"Геймер" - читать интересную книгу автора (Андреева Юлия)

Глава 26

Токугава был пленником замка в Осаке, пленником своего врага – Исидо. По книге, он должен был выбраться оттуда достаточно интересным способом: сделав вид, что отправляет в Андзиро вместе с Андзин-сан свою старшую наложницу Кирибуцу, он позволял Исидо попрощаться с ней, удостоверившись, что уезжает именно она.

После чего его самая молодая, беременная наложница Садзуко должна была рухнуть в притворный обморок, и в этот момент, когда все кинутся на помощь к пострадавшей женщине, Токугава, одетый в точно такой же костюм, как Кирибуцу, должен был занять ее место в паланкине. После чего вся компания удалялась восвояси.

Именно эту идею и предложил Токугаве Ал, надеясь, что тот примет ее". Тем не менее великий воин отверг предложение Ала, сообщив ему, что никогда не покинет замок подобным недостойным самурая образом.

Однако он решил воспользоваться идеей Ала, для того чтобы поиздеваться над караулившим его на каждом шагу Исидо. В благодарность за предложенную идею Токугава частично посвятил Ала в свой план.

Кирибуцу действительно должна была отправиться в отдаленные провинции, куда ее сопровождали Ябу, оба кормчих, Тода Марико и ее муж Тода Бунтаро, парочка священников, готовых по необходимости исповедовать ее, придворные дамы, служанки и обычный самурайский эскорт.

При этом осведомитель Исидо, недавно перевербованный Токугавой, должен был сообщить своему хозяину, что в самом начале пути, еще на территории замка, в паланкин к Кирибуцу подсядет незнакомец, которому она должна будет передать письмо с указаниями от Токугавы и получить наиважнейшие сведения, относительно перехода нескольких даймё на сторону своего господина

Кроме этого, ему было сообщено, что во время прощания беременная наложница Токугавы Садзуко упадет в обморок, что послужит сигналом к тому, что все готово и можно трогаться в путь.

В назначенный день и час, а именно – вечером, когда сумерки сделали силуэты нечеткими и линии неверными, Ал дожидался во дворе, когда Кирибуцу, со всеми приличествующими случаю церемониями, попрощается с остающимися в замке заложниками.

Она рыдала, предвкушая расставание со своим господином, последний – снизошел до того, что спустился во дворик, сказал пару слов также отправляющемуся в Андзиро Ябу и нежно распрощался со своей старой наложницей.

После чего удалился в свою башню, откуда планировал следить за отплытием галеры. Ал наблюдал за тем, как высокая фигура Токугавы, в одежде с плечами, напоминающими крылья, скрылась в одной из дверей замка, и затосковал.

В его паланкине уже лежал раздобытый неведомо где кормчим ребятенок. Последний, должно быть, происходил из самурайского рода, потому что не имел обыкновения плакать или требовать пищи. Ала тревожила мысль о том, что ему не удастся раздобыть для ребенка молока, в Японии, мягко говоря, было не слишком хорошо с животноводством, но потом он решил, что вполне достаточно найти в Андзиро какую-нибудь бабу с младенцем и поручить малыша ее заботам. Собственно, Эрика как-то умудрялась кормить и прятать ребенка целых семь дней, а значит – нет ничего невозможного. Надо только набраться наглости, сделать рожу кирпичом, и все будут служить тебе и угождать.

Малыш был перепеленат в новую светлую пеленку – та, что была на нем в первый день, оказалась выстирана, выглажена и лежала в сундучке Ала вместе с его записями и книгой Клавелла.

«И почему именно мне на голову должен был свалиться этот карапуз? – рассуждал Ал. – Тоже мне, мужик, растаял при виде ребенка. Нужно было оставить его в замке, пусть бы Эрика воспитывала его как своего сына. А так…»

На самом деле малыш ему нравился, и бросать его он, разумеется, не собирался. В той, далекой как звезда Великого Императора, прошлой жизни у Ала не было ни жены, ни детей. И только теперь он понял, что всегда хотел их иметь.

Представилось, что в один прекрасный день они с малышом окажутся в его старой квартире перед мирно сияющим в темноте монитором. Ал положит ребенка на диван, а сам скользнет ненадолго в манящий и загадочный виртуальный мир. Малыш будет мирно спать, посапывая и причмокивая во сне, тихий и спокойный. Настоящий друг настоящего геймера и компьютерщика. Он не будет хныкать и орать, требуя внимания, как это делают другие дети: он рано подружится с мышью. Его пальцы вытянутся, как у пианиста, облегчая пацану работу на клавиатуре, запястье сделается более подвижным. Они начнут с самых простых игр, и постепенно парень втянется, почувствовав вкус к настоящим приключениям. Он научится всему и однажды…

Нет, какой смысл думать о том, что в один прекрасный день ему можно будет принять эликсир Маразмуса и скользнуть вместе с Алом в древнюю Японию – он и сейчас здесь находится.

Ал протер глаза и, убедившись, что окно паланкина плотно завешено, нежно прижал к себе малыша.

«А, будь что будет, – решил он, – ну спросят у меня, откуда ребенок, скажу правду или совру, какое кому, в сущности, дело. Скоро Токугава официально прикажет мне заниматься подготовкой его людей: мушкеты, ружья, пушки, военные стратегии и хитрости. Мне дадут дом, потому что Токугава понимает, для того чтобы что-то получить, сперва необходимо что-то дать. А значит, он даст дом, положит жалованье, заставит окружающих относиться ко мне с почтением. Приставит слуг и учителей, подсунет наложницу.

А если у меня будет свой дом, кому какое дело, что я возьму в этот дом приглянувшегося мне мальчугана? Кто сможет мне возразить, если я захочу усыновить его? Да что бы я ни сделал в своем доме – по японским законам – я прав! Я могу убить любого из домочадцев, включая жену и наложницу, если они у меня, конечно, будут. Могу убить, не считаясь с чувствами семей погибших. Могу и все – имею право. Могу перетрахать всю деревню, если мне это пожелается. Потому что, пока я нужен Токугаве, я – всесилен. Но раз я могу по собственному усмотрению убивать, почему же я не могу сохранить кому-то жизнь?» Эта мысль понравилась Алу, потому что впервые за все время пребывания в Японии ему захотелось сделать что-то по настоящему позитивное и настоящее. Например сохранить жизнь невинному младенцу.

Блэкторн ехал в другом паланкине, как обычно, он пребывал в состоянии глубокой нирваны, улыбаясь во весь рот и только что не мурлыкая от удовольствия. Так что Алу оставалось только молиться, за то чтобы в море он вновь превратился в лучшего в мире кормчего, а не валял дурака.

Кирибуцу забралась в свой паланкин, рассчитанный на двоих пассажиров. Четверо носильщиков подняли его и зашагали было по дороге, как вдруг Садзуко вскрикнула и упала в обморок.

– Садзуко! Ребенок! – закричала Марико. Начавшая было движение процессия остановилась. Кири вылезла из паланкина, поддерживаемая служанками. На помощь к пострадавшей бросились Ябу, несколько самураев и дам.

В этот момент Кирибуцу нырнула в дверь, за которой несколькими минутами назад скрылся Токугава.

– Господин! Я должна позвать господина! – кричала она, путаясь в просторной накидке и придерживая шляпу с вуалью.

– Остановите ее, мне уже лучше! Не стоит беспокоить господина Токугаву, – попросила Садзуко.

Стоящий у дверей самурай окликнул Кири-сан. Та – вернулась на свое место.

Сквозь занавески своего паланкина, Ал наблюдал за паланкином Кирибуцу, пытаясь догадаться, кто теперь прячется за его шелковыми стенами. По сценарию, на место Кири должен был сесть переодетый и загримированный Токугава. Но воспользовался ли он предложением Ала?

Слуги подали сопровождающим самураям зажженные факелы, и они чинно выстроились около паланкинов, готовые, если потребуется, защитить их или с честью погибнуть.

Первый пост стражи – проверка документов. Самураи в сером обошли процессию, заглядывая в лица и задавая вопросы. Отодвинув занавески паланкина Ала, самурай осветил факелом лицо чужеземца. Присвистнув и улыбаясь во весь свой беззубый рот, процедил:

– Выставка уродцев господина Токугавы? – господин голубоглазый кошачий бог!

– Что вы делаете, это гость даймё Токугавы! – оттиснула нахала Марико.

Ал оценил, что ей пришлось для этого выбраться из своего паланкина.

– Госпожа не боится, что после общения с этим кошаком она будет видеть во сне кошмары? – полюбопытствовал страж. – Полагаю, что если бы моя беременная жена увидала такого урода, она немедленно разрешилась бы от бремени, причем с самыми нежеланными для нее и ребенка последствиями.

– Должно быть, ваша жена не из самурайского рода, если с ней такое может произойти от одного только взгляда, – довольно резко осадила она стражника.

Ал уже хотел было вылезти из своего укрытия, чтобы по возможности защитить Марико от ответных оскорблений, но вовремя вспомнил о находящемся тут же муже Марико-сан – Бунтаро. Людей такого роста и сложения, каким был Тода Бунтаро, в России называли шкафами, но Бунтаро был, пожалуй, настоящим бронированным сейфом.

К тому же, стоило ли так беспокоиться по поводу того, что Марико наговорила гадостей обслуге. Японка она или нет, а закон вежливости везде один – действует лишь с теми, кто выше вас, равен или по какой-то причине вам нужен, и не распространяется на окружающее быдло.

Самурай проглотил обиду и пропустил процессию. Они снова двинулись в путь. За шелковыми занавесками разливались блики факельного огня, сквозь прорезь виднелись звезды. Они были не просто большими, а огромными. Ал выглянул из паланкина и велел идущему рядом самураю отойти куда-нибудь в сторону или выбросить свой факел. Тот решил, что свет мешает Алу спать, и, извинившись, отстал на пару шагов. Теперь звезды сделались еще красивее.

Новая проверка документов и новый вежливый шмон. Открыв занавески, Ал наблюдал за тем, как реагируют на проверки самураи. Несколько раз Бунтаро инстинктивно хватался за меч, собираясь порешить негодяев, мешающих ему исполнять приказ. Другие самураи тоже были готовы взорваться, настолько происходящее было унизительным для всех.

Третья остановка и третья проверка окончательно разозлили и без того нервных самураев. Они то и дело поправляли свои мечи и кинжалы, которые поблескивали в свете факелов. Решив размять ноги, Ал велел носильщикам остановиться, и сам выбрался из паланкина, намереваясь какое-то время идти своими ногами, любуясь звездами.

У паланкина Кирибуцу суетились несколько служанок, за поясами которых также поблескивали рукояти кинжалов. В компании с вооруженными до зубов людьми Ал чувствовал себя голым и беззащитным.

За паланкином Марико-сан тащились два монаха с опущенными на самые глаза капюшонами. Ал заметил, что у обоих иезуитов имеется по телохранителю. Рядом с толстым священником стоял молодой самурай двадцати – двадцати пяти лет, в коричневом кимоно и легкой бамбуковой броне. Рядом с высоким монахом – совсем мальчик в металлическом нагруднике и перчатках. Ал невольно залюбовался точеным загорелым личиком. Пацану было лет тринадцать, тем не менее Ал был уверен, что перед ним настоящий, побывавший в боях и походах воин. Глаза парня источали злобное пламя, казалось, что достаточно одного косо брошенного взгляда или ненароком оброненного слова, и полетят клочки по закоулочкам.

Возможно, это сын какого-нибудь самурая, принявшего христианскую религию, может быть, даже семинарист. По молодости лет он еще не выбривал себе лоб и не выстригал монашескую тонзуру, если она ему полагалась. Ал невольно залюбовался его черными, закрученными на макушке волосами, идеальной формой губ и ушей.

«Стоп. Что это я. Совсем сдурел на старости лет». Ал отвернулся от парня и сосредоточил внимание на очередной проверке.

В этот раз среди проверяющих документы стражников оказались и коричневые кимоно. Последнее обстоятельство удивило всех. Меж тем караульные вели себя и вовсе нагло, начальник стражи подошел к паланкину Кирибуцу и, бесцеремонно оттолкнув служанок, попробовал открыть дверь. Но те преградили ему дорогу, выхватив острые, длинные кинжалы. Начальник стражи и обступившие его самураи обнажили мечи, намереваясь отогнать женщин. Но на защиту паланкина встали самураи Токугавы, сопровождающие процессию.

Командир серых произнес отрывистый приказ, и коричневые с неохотой расступились, подошедшая к Алу Марико была напряжена, словно струна. Ал затаил дыхание, ожидая всего, что угодно.

Командир серых рывком открыл дверь паланкина и, схватив за руку неповоротливую Кирибуцу, выволок ее оттуда.

И тут произошло то, чего Ал никак не мог ожидать. Кирибуцу вдруг заорала зычным басом, отбрасывая шляпу с вуалью. Ал протер глаза, не веря в то, что он видит, в женской накидке и гриме, перед коричневыми и серыми самураями стоял сам Исидо!

– Пойман с поличным, трансвестит хренов! – прошептал по-русски Ал.

По толпе прокатилось имя коменданта, переплетенное со смешками.

Теперь все встало на свои места, Токугава решил опозорить недруга, выведя его таким образом из равновесия. Сообщив через двойного агента о том, что Кирибуцу должна будет встретиться с незнакомцем, который передаст ей важные сведения для Токугавы, великий стратег довел Исидо до того, что тот решился подменить Кири и получить все сведения сам. Это можно было сделать в то время, когда Садзуко упала в притворный обморок, а Кири скрылась в башне, якобы зовя Токугаву.

Там-то и сидели переодетый и загримированный под Кири Исидо и его человек, помогший коменданту замка нейтрализовать толстуху, в то время как господин Исидо без особых проблем занял ее место в паланкине.

Самураи склонились перед комендантом замка, и тот прошествовал мимо людей и паланкинов – нелепый в женской накидке и гриме.

«Полетят головы…» – подумал Ал.

Ребенок спокойно спал, и о нем можно было не беспокоиться, сам же Ал продолжал идти рядом со своим паланкином, наслаждаясь теплым воздухом и звездным небом. Вскоре он увидел, что не он один любит пешие прогулки, из другого паланкина вышла Марико и пошла рядом с сопровождающими теперь пустой паланкин девушками. Одна из них, в дорогом кимоно, что-то сказала Марико и, остановив на секунду паланкин, забралась туда, прихватив с собой служанку.

Ночь была теплой и приятной, дорога извивалась змеей, а где-то вдалеке поблескивала река.

Ал подошел к паланкину Блэкторна, рассчитывая, если тот пришел в сознание, потрепаться с ним, но внутри никого не было. Кормчий снова исчез, так что и следа не осталось. Ал невольно перекрестился, моля Бога о том, чтобы в порту проклятый кормчий вновь присоединился к процессии, для того чтобы занять свое место на юте галеры.