"Дезире" - читать интересную книгу автора (Зелинко Анна-Мария)

Глава 10 Париж, конец жерминаля, год VI (Во всем мире, кроме нашей республики — это апрель, 1798)

Я видела его!.. Мы были приглашены к нему на прощальный ужин. Он скоро отплывает в Египет с большой армией и сказал своей матери, что, победив страну пирамид, объединит Запад и Восток и создаст из нашей Республики единую всемирную монархию.

Мадам Летиция выслушала его спокойно, а потом спросила у Жозефа, не скрывают ли от нее, что Наполеон время от времени еще подвержен приступам малярии. Ей казалось, что у ее бедного сына рассудок не совсем в порядке. Но Жозеф подробно объяснил нам — матери, Жюли и, конечно, мне, что таким образом Наполеон хочет смирить англичан. Он начисто уничтожит их колониальное могущество.

Наполеон и Жозефина живут в очень маленьком домике на улице Победы. Дом ранее принадлежал актеру Тальма, и Жозефина купила его у жены актера. Купила еще в те времена, когда она изящной тенью скользила в гостиных м-м Тальен под руку с прекрасной Терезой. Вся разница в том, что тогда эта улица называлась Шантерен. Муниципалитет Парижа после побед Наполеона в Италии переименовал улицу в его честь, и с тех пор она называется улицей Победы.

Трудно вообразить, сколько народу вместилось вчера в этом маленьком скромном домике, где, кроме столовой, имеется всего две крошечных гостиных. Когда я вспоминаю все эти лица и гул голосов, у меня еще и сейчас кружится голова.

Жюли рекомендовала мне сказаться больной и спрашивала с нежной заботливостью:

— Ты взволнована? Ты еще любишь его?

Я вспомнила, что когда он улыбался, он мог делать со мной все, что захочет… Кроме того, меня не покидала мысль, что он и Жозефина до сих пор сердиты на меня за ту сцену, которую я им устроила у м-м Тальен. Он меня терпеть не может, он мне не улыбнется никогда, наверное, он меня просто ненавидит!..

У меня было новое платье, которое я, конечно, надела. Платье было желтое с розовым, и я надевала к нему как пояс — бронзовую цепь, купленную у антиквара в Риме. Кроме того, позавчера я остригла волосы.

Жозефина была первой парижанкой, сделавшей короткую прическу, но теперь все парижские дамы обрезали волосы и носят букли, высоко поднятые надо лбом. У меня слишком тяжелые и густые локоны для такой прически, и я не умею хорошо накрутить их на папильотки, но я тоже сделала из своих остриженных волос высокую прическу и украсила ее шелковым бантом.

Но что бы я ни делала, рядом с Жозефиной я всегда буду иметь вид провинциалки. Большое декольте моего нового платья позволяет видеть, что я уже давно не нуждаюсь в том, чтобы увеличивать бюст с помощью носовых платков, наоборот, я решила есть поменьше сладостей, чтобы не полнеть.

Но мой нос так и остался вздернутым, и так будет, конечно, до моей смерти. Это очень печально, тем более, что после наших побед в Италии в моду вошли «классические профили».

Мы приехали на улицу Победы в коляске и вошли в маленькую гостиную, где уже кишели Бонапарты. Несмотря на то, что м-м Летиция живет теперь в Париже и члены семьи часто видятся, каждая встреча начинается бурными объятиями, поцелуями и шумными проявлениями радости.

Сначала я была прижата к груди м-м Летиции, потом расцелована м-м Леклерк, моей милой маленькой Полетт, которая заявила перед своей свадьбой:

— Леклерк — единственный из окружающих нас офицеров, в которого я ни капли не влюблена.

Но Наполеон, опасаясь, что своими любовными похождениями Полетт скомпрометирует семью, настоял на этом браке.

Леклерк, низенький, толстенький, очень энергичный, никогда не улыбающийся, выглядел гораздо старше Полетт.

Элиза тоже присутствовала, раскрашенная как оловянный солдатик, со своим супругом Бачиокки и распиналась, расписывая блестящие перспективы своего мужа, которого Наполеон обещал устроить в одно из министерств.

Каролина и дочь Жозефины, светленькая, малокровная Гортенс, получили разрешение покинуть па один день свой пансион, чтобы пожелать счастливого пути к пирамидам победоносному генералу, брату одной и отчиму другой. В настоящий момент они сидели, тесно прижавшись друг к другу, на маленькой кушетке и задыхались от смеха, разглядывая новое платье м-м Летиции, очень похожее на двойные занавеси в столовой.

В этой шумной толпе Бонапартов я с удивлением заметила молодого человека, худощавого, со светлыми волосами, очень юного, в адъютантской форме, застенчиво смотревшего на прелестную Полетт. Я спросила Каролину, кто это. Она опять расхохоталась и прошептала:

— Сын Наполеона.

Юноша, как бы угадав мой вопрос, выскользнул из толпы, подошел ко мне и смущенно представился:

— Эжен де Богариэ, адъютант генерала Бонапарта.

Все были в сборе. Не было только хозяев: Жозефины и Наполеона. Наконец, дверь распахнулась, и Жозефина, просунув в комнату головку, крикнула:

— Извините нас, дорогие родственники. Мы сейчас будем. Жозеф, пройдите сюда, пожалуйста. Наполеон хочет с вами поговорить. А пока располагайтесь поудобнее, дорогие родственники. Я сейчас вернусь.

Она упорхнула. Жозеф пошел за ней. М-м Летиция пожала плечами. Мы продолжали беседовать, но вдруг замолчали. В соседней комнате раздались стук, крик и звон разбитого стекла. В это время в комнате появилась Жозефина.

— Как приятно, что вся семья в сборе, — улыбаясь, говорила она, подходя к м-м Летиции. Ее белое платье ловко облегало талию, бархатный кроваво-красный шарф, обшитый горностаем, был небрежно накинут на голые плечи и не скрывал мраморной белизны кожи.

Тогда мы услышали из соседней комнаты успокаивающий голос Жозефа.

— Люсьен… у вас ведь есть сын Люсьен, — обратилась Жозефина к м-м Летиции.

— Да, мой третий сын. Что он натворил? — М-м Летиция взглянула на Жозефину почти с ненавистью. Ну и сноха, которая не знает наизусть имен своих деверей.

— Он написал Наполеону, что женился.

— Я знаю, — сказала м-м Летиция и нахмурила брови. — Разве моему второму сыну не по душе выбор, сделанный братом?

Жозефина, смеясь, пожала плечами.

— По-видимому. Слышите, как он кричит.

Вдруг дверь из соседней комнаты распахнулась, и в проеме показался Наполеон. Его худое лицо было красно от гнева.

— Мама, ты знаешь, что Люсьен женился на дочери трактирщика?

М-м Летиция окинула взглядом Наполеона с головы до ног. Ее глаза скользнули с растрепанных темных с рыжеватым отливом волос, падавших до плеч, на его мундир, поражающий простотой, но сшитый лучшим военным портным, до его элегантных сапог, сверкающих и очень узких.

— Что ты имеешь против невестки — Кристины Буайо из Сент-Максимина, Наполеон?

— А!.. Вы не понимаете?.. Дочь трактирщика, служанка, которая обслуживала окрестных крестьян в кабачке своего отца! Мама, твоя позиция непостижима!

— Кристина Буайо — честная девушка, насколько я знаю, и пользуется отличной репутацией, — сказала м-м Летиция, исподволь косо взглянув на Жозефину.

— И, кроме того, не всем же жениться на бывших графинях… — это был голос Жозефа.

Ноздри Жозефины задрожали, но улыбка не сползла с ее сомкнутых губ. Ее сын Эжен залился румянцем. Наполеон повернулся и посмотрел на Жозефа. Потом он провел ладонью по лбу, отвернулся от Жозефа и сказал решительно:

— Я считаю себя вправе требовать от братьев, чтобы они вступали в брак, выбирая жен в соответствии со своим положением. Мама, я настаиваю, чтобы ты написала Люсьену, что ему необходимо развестись. Этот брак должен быть аннулирован. Напиши ему, что я настаиваю. Жозефина, можно ли наконец ужинать?

В это время он увидел меня. На долю секунды наши взгляды скрестились. Эта встреча произошла, эта встреча, которой я так боялась, к которой питала такое отвращение и о которой так страстно мечтала…

Он шагнул в комнату, отстранил Гортенс, которая хотела к нему подойти, и взял меня за руки:

— Эжени, я так счастлив, что вы приняли наше приглашение!.. — Он не сводил с меня глаз и улыбался. Каким молодым он показался мне в этот момент!

Я освободила руки.

— Конечно, мне уже восемнадцать лет. — Ответ прозвучал нерешительно и неловко. — Да и не виделись мы давно, генерал! — Это было уже лучше.

— Да, давно! Слишком давно, Эжени, не правда ли? В последний раз… где мы виделись в последний раз? — Он, смеясь, искал мой взгляд. Чертики прыгали в его глазах, когда он вспоминал наше последнее свидание, которое он, оказывается, находил очень забавным.

— Жозефина, Жозефина, познакомься с Эжени, сестрой Жюли. Я тебе так много о ней рассказывал…

— Но Жюли говорила, что м-ль Эжени предпочитает, чтобы ее звали Дезире, — при этих словах ее тонкий белый силует возник рядом с Наполеоном. Ничто в ее улыбке Моны Лизы не давало знать, что она меня узнает.

— Очень мило, что вы приехали, мадемуазель!

— Я хочу сказать вам два слова, генерал, — обратилась я к Наполеону. Его улыбка сбежала с губ. Вероятно, он подумал, что я хочу устроить ему сцену.

— Дело очень серьезно, — продолжала я. Жозефина быстро взяла его под руку.

— Мы можем идти к столу, — проговорила она быстро. И, повернувшись к остальным: — Ужинать! Ужинать!..

За ужином меня посадили между скучнейшим Леклерком и тихим Эженом Богарнэ. Наполеон говорил не переставая, адресуясь, в основном, к Жозефу и Леклерку. Мы уже закончили суп, а он еще не поднес ложки ко рту. Раньше в Марселе на него иногда нападала такая болтливость, причем увлекшись, он подкреплял каждую фразу драматическим жестом. Он говорил непринужденно и уверенно и не желал слушать ни вопросов, ни возражений.

Когда он заговорил об унаследованных нами врагах-англичанах, Полетт вздохнула: «О, господи, опять он об этом!»

Мы услышали все подробности того, почему он не хочет в данное время напасть на Британские острова. Он внимательно обследовал Дюнкерк и его окрестности, он обдумал даже конструкцию плоскодонных судов, которые могли бы захватить мелкие рыболовные порты Англии, куда военные суда не смогут войти.

Тоненький голосок Жозефины был почти не слышен, когда она сказала:

— Ну, кушай же свой суп, Бонапарт!

— Можно также забросить воздушный десант, — почти кричал Наполеон, наклоняясь к Леклерку, сидящему против него. — Представляете, генерал, переправить через Ламанш батальон за батальоном в гондолах воздушных шаров!.. Войска, вооруженные легкой артиллерией!

Леклерк открыл было рот, может быть чтобы возразить, но сразу же закрыл его.

— Не пей так много, сынок, — сказала ворчливо м-м Летиция. Наполеон поставил свой бокал и торопливо начал есть. На несколько минут воцарилось молчание, прерываемое нелепым хихиканьем Каролины.

— Жаль, что вы не можете отрастить своим генералам крылья, — сказал Бачиокки, которому наскучило молчание. Наполеон посмотрел на Жозефа.

— Когда-нибудь я все-таки попробую атаковать противника с воздуха. У меня есть группа изобретателей, которые разрабатывают эту идею. Воздушный шар сможет поднять трех-четырех человек. Воздушный шар может продержаться в воздухе долгое время. Очень интересно! Фантастические возможности!

Наконец он закончил свой суп. Жозефина сделала знак метрдотелю. Пока мы ели цыплят со спаржей, Наполеон объяснял девочкам — Каролине и Гортенс, что такое пирамиды. Потом он объяснял всем нам, что он намерен не только разрушить колониальное господство англичан в Египте, но и освободить египтян.

— Мой первый приказ войскам… — Бум! Стул опрокинулся, он оттолкнул его ногой, выбежал из комнаты и тотчас вернулся, держа в руках исписанный лист бумаги. — Вот, слушайте: «Солдаты, сорок веков смотрят на вас с высоты этих пирамид!» — Он остановился. — Это возраст пирамид. Слушайте дальше: «Народ, среди которого мы находимся, — мусульмане. Их главная заповедь, что Аллах — это бог, а Магомет — пророк его…»

— Мусульмане называют своего бога Аллахом? — спросила Элиза, которая в Париже стала читать книги и уже кое-чему научилась.

Наполеон наморщил лоб и сделал рукой жест, как бы отмахиваясь от мухи.

— Я усовершенствую их религию, но это не самое срочное. Не беспокойтесь об их судьбе. Мы отнесемся к египтянам так же, как к евреям и итальянцам, и к их имамам — так же, как к итальянским падре и еврейским раввинам.

— Это будет большим счастьем для египтян, что Республика освободит их и предоставит им Права человека, — сказал Жозеф.

— Что ты хочешь сказать?

— Что Декларация Прав человека — фундамент всех твоих поступков! — ответил Жозеф. Его лицо ничего не выражало…

И опять, через много лет, я ощутила, как когда-то давно, в Марселе: он ненавидит брата!

— Ты очень хорошо написал, сынок, — сказала м-м Летиция примирительно.

— Прошу вас заканчивать кушать, Бонапарт. У нас будет масса гостей после обеда, — послышался голосок Жозефины.

Наполеон начал отправлять в рот большие куски. Он глотал их, почти не разжевывая.

Я случайно взглянула на Гортенс… Девочка, нет, в четырнадцать лет это уже не девочка, я знаю это по своему опыту, Гортенс, эта совсем юная девушка, так мало похожая на свою чаровницу-мать, эта угловатая девушка-подросток, смотрела на Наполеона, не отрывая глаз. Бесцветных, немного выпуклых глаз… На щеках ее горели красные пятна… «Господи! — подумала я, — Гортенс влюблена в своего отчима!» — Мне не показалось это смешным. Наоборот — грустным.

Мои раздумья были прерваны Эженом Богарнэ, который сказал:

— Мама хочет выпить за ваше здоровье.

Я быстро подняла бокал. Жозефина улыбнулась мне. Медленно она поднесла свой бокал к губам, и, поставив его, бросила на меня взгляд заговорщицы. Вероятно ей вспомнилась сцена у м-м Тальен.

— Мы будем пить кофе в гостиной, — сказала она, поднимаясь из-за стола.

В соседней комнате уже ожидала толпа гостей, приехавших пожелать Наполеону счастливого пути. Казалось, что все, кто ранее посещал салон м-м Тальен, собрались теперь в маленьком доме на улице Победы. Среди военных я заметила моих бывших поклонников — Жюно и Мармона, который уверял дам, что в Египте он подстрижет свои длинные волосы.

— Мы войдем туда как римские герои, нельзя же нам быть вшивыми, — смеясь, говорил он.

— Это идея вашего сына, мадам, — поддержал один из офицеров, очень бойкий, с завитыми черными волосами, блестящими глазами и вздернутым носом.

— Не сомневаюсь, генерал Мюрат, у моего сына всегда сумасбродные идеи, — ответила м-м Летиция, улыбаясь. Казалось, ей нравится этот молодой офицер. Его мундир был расшит золотом так же, как и короткие белые панталоны. М-м Летиция, как истая южанка, питает слабость к ярким, бросающимся в глаза расцветкам.

Вошел новый гость, вероятно почетный, потому что Жозеф поднял с дивана трех офицеров, чтобы усадить его.

Кого же усадили на диван?.. Барраса, директора Французской Республики, в лиловом, расшитом золотом камзоле, с лорнетом в руке. Жозеф и Наполеон уселись по обе стороны, а худощавый человек с острым носом, я где-то видела его, облокотился на спинку дивана сзади них. А, это один из собеседников, невольно подслушанных мною в гостиной м-м Тальен, некий Фуше.

Эжен Богарнэ так старался занять гостей, что лоб его покрылся капельками пота. Он усадил меня и толстуху Элизу на стулья, как раз напротив дивана, где восседал Баррас. Потом он подвинул кресло и попросил Фуше присесть. Но не успел тот занять предложенное место, как вскочил, заметив подходившего к нам молодого, элегантного, слегка прихрамывающего человека в напудренном парике по старинной моде.

— Дорогой Талейран, присаживайтесь к нам.

Беседа этих господ вертелась вокруг нашего посла в Вене, который находился в пути, возвращаясь в Париж. В Вене произошло что-то, что очень интересовало наших собеседников. Я поняла, с их слов, что во время одного из официальных приемов в Австрии наш посол вывесил флаг Французской Республики, а венцы осадили посольство, желая сорвать флаг.

Мне не приходится читать газеты, так как Жозеф сразу уносит их к себе в кабинет. Когда потом газеты достаются мне и Жюли, все интересное из них бывает вырезано. Эти вырезки он носит Наполеону, чтобы обсуждать с ним. Таким образом, происшествие в Вене, о котором знали все, для меня было новостью. Мы только что с трудом заключили мир с австрийцами и направили посольство в Вену.

— Вы не должны были назначать послом в Вену генерала. Нужно было направить туда опытных дипломатов, м-сье Бонапарт. Мы еще учимся этому искусству. Вы сами постигали эту науку в Италии, не правда ли?

Он попал в точку. Жозеф учился быть дипломатом, и в глазах этого Талейрана, нашего министра иностранных дел, был вероятно весьма неопытным дипломатом.

— Кстати, — раздался гнусавый голос Барраса, — кстати, этот Бернадотт, наш посол в Австрии, — одна из самых светлых голов, какими мы располагаем. Разве вы не согласны, генерал Бонапарт? Припоминаю, что когда в Италии вам было необходимо подкрепление, военный министр приказал Бернадотту привести вам лучший дивизион Рейнской армии. И этот гасконец перешел через Альпы в середине зимы всего за десять часов. Шесть часов на подъем, четыре — на спуск. Он привел целехоньким весь дивизион и, мне помнится, вы писали, что его помощь была неоценима.

— Он генерал высшего класса, но… — Жозеф пожал плечами, — какой же он дипломат? Политик?

— Вероятно, он получил указание вывесить флаг. Почему французское посольство в Вене не должно быть украшено флагом, когда все другие посольства поднимают флаги? — задумчиво сказал Талейран. — Генерал Бернадотт покинул Вену тотчас после нападения на посольство. Я предполагаю, что извинения австрийского правительства прибудут в Париж раньше Бернадотта. — Талейран внимательно рассматривал свои отполированные ногти. — Во всяком случае, у нас нет пока лучшей кандидатуры на пост посла в Вене, — заключил он.

Еле заметная улыбка скользнула по чисто выбритому лицу Барраса.

— Это человек поразительной широты взглядов. Он весьма предусмотрительный политик. — Директор опустил лорнет и взглянул на Наполеона «невооруженным глазом». — Он — убежденный республиканец, готовый сражаться как с внешними, так и с внутренними врагами Республики.

— Какой же пост ему будет предложен? — вопрос исходил от Жозефа. Похвалы нашему послу в Вене выводили из себя неудачного посла в Риме…

Лорнет был вновь поднят к глазам.

— Республика нуждается в верных людях. Я склонен думать, что человек, начавший военную карьеру простым солдатом, будет пользоваться доверием армии. А если такого человека облечь полномочиями, то будет…

— …Военный министр, — докончил остроносый господин, этот Фуше.

Баррас приблизил лорнет к глазам и внимательно уставился на блузку Терезы Тальен, отделанную венецианским кружевом. Бог свидетель, он рассматривал именно блузку, появившуюся перед нами.

— Прелестная Тереза, — промолвил он, улыбаясь и тяжело поднялся с дивана.

Но Тереза сделала протестующий жест своей изящной ручкой.

— Сидите, директор! А, вот и наш итальянский герой! Какая чудесная погода, генерал Бонапарт! Жозефина очаровательно выглядит!.. Что я слышала… Маленького Эжена вы берете к пирамидам в качестве своего адъютанта?.. Позвольте представить вам Уврара, человека, поставившего нашей армии в Италии десять тысяч пар сапог. Уврар, перед вами самый сильный человек Франции!

Красивый мужчина, которого она всюду таскала за собой, поклонился почти до земли. Элиза толкнула меня.

— Это ее новый друг, поставщик армии Уврар. Знаешь, она имела связь с Баррасом, которого получила в наследство от Жозефины, но сейчас старый дурак увлекается девочками пятнадцати лет. Мне это кажется вульгарным! Он красит волосы, чтобы казаться моложе! Разве естественный цвет бывает таким черным?

Мне стало невыносимо сидение на этом стуле рядом с Элизой, толстой, пыхтящей, пахнувшей сладкими духами. Я встала, вышла в прихожую и подошла к зеркалу попудрить нос. В прихожей царил полумрак. Подойдя к зеркалу, возле которого горели свечи, я в страхе отступила: мимо меня из темноты угла скользнули две тени. Я увидела белое платье.

— О, извините, — сказала я невольно.

Тень в белом вступила в освещенное пространство.

— Нет, нет ничего! — Жозефина привела в порядок свои детские кудряшки. — Позвольте представить вам м-сье Ипполита Шарля. Это — очаровательная свояченица моего деверя Жозефа. Свояченица моего деверя!.. Мы в близком родстве, не правда ли, м-ль Дезире?

Молодой человек, ему едва ли исполнилось 25 лет, непринужденно поклонился мне.

— М-сье Ипполит Шарль, один из самых молодых и перспективных… Какую должность вы занимаете, Ипполит? Да, наиболее перспективный поставщик армии. — Жозефина усмехнулась. Ей было весело!..

— М-ль Дезире — одна из моих прежних соперниц, Ипполит, — продолжала она.

— Соперница побежденная или победившая? — быстро спросил м-сье Шарль.

Ответа не последовало. Послышался звон шпор, и Наполеон крикнул:

— Жозефина, Жозефина, где вы прячетесь? Гости спрашивают, где вы?

— Я показывала м-ль Дезире и м-сье Шарлю венецианское зеркало, которое вы прислали мне из Монтебелло, Бонапарт, — спокойно ответила Жозефина. Она взяла Наполеона под руку и подвела его к месье Шарлю. — Позвольте вам представить молодого поставщика армии. М-сье Шарль, исполняется ваше заветное желание: вы можете пожать руку освободителю Италии.

Послышался ее очаровательный смешок, который стер складку неудовольствия с губ Наполеона.

— Вы хотели поговорить со мной, Эжени… Дезире? — спросил Наполеон, повернувшись ко мне.

Жозефина быстро положила руку на рукав Ипполита Шарля.

— Пойдемте. Мне нужно занимать гостей.

Мы остались вдвоем, с глазу на глаз в полумгле передней. Я порылась в сумочке.

Наполеон подошел к зеркалу и изучал свое лицо. Дрожащий свет свечей углублял тени вокруг глаз и подчеркивал худобу щек.

— Ты слышала, что говорил Баррас, — внезапно спросил он. Он был так занят своими мыслями, он не заметил, что назвал меня на ты, как во времена нашей любви.

— Я слышала, но ничего не поняла. Я не разбираюсь в политике.

Он опять стал смотреться в зеркало.

— Внутренние враги Республики!.. Хорошенькое выражение! Это — мои враги! Он прекрасно знает, что я могу сегодня… — он остановился, оглянулся на темный угол комнаты и покусал губы. — Мы, генералы, спасли Республику. И мы, генералы, ее удержим! Мы можем создать свое правительство. Королю отрубили голову. С того дня корона валяется в сточной канаве. Нужно лишь нагнуться, чтобы поднять ее!..

Он говорил, как в бреду. И как когда-то, возле каменного забора нашего сада, я ощутила тревогу и желание подавить эту тревогу смехом.

Он обернулся. Его голос звучал резко.

— Но я уезжаю в Египет. Пусть директоры заигрывают с политическими партиями и продаются фуражирам, и душат Францию грудой ассигнаций, которые не имеют цены. Я уезжаю, и я подниму над Египтом знамя Республики.

— Извините, что перебиваю вас, генерал, — сказала я. — Я записала для вас имя одной дамы (я достала из сумочки бумажку), и я прошу вас сделать все, чтобы о ней позаботились.

Он взял бумажку и поднес ее к свече.

— Мари Менье? Кто это?

— Женщина, которая жила с генералом Дюфо, мать его сына. Я обещала Дюфо, что о ней и ребенке позаботятся.

Наполеон опустил листок. Его голос приобрел оттенок нежности и сожаления.

— У меня так много хлопот! Вы были невестой Дюфо, Дезире?

Мне захотелось крикнуть ему в лицо, что мне надоела эта жалкая комедия.

— Вы прекрасно знаете, что я почти не знала Дюфо, — сказала я резко. — Я не понимаю, почему вы мучаете меня этими вещами, генерал!

— Какими вещами, Дезире?

— Этими предложениями выйти замуж. С меня довольно! Я прошу оставить меня в покое!

— Верьте мне, — сказал Наполеон со вздохом, — только в замужестве женщина может найти смысл жизни.

— Мне бы хотелось… мне бы хотелось… всем вам разбить голову… этим канделябром, — сказала я задыхаясь, и почувствовала, что ногти впиваются мне в ладони. У меня чесались руки привести в исполнение свою угрозу.

Он подошел ко мне и улыбнулся. Улыбнулся той улыбкой, которая когда-то была для меня небом, землей и адом.

— Мы останемся друзьями навсегда, Бернардин-Эжени-Дезире? — спросил он.

— Обещайте, что этой Мари Менье назначат вдовью пенсию? А ребенку — пенсию как сироте?

— А, вот ты где, Дезире! Одевайся, мы уезжаем! — Это Жюли вошла в прихожую с Жозефом. Они остановились удивленно.

— Вы мне обещаете, генерал? — повторила я.

— Обещаю, м-ль Дезире, — легким движением он поднес мою руку к губам. Подошел Жозеф и попрощался с братом, похлопав его по плечу.