"Проклятое созвездие" - читать интересную книгу автора (Задорожный Александр, Близнецов Димитрий)

Глава 3. «КРУГЛЫЙ СТОЛ»

Боба Даркмана била нервная дрожь. Ему казалось, что даже на новом пиджаке повсюду проступают синие пятна. Вспоминая, как двое телохранителей под руководством Адольфа засовывали мертвого синтетойда в большой полиэтиленовый мешок, Даркман вздрогнул всем телом. Мешок оказался коротким, и они никак не могли спрятать ноги Фаризетти. Так и утащили, волоча по полу с торчащими наружу ботинками. Если вначале Даркман считал, что Адольф Ларгенштайн поступил необдуманно, полоснув бритвой по горлу своего босса, то когда открылась дверь кабинета и вошли бесстрастные телохранители с заранее приготовленным мешком, он понял, что все было решено заранее.

После того как телохранители утащили мертвое тело, которое при жизни как раз и должны были охранять, Адольф проводил Даркмана в ванную комнату и помог смыть пятна крови синтетойда. Если с рук и лица голубая жидкость смывалась легко, то ткань шикарного пиджака впитала ее крепко-накрепко, поэтому Адольф заставил одного из охранников отдать Бобу свой костюм. Светло-серый пиджак в тонкую коричневую полосочку не застегивался на животе Даркмана, а штанины брюк были длиннее, отчего складывались на ботинках в гармошку. Но Бобу было совершенно неважно, что подумают миллионы телезрителей, когда он покажется перед камерами в таком виде. Он готов был выступить в чем мать родила, лишь бы не оказаться на месте мертвого синтетойда. А если он с позором проиграет выборы на пост мэра города, что уже предрешено, он также теряет и кресло председателя Профсоюза докеров. Товарищи по профсоюзу позаботятся об этом. Боб не строил иллюзий насчет планов Папы Бенедикта и Энропа Шальфа. После чего… после чего у Боба появится много времени… как у покойника.

Адольф Ларгенштайн проводил Даркмана до флаера, но вместе на телевидение не полетел. Это и понятно, у адвоката было много других срочных дел, нежели сидеть нянькой у скуксившегося председателя профсоюза. Садясь в машину, Боб заметил, как в багажник соседнего флаера охранники грузят несколько больших черных мешков. Из одного торчали ботинки «друга Лу».

Флаер летел на высоте нескольких сот метров над самыми крышами небоскребов. До начала «круглого стола» с участием всех кандидатов на пост мэра города оставалось совсем немного времени, но Даркман никак не мог успокоиться и прийти в себя. Он откинулся на подушки сиденья, закрыл глаза и попытался расслабиться. Перед глазами сразу поплыли голубые пятна и возникло лицо Фаризетти. В ушах раздался его предсмертный хрип: «Люди…»

Боб в ужасе открыл глаза. Его трясущаяся рука сама нащупала дверцу встроенного бара. Наполнить бокал Бобу не удалось из-за того, что горлышко бутылки отплясывало невообразимые кульбиты в его руках. Даркману пришлось пить виски «Черный Саймон» прямо из горлышка, как последнему алкоголику.

Прозрачная жидкость показалась безвкусной и пресной. Даркман залпом осушил половину бутылки, но ничего не почувствовал. Впрочем, руки трястись стали заметно меньше.

Звонок мобильного телефона в салоне флаера прозвучал, как выстрел в ночи. Боб вздрогнул.

— Алло.

— Дорогой, где ты находишься? — Это была жена. «Только ее мне сейчас не хватало», — подумал Даркман.

— Я на работе… — попытался по быстрому отделаться Боб, но сделать это ему не удалось. Супруга перебила его.

— Я нахожусь у тебя в офисе. Тебя здесь нет. Где ты? — Голос у нее был подозрительным.

— Дорогая, я лечу на телевидение. Ты же знаешь, сегодня «круглый стол»…

— На чем ты летишь?

— На флаере. Я как раз пролетаю над площадью Независимости….

— Не ври мне! Твой флаер на стоянке. Я сама видела.

— Я лечу на флаере своего друга. — Боб нервно передернул плечами.

— А где твой друг? Позови его к телефону!

По спине Боба Даркмана побежала холодная струйка пота. Что это за странное желание поговорить с другом мужа, к тому же мертвым? Раньше его супруга никогда не выказывала таких желаний.

«А может, она уже все знает?! — вдруг ужаснулся Даркман. — Про Фаризетти, про Адольфа и мое участие в убийстве! Откуда?! — От страшного предположения у Даркмана побледнело лицо. — Если про это знает моя жена, то про это знает уже весь Плобитаун».

— Почему ты его не зовешь? — прервала затянувшееся молчание супруга, в ее голосе отчетливо слышались подозрительные нотки.

— Его нет, — выдавил из себя Боб.

— Неправда! — вспылила на другом конце супруга. — У тебя там женщина!

— Какая женщина? — не понял Даркман, лихорадочно вспоминая, какого пола синтетойды — мужского или женского.

— Ты изменяешь мне, Боб! И это после стольких лет семейной жизни! Подумай о наших детях, Боб! — В трубке послышались рыдания.

— О чем ты говоришь, дорогая? Кто тебе изменяет?

— Ты!

— Откуда ты это взяла?!

— Об этом написано во всех газетах! — выкрикнула жена. — Моника Фабл — твоя любовница! Ты подарил ей жемчужное колье за полтора миллиона! Вместо того чтобы потратить эти деньги на семью! — Супруга опять зарыдала.

— Я?! За полтора миллиона?! — Даркман даже опешил от такой откровенной лжи. — Очнись, дорогая, откуда у меня такие деньги! Моника Фабл никогда не была моей любовницей, она не в моем вкусе. Я люблю только тебя, мой зайчик. Все, что сейчас пишут про меня в газетах, — это предвыборная грязь. Это война, зайчик.

— Здесь опубликована ваша фотография.

— Это монтаж — гнусная фальсификация. — Даркман переложил телефон в другую руку. — Я не хотел тебе это говорить, но я был у Фаризетти.

— Да? — Рыдания прекратились. — Не у любовницы, точно? — поинтересовалась супруга, беря себя в руки и успокаиваясь.

— Точно, — заверил Боб. — У Луи Фернандо Фаризетти.

— Ты же обещал мне покончить с ним? Боб вздрогнул от этих слов.

— Ты прекратил с ним дружить?

Прежде чем ответить, Даркману пришлось восстановить сердцебиение.

— Да, дорогая, Фаризетти больше не мой друг. Мы с ним расстались.

— Я очень этому рада. — Голос у супруги стал бодрее. — Я хочу, дорогой, чтобы у тебя все было хорошо. Привет от наших мальчиков. Мы тебя все очень любим и будем смотреть, как нашего папу покажут по телевизору.

— Я тоже вас люблю, — ответил Боб.

— Поздно на работе не задерживайся. Пока.

— Пока, — ответил Боб. Трубка замолчала.

Как ни странно, но после разговора с женой Даркман почувствовал какое-то успокоение. Расшатанные нервы пришли в порядок. Синие пятна перед глазами исчезли. Что это? Клин клином или же подействовал «Черный Саймон»? Боб спрятал телефон и не стал ломать голову над этим вопросом, у него сейчас были более важные проблемы. Впереди показалось здание Первого Плобитаунского телевизионного канала с огромной неоновой вывеской на гранитном фасаде «ППК».

Флаер замедлил скорость полета, перестроился в нижний ряд и стал аккуратно заходить на посадку. Взлетно-посадочная площадка на крыше небоскреба, освещенная мощными прожекторами, приближалась. На ее расчерченной на посадочные сектора поверхности уже стояло несколько десятков летательных аппаратов.

Прибытия Боба Даркмана ожидали. Когда флаер приземлился, к нему подбежали несколько человек. Один открыл дверцу, другой помог Даркману выйти из машины. Вокруг засуетился технический персонал. Какие-то люди давали Даркману какие-то бумажки. Незнакомая женщина безуспешно пыталась застегнуть Бобу костюм на животе. Другая особа кисточкой для макияжа замахала перед его носом. Все приготовления сопровождал неугомонный гвалт. Боб Даркман растерялся, его подхватили и, не давая опомниться, повлекли за собой внутрь помещений телестудии.

До начала передачи оставалось несколько минут. Боба Даркмана привели в гримерную. Большая часть персонала осталась за дверями. Даркманом занялись лишь две женщины-гримерши. Они усадили его в кресло перед зеркалом и стали колдовать над его внешним видом. Приятные, осторожные прикосновения макияжных кисточек успокоили Боба, он закрыл глаза и расслабился. Есть несколько минут, чтобы придумать, о чем говорить.

Действительно, Боб, что ты скажешь избирателям?

То, на что ты рассчитывал, ввязываясь в эту игру, сорвалось. У тебя нет ни эпидетермической бомбы, ни друга, обещавшего достать ее Твой козырь оказался в других руках. Боб, тебе нечего сказать. Ты уже проиграл.

Поглаживания кисточек по лицу прекратились. Даркман открыл глаза и посмотрел в зеркало. В отражении, за спинкой кресла вместо гримерши он увидел Джеймса Хэнка — комиссара полиции. От неожиданности Боб вздрогнул. Это не ускользнуло от цепкого взгляда комиссара.

— Не пугайся, Боб, я пришел пока не для того, чтобы надеть на тебя наручники, — сказал комиссар. — Хотя… Все может быть. Что будет дальше, зависит только от тебя, Боб.

Джеймс Хэнк положил руки на плечи Боба Даркмана и, пристально глядя через зеркало в глаза Даркмана, принялся делать ему массаж.

— У меня есть красная папка, в которой сотни фактов твоей связи с Фаризетти: саботаж, контрабанда, незаконные финансовые операции, убийства… Расслабься, Боб, ты слишком напряжен

Этого хватит, чтобы засадить тебя минимум лет на десять, при условии, что судья будет в добродушном настроении, — продолжал комиссар. — Ты знаешь, что значит десять лет на рудниках в поясе астероидов? Я тебе напомню. В первый год у тебя выпадают волосы и зубы. Во второй кожа покрывается язвами. На третий происходит деградация внутренних тканей. Пять лет на рудниках никто не живет, Боб. Никто. Подумай, Боб, сможешь ли ты продержаться десять?

А ведь ты можешь избежать этого. — Комиссар нагнулся и зашептал в самое ухо Боба Даркмана: — Сними свою кандидатуру в мою пользу, и я забуду о существовании красной папки. Когда я стану мэром, ты пройдешь свидетелем по делу Фаризетти. Ты снова сделаешься честным человеком. Мы даже сможем стать друзьями, Боб.

От последних слов Даркмана передернуло. Комиссар улыбнулся ему в зеркало.

— Расслабься, Боб, ты слишком напряжен. — После этих слов комиссар исчез так же незаметно, как и появился.

Вошла гримерша и вновь стала пудрить Даркману лицо, видимо, ей не понравился его бледный цвет.

Боб Даркман закрыл глаза, но на этот раз он думал не над тем, что скажет своим избирателям, а над тем, что лучше: сгнить на рудниках в поясе астероидов или умереть с перерезанным опасной бритвой горлом.

Если все было бы так просто!

— Боб! — раздался чей-то голос над его ухом. Даркман открыл глаза. На этот раз за спинкой кресла стоял Леон Смайлз, он улыбался.

— Хорошо, что я тебя встретил до начала передачи, Боб, — произнес начальник службы безопасности. — Мне не хотелось бы это говорить при свидетелях… — Леон Смайлз нагнулся к тому же самому уху, в которое минуту назад шептал комиссар полиции. — Как поживает твой друг Лу? Как у него настроение после покушения на Ивана Штиха? А где ты сам был в это время, Боб?

Боб Даркман молчал, но Смайлзу не нужны были ответные слова.

— Знаю, знаю, ты не причастен к этому делу. — Он похлопал Даркмана по плечу. — Но скажи мне, Боб, по секрету: Пьер Хилдрет вернулся назад или пропал где-то в Энвантиненте? Что, Боб, не получилось? Ну-ну, ничего, ты сделал рискованную ставку, игра стоила свеч, я понимаю. Только ты задумывался, что теперь тебя ждет? Я скажу, что тебя ждет впереди — тюрьма, Боб, в лучшем случае тюрьма. Фаризетти не любит неудачников. Я предлагаю тебе сделку: честную жизнь в обмен на голоса. Ты снимешь свою кандидатуру в мою пользу и дашь показания на Фаризетти. Это твой единственный шанс, Боб. Больше я тебе этого предлагать не буду.

Пространство за гримерным креслом опустело. Леон Смайлз исчез. Даркмана охватило отчаяние из-за безнадежности того положения, в котором он оказался, и никакого выхода он не видел.

— Боб Даркман? — В гримерную вбежал молодой человек в наушниках и с микрофоном. — В студию! Быстро! Быстро! Ждем только вас. Эфир через две минуты!

Он бесцеремонно вытряхнул Даркмана из гримерного кресла и, подталкивая в спину, направил по коридору к дверям студии.

— Живее! Живее! — Молодой человек распахнул дверь и втолкнул в нее Боба Даркмана.

Даркмана ослепили сотни ярких ламп, ему понадобилось несколько секунд, чтобы привыкнуть к свету. После чего он смог разглядеть большую круглую комнату, одну половину которой занимала сцена с подковообразным столом, а другую телевизионная аппаратура: стационарные камеры, прожектора, мониторы. За аппаратурой находилась стеклянная стена с кабинами режиссеров, операторов и технического персонала. Там шла предэфирная суета.

За подковообразным столом на сцене уже сидели ведущий программы и два кандидата в мэры. Они сидели по правую руку от ведущего, занявшего позицию в центре. Первым сидел Леон Смайлз, вторым Джеймс Хэнк. Два кресла по левую руку от ведущего были свободны.

К Даркману подпорхнула ассистентка режиссера и усадила на дальний от ведущего стул, перед которым на столе красовалась табличка «Боб Даркман». Перед пустым стулом, отделявшим Даркмана от ведущего, стояла табличка «Герб Кримсон», но самого нынешнего мэра Плобитауна нигде не было видно. Ассистентка прицепила на лацкан пиджака Даркмана миниатюрный микрофон и упорхнула на другую половину студии.

Боб оказался лицом к лицу с обоими силовиками. Хэнк подмигнул Бобу, а Смайлз улыбнулся. Боб механически кивнул им в ответ.

— Господа, пошел отсчет до прямого эфира, — предупредил ведущий. На большом табло под потолком в обратном порядке побежали цифры от шестидесяти до одного.

— Прошу вас соблюдать закон о выборах и корректность в выражениях, — напомнил ведущий, обращаясь к кандидатам. — Десять секунд до включения.

Десять секунд истекли, и на мониторах, стоящих перед кандидатами, чтобы участники передачи могли видеть, что передается в эфир, побежала заставка.

— Уважаемые телезрители, мы начинаем передачу «Круглый стол» с кандидатами на пост главы Плобитауна. Это последняя передача, посвященная предвыборной борьбе, завтра день выборов и любая агитация запрещена. Разрешите представить вам участников передачи: Джеймс Хэнк — комиссар нашего города, Леон Смайлз — начальник службы безопасности, это пустое кресло должен был сейчас занимать нынешний мэр города — Герб Кримсон, но он отказался от участия в нашей передаче, и, наконец, Боб Даркман — председатель Профсоюза докеров. Напомню всем план передачи: вначале вступительное слово каждого из кандидатов, затем дебаты, ответы на вопросы и в завершение заключительное слово. Так как Герб Кримсон отказался от участия в «Круглом столе», времени должно хватить на все. Итак, приступим. Первым слово дается кандидату на пост мэра города Плобитаун Джеймсу Хэнку. У вас есть три минуты, господин Хэнк.

— Спасибо, но… — комиссар скромно откашлялся в кулак, — но мне кажется, что у господина Даркмана есть очень важное заявление. Пусть он выступит первым.

— По жребию после вас должен выступать господин Смайлз…

— Я не против, чтобы Боб Даркман выступал первым со своим заявлением, — прервал ведущего Смайлз. — Заявление господина Даркмана действительно настолько важное, что с моей стороны было бы безнравственно не уступить ему слово.

— Ну, раз все кандидаты согласны, слово дается кандидату на пост мэра города Плобитаун господину Бобу Даркману.

Автоматические телекамеры взяли крупный план председателя Профсоюза докеров. Боб увидел свое крупное лицо в мониторах перед собой. Экраны были покрыты масштабной сеткой с толстыми линиями, показывающими центр кадра, отчего Даркману показалось, что он видит себя со стороны в прицел снайперской винтовки. Сейчас на него смотрят миллионы во всех уголках Плобитауна. От того, что он сейчас скажет, зависит его жизнь.

Напротив в ожидании замерли Хэнк и Смайлз. Даркман посмотрел в их горящие глаза.

— Мои друзья Джеймс Хэнк и Леон Смайлз абсолютно правы, — произнес Даркман. — Я действительно должен сделать очень важное заявление. Несколько минут назад Джеймс Хэнк и Леон Смайлз показали мне неопровержимые доказательства преступной деятельности человека, которого я всегда считал своим другом. Мне тяжело об этом говорить, — Боб Даркман удрученно вздохнул, — но Луи Фернандо Фаризетти оказался преступником. Да, улики неопровержимы — Фаризетти занимался противоправной деятельностью. И что самое печальное — это то, что этот человек для достижения своих целей использовал меня, мое хорошее отношение к нему. Он пользовался моим доверием, чтобы за моей спиной проворачивать грязные махинации. Но, к счастью, у меня есть настоящие друзья — это комиссар полиции Джеймс Хэнк и начальник службы безопасности Леон Смайлз. — Даркман широким жестом руки показал на сидящих напротив. Камера моментально взяла силовиков крупным планом. Те утвердительно закивали головами. — Эти люди, чей самоотверженный труд по искоренению преступности известен всем, помогли мне вовремя разобраться в двуличности Луи Фернандо Фаризетти. Я решил выступить свидетелем в деле против Луи Фернандо Фаризетти. И не стоит меня отговаривать. Прекрасно осознавая всю серьезность этого шага, который подвергает мою жизнь опасности, я иду на него.

Прежде чем я сделаю само заявление, я хочу поблагодарить моих друзей: Джеймса и Леона. Спасибо вам. Если бы не вы, я бы до сих пор оставался в неведении. Вы оба достойны стать мэром нашего города.

Боб Даркман закрыл лицо руками и замолчал. Воцарилась неловкая пауза, выдержав которую до конца Боб отнял руки от лица и напрямую обратился к комиссару полиции и начальнику службы безопасности:

— Хэнк, Леон, скажите мне, как другу, ведь я еще не успел по своему неведению совершить никакого преступления?

— Ну… что ты… — Хэнк, который первым взял слово, растерялся. Комиссар был далеко не глупый человек и прекрасно понимал, что Даркман пытается выторговать себе индульгенцию в прямом эфире. Если Хэнк сейчас скажет, что Боб виновен, то, когда тот снимет свою кандидатуру в пользу комиссара, автоматически вина Боба Даркмана переляжет на самого Хэнка. А если Хэнк сейчас скажет, что Боб невиновен, то потом осудить его будет очень непросто. Надо было на что-то решаться. И Хэнк решился, ему все-таки были чертовски необходимы голоса «докеров» Боба Даркмана. — Конечно, нет, Боб. Ты и сам знаешь, что все, что ты совершил, поправимо. В твоих действиях нет состава преступления, Боб. Ты вовремя опомнился, иначе ты бы уже сидел в наручниках, я сам бы защелкнул их у тебя на запястьях, поверь мне.

— Да, Боб, — вступил в разговор Леон Смайлз, — ты бы уж точно, если бы и был в чем виноват, сидел не здесь, а за стальной решеткой. — Леон, пользуясь правом второго голоса, решил перехватить инициативу у комиссара, ему тоже были необходимы голоса «докеров» Боба Даркмана. — Ты абсолютно ни в чем не виновен, это я тебе как начальник службы безопасности говорю. Ты же не ведал, что за деньги у Фаризетти. Если бы уже действовала глобальная система наблюдения, то все бы знали, что ты ни в чем не виновен.

— Спасибо вам, — растроганно поблагодарил Боб Даркман. — Но тем не менее я должен сделать заявление. — Все присутствующие в студии затаили дыхание. — Я — Боб Даркман, в сложившихся обстоятельствах не вправе продолжать предвыборную борьбу за пост мэра города Плобитаун. Моя совесть не позволяет мне этого делать. Надеюсь на понимание со стороны тех, кто выдвигал меня кандидатом. Мэр города — это олицетворение кристальной честности и добропорядочности, его репутация должна быть не запятнана сомнительными связями. Я снимаю свою кандидатуру. Мне это решение далось непросто, но как честный человек и законопослушный гражданин я должен так поступить. Всех, кто готов был голосовать за меня, я призываю отдать голоса тому, кто продолжит политику защиты прав трудящихся, развития экономики и демократических институтов нашего общества, — я призываю своих сторонников голосовать за нынешнего мэра города Герба Кримсона!

С последними словами Боб Даркман отцепил от лацкана пиджака микрофон, встал и молча вышел из студии.