"Салон мадам Кассандры, или Дневники начинающей ведьмы" - читать интересную книгу автора (Перевозчикова Юлия)

БЕСЕДЫ О ЛЮБВИ, ОГУРЦЫ И МОРЕ ПИВА

Выйдя из салона, я подумала, что если сегодня такой день, когда вокруг меня водоворотами кружит любовная и сексуальная энергия, то надо напиться. Желательно вусмерть. Поскольку мне, бедной покинутой девушке, насладиться этими энергиями в полной мере все равно не удастся. Значит, надо компенсировать. Можно пивом. Напиваться одной чертовски скучно. На определенной стадии опьянения будет совершенно некому поплакаться в жилетку, а это не по-нашему, не по-бразильски. Да и веселее вдвоем. Одинокое пьянство – порочный путь. Итак, надо найти еще одно разбитое сердце, скооперироваться и сообразить на двоих. Если учитывать, что до первой получки в салоне осталось два дня, денег у меня достаточно. Если не сказать неприлично много. Что-то в этом месяце я мало потратила. Можно даже куда-нибудь сходить. Например, в «Дублин». А еще можно засесть в одном из китайских ресторанчиков и налиться по горло пивом, заедая его разными экзотическими вкусностями.

Ну вот, идея родилась, средства есть – надо воплощать. Самая несчастная в моем окружении на сегодняшний день, по моим предположениям, – Глафира. Это ведь она умчалась с эзотерического фестиваля как ошпаренная, спасать своего журналиста. Я нашла в записной книжке Глашкин телефон.

– Да! – проорала моя маленькая трубочка звонким Глашкиным голосом.

– Привет, это я, узнала? Глаш, у меня к тебе дело.

– Какое?

– У тебя как со свободным временем?

– Через полчаса освобожусь.

– А с настроением?

– Поганое. А что?

– Аналогично. Есть хорошая идея – сходить куда-нибудь и напиться. Если нет денег, ерунда, я почему-то оказалась богатая перед зарплатой.

– Деньги не проблема. А что случилось? Из-за чего будем пить?

– Из-за чего пьют молодые и красивые? Из-за мужиков, конечно. Самый распространенный повод. Ну что молчишь, у тебя на личном фронте все зашибись, что ли?

– Да не сказала бы.

– Так, может, будем пить и плакаться друг другу в жилетку? Отличная перспектива!

– Согласна. Только у меня еще одна идейка есть. Ты где находишься?

– В данный момент недалеко от Сытного рынка, а что?

Глафира на минуту задумалась.

– Подходит. Я сейчас в «Балтийском доме», можем встретиться через полчаса у входа. Да, слушай, но я хочу попросить тебя об одной вещи. Это не сложно. Сделаешь?

– Смотря что.

– Не волнуйся, все очень просто. Если ты рядом с рынком и там продают огурцы, купи, пожалуйста, пару килограммов.

– Мы что, будем напиваться, таская за собой авоську с огурцами?

– Нет. Таскать не будем. Я же сказала, у меня идейка есть. Очень помогает развеяться. Для этого нужны огурцы, красная ленточка и текущая вода. Река или канал. И желательно хорошая компания. Хочешь поучаствовать?

– Если помогает развеяться, то обеими руками за. Огурцы уже вижу. А ленточку нет. Значит, два килограмма? А если три?

– Не стоит. Три – это перебор. Два бери. Все, мне некогда. Покупай огурцы – ленточки у меня два метра в сумке еще с весны валяются.

– А поподробнее?

– Потом расскажу. Давай хватай огурцы и подходи.

И Глашка бесцеремонно отключилась. Ну, это нормально. Глафира работает не только на телевидении гримером, но и в театре подрабатывает. Она девушка деловая и занятая. Это, кстати, при всей ее фантастической влюбчивости помогает ей держаться в форме и особо не раскисать, когда ее очередной роман доходит до какой-нибудь особенно печальной фазы. Некогда плакать, работать надо, деньги зарабатывать. Глашка, как и я, живет отдельно от всей своей безумной семейки и заботится о себе сама. Ее мама, как и моя, человек страстный. Но если страсть моей матушки – мой батюшка, то Глафирина мама страстный общественный деятель. Она известный в своей среде человек с хорошей репутацией. Постоянно что-то организует – какие-то выставки, фестивали, короче, ведет бурную просветительскую деятельность. И неплохо зарабатывает, что помогает ей обеспечивать всем необходимым многочисленных Глафириных братьев и сестер. Периодически Глафира ворчит, что матушка родила такое количество детей только для того, чтобы вокруг нее было как можно больше народу. Но, если подумать, все мы несправедливы к своим матерям. Даже моя до предела избалованная матушка находила повод для недовольства бабулей. Со временем это проходит. А Глашке я даже завидую немного. У нее тесная связь с родными, и ее мама частенько обрушивает на нее водопады материнской заботы и любви. По словам Глашки, совершенно некстати, но я думаю, она лукавит. Моя балует меня этим совсем редко. Обычно я общаюсь с родителями по телефону. Или сама наведываюсь по вечерам. Но конечно же они меня любят…

Ну вот, огурцы куплены у симпатичного южного парня. Мы поторговались от души, и он здорово уступил мне в цене, за мои «прекрасные глаза» и еще потому, что «вечерний базар дешевле утреннего». До встречи оставалось пятнадцать минут.

Я купила три бутылки холодного светлого пива в ларьке на трамвайной остановке, открыла одну и присела на ограждение аккуратно напротив входа в театр. Что-то в Питере стали слишком много пить. Еще только начало восьмого, а уже столько пьяных! Особенно здесь, в сквере возле «Горьковской». Раньше вроде меньше было? Или сегодня вечером все лечат разбитые сердца алкоголем? Да нет, скорее разбитые морды.

Бутылка уже подходила к концу, когда появилась Глафира. Усталая, но деловитая, как всегда.

– Привет, Сашка! Уже начала?

– Привет! Ха! А что мне оставалось делать? Кстати, там, в огурцах, есть еще парочка. Может, откроем и продолжим, пока решаем, куда пойдем?

– Давай. Не откажусь. Но сначала мы пойдем кидать огурцы.

– Еще раз объясни, что делать? Мне как-то непонятно. Раньше я совершала с огурцами другие манипуляции. Я их банально ела.

– Что тут непонятного? Давай открывай пиво, по дороге расскажу. Это весело. Нам надо на набережную.

Я девушка предусмотрительная, и в качестве брелка для ключей у меня открывалка. Мы откупорили бутылки и, прихлебывая из горлышка еще прохладное пиво, побрели по направлению к Неве.

По дороге мы подробно обсудили тему огурцов. Глафира объяснила, что кидание огурцов способствует привлечению в жизнь качественной сексуальной энергии, и если огурцы обвязать красной ленточкой, а под нее положить монетку, то и денег. Я уточнила:

– Энергии или секса?

– Секса, конечно. Но главное, качественного секса!

– А что, у тебя с журналистом проблемы?

– Не в этом дело. Проблемы, конечно, есть. У него. Но это неинтересно. Потом расскажу, если захочешь, хотя приятного мало.

– Нет, не захочу. Погоди, погоди, объясни еще раз, что делают эти огурцы?

– Откуда я знаю, что они делают? Они плывут и тонут! Надо их бросать и наблюдать за ними. Если они тонут быстро, то секс будет скоро, а если плывут, то надо подождать. Но будет обязательно. И денежки придут.

– А откуда это колдовство? И кстати, с чего ты взяла, что мне нужен секс?

– Так, а о чем мы говорили в лесу? Тебе что, уже удалось затащить его в постель? Тогда почему ты такая несчастная?

– В общем, было вчера, – нехотя выдавила из себя я. – И было хорошо. Только не знаю, будет ли продолжение.

– Ну, „тем более не помешает. А огурцы – это и не колдовство, это магия. Белая, между прочим. Раскрывает творческое начало и нестандартное отношение к жизни. Симорон. Есть такое направление в эзотерике. У этого симорона в разных городах есть школы, которые организуют курсы, семинары, занятия и все такое. Идея, как я поняла, простая: сформировать открытое, позитивное отношение к жизни и креативное мышление. Изменить качество жизни. Например, перевести отношения из сферы драматического театра в комический. И все это тонкая магия, направленная на себя самого. Может, слышала?

– Слышала. И даже на сайт в Интернете набредала. Интересно. Но что-то про огурцы я там ничего такого не читала.

– Это индивидуальная техника, говорю тебе, одна ведьма-симоронистка для себя разработала, а она, оказалось, у всех работает. Ну, в общем-то так и должно быть.

– А тебе зачем? У тебя же уже есть этот Глеб? Может, какую-нибудь другую технику? Чтобы он к тебе по-человечески относился?

– Ну, во-первых, чтобы воздействовать на другого человека, надо прежде всего изменить себя. Я так думаю. А потом, знаешь, Сашка, я вчера по церквям-то изрядно побегала, по твоему совету кстати. И семь сорокоустов ему заказала, а еще и себе три. И что-то у меня в голове сдвинулось. Мне вдруг показалось, что вроде и не люблю я его вовсе, просто самолюбие женское заедает. Он меня на это самолюбие цепляет, а я и цепляюсь, как дура. Мучаюсь. А люблю-то я совсем другого человека. И давно люблю. Он доктор. Мы с ним друзья. Уже много лет. Он хорошо ко мне относится, но не так, как мужчина к женщине. У него девушки все типа тебя, высокие брюнетки, стервозно-модельной внешности. Только не очень умные. Он их меняет часто, а толку… Я вдруг поняла, что отношения с Глебом – просто заменитель любви. Как заменитель сахара. Да, мужик он видный, красивый, и я его хочу, но сердце у меня, когда я с ним разговариваю, сильнее не бьется. А когда с доктором – бьется. И общаться мне с ним интереснее. Человек он гуманный и глубокий. Знаешь, у него потрясающая мама. Зубной врач. Я с ней подружилась и лечу у нее зубы. Я просто не верила в себя, думала, что если я не длинноногая брюнетка с глазами некормленой кошки, то мои шансы равны нулю. А теперь почему-то так не думаю.

– Ну, спасибо тебе, дорогая, и за стервозно-модельную внешность! И за глаза некормленой кошки!

– Глаза некормленой кошки не у тебя, а у его последней девушки. Жутко противная баба. Хотя красивая. У тебя глаза другие: теплые, веселые. Но все равно, вид… Ну как тебе сказать мягко, ну боевой, что ли. А ты что, считаешь, что у тебя вид бедной овечки?

– Ну не стервы же!

– А я и не сказала, что стервы. Но беззащитной, Саша, ты не выглядишь. Не обольщайся.

– Да? А в душе я такая беззащитная!

– В душе мы все беззащитные! Но кто это видит? Ну что, будешь кидать огурцы? Я лично буду!

– А огурцы нужно кидать, думая о конкретном человеке или просто?

– Огурцы нужно кидать, думая о качестве секса.

– Качество было хорошее. И количество тоже. Только повторится это не скоро.

– В смысле? Расскажи, наконец, все по порядку, что у вас было!

Глафира требовательно уставилась на меня своими большими голубыми глазами. И я раскололась. Рассказала ей про Аристарха, про то, что случилось прошлой ночью и что он уехал. Неизвестно куда и на два месяца. Весь рассказ Глафира смотрела на меня сочувственно.

– Не повезло! Какие же они все-таки козлы! – подытожила она, – Да, фигово тебе сейчас. Кидай огурцы. Может, все бросит и приедет. А может, полегчает, успокоишься. Или клин какой подвернется.

– В смысле?

– Мужская скорая помощь!

– Ну нет! Я его люблю.

– Ну и люби себе на здоровье. Кто против-то? А неудовлетворенные желания рождают женские болезни. Так мне мой гинеколог сказала.

– Не знаю, не знаю…

– Брось, Сашка! Ты никогда не была ханжой! В любом случае, что ты теряешь?

– Самоуважение.

Твое самоуважение зависит от того, бросишь ли ты огурцы или нет? Или будешь ты мучиться, или найдешь какое-то успокоение? Если будешь мучиться, то, значит, уважаешь себя, а если тебе полегчает, значит, все, просто дрянь последняя? А как ты думаешь, он будет хранить обет безбрачия, как католический священник? Ты в этом на сто процентов уверена? Я же не предлагаю тебе пойти на панель. Я предлагаю тебе расслабиться и не жить в режиме ожидания. Это что, плохо?

– Ну, нет, конечно… Насчет обета безбрачия не уверена, хотя не думаю, что он из тех, кто трахает все, что движется. Человек он цельный. Но в чем-то ты права. Пусть будет так, как будет. Давай ленточку резать. У тебя ножницы-то с собой?

– Глупый вопрос! Естественно!

За разговором мы подошли к набережной. Я перегнулась через парапет и засмотрелась. Перед нами текла величественная и неторопливая Нева. Холодная, сильная. Такая невозмутимая и равнодушная – отражение неспешного и несуетного духа моего странного города.

Мы аккуратно разрезали алую ленточку дорогими парикмахерскими ножницами и стали обвязывать огурцы. Я, как человек постоянно нуждающийся в деньгах, старательно подкладывала под ленточку монетку. Это было непросто, поскольку денежка то и дело норовила выскользнуть. Надо было ухитриться разместить ее так, чтобы она не вываливалась. Монеты достоинством десять копеек почему-то держались лучше, чем пятьдесят. А Глафира еще давала указания: «Решкой к огурцу, орлом к ленточке!» Не знаю, поможет ли мне эта симоронская магия улучшить качество секса, но это обвязывание огурцов меня развеселило. Тем более, что форма овоща рождала определенные довольно фривольные ассоциации. Еще к нам привязались два мотающихся без присмотра мальчика с вопросом: «Тетеньки, а что вы делаете?» На что получили ответ в духе классики советского кино: «Идите отсюда, мальчики!» И еще повезло, что я не стала цитировать Фай ну Раневскую, а то бы дети услышали знаменитое: «Пионэры, идите в жопу!» Эта фраза так и вертелась у меня на языке, но я сдержалась. Когда огурцы были обвязаны, мы принялись бросать их в воду. Глашка метала не очень далеко. Гранату я бы ей не доверила. Правда, ее огурцы тонули сразу. А я кидала далеко, но Мои вели себя как хотели. Одни плыли, другие тонули. Так мы кидали и кидали. Пока содержимое пакета не кончилось. И вот что удивительно – никто не смотрел на нас как на сумасшедших. На нас вообще никто не смотрел. А может, мы рыбу глушим динамитом? Жители моего города отличаются редкой деликатностью. Или совершенно нелюбопытны. Я еще не разобралась в этом питерском феномене. Но если прохожих специально не приглашать посмотреть на действо, сами они не подойдут. Вот даже на девушек, загорающих на Петропавловке без лифчиков, никто открыто не пялится, а лишь посматривают украдкой. А может, девушки жаждут внимания. Я бывала на этом пляже. Без лифчика загорают только те, у кого приличная грудь. Есть что показать. А не ценят! Глянут и глаза отведут. Может, это просто такой чисто питерский комплекс подчеркнутой деликатности? Мы не такие, как все (подразумевается, естественно, Москва), мы воспитанные? Однако стоило вернуться к огурцам. Мне было непонятно их поведение. Почему так по-разному вели себя овощи из одного ящика, а может, даже и с одной грядки? Я стала теребить подругу.

– Понимаешь, мне опыт подсказывает, – объяснила Глафира, – что, если огурцы плывут, секс будет не скоро, а если тонут – скоро. Я же тебе уже рассказывала! Ты вместе с огурцами вступаешь в отношения с Вселенной и пространственно-временным континуумом!

– Ну, Глаш, ты и завернула! В самом деле?

– Зуб даю! Самый лучший, мамой моего любимого доктора залеченный. Вот видишь, у тебя будет секс и в далеком и в ближайшем будущем. В далеком больше. Вон сколько уплыло! А утонула всего парочка.

– А у тебя все утопли!

– Да! Завидуешь?

– Ну, как тебе сказать? Немного.

Глафира задумалась и выдала совершенно неожиданную фразу:

– Эх, хорошо бы все-таки мне его затащить в постель.

– Кого? Журналиста своего? Глеба? Он что, еще и сопротивляется.

– Да нет, доктора!

– Слушай, ты меня совсем запутала! Огурцы, Глеб, доктор еще какой-то появился. Какая ты ветреная, однако!

– Глупости. И не ветреная я вовсе! Мне астролог сказала, что сексуальность – это часть моей природы. И не надо ее подавлять. Ее надо лелеять и развивать. Тогда душа и личность будут пребывать в гармонии.

– Ну, астролог, астролог! Кстати, об астрологе, мой, который уехал неизвестно куда, мне тоже говорил о том, что сексуальность – это часть моей природы. Что она у меня естественная и стихийная. Может, они всем это говорят? Ладно, хватит о звездах, пошли пиво пить!

– Пиво – это хорошо, это позитивно. К китайцам?

– Нет, к ирландцам. Мне показали одно славное местечко, там здорово. Ловим тачку, и поехали.

– Дорого?

– Приемлемо. Но дороже, чем в китайском. Глафира заглянула в кошелек. Посчитала деньги.

– Ладно, поехали.

После кидания огурцов в акваторию водной артерии великого города настроение у нас изменилось в лучшую сторону. В этом «симороне» точно что-то есть. Когда мне опять станет тоскливо, обязательно куплю огурцов, ленточек и пойду кидаться овощами с набережной. Не знаю, улучшится ли у меня «качество секса», но тоска от этого действия испаряется точно!

Машину мы поймали быстро и через двадцать минут уже входили в уютный подвал. Столик у камина оказался занят, пришлось сесть во втором зале, но зато я смогла рассмотреть Анжелику, хозяйку заведения. Она сидела в углу, просматривала какие-то документы и нервно курила. Рядом с ней лежали три или четыре мобильных телефона. Неожиданно один из них отозвался красивой мелодией. Анжелика вздрогнула. Внимательно посмотрела на дисплей, потом взяла трубку.

– Да. Это я. Да, я тебя слушаю. Да. Да, я это сделала. Я! А знаешь, почему я нашла тебя? Потому что все, кто тебя искал, искали деньги. А я – любовь.

Пока она говорила с невидимым собеседником, было видно, как постепенно это волевое, красивое женское лицо становится лицом девочки, которую первый раз пригласили на танец на школьной дискотеке. Или лицом Наташи Ростовой на первом балу. Она встала из-за столика и направилась к двери в служебное помещение. Ей хотелось остаться наедине с тем, с кем она говорила, и своими чувствами. Даже по ее спине было видно, как она волнуется. Мне стало неловко, как будто я случайно прикоснулась к чужой душе. Подсмотрела тайну.

К нам подошла девушка-администратор и предложила место в главном зале, сказав, что через несколько минут начнется концерт ирландской музыки. Мы покорно пересели. Заказали. Вскоре появились музыканты, и разговор прервался – зазвучали волынки. Я вспомнила фестиваль. На душе мгновенно потеплело. Принесли крылышки и пиво. Еда вызвала состояние окрыленное™, а пиво это состояние усугубило. Через какое-то время мы с Глафирой уже отплясывали вместе с англоязычными туристами некое подобие джиги. Глашка и я лихо задирали ноги к сводчатому потолку «Дублина». Я не узнавала подругу, еще пару дней назад она была такой подавленной. А сейчас… Веселится, флиртует. Может, и правда переболела и разлюбила своего белоглазого Глеба? Не зря же про доктора заговорила. Женское сердце переменчиво. Помню, в детстве, у бабушки на Плеханова, нынешней Казанской, на старой квартире, дед частенько ставил арию Герцога из «Риголетто», про то, что «Сердце красавицы склонно к измене и перемене, как ветер мая…», и говорил: «Вот это в точности про твою бабку». А бабушка смеялась и называла его старым ревнивцем. Они любили друг друга так легко и естественно! Может, поэтому рядом с ними всегда было тепло?

Домой меня вез развеселый дядечка лет пятидесяти на старой лохматой «копейке». В салоне одурело орал «Русский шансон».. Машину подбрасывало на отвратительных дорогах, которые, вопреки обещаниям каждого нового мэра, так и не стали замечательными. Я регулярно убеждаюсь в этом, когда возвращаюсь домой налитая пивом, и боюсь расплескаться на сиденья, как плохо закрепленный аквариум. Дома я упала на неразобранный диван и заснула мертвецким сном.

В три часа ночи я проснулась от мучительной жажды, жгучей печали и дикого желания пописать. Сначала кинулась в туалет. Потом на кухню. В холодильнике обнаружила полупустой пакет кефира и допила его залпом. Потом пошла искать в аптечке лекарство, рекламируемое под девизом «Предупреди похмелье», растворила последние два пакетика в чашке кипяченой воды и с отвращением выпила. Вообще-то похмелья у меня не бывает, но утром надо быть свежей. На работу идти. От печали в моей аптечке ничего не нашлось, и я отправилась в душ. Стоя под горячими струями, я думала, что хорошо бы смыть с себя все. Усталость. Тоску. Прошедший вечер и вчерашнюю ночь. Лечь в постель и проснуться снова веселой и свободной, какой я была до встречи с Аристархом. Потому что я кричала ему в трубку чистую правду. Перед лицом любви мы все устрицы без раковины. И я, и Глашка, и прекрасная Анжелика, и великая и могучая Александра Петровна, которая гладила по седеющим волосам своего Пашу. И лицо у нее было такое, что даже сомнений не оставалось: устрица – поливай лимоном и ешь.