"ТАЙНЫ ЛУННОЙ ГОНКИ" - читать интересную книгу автора (Караш Юрий Юрьевич)

И вновь «всемирный» подход…

На этот раз Кеннеди решил действовать иначе и вернуться к казалось бы не оправдавшей себя тактике Эйзенхауэра в организации космического сотрудничества, а именно, использовать механизм ООН для недопущения милитаризации космоса. Подход этот, получивший название «всемирного» (all-nation), наглядно проявился в выступлении Кеннеди перед Генеральной ассамблеей ООН 25 сентября 1961 г. Суть его, с точки зрения американских национальных интересов, заключалась в следующем: Америка станет ведущей космической державой за счет главной роли, которую она сыграет в объединении усилий разных стран в области освоения космического пространства. То, что предшественник Кеннеди не смог ничего достичь на данном направлении, не остановило молодого президента. Очевидно, некоторые дипломатические новшества Белого дома, касающиеся международной космической деятельности, давали Кеннеди надежду на успех.

После венского саммита на формирование политики США в отношении СССР оказывал заметное влияние госсекретарь Дин Ачесон. По его мнению, Советский Союз должен чувствовать «твердую американскую руку» до тех пор, пока не смягчит свою позицию по Западному Берлину. Ачесон не рекомендовал руководству Соединенных Штатов обращаться к советским коллегам с какими-либо предложениями о сотрудничестве, ибо Кремль мог расценить их как проявление слабости со стороны США[214]. Понятно, что в подобных условиях Вашингтон не мог сделать Москве прямое предложение о сотрудничестве.

Но если нельзя напрямую, то можно попробовать косвенно, через ООН. В Белом доме так и решили поступить. Правда, учли при этом предшествующий опыт.

Во-первых, Соединенные Штаты согласились с существованием связи между сотрудничеством в космосе и разоружением, то есть с тем, на чем настаивал Советский Союз. Хотя рассматривали они эту связь как бы с другого конца: с их точки зрения, именно успешное партнерство могло стать прологом к разоружению. Как отметил постоянный представитель США при ООН Адлай Стивенсон, «если мы без промедления сможем начать [сотрудничать], это послужит основой для ослабления напряженности, а также облегчит продвижение к общему и полному разоружению»[215].

Во-вторых, американское предложение преследовало цель не только «сохранить космическое пространство для мирного использования», но также «установить глобальную систему спутников связи, объединившую бы весь мир с помощью телеграфа, телефона, радио и телевидения»[216]. Это было четкое следование рекомендациям группы Росси, советовавшей сотрудничать в «проектах, участники которых смогли бы избежать глубокого привлечения собственных ресурсов для их осуществления, а соответственно и связанных с этим трудностей».

Наконец, администрация Кеннеди, хоть и с трибуны ООН, но признала особую роль СССР и США в международном сотрудничестве в космосе, подчеркнув тем самым двухполюсной характер мировой космической деятельности. США пошли на компромисс в рамках Комитета по использованию космического пространства в мирных целях с тем, чтобы согласиться с требованием СССР, а именно: члены данного комитета должны принимать решения не голосованием, а на основе консенсуса. Напомним, что причина, по которой Советский Союз настаивал на этом, состояла в несправедливой, по мнению Кремля, расстановке сил внутри комитета — среди его членов было 12 «западных» стран, 5 — нейтральных и 7 — коммунистических. Таким образом, несмотря на достижения в космосе, СССР имел вполне реальные шансы оказаться в меньшинстве при голосовании.

Причина, по которой США пошли на компромисс, была выражена в выступлении представителя Австралии при ООН господина Плимсоли. Он сказал, что «с практической точки зрения соглашение между Советским Союзом и Соединенными Штатами желательно, а во многих случаях — и необходимо, если мы хотим, чтобы международная кооперация, да и решения Соединенных Штатов, имели бы какой-нибудь практический эффект»[217]. Суть же компромисса состояла в следующем: комитет будет стремиться выработать решение методом консенсуса и прибегать к голосованию лишь в том случае, если консенсуса достигнуть не удалось[218]. Во многом благодаря этому шагу предложенная Соединенными Штатами резолюция 1721 (XVI) под названием «Международное сотрудничество в деле мирного освоения космического пространства» была единодушно одобрена 20 декабря 1961 г.[219] Ее значение выходит за рамки вклада в предотвращение милитаризации космоса. Резолюция эта стала первым реальным результатом почти трехлетней деятельности ООН в области регулирования использования космического пространства[220].

Тот факт, что Советский Союз согласился с данным документом, стал для многих свидетельством нового подхода СССР к сотрудничеству в космосе, в частности, с США. Во-первых, Советский Союз принял выдвинутую США инициативу. Во-вторых, не возражал против того, чтобы отделить вопросы космического партнерства от вопросов разоружения. В-третьих, СССР согласился с резолюцией, призывающей к международному сотрудничеству в космосе в областях, где Соединенные Штаты, а не Советский Союз, «были готовы к тому, чтобы играть ведущую роль, а именно — использование спутников в развертывании глобальных систем наблюдения за погодой и связи»[221].

Впрочем, помимо определенной гибкости, продемонстрированной администрацией Кеннеди в отношении СССР, была и еще одна причина, по которой Кремль в целом согласился с американским подходом к международному сотрудничеству в космосе. Обостряющийся конфликт между Москвой и Пекином, одновременно с растущей зависимостью СССР от поставок зерна из США, вынуждали советское руководство смягчать жесткость конфронтационного тона в диалоге с Белым домом.

Следующим шагом Кремля, намекающим на его согласие, по меньшей мере, рассмотреть вопрос о сотрудничестве, стала поздравительная телеграмма, которую Хрущев направил Кеннеди 21 февраля по случаю полета Джона Гленна[222].

В этой телеграмме он признал, что если Советский Союз и США «…объединят свои усилия — научно-технические и материальные, для покорения Вселенной, это будет чрезвычайно благоприятно для прогресса науки и будет с радостью воспринято всеми людьми, которые хотели бы видеть, как научные достижения идут на благо человеку, а не служат холодной войне и гонке вооружений»[223].

Готовность Кеннеди перевести разговоры о советско-американском космическом партнерстве в практическую плоскость была продемонстрирована скоростью, с какой он откликнулся на телеграмму Хрущева. В ответном послании президента, в частности, говорилось:

23 февраля помощник президента по национальной безопасности МакДжордж Банди направил госсекретарю меморандум № 129 по действиям в области национальной безопасности (National Security Action Memorandum), предписывающий государственному департаменту вместе с НАСА, отделом науки Белого дома, а также Национальным советом по аэронавтике и космосу «как можно скорее подготовить» новые предложения, о которых шла речь в ответе президента Хрущеву, а также «рекомендации, как лучше начать обсуждение данных вопросов с советскими представителями»[225]. Стремясь предотвратить возможную обиду со стороны Уэбба («как же так, госдеп — организация, в компетенции которой общие политические вопросы, «задает тон» в разработке рекомендаций по космосу, а моя организация — НАСА, профессионально занимающаяся космической деятельностью — лишь „подпевает"»), Банди направил отдельный меморандум и главе аэрокосмического агентства. В нем, в частности, объяснялось: просьба была адресована в первую очередь госдепу по той причине, что ее выполнение связано с международными переговорами. Но при этом, подчеркнул Банди, Кеннеди хочет, чтобы Вы знали, «как хорошо он понимает центральную роль Вашей организации в решении данного вопроса». Более того (тут Банди уже перешел на «доверительный шепот», насколько это было возможно в письменной форме), президент попросил его передать кое-что Уэббу в «частном порядке»: Кеннеди отдает себе отчет, что «с такого рода сотрудничеством связано множество проблем, как и то, что у Вас голова переполнена проектами, осуществление которых не должно ни остановиться, ни замедлиться». Это явный намек на развертывание программы «Аполлон». Однако, как отмечает Банди, «если мы сможем ясно дать понять, что намерены энергично и прямо добиваться сотрудничества с Советами в данной сфере, это может принести нам реальную политическую выгоду. Не исключено, что прогресс в данном направлении автоматически окажет смягчающий воздействие на Берлинский кризис». «По этой причине, — высказал свое предположение Банди, — президент надеется, что Вы призовете Ваших людей проявить немного творчества, чтобы найти хорошие проекты (для сотрудничества с СССР. — Ю. К.)»[226].

Уже 6 марта госсекретарь Раск отправил Кеннеди черновик письма Хрущеву, который содержал «ряд конкретных предложений,…сформулированных таким образом, чтобы Советам было легче дать положительный ответ». «Если Вы одобрите данное письмо, — продолжал Раск, — мы вскоре доставим его [адресату]… и в течение довольно длительного времени не будем предавать его огласке, чтобы у Советов была возможность дать нам обдуманный ответ. Мы, тем не менее, в конфиденциальной форме проинформируем несколько заинтересованных стран об этом шаге»[227].

Кеннеди одобрил письмо, которое 7 марта было отправлено Хрущеву. В послании содержался ряд проектов, в рамках которых США и СССР могли бы объединить свои усилия, в том числе: а) метеорологические спутники; б) взаимное предоставление услуг, связанных со слежением за космическими объектами, или, проще говоря, сотрудничество советских и американских НИПов — наземных измерительных пунктов; в) составление магнитного поля Земли из космоса; г) обмен информацией по спутникам связи, а также д) совместные работы в области космической медицины.

Как видно из письма, Кеннеди не повторил своего предложения Хрущеву сделать лунную пилотируемую программу совместным советско-американским предприятием. Это неудивительно — НАСА, политические круги США, аэрокосмическая индустрия Америки да и общественное мнение этой страны все больше и больше предпочитали видеть отношения Советского Союза и Соединенных Штатов в космосе в форме гонки, а не партнерства. Но даже если бы Кеннеди и сделал подобное предложение — насколько велика была бы вероятность положительного ответа Хрущева? Рискну предположить, что не очень. В начале 1962 г. Советский Союз тоже начал понемногу втягиваться, хоть и довольно неуклюже (об этом речь чуть дальше), в «лунную гонку». После околоземной орбиты Луне предстояло стать главной ареной для продолжающегося «состязания» в космосе двух стран, а дух соперничества, как известно, плохо сочетается с духом сотрудничества.

Впрочем, умолчав о лунной экспедиции, Кеннеди вместе с тем оставил возможности и для расширения партнерства за пределы, обозначенные в его письме: «Помимо этих конкретных проектов, мы готовы обсудить и более широкое сотрудничество в куда более грандиозных проектах, которые должны быть предприняты в области освоения космического пространства. Задачи, которые придется при этом решать, столь сложны, а риск для храбрецов, занимающихся освоением космоса, столь велик, что мы обязаны по велению совести использовать каждую возможность, чтобы совместными усилиями, в том числе и финансовыми, решать эти задачи с целью уменьшения риска»[228].

В своем послании Кеннеди намекнул на возможность будущего сотрудничества СССР и США в области «пилотируемого и беспилотного исследования космоса», в частности изучения лунной поверхности автоматическими средствами. Не исключил он даже «взаимное определение шагов, которые необходимо предпринять в развитии всестороннего научного исследования Марса и Венеры, включая рассмотрение возможного использования пилотируемых полетов в осуществлении подобных программ». Наконец, президент вновь подчеркнул, что рассматривает сотрудничество в космосе в первую очередь как взаимодействие между Советским Союзом и Соединенными Штатами: «По мере достижения соглашений между нами по каким-либо элементам этих или подобных им программ, предлагаю информировать об этом Комитет ООН по использованию космического пространства в мирных целях». Как видно, глава Белого дома предложил лишь post factum ставить ООН в известность о советско-американской космической деятельности, не более того[229].