"Рассказы" - читать интересную книгу автора (Сотник Юрий Вячеславович)ГАДЮКАМимо окна вагона проплыл одинокий фонарь. Поезд остановился. На платформе послышались торопливые голоса: – Ну, в час добрый! Смотри из окна не высовывайся! – Не буду, бабушка. – Как приедешь, обязательно телеграмму!.. Боря, слышишь? Мыслимое ли дело такую пакость везти! Поезд тронулся. – До свиданья, бабушка! – Маму целуй. Носовой платок я тебе в карман... Старичок в панаме из сурового полотна негромко заметил: – Так-с! Сейчас, значит, сюда пожалует Боря. Дверь отворилась, и Боря вошел. Это был мальчик лет двенадцати, упитанный, розовощекий. Серая кепка сидела криво на его голове, черная курточка распахнулась. В одной руке он держал бельевую корзину, в другой – веревочную сумку с большой банкой из зеленого стекла. Он двигался по вагону медленно, осторожно, держа сумку на почтительном расстоянии от себя и не спуская с нее глаз. Вагон был полон. Кое-кто из пассажиров забрался даже на верхние полки. Дойдя до середины вагона, Боря остановился. – Мы немного потеснимся, а молодой человек сядет здесь, с краешку, – сказал старичок в панаме. – Спасибо! – невнятно проговорил Боря и сел, предварительно засунув свой багаж под лавку. Пассажиры исподтишка наблюдали за ним. Некоторое время он сидел смирно, держась руками за колени и глубоко дыша, потом вдруг сполз со своего места, выдвинул сумку и долго рассматривал сквозь стекло содержимое банки. Потом негромко сказал: "Тут", убрал сумку и снова уселся. Многие в вагоне спали. До появления Бори тишина нарушалась лишь постукиванием колес да чьим-то размеренным храпом. Но теперь к этим монотонным, привычным, а потому незаметным звукам примешивался странный непрерывный шорох, который явно исходил из-под лавки. Старичок в панаме поставил ребром на коленях большой портфель и обратился к Боре: – В Москву едем, молодой человек? Боря кивнул. – На даче были? – В деревне. У бабушки. – Так, так!.. В деревне. Это хорошо. – Старичок немного помолчал. – Только тяжеленько, должно быть, одному. Багаж-то у вас вон какой, не по росту. – Корзина? Нет, она легкая. – Боря нагнулся зачем-то, потрогал корзину и добавил вскользь: – В ней одни только земноводные. – Как? – Одни земноводные и пресмыкающиеся. Она легкая совсем. На минуту воцарилось молчание. Потом плечистый рабочий с темными усами пробасил: – Это как понимать: земноводные и пресмыкающиеся? – Ну, лягушки, жабы, ящерицы, ужи... – Бррр, какая мерзость! – сказала пассажирка в углу. Старичок побарабанил пальцами по портфелю: – Н-да! Занятно!.. И на какой же предмет вы их, так сказать... – Террариум для школы делаем. Двое наших ребят самый террариум строят, а я ловлю. – Чего делают? – спросила пожилая колхозница, лежавшая на второй полке. – Террариум, – пояснил старичок, – это, знаете, такой ящик стеклянный, вроде аквариума. В нем и содержат всех этих... – Гадов-то этих? – Н-ну да. Не гадов, а земноводных и пресмыкающихся, выражаясь научным языком. – Старичок снова обратился к Боре: – И... и много, значит, у вас этих земноводных? Боря поднял глаза и стал загибать пальцы на левой руке: – Ужей четыре штуки, жаб две, ящериц восемь и лягушек одиннадцать. – Ужас какой! – донеслось из темного угла. Пожилая колхозница поднялась на локте и посмотрела вниз на Борю. – И всех в школу везешь? – Не всех. Мы половину ужей и лягушек на тритонов сменяем в соседней школе. – Ужотко попадет тебе от учителей... Боря передернул плечами и снисходительно улыбнулся: – "Попадет"! Вовсе не попадет. Наоборот, даже спасибо скажут. – Раз для ученья, стало быть, не попадет, – согласился усатый рабочий. Разговор заинтересовал других пассажиров: из соседнего отделения вышел молодой загорелый лейтенант и остановился в проходе, положив локоть на вторую полку; подошли две девушки-колхозницы, громко щелкая орехи; подошел высокий лысый гражданин в пенсне; подошли два ремесленника. Боре, как видно, польстило такое внимание. Он заговорил оживленнее, уже не дожидаясь расспросов: – Вы знаете, какую мы пользу школе приносим... Один уж в зоомагазине семь пятьдесят стоит, да еще попробуй достань! А лягушки... Пусть хотя бы по трешке штука, вот и тридцать три рубля... А самый террариум!.. Если такой в магазине купить, рублей пятьсот обойдется. А вы говорите "попадет"! Пассажиры смеялись, кивали головами. – Молодцы! – А что вы думаете! И в самом деле пользу приносят. – И долго ты их ловил? – спросил лейтенант. – Две недели целых. Утром позавтракаю – и сразу на охоту. Приду домой, пообедаю – и опять ловить, до самого вечера. – Боря снял кепку с головы и принялся обмахиваться ею, – С лягушками и жабами еще ничего... и ящерицы часто попадаются, а вот с ужами... Я раз увидел одного, бросился к нему, а он – в пруд, а я не удержался – и тоже в пруд. Думаете, не опасно? – Опасно, конечно, – согласился лейтенант. Почти весь вагон прислушивался теперь к разговору. Из всех отделений высовывались улыбающиеся лица. Когда Боря говорил, наступала тишина. Когда он умолкал, отовсюду слышались приглушенный смех и негромкие слова: – Занятный какой мальчонка! – Маленький, а какой сознательный! – Н-нда-с! – заметил старичок в панаме. – Общественно полезный труд. В наше время, граждане, таких детей не было. Не было таких детей! – Я еще больше наловил бы, если бы не бабушка, – сказал Боря. – Она их до смерти боится. – Бедная твоя бабушка! – Я и так ей ничего про гадюку не сказал. – Про кого? – Про гадюку. Я ее четыре часа выслеживал. Она под камень ушла, а я ее ждал. Потом она вылезла, я ее защемил... – Стало быть, и гадюку везешь? – перебил его рабочий. – Ага! Она у меня в банке, отдельно. – Боря махнул рукой под скамью. – Этого еще недоставало! – простонала пассажирка в темном углу. Слушатели несколько притихли. Лица их стали серьезнее. Только лейтенант продолжал улыбаться. – А может, это и не гадюка? – спросил он. – "Не гадюка"! – возмутился Боря. – А что же тогда, по-вашему? – Еще один уж. – Думаете, я ужа отличить не могу? – А ну покажи! – Да оставьте! – заговорили кругом. – Ну ее! – Пусть, пусть покажет. Интересно. – Ну что там интересного! Смотреть противно! – А вы не смотрите. Боря вытащил из-под лавки сумку и опустился перед ней на корточки. Стоявшие в проходе расступились, сидевшие на скамьях приподнялись со своих мост и вытянули шеи, глядя на зеленую банку. – Сорок лет прожил, а гадюку от ужа не сумею отличить, – сказал гражданин в пенсне. – Вот! – наставительно отозвался старичок. – А будь у вас в школе террариум, тогда смогли бы. – Уж возле головы пятнышки такие желтые имеет, – сказал Боря, заглядывая сбоку внутрь банки. – А у гадюки таких пятнышек... – Он вдруг умолк. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. – У гадюки... у гадюки таких пятнышек... – Он опять не договорил и посмотрел на банку с другой стороны. Потом заглянул под лавку. Потом медленно обвел глазами пол вокруг себя. – Что, нету? – спросил кто-то. Боря поднялся. Держась руками за колени, он все еще смотрел на банку. – Я... я совсем недавно ее проверял... Тут была... Пассажиры безмолвствовали. Боря опять заглянул под скамью: – Тряпочка развязалась. Я ее очень крепко завязал, а она... видите? Тряпочка никого не интересовала. Все опасливо смотрели на пол и переступали с ноги на ногу. – Черт знает что! – процедил сквозь зубы гражданин в пенсне. – Выходит, что она здесь где-то ползает. – Н-да! История! – Ужалит еще в тесноте! Пожилая колхозница села на полке и уставилась на Борю: – Что же ты со мной сделал! Милый! Мне сходить через три остановки, а у меня вещи под лавкой. Как я теперь за ними полезу? Боря не ответил. Уши его окрасились в темно-красный цвет, на физиономии выступили капельки пота. Он то нагибался и заглядывал под скамью, то стоял, опустив руки, машинально постукивая себя пальцами по бедрам. – Доигрались! Маленькие! – воскликнула пассажирка в темном углу. – Тетя Маша! А, теть Маш! – крикнула одна из девушек. – Ну? – донеслось с конца вагона. – Поаккуратней там. Гадюка под лавками ползает. – Что-о? Какая гадюка? В вагоне стало очень шумно. Девушка-проводница вышла из служебного отделения, сонно поморгала глазами и вдруг широко раскрыла их. Двое парней-ремесленников подсаживали на вторую полку опрятную старушку: – Давай, давай, бабуся, эвакуируйся! На нижних скамьях, недавно переполненных, теперь было много свободных мест, зато с каждой третьей полки свешивались по нескольку пар женских ног. Пассажиры, оставшиеся внизу, сидели, поставив каблуки на противоположные скамьи. В проходе топталось несколько мужчин, освещая пол карманными фонарями и спичками. Проводница пошла вдоль вагона, заглядывая в каждое купе: – В чем дело? Что тут такое у ваг? Никто ей не ответил. Со всех сторон слышались десятки голосов, и возмущенных и смеющихся: – Из-за какою-то мальчишки людям беспокойства сколько! – Миша! Миша, проспись, гадюка у нас! – А? Какая станция? Внезапно раздался истошный женский визг. Мгновенно воцарилась тишина, и в этой тишине откуда-то сверху прозвучал ласковый украинский говорок: – Та не боитесь! Це мий ремешок на вас упал. Боря так виновато помаргивал светлыми ресницами, что проводница уставилась на него и сразу спросила: – Ну?.. Чего ты здесь натворил? – Тряпочка развязалась... Я ее завязал тряпочкой, а она... – Интересно, какой это педагог заставляет учеников возить ядовитых змей! – сказал гражданин в пенсне. – Меня никто не заставлял... – пролепетал Боря. – Я... я сам придумал, чтобы ее привезти. – Инициативу проявил, – усмехнулся лейтенант. Проводница поняла все. – "Сам, сам"! – закричала она плачущим голосом – Лезь вот теперь под лавку и лови! Как хочешь, так и лови! Я за тебя, что ли, полезу? Лезь, говорю! Боря опустился на четвереньки и полез под лавку. Проводница ухватилась за его ботинок и закричала громче прежнего: – Ты что? С ума сошел... Вылезай! Вылезай, тебе говорят! Боря всхлипнул под лавкой и слегка дернул ногой: – Сам... сам упустил... сам и... найду. – Довольно, друг, не дури, – сказал лейтенант, извлекая охотника из-под лавки. Проводница постояла, повертела в растерянности головой и направилась к выходу: – Пойду старшему доложу. Она долго не возвращалась. Пассажиры устали волноваться. Голоса звучали реже, спокойнее. Лейтенант, двое ремесленников и еще несколько человек продолжали искать гадюку, осторожно выдвигая из-под сидений чемоданы и мешки. Остальные изредка справлялись о том, как идут у них дела, и беседовали о ядовитых змеях вообще. – Что вы мне рассказываете о кобрах! Они на юге живут. – ...перевязать потуже руку, высосать кровь, потом прижечь каленым железом. – Спасибо вам! "Каленым железом"! Пожилая колхозница сетовала, ни к кому не обращаясь: – Нешто я теперь за ними полезу!.. В сорок четвертом мою свояченицу такая укусила. Две недели в больнице маялась. Старичок в панаме сидел уже на третьей полке. – Дешево отделалась ваша свояченица. Укус гадюки бывает смертелен, – хладнокровно отозвался он. – Есть! Тут она! – вскрикнул вдруг один из ремесленников. Казалось, сам вагон облегченно вздохнул и веселее застучал колесами. – Нашли? – Где "тут"? – Бейте ее скорей! Присевшего на корточки ремесленника окружило несколько человек. Толкаясь, мешая друг другу, они заглядывали под боковое место, куда лейтенант светил фонариком. – Под лавкой, говорите? – спрашивали их пассажиры. – Ага! В самый угол заползла. – Как же ее достать? – Трудненько! – Ну, что вы стоите? Уйдет! Явился старший, и с ним девушка-проводница. Старший нагнулся и, не отрывая глаз от темного угла под лавкой, помахал проводнице отведенной в сторону рукой: – Кочережку!.. Кочережку! Кочережку неси! Проводница ушла. Вагон притих в ожидании развязки. Старичок в панаме, сидя на третьей полке, вынул часы: – Через сорок минут Москва. Незаметно время прошло. Благодаря... гм... благодаря молодому человеку. Кое-кто засмеялся. Все собравшиеся вокруг ремесленника посмотрели на Борю, словно только сейчас вспомнили о нем. Он стоял в сторонке, печальный, усталый, и медленно тер друг о дружку испачканные ладони. – Что, друг, пропали твои труды? – сказал лейтенант. – Охотился, охотился, бабушку вконец допек, а сейчас этот дядя возьмет да и ухлопает кочергой твое наглядное пособие. Боря поднял ладонь к самому носу и стал соскребать с нее грязь указательным пальцем. – Жалко, охотник, а? – спросил ремесленник. – Думаете, нет! – прошептал Боря. Пассажиры помолчали. – Похоже, и правда нехорошо выходит, – пробасил вдруг усатый рабочий. Он спокойно сидел на своем месте и курил, заложив ногу за ногу, глядя на носок испачканного глиной сапога. – Что – нехорошо? – обернулся старший. – Не для баловства малый ее везет. Убивать-то вроде как и неудобно. – А что с ней прикажете делать? – спросил гражданин в пенсне. – Поймать! "Что делать"! – ответил ремесленник. – Поймать и отдать охотнику. Вошла проводница с кочергой. Вид у нее был воинственный. – Тут еще? Не ушла? Посветите кто-нибудь. Лейтенант осторожно взял у псе кочергу: – Товарищи, может, не будем, а? Помилуем гадюку?.. Посмотрите на мальчонку: ведь работал человек, трудился! Озадаченные пассажиры молчали. Старший воззрился на лейтенанта и покраснел: – Вам смех, товарищ, а нашего брата могут привлечь, если с пассажиром что случится! – А убьете гадюку, вас, папаша, за другое привлекут, – серьезно сказал ремесленник. – "Привлекут"... – протянула проводница. – За что это такое привлекут? – За порчу школьного имущества, вот за что. Кругом дружно захохотали, потом заспорили. Одни говорили, что в школе все равно не станут держать гадюку; другие утверждали, что держат, но под особым надзором учителя биологии; третьи соглашались со вторым, но считали опасным отдавать гадюку Боре: вдруг он снова выпустит ее в трамвае или в метро! – Не выпущу я! Вот честное пионерское, не выпущу! – сказал Боря, глядя на взрослых такими глазами, что даже пожилая колхозница умилилась. – Да не выпустит он! – затянула она жалостливо. – Чай, теперь ученый! Ведь тоже сочувствие надо иметь: другие ребятишки в каникулы бегают да резвятся, а он со своими гадами две недели мытарился. – Н-да! Так сказать, уважение к чужому труду, – произнес старичок в панаме. Гражданин в пенсне поднял голову: – Вы там философствуете... А проводили бы ребенка до дому с его змеей? – Я? Гм!.. Собственно... Лейтенант махнул рукой: – Ну ладно! Я провожу... Где живешь? – На улице Чернышевского живу. – Провожу. Скажи спасибо! Крюк из-за тебя делаю. – Ну как, охотники, убили? – спросил кто-то с другого конца вагона. – Нет. Помиловали, – ответил ремесленник. Старший сурово обвел глазами "охотников": – Дети малые! – Он обернулся к проводнице: – Совок неси. Совок под нее подсунем, а кочережкой прижмем! Неси! – Дети малые! – повторила, удаляясь, проводница. Через десять минут гадюка лежала в банке, а банка, на этот раз очень солидно закрытая, стояла на коленях у лейтенанта. Рядом с лейтенантом сидел Боря, молчаливый и сияющий. До самой Москвы пассажиры вслух вспоминали свои ученические годы, и в вагоне было очень весело. |
||
|