"Встретимся в полночь" - читать интересную книгу автора (Нейвин Жаклин)

Глава 13

На вечере в «Олмаксе» Рафаэль заметил, как во время танца Джулия зевнула, прикрыв рот рукой в перчатке. Этот жест, говорящий о ее усталости, вызвал у него улыбку.

Он тоже чувствовал усталость. Прошлой ночью он совсем не спал. И теперь ему было неспокойно, он жаждал снова увидеться с Джулией.

Он терпеть не мог эти изысканные и престижные собрания в «Олмаксе», которые сопровождались ужасным угощением и вялыми танцами и посещались самыми скучными членами высшего общества. Но тем не менее он снова потряс всех своим присутствием и поведением – любезным и почти приятным.

Он клятвенно обещал, что будет вести себя таким образом. Его бабка, прежде чем согласилась подписать вожделенное поручительство, заставила его поклясться самым торжественным образом, что он ее не опозорит. Он не ждал, что при выполнении своего обещания он встретится с какими-либо осложнениями, пока не увидел того, кто вдруг оказался рядом с Джулией. Она повернулась к этому человеку и улыбнулась, и сердце у Рафаэля замерло. Это черт знает что такое! Что здесь вынюхивает этот вездесущий Саймон? Ведь Джулия велела ему сматывать удочки!

Пока Саймон подавал Джулии бокал пунша, острые глаза Рафаэля не заметили никакой явной нежности в их общении. Потом он увидел, что улыбка у девушки была натянутой и что она сразу же повернулась к сестре, продолжая разговор, и даже не поблагодарила Блейка.

Значит, у этой пары не все в порядке, но все равно ему это не понравилось. Мучительно было стоять в стороне и смотреть, как этот лощеный денди танцует с ней. Как это сказал Стратфорд – смотреть в мясную лавку снаружи, как голодный мальчишка, прижав нос к витрине?

Рафаэль невольно отступил назад, внезапно ощутив себя не в своей стихии – неуместным в этом зале и вовсе не испытывающим презрения к собравшейся здесь толпе. Ощутил себя человеком, вмешавшимся не в свое дело, вторгшимся в чужие владения. Одним из тех обездоленных, кто, облизываясь, смотрит на то, что ему недоступно.

Он случайно задел кого-то плечом. Когда этот человек обернулся, чтобы посмотреть, кто его толкнул, его узкое лицо побледнело, а крошечные глазки-бусинки расширились от потрясения и страха. Рафаэль сердито смотрел на него, пока тот не ретировался.

Сопливый фат! Презрение мгновенно освободило его от чувства дискомфорта. Что за мысль! Он ничуть не хуже – а даже и лучше – любого из присутствующих здесь знатных людей. Он не даст себя запугать этим… надутым… напудренным… щеголям. Он с беспечным видом направился к оркестру. Пора уже выйти из тени. Он – виконт де Фонвийе, и кровь у него более голубая, чем у кого бы то ни было здесь. По крайней мере они так полагают.

И он имеет полное право танцевать с Джулией Броуди.

Однако, если он намерен потратить силы на такую попытку, результат должен окупить затраченные усилия.

Когда оркестр заиграл вальс, Джулия удивилась. Матроны, заправляющие всем на вечерах в «Олмаксе», обычно не одобряли этот новомодный танец. Его разрешали, но лишь изредка. Девушка бросила быстрый взгляд на этих дам, собравшихся в своем кружке, откуда они надзирали за происходившим в лорнеты, и взгляд этот сказал ей, что этот танец вызвал у них порицание. Она нахмурилась, сбитая с толку. Тогда как же?..

– Мисс Броуди, могу я пригласить вас на танец?

На мгновение все завертелось у нее перед глазами. Джулия подняла взгляд и – да, это был он.

Рафаэль отставил ногу и изящно поклонился. Глаза его смеялись, и он сказал:

– Ни за что не поверю, что этот танец уже занят.

Конечно же, он вставил в программу этот незапланированный танец, он знал, что его там быть не могло. Довольно неловко Джулия вложила руку в его руку, не обращая внимания на вытаращенные глаза Лоры и на сердитый взгляд Саймона. Рафаэль вывел ее на середину зала и крепко обнял за талию, слишком близко притянув к себе.

Она не возражала. К ее удивлению, он вел ее мастерски, и она следовала за ним, не пропустив ни шага, стараясь при этом отогнать воспоминания о минувшей ночи. Ощущение его руки, запах его мыла вызвали вал эротических воспоминаний. Оба молчали. Джулии казалось, что окружающие тоже чувствуют жар, исходящий от него, и видят чувственное обещание в его глазах – обещание, которое затягивало ее в свои глубины.

Она вдруг заметила, что на нее обращают внимание, словно всякий, посмотревший на них, мог догадаться, чем они занимались несколько часов назад. Ее обдало жаром, и ей стало не по себе. Неловко оглядевшись, она увидела, что на нее действительно смотрят. Или это игра ее воображения?

– Почему они смотрят на нас? – тихо спросила она у Рафаэля.

Рафаэль окинул взглядом толпу.

– Боже, – пробормотал он. Он сжал ее талию так сильно, что ей стало больно. – Наш танец окончен, – проговорил он сквозь сжатые зубы.

Он отвел ее назад и оставил там, не сказав ни слова. Задыхаясь, смущенная, она смотрела в его удаляющуюся спину, не понимая, что случилось.

Но в ней разгорался страх.

Вспышка смеха привлекла ее внимание, и, оглянувшись, она увидела Люси Гленкоу и двух ее подруг, стоявших неподалеку. Они уставились на нее и негромко обменивались замечаниями, закрывшись веерами. Она поймала на себе их взгляды, девушки наклонили головы, и снова послышалась россыпь презрительных смешков.

Оцепенев, Джулия огляделась. Кажется, все украдкой бросали на нее взгляды. И она услышала какое-то странное жужжание. Она не знала, жужжит ли это у нее в голове или то был свистящий шепот, сопровождаемый музыкой.

Кто-то дернул ее за руку. Рядом с ней стояла Лора, глаза у нее были большие, как блюдца.

– Это… виконт де Фонвийе… они говорят, что он… Джулия похолодела. Теперь она видела перед собой одно-единственное лицо – потрясенное лицо сестры.

Лора сказала запинаясь:

– Они говорят ужасные вещи, что будто бы ты и он… что вы совершили опрометчивый шаг. Боже мой, Джулия, что происходит? Почему они говорят такое?

– Скажи, – деревянным голосом приказала Джулия, – скажи, что они говорят?

– Прошел слух, что вы с ним любовники! Что это вышло наружу и есть доказательства.

Джулией овладело полное бесчувствие.

Подошел Саймон, кипящий от возмущения. Она взглянула на него, увидела его бледное лицо, сжатые челюсти – и все поняла.

Он знает. Все знают.

– Мы уходим, – коротко бросил он, увлекая ее к двери.

– Итак, ты выиграл, – протяжно сказал Стратфорд, подходя к Рафаэлю и глядя, как Саймон уводит Джулию.

Рафаэль резко обернулся:

– Интересно, что ты здесь делаешь?

– Я сопровождаю Лору. Ты ведь помнишь ее, очаровательную блондинку, за которой ты заставил меня ухаживать? Должен сказать, с каждым днем ее общество кажется мне все более восхитительным. Остается только надеяться, что мне повезет с ней так же, как повезло тебе с ее сестрицей. Я оптимист. Ведь у них в жилах течет одна и та же горячая кровь.

Руки Рафаэля сжались в кулаки, горло стиснуло удушливое отвращение к собственной особе. Господи, еще совсем недавно он был точно таким же, как Стратфорд.

– Убирайся к черту.

Ему не хотелось думать об этом идиотском пари, сейчас ему было на него наплевать. Весь зал жужжал, и пахло скандалом. Кто-то как-то узнал о том предосудительном шаге, который совершили они с Джулией. Невозможно себе представить, что теперь будет делать ее семья – что будет делать Джулия.

Еще недавно он насмехался над ее вероятной гибелью. И вот это случилось. И теперь ему было совсем не до смеха. Кишки у Рафаэля скрутило в узел. Он удивился, что чувствует себя виноватым. Это была реакция на происходящее нового Рафаэля – человека с внезапно проснувшейся совестью. Но было и что-то другое, что сжало его сердце, сжало так, что каждый удар давался с трудом. Страх. Он может потерять ее. Он ее потеряет.

Стратфорд сказал:

– Я не рад проигрышу, но пари есть пари, несмотря на то что я по-прежнему считаю, что ты ничего не доказал. Ты соблазнил девушку, вот и все. Но я заплачу. Мне хотелось бы знать только еще одно – почему ты так долго ничего не говорил?

Рафаэль оскалил зубы и приблизил лицо к бывшему другу:

– Потому что я с ней еще не покончил, черт бы тебя побрал!

Услышав этот ответ, Стратфорд замолчал и отошел. Это помогло Рафаэлю понять, почему он чувствует такую страшную утрату. Он ведь знал, что роман с Джулией рано или поздно кончится. Просто это… ну… просто…

Он еще не покончил с ней.

Лора проскользнула в рощицу из растений в горшках, жалея, что не может исчезнуть. Саймон повез Джулию домой, а она осталась, окруженная ужасными разговорами и взглядами. Она ни шагу отсюда не сделает. Она будет прятаться, пока все не уйдут. Не важно, как она потом доберется до дому.

Колин Стратфорд развел в стороны широкие листья и строго посмотрел на нее:

– Что вы здесь делаете? Зачем вы спрятались? Выходите немедленно!

Она только глубже отступила в свое убежище. Он тоже ее ненавидит. Она слышала это по его голосу, нетерпеливому и резкому.

Стратфорд рявкнул:

– Представьте себе, что скажут, если увидят вас здесь. Выходите, я отвезу вас домой.

Она нерешительно вышла к нему. Взгляд, который бросил на нее Колин, вовсе не успокоил ее.

– Я проиграл пять тысяч, – сказал он. – Настроение у меня дрянное, так что не поднимайте суматохи.

Лора не поняла, о чем он говорит. Пять тысяч? Пять тысяч чего? Однако он сдержал свое обещание. Им удалось покинуть вечер, почти не привлекая к себе внимания. Едва они уселись в его карету, как она расплакалась.

– О, ради Бога! – простонал он и обхватил ее руками. Лора решила, что он хочет ее успокоить, но Колин запрокинул ее голову назад так, что ей стало больно, и впился в нее губами.

При этом нападении ее охватил ужас. Но в то же время Колин вызывал у нее желание. Если бы только он был поласковее, если бы проявил хотя бы немного нежности, она с легкостью отдалась бы его кружащим голову поцелуям. Ведь даже сейчас, когда он так больно стиснул ее, ей было хорошо, – пока он не опрокинул ее на сиденье.

Она ахнула, ощутив его руки на голой коже над вырезом платья. Слишком смущенная, чтобы действовать, она лежала неподвижно, пока он осыпал поцелуями ее шею. «Наверное, нужно ему позволить это», – подумала она. Хорошенько поразмыслив, она решила, что не будет вести себя как глупышка. Джулия ведь сделала это – Господи, ну неужели это правда?

Джулия сделала, и вот что получилось.

Его губы скользнули к ее груди, наслаждаясь нежным телом. В животе у нее появилось какое-то жаркое ощущение, связанное с предвкушением чего-то дурного. Он, конечно же, не собирается…

Когда его рот нашел чувствительный бугорок, Лора резко выпрямилась.

– Нет! – крикнула она, отталкивая его.

– Не будьте младенцем, – грубо посоветовал Колин. Подняв голову, он схватил мочку ее уха своими крупными белыми зубами. Его большой палец тер ноющий сосок, и она замерла, захваченная необычным ощущением. Его дыхание щекотало ей ухо, что вызвало в ней дрожь. – Так всегда бывает между мужчинами и женщинами. Видит Бог, Лора, вы заставили меня хотеть вас.

Он задрал ей юбку. Страх боролся в ней с желанием. Она вздрогнула, когда холодный воздух коснулся голой кожи ее ног над подвязками.

Она всхлипнула, не зная, как быть. Прикосновения Коли-на волновали ее, но что-то в этом было нехорошее. Он был слишком алчен. Он пугал ее.

– Перестаньте. Пожалуйста. Пожалуйста, Колин.

Он остановился и сердито посмотрел ей в глаза. Лора сразу пожалела о своей нерешительности. Ей захотелось попросить у него прощения. Ей захотелось попросить его продолжать, но сама не зная почему, она не смогла этого сделать. Она не могла дать ему то, чего он хотел. Не могла.

С приглушенным проклятием он отодвинулся.

– Черт побери, милочка, у вас вид как у испуганного младенца. – Злобно поправив панталоны, он уселся, с шумом выдохнув воздух, и уставился прямо перед собой. И добавил: – Вы и есть младенец, хотя и соблазняете мужчину уловками, которыми владеете, как опытная куртизанка.

Сквозь дымку своих чувств, подвергшихся испытанию, Лора услышала, что он сказал, и решила, что ей следует оскорбиться. Но что-то в ней надломилось, и у нее не хватило сил ответить как должно.

Колин снова посмотрел на нее, его взгляд источал злобу.

– Нечего меня бояться. Я не насильник, хотя и стоило бы вас проучить за то, что дразнили меня.

– Я не хотела.

– Ну конечно, нет. Господи, эти ходячие невинности – просто чума. Мне следовало помнить об этом. Да я и не забывал, черт побери. Мужчины моего склада и женщины вроде вас никогда не составляют хорошей пары. Я и не связываюсь никогда с теми женщинами, которые не понимают, чего я хочу.

Черт бы побрал вас, глупых девственниц. Я-то думал, что хорошо затвердил урок на эту тему. – Он отодвинулся в другой угол и отвернулся к окну. – Это Фонвийе виноват – он заставил меня этим заниматься. Черт бы его побрал! – Он изумленно покачал головой; смех его звучал хрипло. – Я помог ему заполучить барышню, которую он заставил нарушить приличия. А я – что получил я? Я являю собой жалкое зрелище, и яйца у меня чертовски болят.

Лора не шевелясь слушала его разглагольствования. Теперь она поняла, что Колину она никогда не была нужна. Вот почему он поначалу держался с таким раздражением; вот почему так настаивал, чтобы Джулия везде ходила с ними, расспрашивал о ней. Колин просто воспользовался ею, чтобы помочь Фонвийе заполучить ее сестру. И ее наивное содействие помогло осуществить это.

Лора задумалась о том, что чуть было не совершила сама. Ради него. Ради этого отвратительного, мерзкого человека, в которого она – так ей казалось – влюблена.

Когда карета остановилась, она открыла дверцу и спрыгнула на землю, не дожидаясь, пока опустят лесенку. Лора чуть не упала на мостовую перед домом. Выпрямившись, она обернулась через плечо на удивленного маркиза.

Как он красив! Ей стало больно. Почему все произошло именно так? Почему он не может быть другим?

Она сказала:

– Вы – жалкая свинья, и я больше никогда не желаю вас видеть!

Рафаэль обычно не заходил в личные апартаменты своей бабки. Маленькая гостиная, расположенная вдали от общей семейной гостиной, походила скорее на солярий. Ее хозяйка завесила окна тяжелыми драпировками и велела установить массивную жаровню – некое средневековое чудовище, которое она откопала на чердаке, – чтобы бороться с холодом, проникавшим сквозь оконные щели. В комнате царил настоящий хаос, но при этом ей был присущ некий шарм, как это бывает с помещениями, содержащими сокровища обитающего в них оригинала.

Сегодня Рафаэля призвали в эту комнату, и теперь он сидел на старинном диване, который провалился под его тяжестью. Покусывая ноготь, он уставился в некую отдаленную точку, вполуха слушая, что говорит бабка.

– Выбора у вас нет, – говорила она. – Вы должны жениться на этой девушке.

Женитьба. Боже Всемогущий, при одном этом слове перед ним возникли кошмарные видения, от которых холодела кровь в жилах.

– Вы знаете мое отношение к этому предмету, – брюзгливо сказал он.

Всю жизнь он был уверен, что никогда не женится. Дело было не в Джулии. Хотя в женитьбе на ней было хоть какое-то основание. Он сможет наслаждаться ее роскошным телом всякий раз, когда ему захочется. Он будет ее мужем, ее господином. Она будет принадлежать ему. Никакой другой мужчина не испытает с ней того, что испытал он, и он сможет наслаждаться ее живым умом, ее чувственностью, ее опьяняющей близостью, когда пожелает этого.

Но его мать бросила вызов своим родителям, предпочла переехать во Францию ради предполагаемой «любви» к маркизу Марке. Он помнил, в какую выгребную яму боли, горечи и мелочной мести превращается в конце концов любовь. И происходит это очень быстро.

– Я полагаю, Фонвийе, что отказывать мне с вашей стороны просто неумно.

Рафаэль ошеломленно поднял голову:

– Вы мне угрожаете?

– Мы с вами – единственные, кто остался из всей семьи, а в моем возрасте это кое-что значит. Но ваша последняя выходка может разорвать даже эту тонкую связь. – Сложив перед собой искривленные пальцы, она замолчала, сузив глаза. Своему лицу, хотя и изборожденному морщинами, она все еще могла придать такое выражение, от которого похолодел бы и демон. – Вот мои условия, и они не подлежат обсуждению. Ваша роль проста. Женитесь на девушке. Взамен я готова записать на ваше имя одну треть моего состояния. Вы, конечно, не так богаты, чтобы обойтись без состояния Уэнтуордов. Если вы откажетесь, я лишу вас наследства. Полностью. Отрежу вас, прекращу наши отношения. Больше терпеть ваше разрушительное поведение я не намерена.

– Но этим вы нанесете вред самой себе. У вас ведь тоже никого больше нет. – Рафаэль усмехнулся, хотя и почувствовал легкое беспокойство. Деньги его не очень заботили, но бабка прекрасно понимала, что связь с именем Уэнтуордов имела для него большое значение. Он не знал, известна ли бабке сомнительность его происхождения. Он никогда не говорил с ней об этом. Если ее дочь и поведала ей что-то, она ничего ему не сказала. Тем не менее она не ошиблась, когда прибегла именно к этому доводу, чтобы заставить его выполнить свою волю. Уэнтуорды были единственным родством, на которое Рафаэль мог притязать, единственным основанием для получения наследства.

Лицо старухи было совершенно неподвижно.

– Если мне захочется, я раздам все уличным нищим. Главное в том, Фонвийе, что вы не получите ничего. Вы навсегда потеряете права на имения Уэнтуордов. – При этих словах выражение ее лица изменилось, выразив едкое презрение. – У вас останется только связь с вашим отцом, а Марке вас терпеть не может. Правда, я никогда этого не понимала, особенно когда выяснилось, что вы с ним так похожи.

Воцарилась полная тишина. Громко и упорно тикали часы на каминной полке. Похоже, она не знает о том, что Марке, возможно, не отец ему. Но все равно – она каким-то образом почувствовала важность того, что сказала Рафаэлю. «Сверхъестественный инстинкт, – мысленно проворчал он, – так хищник чует страх жертвы».

Ну и чудно. Он женится. Почему бы и нет, черт побери. По крайней мере он будет некоторое время наслаждаться женой, а когда это надоест, займется другими.

Женитьба. Господи! Связан навеки, навсегда пойман в вульгарную ловушку…

Джулии нужно будет с самого начала объяснить, что никакой счастливой совместной жизни до самой смерти у них не будет. Он не намерен поступаться своими привычками ради нее и не потерпит, чтобы она надеялась, будто он изменится. Это ей придется измениться. Ей придется повзрослеть и научиться жить с таким мужем, как он – негодяем, который не склонен просить прощения и который не намерен изменяться ни на йоту, черт побери!

Когда Рафаэль заговорил, голос его звучал грубо.

– Вы, разумеется, понимаете, что обрекаете этого славного ребенка на жалкую жизнь. Мне не нравится, что ее насильно выдают за меня, а уж она будет сознавать это ежедневно и ежеминутно.

Старуха метнула на него свой острый взгляд.

– Меня не заботит ваше или ее счастье. Я стара, и я устала от ваших выходок. Я хочу, чтобы вы начали растить наследников, и притом законных. Только это меня и заботит.

– Я хочу не треть ваших денег, а половину. И требую, чтобы мы подписали договор, по которому после вашей смерти я получу оставшуюся половину. – Он сказал это только для того, чтобы заставить ее выплатить больше, чем она собиралась. Это было наказание, простое и очевидное. Он мог бы потребовать и больше получил бы, – но ему было важно взять над ней верх.

– Вы получите половину, – сказала она. – Вы получите все до пенни, но вы должны поступить так, как я хочу.

Голос его звучал низко, утяжеленный возмущением, но при этом в нем слышалось волнение. В его положении были некие преимущества. Не настолько он ожесточен, чтобы не видеть этого.

– Согласен.

Странное состояние неопределенности охватило Джулию, когда скандал вызвал бурные сплетни в Лондоне. Родители были ошеломлены, но, хотя она и чувствовала угрызения совести при виде страдания, написанного на их лицах, стыда она не испытывала. Джулия не могла бы объяснить, почему, зная, что поступила дурно, она об этом не жалеет. Она понимала только, что Рафаэль был самым настоящим из всего, что она пережила за свою жизнь, настолько настоящим, что эта уверенность поддерживала ее в течение целой недели среди молчащих родных с опрокинутыми лицами, беспокойно заламывающих руки.

Кроме родителей, был еще и Саймон. Она не встречалась с ним с того вечера, когда разразился скандал, но по дороге домой, в карете, он высказал ей все, что думал. После этого она его не видела и надеялась, что больше не увидит.

Ее сестра Лора сочувствовала ей, но по-настоящему понять ее не могла. При этом она молчала, подавленная чем-то, что было связано с маркизом Стратфордом – Джулия это чувствовала. Ее осторожные попытки вызвать сестру на откровенность приводили только к неясным ответам и пожиманию плечами. Если бы у Джулии хватило сил, она придумала бы, как прорваться сквозь необычную замкнутость Лоры, но голова ее была занята сложным положением, в котором она оказалась, и мыслями о том, что будет дальше.

Ее отец сразу же сказал о том, что пошлет виконту вызов – как разгневанный отец обесчещенной дочери, но Джулия знала, что он этого не сделает. Она порадовалась, что отец у нее такой разумный. Рафаэль принадлежал к высшему обществу по происхождению, воспитанию и праву. Отец же попал в общество благодаря тому, что ему повезло с деловыми знакомствами.

Однако в течение всей этой недели напряжения и неопределенности Джулию не покидало ощущение, что Рафаэль ее не бросит. Она и сама не знала, почему верила в это. Он ничего ей не обещал, а репутация его говорила сама за себя. И все же она не отчаивалась, в отличие от родителей, столкнувшихся с этой катастрофической ситуацией.

И в один прекрасный день шпионка Лия сказала, что прибыл виконт де Фонвийе, и в данный момент его провели в отцовский кабинет. Целый час прошел в напряжении – Джулия ходила взад и вперед, пока у нее не заболели ноги, – наконец ее позвали в кабинет. Цель этого визита почти не вызывала сомнения, равно как и то, почему Рафаэль сначала хотел поговорить с ее отцом. Он пришел ради нее, как она и ожидала.

Когда Джулия вошла в кабинет, ни один из мужчин не взглянул на нее, и ею овладели дурные предчувствия. Ее цепкий взгляд оценил обстановку. От Рафаэля исходило напряжение. И возмущение. Он был крайне возмущен. Отец нервничал.

Фрэнсис Броуди откашлялся, а потом сказал:

– Виконт просит твоей руки.

Нахмурившись, она повернулась к Рафаэлю. Тот по-прежнему не смотрел на нее.

Одет он был превосходно – белоснежная батистовая рубашка, элегантный жилет. Галстук повязан безупречно. Панталоны из мягкой шерсти гармонировали с прекрасно пошитым фраком. Волосы были аккуратно приглажены над бледным лицом.

Не этого она ожидала. Джулия думала, что он будет дерзким, смелым, в стиле «черт бы меня побрал», но это… это холодное равнодушие сбило ее с толку.

– Вы действительно хотите жениться на мне? – тихо спросила она.

Он сложил домиком свои длинные пальцы и стал их рассматривать.

– Да, это так.

– Почему вы не смотрите на меня? – спросила она.

На мгновение в комнате воцарилась мертвая тишина, потом Рафаэль повернул голову и бросил на нее сверкающий взгляд.

«А ведь он на меня сердится», – поняла Джулия.

– Вы считаете меня виноватой? – спросила она.

Он растянул губы, обнажив зубы, что весьма мало походило на улыбку.

– Кто-то пустил слух о том, что произошло между нами. Я ломал над этим голову некоторое время, а потом подумал – что, если эта умница сама все устроила? Как еще заставить меня вступить в брак, ведь вы знали, что я никогда не женюсь на вас по собственной воле?

Джулия изумленно посмотрела на него:

– Зачем мне было навлекать на себя позор? Или вы думаете, что вы – такая уж находка?

От неожиданности он широко раскрыл глаза. И тут ей показалось, что в них мелькнуло – только на мгновение – что-то веселое, но они тут же сердито сузились.

– Так вы выйдете за меня замуж или нет?

– Конечно, нет!

Фрэнсис Броуди шагнул вперед, взял Джулию за руку и отвел в сторону. По выражению его лица она видела, что отец оскорблен, но он сказал, глядя ей в глаза:

– Подумай о других, Джулия. Это все уладило бы и сразу же положило бы конец… эээ… этой ситуации.

Джулия почувствовала, что ее предали. Она не верила, что отец мог одобрить предложение виконта, видя, как неуважительно тот с ней обращается.

– Так вы мне советуете согласиться? – спросила она недоверчиво.

Его одолевали сомнения, и глаза у него стали грустными. Бросив на Рафаэля нерешительный взгляд, он покачал головой:

– Это тебе решать, Джулия. Я верю, что ты сделаешь правильный выбор. Если уж ты поверила этому человеку настолько, что… – Он нахмурился и осекся. – Тебе решать.

Медленно втянув в себя воздух, она расправила плечи. В действительности здесь и решать было нечего. Все эти дни она думала об этом.

– Если виконту неприятно, что он вынужден жениться, знайте, что мне точно так же неприятно выходить за того, кто женится поневоле. Но я должна думать о своих сестрах, особенно о Лоре, которая весь сезон потратила на фривольного маркиза, который, судя по всему, сбежал, как это сделали все остальные наши «верные друзья». Наш брак все поставит на свои места, заткнет языки сплетникам и расчистит дорогу для следующего сезона. Лия тоже скоро начнет выезжать. Ради этого, и только ради этого, я принимаю предложение.

– Тогда дело улажено. – Рафаэль прямо-таки вскочил с места. – Я достану специальное разрешение, чтобы мы могли все проделать как можно быстрее. Я дам вам знать, когда все будет готово. Пока что вам следует собрать вещи и ждать. Времени у вас будет немного.

Рафаэль уже сделал несколько шагов к двери, когда дорогу ему внезапно преградил отец Джулии. Лицо его было багровым от возмущения.

– Вы будете обращаться с моей дочерью уважительно. А теперь идите и проститесь надлежащим образом с той, которая скоро станет вашей женой.

С видом скорее потешающимся, чем устрашенным, Рафаэль медленно окинул пожилого человека взглядом с ног до головы. Потом, крайне удивив этим Джулию, повернулся, подошел к ней и взял ее за руку. Устремив на нее свой насмешливый взгляд, он наклонился и проговорил голосом, который умудрился сделать одновременно и едким, и довольным:

– До свидания, будущая жена.

Таким Джулия его еще никогда не видела. Сейчас все в нем излучало угрозу. Дрожь от дурного предчувствия пробежала у нее по спине, точно ей за шиворот бросили льдинку.

Когда Рафаэль ушел, отец подошел к ней, обнял и не отпустил, пока она не перестала дрожать.