"Дар Юпитера" - читать интересную книгу автора (Зан Тимоти)Глава 2Когда Фарадей вошел в Зону Контакта, как обычно называли это помещение, там все выглядело тихо и спокойно. И все же у него возникло четкое ощущение, что спокойствие это только кажущееся. Или, может быть, ощущение беспокойства присутствовало исключительно внутри самого Фарадея? Ненадолго он замер в дверном проеме, обегая взглядом полукруглый операторский терминал и спины сидящих перед ним четырех молодых людей. Насколько он мог судить, все выглядело в точности так, как ему показывали на Земле. Что, по правде говоря, было очень приятно. «Скай-Лайт» всегда имел тенденцию менять тщательно разработанные планы по причинам всего лишь неожиданной прихоти кого-нибудь на уровне совета директоров. Но, с другой стороны, эта операция не была эксклюзивным детищем «Скай-Лайт». Ни в коем случае, учитывая, что стояло на кону. Она проводилась непосредственно под эгидой Совета Пятисот, от и до. И хотя никто ему об этом прямо не говорил, Фарадей не сомневался, что рано или поздно кто-то из Совета Пятисот появится на Юпитере и будет заглядывать ему через плечо. А может, этот кто-то уже появился, поправил он себя, взглянув на командное кресло слева от своего. Там сидел высокий светловолосый молодой человек, напряженно вглядываясь в дисплеи над головами сидящих у терминала инженеров. Фарадей негромко откашлялся. Человек поднял голову и мгновенно вскочил с кресла. — Полковник Фарадей, — с придыханием сказал он. — Простите, сэр… Я не ожидал вас так скоро. — Все в порядке, — успокоил его Фарадей. — А вы?.. — Альбрехт Гессе, полковник, — ответил молодой человек, протягивая руку. — Уполномоченный представитель Совета по проекту «Подкидыш». Приветствую ваше возвращение на «Юпитер-Главный». — Спасибо. — Фарадей пожал протянутую руку. Значит, это представитель не просто главной палаты Совета Пятисот, которая ведет публичные дебаты и делает официальные сообщения для прессы, а самого высшего посреднического звена, где реально обсуждаются условия любой сделки и принимаются властные решения. Земля и в самом деле очень серьезно относится к проекту «Подкидыш». — Это хорошо — вернуться обратно. — Насколько я понимаю, это ваша первая поездка сюда с тех пор, как вы ушли в отставку, — продолжал Гессе. — Думаю, вы обнаружите, что тут кое-что изменилось. — Вообще-то все это крыло новое, — заметил Фарадей, оглядываясь по сторонам. — Когда я уходил, у нас была только одна вращающаяся секция. — Правильно, — откликнулся Гессе. — Думаю, вы согласитесь, что наличие второго крыла, вращающегося в противоположную сторону по отношению к первому, существенно увеличивает устойчивость станции. Позвольте, однако, предостеречь: поначалу, переходя из крыла в крыло, следует внимательно прислушиваться к себе. Если вы не задержитесь надолго в связующем их коридоре, внутреннее ухо почувствует себя «сбитым с толку», когда вас начнет поворачивать в обратном направлении. — Постараюсь запомнить, — сказал Фарадей. Совет имел вполне откровенный оскорбительный оттенок, если учесть, какую существенную часть своей жизни Фарадей провел в космосе. Либо Гессе хотел показать, кто тут главный, либо просто вываливал из себя первое, что приходило в голову, трепеща перед живой легендой. Можно было без особых сложностей проверить, какой из двух вариантов имеет место. — Ваши люди, похоже, целиком в курсе дела, — заметил Фарадей, сделав жест в сторону сидящих у терминала специалистов. — — Хорошо. Значит, все-таки вариант номер два: «живая легенда». Немного обременительно, но за двадцать лет Фарадей научился справляться с этим. Время и постоянный близкий контакт быстро сделают свое дело. Времени у них в избытке. И, учитывая тесноту здешних помещений, близкий контакт тоже не проблема. — Позвольте познакомить вас с командой «Альфа», — продолжал Гессе и сделал жест в сторону крупного темноволосого мужчины на дальнем конце терминала слева. — Эверет Бич, связист. Он отвечает за все технические аспекты при контактах с мистером Рейми. И еще он наш эксперт во всем, что касается языка джанска. — Приветствую вас, полковник. — Бич помахал Фарадею рукой. Указующий перст Гессе сместился к невысокой женщине, которая, наверно, доставала бы Бичу до плеча при условии, что он ссутулился бы. — Джен Макколлам — биолог и эксперт в области ксенобиологии. Ответит вам на любой вопрос, касающийся физиологии джанска. — Или, по крайней мере, могу рассказать, что нам — Но вы можете экстраполировать, — сказал Фарадей. — В смысле высасывать из пальца? — спросила Макколлам. — Конечно. Без проблем. Фарадей внутренне улыбнулся. Ох уж эти молодые ученые! Головы у них все еще затуманены академической наукой, и это обеспечивает им иммунитет к синдрому «живой легенды». Для разнообразия неплохо. — А это Том Миллиган. — Гессе показал на следующего в ряду мужчину, не такого высокого и крупного, как Бич, со стянутыми на затылке волосами и жидкой «козлиной» бородкой. — Он имеет дело с датчиками и атмосферными зондами, с чьей помощью мы отслеживаем мистера Рейми. И еще он наш эксперт в области физики, если нам, непосвященным, вдруг понадобится разъяснение относительно чего-нибудь из этой таинственной сферы. — Он сделал жест в сторону четвертого инженера. — И, наконец, Ганс Спренкл, наш психолог. Фарадей нахмурился. До прибытия сюда никто словом не обмолвился ни о каком психологе. — Совет опасается, как бы мы тут не посходили с ума? — Надо было раньше об этом думать, — жизнерадостно ответил Спренкл. По физическому типу он был близок к двум другим мужчинам, только вместо миллигановской бородки у него были аккуратно подстриженные усы. — По моему скромному мнению, конечно. — Никогда не встречал психиатров, имеющих — Это потому, что вы не читаете наших профессиональных журналов, — сухо возразил Спренкл. — Там это словосочетание встречается буквально на каждом шагу. — Доктор Спренкл у нас также следит за погодой на Юпитере, — вклинился в их перепалку Гессе, явно испытывая некоторую неловкость. — Здесь часто бывают сильные атмосферные бури… — Мистер Гессе? — перебил его Миллиган. — Да? — сказал Гессе, явно недовольный тем, что его прервали. — Готов поспорить, полковнику это известно. Гессе залился краской. — Да, конечно, — пробормотал он. — Спасибо, мистер Миллиган. — Всегда пожалуйста. — Миллиган снова отвернулся к своему пульту. Похоже, этих людей не впечатляют ни «живая легенда», ни власть в любой форме, подумал Фарадей. — Интересная комбинация, доктор Спренкл, — заметил он. — Метеорология как-то плохо сочетается с психологией. — На самом деле метеорология — всего лишь хобби, — ответил Спренкл. — Но она оказалась очень кстати, когда меня сюда пригласили. — Как видите, места у нас немного, — вклинился Гессе. — Даже при наличии второго крыла размеры помещений на «Главном» такие, что едва развернешься. Это показалось нам неплохой идеей — чтобы работники имели две специализации. — Разумно, — согласился Фарадей. — А команды «Бета» и «Гамма» обладают такими же талантами? — Ха! — себе под нос пробормотал Миллиган. — Дилетанты, все как один. — Да они просто дети, — вставила Макколлам. — Хватит, я полагаю, — резко произнес Гессе, проявляя все признаки смущения. — Должен извиниться перед вами за их поведение, полковник. У команды «Альфа» почему-то сложилось впечатление, что они тут сливки общества. — Все в порядке, мистер Гессе, — ответил Фарадей. Он и в самом деле так думал. Опыт подсказывал ему, что такой тип внешне непоказного товарищества является признаком хорошо функционирующей команды. Независимо от того, сложилась ли такая манера поведения в процессе обучения или они просто сошлись характерами на личностном уровне, это был хороший знак. — Значит, команды «Бета» и «Гамма» всего лишь дилетанты? — Не думаю, — ответил Гессе, сверля взглядом затылок Миллигана. — Уровень их профессионализма не вызывает сомнений. Если хотите, мы можем изменить график дежурств, и при следующем вашем посещении здесь окажется другая группа. — Нет, нет, эта команда меня вполне устраивает, — успокоил его Фарадей. — В крайнем случае всегда можно отправить их по своим комнатам. Вопрос к вам, доктор Спренкл. Если уже слишком поздно помешать этой команде сойти с ума, что — Главным образом отслеживаю психическое и эмоциональное состояние Рейми, — объяснил Спренкл. — Совет беспокоит возможность психологических конфликтов, когда он окажется в теле джанска. — Или, чтобы быть более точным, — добавил Гессе, — они обеспокоены тем, что он может забыть, кто он такой. Это жизненно важно — чтобы он оставался верен своему происхождению. Фарадей перевел взгляд на главный дисплей, показывающий клубящиеся облака Юпитера на глубине девяносто тысяч километров под ними. — Да, конечно. — Полковник? — окликнул его Бич, наполовину развернувшись в своем кресле. — Врачи сообщают, что они готовы. — Спасибо. — Фарадей прошел мимо Гессе и опустился в командирское кресло. Пришло время сказать Матвею Рейми «прощай». Или, по крайней мере, сказать «прощай» тому, чем когда-то был Матвей Рейми. Ощущение такое, подумал Рейми, будто лежишь в гробу. Толстом, сделанном по форме тела гробу, по всем стенкам которого тянулись трубки самых разных размеров. Такой гроб, наверно, подошел бы какому-нибудь выдающемуся водопроводчику. Зонд ненадолго окунулся в поток света, и Рейми смог разглядеть целую коллекцию трубок и банок прямо перед лицом. Самая новейшая пищеварительная система, так говорили техники: наружные желудок и кишечник, подвешенные непосредственно перед ним, чтобы он мог за ними приглядывать. Господи, во что он влип? Где-то в затылке прозвучало визгливо и резко: — Мистер Рейми? — Это был голос Фарадея. — Вы меня слышите? — Очень хорошо, — проворчал Рейми. — Я думал, вы уже что-то сделали с этим визгом. — Мы этим занимаемся, — заверил его Фарадей. — Все придет в норму, когда вы доберетесь до места встречи. Я просто хочу пожелать вам удачи и еще раз поблагодарить за ту готовность, с которой… — Избавьте меня от этого, — перебил Рейми. — Здесь слишком тесно, чтобы размахивать флагами. — Мистер Рейми, это доктор Спренкл, — послышался новый голос. — Постарайтесь немного расслабиться. Вполне естественно, что вы слегка нервничаете. — Ох, спасибо большое. Рейми изо всех сил попытался разжечь в себе злость. Снисходительность выводила его из себя не меньше, чем жалость, а этот Спренкл умудрился проявить одновременно и то и другое. Но злость не пришла. Самое большее, что он испытывал, это неясная досада. Скорее всего, они уже отключили все железы, способные продуцировать добротную, полноценную злость. До ближайшего джанска еще добрых девяносто тысяч километров, а они уже начали выкорчевывать в нем все человеческое. Дар, так назвал это Фарадей во время разговора в больничной палате. Господи, во что он влип? — Еще не поздно передумать, мистер Рейми, — сказал Фарадей. Рейми фыркнул или, по крайней мере, попытался сделать это. — Ну, конечно. Забыть о потраченном времени, и усилиях, и официальных заявлениях, и миллионах долларов. Просто пригласить прессу и сказать: дескать, извините, я передумал. Спорю, Совет Пятисот будет в восторге. — Имеет значение не то, что думает Совет Пятисот, — ответил Фарадей, — а только то, что кажется правильным вам. — Даже сейчас? — Даже сейчас, — твердо заявил Фарадей. — Пока еще не сделано ничего необратимого. Тень злости сменилась тенью уныния. — Ничего необратимого. За исключением моего несчастного случая. — Матвей… — Ох, заткнитесь, — оборвал Фарадея Рейми. — Пусть все идет, как идет. — Все будет хорошо, Матвей, — сказал Фарадей. — Все получится просто прекрасно. Даже если его и обидел тон Рейми, он не подал вида. Скверно. Есть своя прелесть в том, чтобы оскорбить человека, хотя бы чуть-чуть. Быть способным оскорблять людей — еще один признак принадлежности к человеческому роду. Тележка, доставляющая зонд, продолжала катиться по коридору. Она не замедлила своего движения даже во время их разговора, цинично подумал Рейми. Вот и все время, отведенное ему, чтобы подвести итог своей жизни. А о чем, собственно, говорить? Зонд остановился. Рейми замер в напряженном ожидании. И потом, внезапно, возникло ощущение свободного падения, от которого все внутри у него скрутило; зонд оторвался от станции. Спустя мгновение послышался рев двигателей, возникло давление на ноги. После этого все стихло, только изредка, с интервалом в несколько минут, раздавалось негромкое шипение маневровых двигателей. Фарадей оставил включенными микрофоны в Зоне Контакта, и в наступившей тишине Рейми мог слышать, как негромко переговариваются контролирующие полет инженеры. Пожалуй, все происходит очень мирно, решил он. Именно так он всегда представлял себе смерть. Лениво мелькнула мысль: что сказал бы Фарадей, если бы Рейми и впрямь отказался от дальнейшего участия в проекте и попросил бы просто сбросить себя вниз. Однако мирный спуск продолжался не слишком долго. Довольно скоро он почувствовал слабую вибрацию — как только капсула начала углубляться в атмосферу Юпитера. Вибрация сменилась сначала мягким сотрясением, потом более грубой тряской и в конце концов резкими подскоками. — Фарадей! — закричал Рейми сквозь вой ветра за стенами своего летающего гроба. — Ваши парни что там, уснули? — Что-то не так? — тут же откликнулся Фарадей. — Вот именно, не так, — гаркнул Рейми. — Меня колотит, словно ученика начальной школы, впервые хлебнувшего алкоголя. Никто не предупреждал, что у меня вывалятся все зубы. — Все нормально, — откликнулся Фарадей. Учитывая вой ветра, трудно было сказать с уверенностью, но в его голосе Рейми послышались новые, жесткие нотки. — Вас сейчас удерживают на одном месте. — Удерживают? Для чего? — Для кого, — произнес новый голос, в котором слышался немецкий акцент. — Джанска, которые должны были встретить вас, еще не прибыли. — Ужасно, — проворчал Рейми. — И что теперь делать? — Просто ждать, — ответил Фарадей. — Может, они перепутали место. Мы ищем их. — Да, но… — Рейми замолчал, нахмурившись. Внутри черепа возникло странное давление. — Фарадей? Фарадей! — Да, мистер Рейми, я здесь. — Что-то происходит, — напряженно сказал Рейми. — Что вы делаете? — Просто сохраняйте спокойствие, — снова вклинился голос с немецким акцентом; в нем определенно чувствовалась напряженность. — Все под контролем. К странному давлению в голове присоединилось ощущение странного покалывания по всему телу. — В каком смысле — под контролем? Что именно? — И затем его внезапно осенило. — Вы уже начали! — У него перехватило дыхание. — Моя кожа… Вы начали растворять мою кожу! — Успокойтесь, — сказал немец. — Успокоиться? — рявкнул Рейми. — Какого черта? Вы же сказали, что джанска еще не прибыли! — Мы думали, они здесь, — сказал Фарадей. — Мы видели, как они плыли в вашем направлении… — Вы запустили механизм! — перебил его Рейми. Его тело — беспомощное, парализованное тело — распадалось вокруг него. — Будьте вы прокляты! — Мистер Рейми, возьмите себя в руки, — сказал немец. — В смысле… — Ну да, это забавно, — заорал Рейми. — Ужасно забавно! — Он ничего подобного не имел в виду, — сказал Фарадей. — Послушайте, в расчет операции заложен большой резерв времени… — Какой операции? — взорвался Рейми. Покалывание стало сильнее, и он отчетливо представлял себе, как испаряется кожа, слой за слоем. Потом настанет очередь мышц, потом внутренних органов, потом костей… — Они здесь! — внезапно закричал новый голос. — Быстро приближаются. — Маневрируйте, чтобы не упустить их, — приказал кто-то еще. — Слышали? — окликнул Рейми Фарадей. — Они здесь. Все будет в порядке. Высота тона и направление И одновременно исчезло ощущение покалывания. Все, кожи больше нет? — Поторопитесь, — умоляюще сказал Рейми. Голос у него звучал как-то… странно. Может, и гортань уже растворилась. — Поторопитесь, пожалуйста. — Развертываем дистанционный хирургический отсек, — произнес еще чей-то голос. — Есть! — сказал первый голос. — Проникаем в родильный канал… Глухой звук удара, снова ощущение давления, и вой ветра стих. — Вы внутри, — сказал Фарадей. — Теперь уже осталось недолго. — Слишком поздно, — едва слышно прошептал Рейми. Последние звуки, издаваемые растворяющимся горлом. — Мистер Рейми, держитесь, — произнес голос с немецким акцентом. — Идите к черту, — пробормотал Рейми. — Идите вы все к черту. Он закрыл глаза, и вселенная погрузилась во мрак. |
||
|