"На школьном дворе" - читать интересную книгу автора (Сотник Юрий Вячеславович)Глава 7Всеобщее молчание длилось так долго, что директор счел нужным разрядить обстановку. Он откинул капюшон и сдернул с головы чулок. То же самое сделал и Федор Болиславович. Эти действия педагогов вызвали обратный эффект: оцепеневшие фигуры оцепенели еще больше, только одна Луиза стянула с себя шапку-ушанку и стала обмахивать ею взмокшую, с куцыми косичками голову. – Так! – приглаживая растрепанные чулком волосы, заговорил Данила Акимович. – Маски вы можете не снимать, меня ваши личности не интересуют, а вот штаны снимайте! Снимайте, снимайте штаны, и я вас сейчас крапивой, как вы Мокееву хотели. Ну, что вы стоите?! Снимайте штаны! И еще несколько секунд продлилось молчание. Потом одна из масок поднесла ладошку тыльной стороной к губам, и оттуда послышалось: – Хи-хи! – Хи-хи-хи! – донеслось из-под черного чулка, владелец которого был одет в женское платье. – Снимайте, говорю, штаны! – повысил голос директор, размахивая пучком крапивы. Тут заговорщик в женском платье сдернул с головы черный чулок, и оказалось, что это эвенк Гриша Иннокентьев. Он сказал, улыбаясь: – Данила Акимович, нам неловко снимать: тут у нас и девочки. Директор с удовольствием отметил, что атмосфера разрядилась. – Ишь какой смелый нашелся! – сказал он, а Федор Болиславович тут же продолжил игру: – Данила Акимович! Так вот давай с этого храбреца и начнем: отведем его в сторонку и пусть он за всех трусов пострадает маленько. – А что? Дельное предложение! – сказал директор. И он увидел, как Оганесян тоже сорвал с себя чулок, его примеру последовала Томка Зырянова, за ней Игорь Цветов, за Игорем – Нюша Морозова, а за ними и все остальные. Последним снял маску руководитель операции Ваня Иванов. Все заговорщики улыбались, но глаза их смотрели настороженно: мол, а что будет дальше? Директор снова заговорил: – Так, Федор Болиславович: я думаю, что сегодня наказание крапивой можно отложить, но проведем это мероприятие завтра по окончании уроков перед всем классом. Девочек помилуем, все-таки слабый пол, а остальных гангстеров будем класть на учительский стол и поочередно, значит, крапивой. Чтобы на всю жизнь запомнили. – Есть! Будет исполнено, – сказал преподаватель труда, и тут же все заговорщики расхохотались вовсю, а некоторые даже запрыгали от удовольствия. Одна только Луиза оставалась серьезной и вертела головой со своими куцыми, торчащими над ушами косичками. Данила Акимович поднял руку. – Так! Тихо, граждане! Нам еще одно дело предстоит: следствие проведем. Запомните: обвиняемых тут до поры не будет, все будут только свидетелями. "Свидетели" перестали улыбаться. Они старались понять, затевает ли директор новую игру или разговор пойдет серьезный. Данила Акимович сложил ладони рупором и крикнул: – Раиса Петровна, просим! Учительница и Хмелев появились очень быстро. До этого они уже стояли у пролома, прислушиваясь к разговорам возле бани. Увидев, как одеты ее воспитанники, учительница прижала пальцы к щекам, сказала с ужасом: "Боже ты мой!", но тут же рассмеялась и добавила: "Ой, не могу!" Не так держал себя Хмелев. Он по-прежнему опирался правой ногой только на пятку, но стоял слегка выпятив грудь, плотно сжав губы. Весь его мрачный вид говорил: "Да, это я вас выдал. Теперь делайте со мной что хотите". Заговорщики в свою очередь угрюмо смотрели на него и переглядывались между собой. Атмосфера снова начала сгущаться. На этот раз ее разрядил Федор Болиславович. – Я так полагаю, – сказал он, – допрашивать свидетелей стоя утомительно будет. Может, пройдемте вон туда, на бревнышках посидим? – И он указал на дальний угол двора, где начинали строить какой-то дом. Директор одобрил это предложение, и скоро все очутились внутри будущего сруба, в который строители успели заложить только два венца. Директор и Федор Болиславович сели на бревна в самом углу сруба, остальные разместились по обе стороны от них. – Так! – сказал Данила Акимович. – С кого начинать – нам все равно. Может, кто захочет первым давать показания? Гришка Иннокентьев поднял руку, улыбаясь, и встал. – Я хочу. А про что? – Да вот нужно, понимаешь, узнать, кто что видел во вторник, когда Мокеевой бросали записки, а она их не читала. Ты готов отвечать? – Ага. Готов. – Значит, такой вопрос: во вторник по окончании последнего урока ты когда вышел из класса? Иннокентьев немного подумал. – Я, значит, так... Я вскочил, когда раздался звонок, а Раиса Петровна сказала: "Иннокентьев, садись и запиши домашнее задание". Я, значит, сел, а потом Раиса Петровна сказала: "Все, ребята, до завтра!" И я рванул. – А с тобой еще кто-нибудь рванул? – спросил Федор Болиславович. – Ну, как же! Еще несколько человек рванули. В дверях толкучка получилась. – А кто да кто с тобой рванул, не помнишь? – спросил директор. Иннокентьев молчал, стараясь припомнить, но тут поднялся Ваня Иванов. – Данила Акимович, я с ним тоже рванул. Гришка тогда в дверях мне локтем в глаз заехал. А еще я помню, Игорь Цветов тоже рванул. Он чего-то застрял, я ему дал сзади, и он вылетел в коридор. Иванов сел, но тут встал Игорь Цветов. – Я тоже там был, в этой куче! – Спасибо! Садись! – сказал Данила Акимович. – Продолжаем допрос Иннокентьева. Скажи, свидетель: выйдя из школы, ты сразу пошел домой? – Нет, чуток во дворе задержался. – Почему задержался? – Ну... остановился послушать, как Жорка Ярыгин из шестого про свою деревенскую тетку рассказывает, как у нее корову вместо медведя застрелили. – Кто застрелил? – спросила Томка. – Практиканты какие-то. То ли геологи, то ли еще кто. В потемках подумали, что это зверь приближается, ну и жахнули с перепугу. Кто-то попросил рассказать об этом подробней, но директор сказал, что судьба коровы отношения к данному расследованию не имеет, и задал следующий вопрос: – А кто еще из вашего класса слушал про корову? Иннокентьев назвал четырех человек и, помолчав немного, добавил: – Потом уж Оганесян в самом конце подошел. – Спасибо! Садись. Допросим теперь Оганесяна. С бревна поднялся большеглазый, с мохнатыми ресницами Эрик Оганесян. – Скажи, Оганесян, почему ты так поздно подошел слушать про корову? – Задержался в классе. Я ручку искал. Думал, она куда-то закатилась, а она у меня в кармане... – Ты не заметил, в классе, кроме тебя, еще кто-нибудь оставался? – Оставался кто-то. И еще Раиса Петровна. – А из ребят кто оставался, не обратил внимание? – Не обратил. Я ручку искал. Вдруг со своего места быстро поднялась Раиса Петровна. – Данила Акимович! Позвольте мне задать несколько вопросов свидетелю Оганесяну! – сказала она быстро и громко. Обычно всегда серьезная с детьми, молодая учительница теперь улыбалась, и даже в сумерках было видно, что лицо ее порозовело от какого-то веселого волнения, охватившего ее. "Вот и эта включилась в игру", – с удовольствием отметил директор, а вслух произнес: – Пожалуйста, Раиса Петровна! Просим! Раиса Петровна согнала с лица улыбку и сурово обратилась к Оганесяну: – Скажи, Эрик, а где ты ручку искал? – Ну... под партами, в проходах... Я ведь в среднем ряду. Учительница оживилась: – Так! В проходах и под партами в среднем ряду. Ты, может быть, ползал под партами? – Ну... ползал немножко. – А ты какой-нибудь сор на полу видел? Оганесян с недоумением уставился на учительницу. – Сор? – Ну, бумажки такие скомканные... Ну, короче говоря, записки, которые Мокеевой бросали? Эрик понял, к чему клонит учительница. Он обвел взглядом ребят, как бы спрашивая, что ему отвечать, но те молчали. – Записки... Вроде видел, – пробормотал он, помолчал немного и сказал уже уверенно: – Да. Видел записки. – Много их было? – Я не считал, но... порядочно. – Все! Вопросов больше не имею. – Учительница села и снова заулыбалась, как видно, весьма довольная собой. – Садись, Оганесян, – сказал директор. – Теперь как бы нам найти того, кто видел Мокееву сразу по окончании уроков? Вдруг вскочил и отбежал от своего места небольшого роста круглолицый и круглоглазый мальчишка. Он был одет в рваную мужскую рубашку с закатанными рукавами. – Я видел! – сказал он. – Сначала Мокеева из класса вышла, а я – за ней. – Извини, – сказал директор, – я не упомнил твою фамилию. – Грибов. Егор. – Так, Егор. А когда вы из класса вышли? – Как толкучка в дверях кончилась, так мы и вышли. – А куда потом Мокеева делась? – Ну, как – куда? За ворота. – А ты? – И я тоже – за ворота. Только Мокеева налево пошла, а я – направо. – Задачка! – проворчал Федор Болиславович. – Почему – задачка? – не понял директор. – А может, Мокеева потом вернулась в школу, чтобы подобрать записки? – Вопрос серьезный, – согласился директор. – Кто-нибудь видел, как Мокеева вернулась в школу? Все молчали, но Зырянова подняла тоненькую руку, которая смешно высовывалась из рукава отцовского пиджака. – Садись, Егор. Давай, Зырянова, говори! Томка встала. Она поглядывала то на директора, то на Луизу. Та сидела насупившись, машинально разгребая дубинкой щепки возле своих ног. – Данила Акимович, я могу сказать, что, по крайней мере, полчаса, после как окончились занятия, Мокеева в класс не заходила, вот! – Она умолкла и посмотрела маленькими темными глазками на своих сообщников точно так же, как смотрел недавно на них Хмелев: я, мол, свой нравственный долг выполнила, теперь делайте со мной что хотите. Но сообщники смотрели на Томку не враждебно, а просто с большим любопытством. – Интересно! – заметил директор. – А у тебя какие основания, чтобы так утверждать? Томка проглотила слюну. – Основания... основания у меня такие. Мы с Милой Вологодской договорились вместе на берег пойти. Она выскочила, когда другие рванули, и нет ее... Я вышла в коридор – там тоже нет, коридор уже пустой... В класс на всякий случай опять заглянула – там Раиса Петровна одна. – Так-так! А ты больше Раису Петровну не видела? Томка помолчала немного. – Видела. – Когда видела? – Понимаете... я не сразу ушла. Я сначала по раздевалке немного походила и там Раису Петровну встретила. – Откуда она шла? – Сверху. Со второго этажа... – А что, она домой пошла или в учительскую? Томка опять помолчала немного. – Она... она к вам пошла, – громче чем обычно, словно догадавшись о чем-то, сказала она и повторила еще громче: – К вам в кабинет пошла. |
||
|