Алексей Бабий Я и ЭВМ трёх поколений

С ЭВМ ПЕРВОГО поколения я встретился еще в десятом классе. Шел я себе по улице, жевал себе беляш, и вдруг увидел за огромным стеклом кучу перфолент, черную груду металла, ламп и прочих электронных кишок. Это был УРАЛ, выставленный на Мира 49, как на витрине.

Долго стоял я, не донеся беляша до разинутого рта, пока толпа, вывалившаяся из 55-го автобуса, не смяла меня и не бросила вместе с беляшом на мартовский соленый гололед. Вот так, динамично, вошли в мою жизнь ЭВМ.

С ЭВМ второго поколения «Проминь» я познакомился на втором курсе. Впрочем, у меня язык с трудом повернулся назвать «Проминь» — ЭВМ. Это кухонный стол, гладильная доска с лампочками, детекторный приемник, все, что угодно, только не ЭВМ. Долго стояли мы с Сашей Пинкиным и глазели на эту табуретку, на которой нам предстояло считать коэффициенты корреляции. И вот я сел на стул, взял октаву на пульте — и…

Потом машину ремонтировали два года, потом еще два года и еще два раза по году. Теперь она годится только на то, чтобы фотографии ее трупа заставляли открывать рты будущих абитуриентов: еще бы, настоящая ЭВМ!

«Проминь» сошла на нет, но работа осталась. Меня послали в КПИ, где стояла такая же машина и был человек, согласившийся считать эти пресловутые корреляции. Я стоял в метре от «Промини» минут десять, не больше. Я пальцем ее не тронул. Однако КПИ лишился машины на полгода.

И меня посадили. Нет, не за решетку, а за «Феликс». Но это примерно одно и то же.

Как поется в песне, это было как раз еще цветочки. В полной мере «эффект Бабия» появился на третьем курсе, когда я добрался до Минска-22, на котором нам предстояло считать опять-таки коэффициенты корреляции, но уже в расширенном варианте. Я появился в машинном зале — и тут же «засбоило» АЦПУ, и потянулись из комнаты, где как раз передавали хоккей «СССР — Канада», сизолицые здоровяки — электронщики. Девушки — операторы перестали лениво переругиваться на машинном языке. Меня деликатно отодвинули к лентопротяжкам, ткнули куда надо отверткой — АЦПУ пошло. Здоровяки не успели добежать до двери, за которой Озеров кричал: «Го-о-ол», как произошел сбой на ленте. Меня уже менее деликатно отодвинули от лентопротяжек, покопались, пустили… Но забарахлила память.

Около памяти стоял я…

Электронщики выставили меня за дверь, машина радостно пискнула и пошла выдавать корреляции — одну за одной, и все в расширенном варианте.

Тогда-то впервые было произнесено: «Эффект Бабия»…

Пропустим М-222, на которой я безуспешно пытался в течении полугода просчитать матрицу корреляций во время практики по программированию. Перейдем к ЭВМ третьего поколения М-4030. Наши судьбы связались на пятом курсе, когда я пытался обучить ее составлять школьные расписания. Машинный зал в КВЦ находится как раз под перфораторской. Стоило мне появиться наверху, как внизу начиналась паника — «сбоил» процессор, ломался дисковод, операторы не знали, за что хвататься. И никто не мог сообразить, что нужно было всего лишь выгнать меня из перфораторской. Чтобы обеспечить бесперебойную работу ВЦ, я старался заглядывать туда пореже, а моему дипломному руководителю это не нравилось. Если бы он знал правду…

Перейдем к ущербу, нанесенному мной Главкрасноярскстрою. Тут я по очереди загубил две ЕС-1022. Одну я довел до того, что она на все вопросы отвечала стереотипным «Иди в баню!». Другая при моем появлении немедленно останавливается и вообще не реагирует на вопросы. Что касается третьей, то она работает только потому, что я на ней не работаю.

Наш университет получил недавно ЕС-1022. Я зачислен в группу, обслуживающую эту машину.

₁₉₇₈