"Паразитарий" - читать интересную книгу автора (Азаров Юрий Петрович)22Я хорошо помню Пашу Прахова во время войны, когда мне было одиннадцать лет, а ему двенадцать. – Пойдем грабить, – сказал он мне тогда, и я пошел. И мы оказались в бегущем потоке толпы. Толпа то вытягивалась змеей, то собиралась в пучок, то рассасывалась и снова собиралась и неслась. Неслась, как единое целое, с выпученными глазами, руки вперед, волосы растрепаны, изредка взвывая, рыча и охая; то и дело раздавался стон или вопль: кто-то упал, и по нему пробежали сотни ног. Мы оказались у овощного склада и видели, как в чаны с томатной пастой полетели шесть человек и две собаки. – Во потеха! – орал Прахов, и мы снова бежали дальше, откуда раздавались взрывы: склады были заминированы, но это никого не останавливало. Истинно паразитарные силы вырвались на волю, и бешеная стихия опустошала умирающий город. Прахов-старший рыл котлован, чтобы спрятать награбленное. Прахов-младший складывал награбленное в своем тайнике: тысяча карандашей, пять тысяч ручек, восемь тысяч блокнотов, шестьсот горнов и столько же барабанов, по шесть тысяч мягких, жестких, механических и электрических игрушек, сорок тысяч значков и прочей дребедени. – Это все даст мне подняться на ноги, – пояснил Прахов. – А разве ты не на ногах? – Болван! Хочешь посмотреть, как в субботу будут евреев убивать? – Как это – убивать? – Очень просто. Из пулемета. Та-та-та-та. И готово. Мой отец будет там. – А зачем их убивать? – Они вредные, от них житья нет никому. Я вспомнил тогда, как к нам пришла бабушка Мария. Пришла с узелком, подарила маме маленькую свою фотокарточку и сказала: – Теперь конец. – Ну почему вы так, бабушка Мария? – Я знаю. – Она не плакала, напротив, глаза ее даже будто бы улыбались. Она поцеловала маму, а потом меня. Я любил бабушку Марию. Она жила рядом, и я к ней иногда заходил, и она меня чем-нибудь угощала. У нее были старые бронзовые часы. Через каждые полчаса они играли марш. Я всегда ждал, когда они заиграют. А когда музыка заканчивалась, я уходил. Я спросил у мамы: – А почему евреев нужно убивать? – Кто тебе сказал такую гадость? Никогда не говори такое! Так мама и не объяснила, почему евреев нужно убивать. А Прахов рассказывал: – Всех шпокнули! Та-та-та-та – и капут всем! Теперь будет хорошо. – А почему хорошо? – Потому что евреев не будет. Пойдем с нами курочить жидовские хаты. Впереди шел Прахов, за ним Шубкин, а за Шубкиным плелся и я. Когда мы подошли к домику, где жила баба Мария, я почему-то заревел. – Ты что? – набросился на меня Прахов и крепко выругался матом. – А он, наверное, сам еврей, – сказал Шубкин. – А это можно проверить, – сказал Прахов, вышибая дверь. – Как? – удивился Шубкин. – Евреи все обрезаны, – ответил Прахов, и в это мгновение часы заиграли марш. Они переглянулись и вдвоем набросились на меня. Повалили и стали расстегивать мои штаны. Мне удалось схватить лежавшую на полу вилку и вонзить ее в праховскую задницу. Он взревел. Отпустил меня, и я убежал. Потом, когда я стану пассивным антисемитом, я никогда не вспомню о бабушке Марии, не вспомню о ее бронзовых часах, которые до сих пор стоят в одной из комнат Прахова-младшего. Мне никогда и в голову не придет, что руки мои в крови, не столь большой крови, как у обоих Праховых и обоих Шубкиных, но в крови, и если хорошо присмотреться, то эта кровь видна, видны запекшиеся капли, краплаковые, почти черные, видны розоватые потеки, особенно между пальцев и на тыльной стороне ладони. Этими руками я беру хлеб, наливаю вино, обнимаю женщин, пишу основы паразитаризма. Этими руками, сжатыми в кулак, я угрожаю тем евреям, с помощью и даже при активном содействии которых я приговорен к эксдермации. Однажды я поделился такого рода мыслями с Праховым. Он возмутился: – Что за ерунда! Ты не чувствуешь вины перед миллионами погибших русских, татар, пегих, ингушей, греков, немцев, литовцев, а тут одна бабка – и ты готов лупить себя в грудь и каяться почем зря! – а потом добавил, будто вслушиваясь в бой часов, хотя никакого боя и не было, поскольку сидели мы в его УУУПРе. – А может быть, ты и прав. За каждым народом значится своя духовная нагрузка. Евреи – это та лакмусовая бумажка, которая выявляет нравственный потенциал личности. – Отношение к евреям, – поправил я. – Разумеется. И так мы иной раз беседовали до бесконечности, любуясь своим благородством, широтой взглядов и чистотой помыслов – и было в наших беседах столько фальши и столько самообмана, что мне и по сей день стыдно за наш блуд на крови… |
||
|