не почувствовал, что думать она может только о нем. Сняв друг с друга одежду, они заново знакомились с телами друг друга.

– Мне нравится эта родинка, – сказал он, целуя ее в лопатку.

– Мне нравится, какой вы на ощупь, – сказала она, проведя рукой по его груди.

И когда они соединились, то была бесконечная радость, которая выходила за пределы физического наслаждения. Они говорили о любви, громко кричали о ней, когда это чувство захватило их и перешло в экстаз, и шептали о нем друг другу в губы, когда успокоились.

Для Рафаэля это ощущалось, как если бы произошло невозможное. Все случилось так, как он мечтал. Он не обречен. Отныне.

Он, Рафаэль Жискар, впервые в жизни знал, кто он такой. Не имеет значения, откуда он произошел, кто его породил. Значение имело только то, что происходит у него с Джулией, здесь и сейчас. Прошлое миновало, но она была его будущим, и значение имеет… да, только любовь имеет значение.

Он верил в любовь, и в Джулию, и в самого себя. И обретение такой веры стоило гораздо дороже, чем пять тысяч фунтов.

– Почему вы улыбаетесь? – спросила Джулия, взглянув на него.

– Я безумно счастлив. Я люблю вас.

– И я люблю вас.

Он благодарно посмотрел на нее:

– Я знаю.