"Госпожа Абу-Симбела" - читать интересную книгу автора (Жак Кристиан)ГЛАВА 11Сразу же после вручения наград храбрецам Рамзес зашел к Гомеру, греческому поэту, давно уже поселившемуся в Египте, чтобы здесь создавать великие произведения и здесь закончить свои дни. Его удобное жилище рядом с дворцом было окружено садом, в котором лимонное дерево, самое прекрасное украшение, радовало взгляд старика с длинной белой бородой. Как обычно, Гомер курил трубку, набитую листьями шалфея, головка трубки была сделана из большой раковины улитки, и пил из кубка вино, ароматизированное анисом и кориандром, когда царь Египта пришел к нему. Поэт поднялся, опираясь на ореховый посох. — Сидите, Гомер. — Когда не будут больше приветствовать Фараона как положено, это будет означать конец цивилизации. Оба заняли места на садовых скамьях. — Был ли я прав, написав эти слова, Ваше Величество: — Нет, Гомер. — Итак, вы вернулись победителем. — Хетты в очередной раз отступили. Египет не будет захвачен. — Давайте праздновать радостное событие, Ваше Величество, я приказал принести замечательное вино. Повар Гомера принес критскую амфору с узким горлышком, пропускающим лишь тонкую струйку вина, смешанного с морской водой, собранной в ночь летнего солнцестояния и выдержанной три года. — Надпись о сражении при Кадете закончена, — вспомнил Гомер, — ваш личный писец Амени записал его под диктовку и передал скульпторам. — Она будет высечена на папертях храмов, объявляя о победе порядка над хаосом. — Увы! Ваше Величество, сражения все повторяются! Разве хаос не желает поглотить порядок? — Именно по этой причине был установлен закон фараонов. Он один может упрочить царствование Маат. — Самое главное, не изменяйте его, у меня есть желание долго и счастливо жить в этой стране. Гектор, черно-белый кот Гомера, прыгнул на колени поэта. — Восемьсот километров между вашей столицей и столицей хеттов. Достаточное ли это расстояние, чтобы удержать тьму вдалеке? — Пока дыхание жизни воодушевляет меня, я буду заниматься этим. — Война никогда не кончается. Еще не раз вам придется покинуть Египет. Когда Рамзес распрощался с Гомером, он нашел Амени, ожидавшего его. Более бледный, чем обычно, осунувшийся, личный писец царя был таким худым, что, казалось, вот-вот сломается. За ухом была заложена кисточка, про которую он забыл. — Я хотел бы с тобой посоветоваться, это срочно, Ваше Величество. — Один из документов поставил тебя в тупик? — Документ, нет... — Ты дашь мне несколько минут, чтобы увидеть семью? — Обычай предписывает тебе прежде провести определенное число церемоний... Но есть нечто более важное: «он» вернулся. — Ты хочешь сказать... — Да, Моисей. — Он находится в Пи-Рамзесе? — Я должен сказать тебе, что Серраманна не совершил ошибки, арестовав его. Если бы он оставил Моисея на свободе, правосудие было бы лишь пустым словом. Моисей в тюрьме? Это было необходимо. — Приведи его немедленно ко мне. — Невозможно, Ваше Величество; Фараон не может вмешиваться в дела правосудия, даже если обвиняется его друг. — Мы располагаем доказательствами его невиновности! — Этого недостаточно, чтобы пройти нормальную процедуру; если бы Фараон не был первым служителем Маат и правосудия, в этой стране воцарился бы беспорядок и смятение. — Ты настоящий друг, Амени. Ка, сын Рамзеса, переписывал знаменитый текст, который до него писали и переписывали поколения писцов: Подросток не во всем был согласен с автором этих слов; конечно, написанное проходит через эпохи, но не происходит ли то же самое с вечными жилищами и каменными святилищами, которые воздвигли мастера? Писец, автор этих строк, чрезмерно хвалил превосходство своего ремесла. Так Ка поклялся одновременно быть писцом и творцом, чтобы не ограничивать своего духа. С того времени как отец подверг его испытанию, заставив противостоять смерти в образе кобры, старший сын Рамзеса очень повзрослел и окончательно отказался от детских игр. Какую привлекательность может иметь деревянная лошадка на колесиках по сравнению с математической задачей, поставленной писцом Ахмесом в захватывающем папирусе, предложенном Нефертари. Ахмес увязывал круг с квадратом, сторона которого представляла 8/9 своего диаметра, что позволяло достичь значения гармонии, основывающейся на числе 3,16[6]. Как только у него появится возможность, Ка будет изучать геометрию памятников, чтобы проникнуть в секреты строителей. — Могу ли я прервать размышления юного господина? — спросил Меба. Подросток не поднял головы. — Если вы считаете, что это хорошо... С некоторого времени помощник верховного сановника часто приходил побеседовать с Ка. Сын Фараона питал отвращение к его аристократической надменности и светским манерам, но он признавал его культуру и литературные познания. — Еще за работой, юный господин? — Не лучшее ли это средство укрепить душу? — Это очень серьезный вопрос для такого молодого человека, как вы! И вы не ошибаетесь. Как писец и царский сын вы будете давать приказы десяткам слуг, вы избегнете тяжелых работ, ваши руки останутся нежными, вы будете жить в великолепном доме, а в ваших конюшнях будет много прекрасных лошадей. Вы каждый день будете менять блестящие одежды, ваши носилки будут удобны и вы будете иметь доверие Фараона. — Многие ленивые и обеспеченные писцы живут таким образом; я же надеюсь, что смогу читать трудные тексты, участвовать в редакции ритуалов и быть принятым как носитель даров в процессиях. — Весьма скромные желания, юный господин. — Наоборот, Меба! Они требуют больших усилий. — Быть может, у сына Рамзеса другое предназначение? — Иероглифы — мои вожатые; когда-нибудь они лгали? Меба был напуган словами этого двенадцатилетнего мальчика, у него сложилось ощущение, что он беседует с опытным писцом, уверенным в себе и равнодушным к лести. — Жизнь — не только труд, но и удовольствия. — Свою жизнь я не мыслю другой, Меба; разве это предосудительно? — Нет, конечно, нет. — Вы, кто занимает важный пост, много ли вы имеете свободного времени, чтобы развлечься? Меба избегал взгляда Ка. — Я очень занят, так как политика Египта требует много времени и большой ответственности. — Разве не мой отец принимает решения? — Конечно, но мои подчиненные и я сам, мы работаем без устали, чтобы облегчить ему задачу. — Я хотел бы узнать о вашей работе подробнее. — Это очень сложно, и я не знаю, если... — Я приложу все усилия, чтобы понять. Появление маленькой сестры Ка Меритамон, свежей и подвижной, спасло Меба. — Ты играешь с моим братом? — Нет, я пришел к нему с подарком. Заинтересованный Ка поднял голову. — О чем идет речь? — Об этом футляре с кисточками, юный господин. Меба вынул красивую колонку из позолоченного дерева, в выемке она содержала двенадцать кисточек различных размеров. — Это... это очень красиво! — заявил Ка и положил на табурет старую кисточку. — Могу я посмотреть? — спросила Меритамон. — Ты должна быть очень осторожной, — сказал Ка, — эти вещи очень хрупкие. — Ты мне позволишь писать? — При условии, чтобы ты была внимательной и стремилась избегать ошибок. Ка дал своей сестре кусок испорченного папируса и новую кисточку, конец которой она обмакнула в чернила. Он бдительно наблюдал за тем, как девочка с усердием чертила иероглифы. Захваченные своим занятием, дети забыли о присутствии Меба. Этого момента бывший верховный сановник ожидал с нетерпением. Он потихоньку взял старую кисточку Ка и скрылся. |
||
|