"Монумент" - читать интересную книгу автора (Грэхем Йан)

Глава пятнадцатая

Баллас шел по Грантавену, таща на плече Элзефара. Нести его не составляло никакого труда. Переписчик был худ и весил не больше мешка с соломой. Следом двигался Краск, а замыкала шествие Эреш, державшая под мышкой костыли Элзефара. Они ныряли из сумрака в тень, из тени в сумрак, стараясь любой ценой избежать встречи со стражей. «Мы прячемся, как лисицы, – думал Баллас, – перебегаем от норы к норе, спасаясь от своры гончих…»

Они только-только свернули в очередной переулок, когда Баллас почувствовал присутствие стражей – почувствовал секундой раньше, чем они появились в поле зрения. Он шмыгнул в подворотню. Краск и Эреш, не успевшие спрятаться, остались посреди дороги.

– Что происходит? – прошипел Элзефар, который стражей видеть не мог.

– Заткнись, – тихо ответил Баллас. Присев, он свалил Элзефара с плеча на землю. Тот поморщился, однако смолчал.

Двое стражей остановились перед Краском и Эреш, преградив им дорогу.

– Вы кто? – спросил один из них. – Почему на улице в такое время?

– Горожане, просто горожане. – Краск развел руки в стороны, словно давая понять, что не вооружен и не опасен. – Мы… мы услышали новость – и вот…

– Говори толком, – велел стражник. – Какую еще новость?

– Ну как же, – пробормотал Краск. – Богоугодная охота наконец-то закончилась, и мы хотели самолично в этом убедиться. И даже принять участие – если можно и если еще не поздно. – Он бросил быстрый взгляд в сторону подворотни. На лице его было написано отчаяние. Краск не умел лгать и отчаянно трусил. – Преступника поймали в соборе, – закончил старик. – Мы слышали об этом и хотим видеть его смерть.

Стражник поднял брови.

– Что, правда?

Краск истово закивал. Страж, положив ладонь на рукоять меча, обернулся к своему товарищу.

– Я уж думал, его никогда не схватят. Я бы тоже с удовольствием глянул, как его будут убивать. – Он обернулся к Краску. – Недавно живете в городе, а? Акцент у вас не местный. Да и с ориентировкой проблемы.

– В каком смысле?

– Неправильно идете. Если хотите попасть к собору, вам нужно в обратную сторону.

Краск сделал удивленное лицо.

– Вы шутите.

– И не думаю. Собор в миле за вашими спинами.

Старик досадливо вздохнул.

– И так всегда! Всю жизнь мне не везет. Похоже, мы пропустим такое грандиозное событие – и все потому, что я ухитрился заблудиться.

– Поспешите, – сказал страж, – и может, поспеете на торжества. После казни преступника наверняка будет празднество. Вы и ваша… – Он вопросительно посмотрел на Эреш.

– Дочь, – сказал Краск.

– Прекрасно проведете время. – Страж попристальней глянул на Эреш. – Что это? – неожиданно спросил он, указывая на костыли. Выдернув их из рук девушки, страж посмотрел на Эреш еще раз, поднеся факел ближе к ее лицу. – Ба! Да я вас знаю! Ваши описания висят в каждой караулке. Вы сообщники того преступника. И в сговоре с убийцей-переписчиком. – Он тряхнул костылями и схватил Эреш за локоть. – Это ведь его добро, так? Ты совершила большую ошибку, женщина.

Эреш покосилась в сторону подворотни. Баллас уже вынимал кинжал.

– Кажется, это вы совершали ошибку, – заметила она. Шагнув вперед, Баллас ударил стражника кинжалом в грудь.

Тот захрипел. Кровь хлынула у него изо рта. Пока он падал, Баллас выдернул меч из его ножен. Второй страж тем временем тоже выхватил оружие. Подскочив к Балласу, он нанес сокрушающий удар. Достигни он цели – голова Балласа развалилась бы пополам. Подняв клинок, Баллас принял на него меч противника и отвел в сторону. Свободной рукой он ударил стража в лицо. Того шатнуло назад. Баллас повернул меч горизонтально и ударил стража в горло. Страж упал, не издав ни звука.

Баллас отшвырнул меч. Вернувшись в подворотню, он снова вскинул Элзефара на плечо.

– Впечатляет, – заметил тот. – Для человека твоих габаритов ты удивительно ловок и быстр. Мог бы стать танцором, не будь так уродлив.

– Где бордель? – спросил Баллас, перешагивая через труп стража.

Следуя указаниям Элзефара, они заспешили дальше. Снова и снова они прятались в тенях, едва заслышав шаги патрульных. Когда возбуждение боя закончилось, руки перестали трястись и мрачное удовлетворение померкло, Баллас ощутил ярость. Он злился не на Церковь Пилигримов и не на Благих Магистров – а на тех, кто им служил. А служили им, в свете Эдикта, все жители Друина. Едва ли нашелся бы здесь человек, который не желал Балласу смерти. Кто не прирезал бы его во сне – появись такая возможность. Кто не изыскивал возможности стать героем, уничтожив преступника. Люди по всей стране, подобные тем юнцам в архиве. Все они были сейчас его врагами, и Баллас презирал и ненавидел их. Разумеется, их примитивные желания были понятны и прозрачны: какой человек отверг бы славу и все, что она сулила? Кто отказался бы от участия в охоте, если награда столь велика? А вдобавок многие наверняка поверили, что убийце преступника будут прощены все грехи и уготовано теплое местечко в раю за Лесом Элтерин. Впрочем, даже если и так – Баллас испытывал к ним только ненависть. Эти люди желали обрести рай, но для Балласа это не имело никакого значения. Его бесило, что они спасут свои души за его счет…

В скором времени Баллас и его спутники добрались до борделя – уродливого двухэтажного здания из охряного кирпича. Окна были закрыты шторами, но в каждом горел красный фонарь. Над дверью висел знак: свеча, горящая алым пламенем. Баллас поставил Элзефара на землю, и Эреш передала ему костыли.

– Вход в канализацию, – сказал Элзефар, – разумеется, ниже уровня земли. В подвале, возможно…

– Ужасно, – заметил Краск. – Что, если там… спальня, скажем? Может выйти очень неловко. Кому понравится, если ему помешают в… э… таком деле?

Баллас покосился на Краска и вошел в бордель. Он увидел длинный вестибюль с голым полом и стенами. По обеим сторонам тянулись ряды дверей. Все они были закрыты. Со всех сторон доносились звуки соития – тяжелое дыхание мужчин и женские стоны. Шлюхи хорошо умеют притворяться, подумалось Балласу. Они будут сладострастно стонать, даже если любовник – полный ноль. Это входит в оплату…

Он окинул взглядом коридор и увидел в торце лестницу, уводившую вниз. Баллас начал бесшумно спускаться по ступеням. Эреш и Краск последовали за ним. Элзефар ковылял последним. Для него это было нелегким испытанием.

Ступени заканчивались перед дверью. Из-за нее не доносилось никаких звуков, но комната не пустовала. Из щели под дверью пробивался свет и струился запах горящей масляной лампы. Баллас решительно вошел внутрь. Комната оказалась невелика. Ее пол был покрыт красными ковриками. Алые, желтые и зеленые разводы украшали стены – странное переплетение изогнутых линий, завитков и загогулин. Тот же узор виднелся и на потолке. На полу сидели и лежали с полдюжины мужчин. Баллас машинально потянулся за кинжалом, но тут же замер. Он понял, что эти люди не замечают его. Их глаза были пусты, взгляды бессмысленны. Неизвестно, что уж они видели сейчас мысленным взором, но явно не окружающую действительность. Худощавый юноша уставился на коврик. Это был простой красный половичок, но юноша смотрел на него во все глаза, словно там происходят невесть какие чудеса. Он мечтательно улыбался, слегка раскачиваясь из стороны в сторону. Другой мужчина пялился на сорочье перо. Склонив голову набок, он, казалось, любовался сине-зеленым металлическим отливом его поверхности. Занятие поглощало его без остатка.

Баллас обвел взглядом комнату. Все присутствующие пребывали в той же странной прострации. Кто-то смотрел в потолок. Кто-то разглядывал стену, изукрашенную причудливыми узорами. Кто-то зачарованно взирал на собственную руку. В центре комнаты стояла деревянная коробка. В ней лежал коричневый щетинистый клубок, похожий на корень какого-то растения.

– Корень видений, – пробормотал Краск за спиной Балласа.

Эреш подошла ближе.

– Я слышала о нем, – сказала она. – Он запрещен, верно? Церковь считает его проклятым. За такие вещи можно угодить на Дуб Кары. Говорят, он вызывает галлюцинации…

– Отнюдь не галлюцинации, – раздался вдруг чей-то голос. Старик, сидевший на полу, заморгал, словно только что проснулся, и потер глаза кулаками. Он был лыс – лишь за ушами сохранилось несколько прядей седых волос. Лицо украшали роскошные длинные снежно-белые усы. Он был невысок, круглолиц, морщинист и казался невероятно старым, однако же сидел на полу, скрестив ноги, и эта неудобная поза, по-видимому, не доставляла ему дискомфорта.

– Мы обретаем мудрость и прозрение… – продолжал старик. – Знание природы вещей, постижение бесконечности, тайну тайн, кою невозможно понять рассудком… В прежние времена такое знание давалось лишь ценой кровавых жертвоприношений и поклонения темным силам. Теперь же мы восприняли восточные практики. – Он кивнул на коробку. – Не обязательно расчленять людей, чтобы стать мудрее. Прогресс, верно ведь? Человек должен глянуть дальше своего носа, если желает двигаться вперед, к совершенству…

Он сплел пальцы на животе.

– Мы все ищем здесь знаний. Кто-то растрачивает себя на пустое… – Старик кивнул на мужчину с сорочьим пером. – Тщета… Но иным знание позволяет идти выше и дальше… Горсть корня видений… Мне не нравится это название. Я предпочитаю его восточное наименование – «гакрия»… Так вот: горсточка гакрии позволяет в единый миг постичь больше, чем можно узнать за всю человеческую жизнь…

Нагнувшись, старик взял из коробки шепотку корня.

– Содержатель борделя приносит его нам. Этот – самый мощный из всех, что я пробовал. Вот такой малости достаточно, чтобы раскрыть самые глубокие секреты вселенной. Я слышу музыку сфер и небесное дыхание Четверых… Иногда, когда я жую гакрию, мне видятся смуглые руки жителя Востока, вырастившие ее. Потом я вижу и обладателя этих рук, его мысли становятся моими собственными. У него нет от меня секретов. Его любви и ненависти, восторги и беды – все на поверхности. Они сверкают, как золотые звезды на черных телесах небосвода. Вкусив гакрии, человек переносится за пределы времени. Однажды я вошел в эту комнату летом, а вышел осенью. И казалось – прошли только секунды… Нет в мире ничего чудеснее нет. И как я понимаю, именно поэтому вы здесь. Вы пришли, чтобы познать неведомое?

Не отвечая, Баллас схватил коврик и отшвырнул его в сторону. Юноша, смотревший на него, очнулся и поднял на Балласа взгляд, полный укоризны.

– Вообще-то он был мне нужен… Я видел там… Это было невероятно. Я был… Я… – Юноша замолчал. Глаза его снова стали рассеянными и отрешенными. На лице опять появилось счастливое выражение.

– Что вы делаете? – спросил старик. – Хотя постойте-ка… Я узнаю вас! – Он всплеснул руками. – Какая прелесть! Я вижу перед собой самого известного человека в Друине! Вернее: печально известного… но какая разница между доброй и дурной славой? Все дело только в подходе…

Баллас зловеще посмотрел на него.

– О, не сердитесь! Не надо. Я рад, что вы здесь. Церковь Пилигримов – не моя церковь. Моя религия – гакрия. Она гораздо удобнее, поскольку вовсе натребует веры. Все доказано. Не надо рассуждать, не надо мучиться сомнениями. И помимо того… – Старик хитро улыбнулся, – зло приносит больше знаний, чем добро. Почему? Потому что истинно злой человек – редкость. Мало кто может похвастаться, что встречался с истинным негодяем без единого проблеска света в душе. Я слышал: предводитель восстания Каль’Брайден был именно таков. А то же самое говорят и о вас. Какое преступление вы совершили?

Не отвечая, Баллас вынул кинжал и загнал его в щель между досками пола. Раскачивая лезвие, он ухитрился приподнять доску. Под ней была пустота. Баллас вынул половицу и отпихнул в сторону.

– Ясно одно: преступлением вашим не была излишняя болтливость, – заметил старик. – Да и если по правде, какая разница? Преступление – всего лишь дань жизненным ценностям и устремлениям преступника. Результат его мыслительной деятельности… – Он положил корень в рот и принялся тщательно пережевывать.

Баллас поднимал доску за доской, пока не образовалась приличная дыра. Он взял из ниши фонарь и опустил его в пустоту. В пяти футах внизу виднелся каменный пол. В центре лежала прямоугольная каменная плита. Держась за края досок, Баллас спустился. Он поставил фонарь на пол, ощупал плиту и, поднатужившись, отодвинул в сторону. Открылся темный люк. Баллас снова опустил фонарь вниз. В тусклом свете он увидел каменный туннель, уходящий во тьму. Баллас поднялся и высунулся наружу.

– Нашел, – сказал он. – Элзефар, ты полезешь первым.

Калека передал Эреш костыли. Баллас спустил переписчика в дыру. Элзефар заглянул в люк и тут же отшатнулся, испуганно вскрикнув.

– Там что-то есть! Оно движется…

– Что там? – спросил Баллас.

– Не знаю, – отозвался Элзефар. – На стене. Там что-то было на стене. Оно корчилось.

Схватив фонарь, Баллас заглянул через дыру в туннель. Стены словно бы находились в постоянном движении. По ним пробегала рябь, вздыбливаясь и опадая. Баллас поднес фонарь ближе. Стена была облеплена бесчисленными ящерицами. Белесые, полупрозрачные, с белыми выпуклыми глазами – они замерли от неожиданного света. Ящерицы покрывали не только стену, но и потолок. Их лапы с длинными тонкими пальчиками цеплялись за малейшие неровности камня.

Элзефар перевел дыхание.

– Рептилии, – сказал он. – Проклятые рептилии! Никогда не мог понять, какая от них польза. Они отвратительны.

Баллас спустил Элзефара в туннель. Эреш протянула ему костыли и спрыгнула в дыру. Баллас обернулся к Краску. Тот разговаривал со старым любителем корня видений. Они говорили тихо, и слов было не разобрать. Баллас нахмурился.

– Краск, полезай. Нам пора.

Старик произнес еще несколько слов. Затем Краск отошел от него и исчез в дыре. Баллас оглянулся. Старик в упор смотрел на него, медленно пережевывая корень. Коричневая слюна текла из уголка его рта. Взгляд крошечных темных глазок был рассеянным и отрешенным. И вместе с тем в них были настороженность и удивление. Казалось, что старик смотрит одновременно и на Балласа, и словно бы сквозь него, рассматривая нечто, видимое ему одному.

Баллас недоуменно пожал плечами. Отвернувшись от старика, он спустился в дыру и спрыгнул в туннель.

В тусклом свете фонаря Баллас изучил карту канализации. Она была нарисована с большим искусством. Четкие линии, выписанные черными чернилами, показывали и план города, и систему канализационных туннелей под ним. Баллас почесал в затылке. Несмотря на искусную работу Элзефара, разобраться в плане оказалось непросто. Система канализации была фантастически сложна: переплетение туннелей выглядело настоящим лабиринтом.

Баллас мысленно прикинул путь. Глянув на масштаб, он решил, что им придется пройти никак не менее пяти миль, и путешествие обещало растянуться надолго. Потолок коридора был слишком низок; Балласу приходилось пригибаться. Здесь он не сможет нести Элзефара, а значит, калеке придется идти самому. Предполагалось, что в конце концов они выйдут на пустошь примерно в полумиле о города. А затем… О том, что случится затем, Баллас покамест не думал. Самой важной задачей сейчас было выбраться из города. На ней-то и следовало сосредоточиться.

Они зашагали вперед. Каждый звук – шаги, кашель, стук костылей по камням – отдавался многократным эхом под сводами коридора. Ящерицы шныряли по потолку и стенам. Жили здесь и пауки. Они гнездились в трещинах камней и были такими же бесцветными и полупрозрачными, как ящерицы. Краск озадаченно покачал головой.

– Эта канализация, – сказал он, – мир в самом себе. А эти ящерицы и пауки помогают друг другу выживать… Они питаются друг другом. Ящерицы поедают насекомых и арахнидов. Пауки – паразиты, они питаются кровью ящериц. А еще откладывают в них свои яйца. Вылупившись, паучата едят плоть ящериц на первом этапе своей жизни. Потом прогрызают себе путь наружу. Для ящериц это мучительная смерть, но таковы законы природы. – Он поджал губы. – Рано или поздно один из видов возобладает. Ящерицы съедят всех пауков. Или пауки убьют слишком много ящериц, и им некуда станет откладывать яйца. Выживший вид покинет канализацию. На время… Но в конце концов они вернутся, потому что вернутся и их извечные друзья-соперники. И кровожадное партнерство возобновится. Цикл бесконечен: война, мир, потом снова война… – Он покачал головой. – Такие вещи изумляют меня. Скажи, Баллас, неужели тебя они не интересуют? Баллас пожал плечами.

– А должны?

– Ты же родом из Хатфола, – сказал Краск. – У тебя характерный говор. Хатфол – сельскохозяйственная провинция. Я слышал, что это место необычайной красоты. И спокойствия.

– Я вырос на ферме, – кивнул Баллас. – Но животные меня не интересуют.

– Нет?

– Я жил среди них, – сказал Баллас. – Они не кажутся мне странными. И не вызывают восторга или ужаса. Для меня это привычно.

– Да, здесь мы различаемся, – ответил Краск. – Я-то вырос в городе. Там было мало животных. Птицы, само собой, – вороны, галки, голуби. И все такое прочее. Ничего особенного. Так что мир природы всегда был для меня чем-то таинственным, неизведанным. Завораживал меня, пугал… Даже болото с его угрями – хотя я прожил там немало лет – не переставало меня поражать. – Он покосился на Балласа. – Почему ты уехал из Хатфола? Я не могу понять, как человек может по доброй воле покинуть такое прекрасное место. Ты оскорбил кого-нибудь? Повздорил с местным старостой? Может, совратил чужую жену? – Краск ухмыльнулся.

Балласу было не до смеха. Внезапно воспоминания обрушились на него словно поток ледяной воды. Как наяву он увидел дом с белыми стенами посреди поля, заросшего густой травой. Был жаркий день: солнечные лучи пробивались сквозь соломенную кровлю. Огромный седой волкодав прикорнул у крыльца, положив голову на лапы. Баллас ощущал вкус только что съеденного мяса с жирной подливой. Он сытно пообедал, и теперь пришло время добывать ужин. В руке у Балласа была удочка, на плече висела кожаная сумка с крючками и леской. Он крикнул матери: «Я пошел», выскочил на улицу и зашагал по деревне. По склону холма Баллас спустился к пруду, где прекраснейшая в Друине форель переливалась всеми цветами радуги…

В темном туннеле старой канализации Баллас остановился. Он ощутил невероятную слабость и прилив жуткой паники. Пересохло во рту, колени сделались точно ватные, лоб покрылся испариной. Баллас почувствовал головокружение и, пошатнувшись, привалился к сырой стене.

Краск обеспокоено взглянул на него.

– Что случилось?

Баллас не ответил. Он едва мог говорить. Сердце стучало как бешеное; дыхание вырывалось из легких отрывистыми хрипами.

– Ты… ты не заболел? Ты так побледнел… О Пилигримы! Да что с тобой такое?..

– Заткнись, – выдавил Баллас. – Пошел на хрен со своими пауками и ящерицами. Я не хочу тебя слушать. Болтаешь, как старая баба.

– Я просто хотел поддержать разговор. Нельзя же все время молчать. Это угнетает… особенно здесь, – удивленно сказал Краск.

– Лучше уж молчать, чем слушать твою долбаную трескотню – Усилием воли Баллас выгнал из памяти картины прошлого. Оттолкнувшись спиной от стены, он продолжил путь по туннелю.

Долгое время шли в молчании. Баллас то и дело сверялся с картой. Коридоры походили один на другой как две капли воды. Если они заблудятся, выбраться наружу будет непросто, казалось, архитекторы и впрямь пытались построить не канализацию, а лабиринт.

Баллас злился на Краска и на его дурацкие вопросы, вызвавшие приступ воспоминаний. Резкая отповедь Краску привела его товарищей по несчастью в мрачное настроение. Все молчали, потому что никто не осмеливался говорить. Неожиданная вспышка ярости Балласа огорошила их. Баллас недоумевал. Не так давно все видели, как он убил стражей; они уже должны были заметить, как мало ему дела до их страданий. Но это никого не удивляло. Теперь же Краск и Эреш выглядели… да, выглядели обиженными. Баллас покосился на них. «Они приспособились ко мне, – подумал он. – И, надо понимать, приспособились к обстоятельствам. – Баллас припомнил вечер на берегу реки, когда Эреш сказала, что он ей отвратителен. – Как быстро ты изменилась, женщина. Как быстро ты поняла, что этот мир – не для мягкосердечных».

Тишину нарушали только шаги и негромкий перестук костылей. Внезапно до ушей Балласа донесся новый звук… Далекий – на грани слышимости.

– Стойте, – сказал он.

– Что это? – спросил Элзефар, вытирая пот со лба. Путешествие давалось ему нелегко.

– Тише, – пробормотал Баллас. Склонив голову набок, он прислушался. Сперва он ощутил лишь легкое движение воздуха – далекое дуновение ветра, проникавшего в подземелье через какое-то отверстие. Затем различил кое-что еще. Шаги. Их приглушенное эхо разносилось по туннелю. Шаги слышались с той стороны, откуда они пришли. Погоня – в этом не было ни малейших сомнений. Четверо или пятеро человек. И они явственно торопились.

Баллас повернулся к спутникам, но те уже все поняли сами.

– Стражи, определенно, – сказал Краск, нервно облизывая губы.

– Да.

– Что будем делать?

– Мы не сможем их обогнать, – сказал Баллас.

– Нет? – переспросил Краск. – Кажется, только один из нас замедляет всех… – Он посмотрел на Элзефара.

Тот кивнул.

– Мне следовало бы предложить вам бросить меня и спасать свои шкуры. Это было бы благородно, верно? Тема для песен и баллад. Но Баллас такого не допустит. Почему? Потому что у него благородное сердце? Потому что мы с ним – товарищи? – Калека покачал головой. – Потому что я ему нужен. Он желает знать то, что знаю я. Я еще не открыл ему имя проводника. Без моей помощи Балласу не добраться до Белтиррана.

– Мертвецу проводник ни к чему, – буркнул Краск. – Баллас, Элзефар – не единственный, кто это знает. Найдутся и другие. Другие люди, более надежные… и порядочные.

– Мы не бросим Элзефара, – заявил Баллас.

– Баллас… – начал Краск.

– Мы не бросим его, – повторил Баллас несколько раздраженно. – Нет необходимости.

– А что ты предлагаешь? – спросил Краск. – Мы в милях от выхода из этих проклятых туннелей. В милях! Понимаешь? Что мы… – Старик вздохнул. – Опять собираешься драться?

Баллас кивнул.

– Прости меня, конечно, – сказал Краск, – но ты слишком часто испытываешь судьбу. Рано или поздно удача тебя покинет. Ты устанешь или оступишься, и…

Баллас не слушал. Он развернул карту и несколько минут тщательно ее изучал. Потом посмотрел в темноту туннеля.

– Там впереди удачное место, – сказал он.

Чуть поодаль коридор раздваивался. Баллас оглядел оба туннеля и обнаружил, что правый несколько шире.

– Я останусь здесь, – решил он. – Все остальные спрячутся в другом коридоре. Когда стражи окажутся здесь, они задумаются, в какую сторону мы пошли, и на время остановятся. Пока они будут думать, мы нападем на них. Ясно?

Краск кивнул. Лицо его было серовато-бледным. Старик вынул из ножен небольшой кинжал и нервно перебрасывал его из руки в руку. Эреш, напротив, была абсолютно спокойна. Она заново перевязала растрепавшиеся волосы и исчезла в коридоре. Краск и Элзефар последовали за ней, Баллас же направился в правый туннель. Он закрыл шторки фонаря, так что свет превратился в едва видимое глазу мерцание, и сел на каменный пол. Вынув кинжал, Баллас повозил по лезвию рукавом, стирая засохшую кровь. Он чувствовал неимоверную усталость, и дело было отнюдь не только в физическом напряжении. Все ослабляло его – Церковь, стражи, ополчение и жители города, которые преследовали его. Краск бесил Балласа. Старик был полон страха и тем раздражал. Да, Краск пытался держать себя в руках, но даже это вызывало ярость. Краск постоянно напоминал, что страх существует – и живет в самом Балласе ничуть не менее, чем во всех прочих…

То ли дело Эреш – более решительная, более волевая. Однако ее неопытность тоже испытывала терпение Балласа. Девушка готова была сражаться, но не имела должной сноровки. В глубине души Баллас понимал, что несправедлив. Жизнь Эреш прошла на болоте, где самой большой опасностью были угри, – откуда же она могла получить боевые навыки? И тем не менее неумелость девушки вызывала раздражение…

А Элзефар? Баллас так и не сумел раскусить калеку-переписчика. Разумеется, он умен и самовлюблен. Кто может поручиться, что Элзефар действительно откроет Балласу имя проводника, когда очутится в своем безопасном месте? Да, он может назвать какое-нибудь имя, но как проверить его подлинность? Возможно, такого человека и вовсе не существует на свете. И если Баллас вернется в безопасное место, чтобы отомстить Элзефару, калеки там просто не окажется. Что, если все его обещания – не более чем уловка?

Пластинка засохшей крови прилипла к лезвию. Баллас отцепил ее и скинул на пол. Из тени вынырнула ящерка. Она обнюхала кровь и, видимо решив, что предпочитает более свежую пищу, метнулась по стене – к паукам. Некоторым удалось разбежаться. Другие исчезли во рту ящерицы…

– Пауки и ящерицы… – послышался голос Краска. – В сущности, люди не так уж сильно от них отличаются…

Баллас обернулся.

– Сколько стражей нас преследуют? Можешь сказать? – спросил Краск.

– С полдюжины.

– Как ты думаешь, они нашли вторую карту? Или просто гонятся за нами, надеясь на везение.

– Просто гонятся, – буркнул Баллас. – У них не было времени разыскать карту. Не так уж много народу знает о канализации. Возможно, стражи просто не отдают себе отчета, какой тут лабиринт, и не подумали, что им понадобится план.

– Шесть человек, – тихо сказал Краск. – Ты уверен, что мы с ними справимся?

– Бывало и хуже.

Краск зябко повел плечами.

– Я бы отдал что угодно за глоток виски. Выпивка придает мне храбрости. – Он помолчал, потом тяжко вздохнул. – Баллас, скажи честно: кто ты такой?

Баллас нахмурился.

– Что за странный вопрос? Я – человек, за которым охотится Церковь…

– Не только. Я долгое время наблюдал за тобой. Ты вор и убийца – и в обеих этих сферах равно искусен. У тебя есть дар, Баллас. Тут ты превосходишь большинство людей. Ты убиваешь быстро и чисто. А вдобавок ты способен рассуждать. В любой ситуации ты можешь составить план. Да, часто аморальный и опасный, но он работает. Он оказывается лучшим из всего, что можно было сделать. И это…

– Кто я такой, – перебил Баллас, – мое личное дело. – Он удивился внезапному интересу Краска. Или тот полагал, что им не удастся одолеть стражей, и решил напоследок удовлетворить любопытство?

Отповедь Балласа не смутила Краска. Он продолжал:

– Тот старик – в подвале борделя – сказал, что при взгляде на тебя его посетило видение.

– Да ну?

– Он увидел три сосуда, наполненные разным содержимым. Сосуды символизируют прошлое, настоящее и будущее человека. В первом сосуде – твоем прошлом – была пшеница. Это обозначает, что сперва ты жил спокойно и счастливо.

– Вот дерьмо, – пробормотал Баллас.

– Второй сосуд – твое настоящее – был наполнен кровью. Баллас хрипло рассмеялся.

– И почему меня это совершенно не удивляет? А?

– Что означает… – сказал Краск, не обращая внимания на сарказм, – жестокость и хаос.

– Ничего удивительного, – хмыкнул Баллас.

– Кровь принадлежала львице, – продолжал Краск. – Она лежала подле сосуда. Ее горло было перерезано. Это указывает на то, что в твоей жестокости было что-то… э… благородное. Но и что-то трагическое. Видишь ли: львица была беременна.

Баллас пробормотал что-то себе под нос.

– Третий сосуд… – начал Краск.

– Да-да, – перебил Баллас – раздраженно и несколько встревожено. – Что на этот раз? Еще больше крови? Или, может, козье дерьмо?

– Третий сосуд, – сказал Краск, – был пуст. Баллас недоуменно приподнял брови.

– Старик не сумел понять смысла видения. Твоя душа существовала в прошлом и, ясное дело, существует сейчас. Но не в будущем. Такого не может быть, поскольку души бессмертны. Они остаются после смерти человека и отправляются в Лес Элтерин. Душа не может раствориться, Баллас. Она не исчезает из бытия…

– Ба! Ты полагаешь, что следует верить старому идиоту, нажравшемуся корня видений?

– Говорят, что корень видений дает прозрение. Потому-то Церковь и запретила его.

– Церковь его запретила, – сказал Баллас, – потому что он вызывает галлюцинации, в которые не слишком далекие люди могут поверить.

Краск покачал головой.

– Я… я не могу отделаться от мысли, что в этом есть нечто… Такие практики, если б они не приносили плода, быстро исчезли бы…

– Людям нравится наркотик, – сказал Баллас, – потому что позволяет им чувствовать себя мудрыми. Но они глупы. Кровь Пилигримов! Когда надираешься – это по крайней мере честно. Мы знаем, что выпивка просто приносит счастье и забвение. И не ищем никаких тайных знаний. А корень…

– На Востоке калифы нанимают едоков гакрии в качестве советников…

– На Востоке, – в тон ему проговорил Баллас, – вдов сжигают заживо вместе с телами мужей. А еще тамошние жители едят собак – потому что им это нравится, а не потому, что приходится. – Он фыркнул. – Не кивай на Восток, Краск. Там ничего нет, кроме пыли и глупости.

Краск замолчал.

– Ты полагаешь, что все это чушь?

– Да.

– И в прошлом ты никогда не вел себя благородно? Баллас покачал головой. Краск улыбнулся.

– Я не сказал тебе еще одну вещь. В видении старика львица, чья кровь наполняла второй сосуд, была слепой.

– И что?

– Это обозначает невежество. Львица не знала, кто она на самом деле. Она не понимала, что благородна. Так же и ты не знаешь этого о себе.

– Вот дерьмо, – сказал Баллас.

– Когда мы убегали от стражей возле городской стены, ты спас жизнь моей дочери. И тогда мне показалось… я увидел в тебе проблеск… былого. Того, что было в тебе когда-то – пусть даже теперь это не…

Грохот шагов эхом разнесся по туннелю. Краск вздрогнул и замолк на полуслове.

– Подумай лучше о стражах, которые преследуют нас сейчас, – сказал Баллас. – А не о тех, которые давно уже мертвы.

Краск шмыгнул в левый туннель. Баллас плотно закрыл фонарь, и коридор погрузился во тьму. В темноте ему померещились три сосуда. И слепая львица.

– Ты идиот, Краск, – пробормотал он.

Шаги грохотали под сводами коридора. Свет фонаря пронзил темноту. Тени заплясали на стенах. Поднявшись на ноги, Баллас крепко сжал рукоять кинжала. Им овладела апатия. Возможно, она была результатом усталости – как и гнев. Всегда, когда Баллас чувствовал себя уставшим, им овладевало мрачное настроение. Он мельком подумал о Белтирране – и грусть ослабла, а потом улетучилась вовсе. Есть причина оставаться в живых – ведь он должен отыскать землю за горами. Там горечь, гнев и ярость оставят его навсегда… Баллас чуть улыбнулся и приготовился к бою.

Свет фонаря стал ярче, шаги приблизились. Из темноты вынырнула группа стражей. Пятеро, сосчитал Баллас. Во мраке их лица были неразличимы, виднелись лишь синие треугольники Скаррендестина, вышитые на груди, да поблескивали в желтом свете лезвия обнаженных мечей.

Приблизившись к развилке, стражи остановились.

– Куда дальше? – спросил один из них.

Второй понюхал воздух – и тут Баллас кинулся на него и всадил кинжал стражу в живот. Развернувшись, он ударил первого кулаком в лицо, сбив с ног. Третий выхватил меч, но Эреш выскочила из соседнего коридора и пырнула стража кинжалом в бок. Это был неуклюжий, плохо нацеленный удар. Лезвие не вошло в тело и наполовину, но все же нападение возымело эффект. Страж вскрикнул и дернулся, зажимая рану. Краск подскочил с другого бока и ткнул его кулаком в живот. Страж ахнул и упал на колени, меч выскользнул из его руки. Краск подхватил оружие и ударил противника по спине. Тяжелый клинок вывернулся из пальцев старика, лезвие легло плашмя. Страж покачнулся. Баллас выхватил у Краска меч и рубанул стража по шее. Тот без звука свалился на пол.

– Берегись! – крикнула Эреш.

Резко развернувшись, Баллас вскинул меч и блокировал удар, нацеленный ему в спину. Потом отвел клинок противника и, резко подавшись вперед, ударил стража лбом в нос. Тот отшатнулся, наполовину оглушенный.

Один страж еще оставался на ногах. Он в ужасе посмотрел на Балласа, потом повернулся и пустился бежать по туннелю в обратном направлении. Отведя руку назад, Баллас метнул в стража меч, словно копье. Клинок попал тому в поясницу. Вскрикнув, страж ничком повалился на пол.

Баллас кивнул на неподвижных стражей.

– Прикончите их. Этих двоих я только оглушил. Надо добить – сказал он Краску и пошел к стражу, лежавшему поодаль.

Выдернув меч, Баллас перевернул стража на спину и увидел что его форма отличается от прочих. Синий треугольник Скаррендестина был обведен красной каймой. Баллас припомнил, что уже видел подобное раньше – на рубахах стражей, вешавших головы на Дуб. Видимо, то были люди более высокого ранга, облаченные доверием Магистров.

Баллас присел возле стража.

– Сколько вас в канализации?

– Это все, – прохрипел тот.

Баллас взялся за меч, затем откинул его в сторону. Здесь требовался более тонкий инструмент. Он вынул кинжал.

– Спрашиваю еще раз, – сказал он, приблизив кончик клинка к глазу стража. – Сколько тут стражей помимо вас?

– Нисколько, – повторил пленник. – Но вы все равно умрете. Вас преследуют.

Баллас озадаченно посмотрел на него. Неужели в канализацию спустились ополченцы? Или горожане?

– О ком ты говоришь? – спросил он.

– Не могу ответить.

– Неужели? – Баллас придвинул кинжал почти вплотную к глазу. Страж зажмурился и попытался отвернуться, но Баллас схватил его за подбородок. – О ком ты говоришь? – повторил он.

– Я дал клятву, – пробормотал страж, – и не нарушу ее. Я не могу ее нарушить…

– Не можешь. Вот как? – Баллас усмехнулся. – Я проклят Церковью. Меня преследуют все жители Друина. И ты думаешь, что я стану беспокоиться о твоих клятвах?

– Не в том дело, – ответил страж. – Я действительно не могу рассказать. Моя клятва – не просто долг чести. Она связывает меня такими узами, какие ты и представить не можешь.

– Поглядим, – хмыкнул Баллас, прижимая кинжал к веку стража. Кончик клинка лишь слегка тронул кожу. Даже не выступило крови – только слезы из-под ресниц. Веко было непрочной преградой заточенной стали… – Кто нас преследует? Говори, и я тебя отпущу.

– Не очень-то много в этом проку. Раз мне не удалось вас убить, я заплачу собственной жизнью. Мне не простят ошибки…

– Тогда обещаю тебе легкую смерть. Вскрою артерию, и ты быстро истечешь кровью.

– Не выйдет. Легкая смерть мне тоже не светит.

– У тебя есть последний шанс! – рявкнул Баллас.

– Ничего не изменилось, – тихо проговорил страж. – Я не могу ответить.

Баллас надавил на кинжал; клинок пронзил веко и погрузился в глазницу. Страж выгнулся от боли. Он издал дикий, нечеловеческий вопль и забился на полу.

– Говори, – приказал Баллас.

– Не могу! Прошу тебя, не надо!

Баллас переместил кинжал к другому глазу и чуть коснулся им века.

– Во имя Четверых! Не надо!

Баллас нажал на кинжал. Страж взвыл и – точно помимо своей воли – прохрипел:

– Это л…

В следующий миг он осекся и выгнулся дугой на полу, отпихнув от себя Балласа. Тот повалился на бок. Тело стража сотрясалось в судорогах, голова билась о пол. Он оскалился, обнажая стиснутые зубы. Единственный сохранившийся глаз выпучился, точно собираясь выскочить из глазницы. На шее вздулись вены; страж захрипел.

На секунду Баллас решил, что это притворство. Уловка, которая даст стражу несколько секунд, чтобы придумать отговорку… А потом он увидел пламя.

Язык синего огня вырвался из груди стража. Другие поднялись из живота, изо рта, из глаз. Тело облеклось облаком пара и зашипело. Одежда вспыхнула и мгновенно превратилась в пепел – так же, как и волосы. Скоро пламя охватило тело целиком, но страж еще корчился. Это продолжалось долго – но наконец он затих. Синее пламя угасло, сменившись обычным оранжевым огнем. Наконец исчез и он, оставив по себе лишь дым и пепел…

…И внезапно Баллас понял, кто гонится за ними.

– Уходим! – рявкнул он, подхватывая с пола фонарь. Остальные оторопело пялились на прах.

– Что… что это было? – выдавил Краск. – Несомненно, магия. Но как……

Баллас прислушивался, ловя звук шагов. Однако в коридорах стояла тишина; очевидно, их преследователь был еще далеко. Пока что…

– Нам надо убираться отсюда, – сказал он. – За нами гонятся. И я не поручусь, что мы сумеем совладать с ним.

– С кем? – Краск нахмурился.

Баллас молча подобрал меч. Он знал, что от оружия вряд ли будет толк, но ощущение шершавой рукояти в ладони успокаивало его.

Он двинулся в глубь коридора. Элзефар схватил Балласа за локоть и потянул вниз, приблизив его ухо к своим губам.

– Я не знаю, кто преследует нас, но помни, Баллас: в твоих интересах сохранить мою жизнь. Если я умру, ты никогда не доберешься до Белтиррана.

Баллас покосился на него и зашагал вперед.

Теперь они двигались гораздо быстрее. Для скорости Баллас снова взялся нести Элзефара. Поскольку высота потолка не позволяла ему тащить калеку на плече, Баллас взял его на руки, прижимая к груди, словно младенца. Хотя Элзефар весил немного, двигаться с такой ношей – да еще и пригнувшись – было неудобно. Однако так выходило быстрее, и Баллас терпел.

Краск посматривал на него; Баллас чувствовал, что старику жутко. Теперь Краск боялся не стражей, а грозного врага, который шел за ними по туннелям. Врага, который заставил человека обратиться в пепел. А ужаснее всего была неизвестность – ибо Краск не представлял, с кем он имеет дело.

Они спешили. И Краск первым уловил шум.

– Я что-то слышал, – сказал он, внезапно остановившись. Баллас замедлил шаги. Краск оглянулся, всматриваясь во мрак туннеля.

– Слушайте, – сказал он. – Звук слабый, но там определенно кто-то есть.

Все затаили дыхание. Издалека долетал едва слышный шорох. Мало-помалу звук стал громче и несколько изменился. Теперь казалось, что сквозь шорох пробиваются тихие шипящие голоса, переговариваясь на неизвестном языке…

Краск встревожено глянул на Балласа.

– Это оно? То, что нас преследует? Оно убьет нас?

– Не знаю, – честно сказал Баллас.

Внезапно позади них стены и потолок туннеля будто бы вздрогнули. Скрипящие голоса сделались громче. Стены шевелились все явственнее. Краск поднял фонарь. Желтое пятно света упало на потолок – и огонь фонаря отразился в бесчисленных белых глазах ящериц… Если раньше они шныряли по стенам и потолку взад-вперед, то теперь их поведение изменилось. Ящерицы бежали по туннелю – в ту же сторону, что и путники. Нескончаемым потоком, словно единый слаженный организм, они неслись вперед. Некоторые срывались со стен, падали на пол и продолжали бежать, исчезая в туннеле. Их тельца терлись друг о друга, издавая тот самый шипящий звук, который так напугал Краска.

Старик опустил фонарь.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он. – Что они делают? – Он посмотрел на Балласа, и в глазах его неожиданно зажглось понимание. – Кто за нами гонится? – прошептал Краск. – Уж точно не человек напугал ящериц. От нас они не убегали и от стражей тоже. Так что же это, а?..

– Лективин, – отрывисто сказал Баллас, ускоряя шаг. Страх овладевал им. Баллас сомневался, что сумеет остановиться, даже если захочет. Как и ящерицы, он стремился вперед, не в силах противостоять этому позыву.

Краск бежал рядом.

– Сейчас не время для идиотских шуток. Лективинов давно не существует. Их всех перебили во время Красной войны…

– Один остался, – буркнул Баллас. – Церковь его сохранила.

Ему не оставалось иного выбора, кроме как пересказать – короткими рваными фразами – события той страшной ночи, когда он едва не погиб на Дубе Кары. Не умолчал он и о гибели Герака, и об обстоятельствах своего побега.

Долгое время все молчали. Потом Элзефар визгливо рассмеялся.

– Так что же мы так волнуемся, Баллас? Ты уделал лективина один раз, значит – сумеешь сделать это снова.

– Сомневаюсь. Священник – Рендейж – рассказал мне о них. Тот лективин был занят магическим ритуалом. Он отвлекся, и мне удалось застать его врасплох. Теперь же он будет настороже.

– Ты прав, – горестно пробормотал Краск. – Элзефар, мы не зря волнуемся. Великие Пилигримы! Я читал, что во время Красной войны один лективин мог убить пятьдесят человеческих воинов. Пятьдесят! А нас всего четверо. И один не может даже стоять на ногах без посторонней помощи…

Они удвоили скорость, чуть ли не бегом пробираясь по туннелю.

– Тот страж – он собирался убить нас, – продолжал Краск. – И все же мне его жаль. Клятва, которую он принес… клятва молчания… Такие вещи были обычным делом среди лективинов. Едва выучившись говорить, каждый из них приносил клятву верности Лективе. Если они вынашивали мысли о предательстве, если они хотя бы начинали сомневаться в величии своей державы – тотчас же превращались в пламя и пепел. Видно, эти клятвы могут с тем же успехом связать и человека.

Они пробежали еще немного, и Баллас резко остановился. Что-то было не так. Путь расходился на три туннеля. Баллас немного помнил план, но такой развилки там не было. Он обернулся к Эреш:

– Дай карту.

Девушка протянула свиток, и Баллас пробежал его глазами. Он полагал, что где-то они выбрали неправильный поворот, но нет. Он проследил путь по карте и нашел туннель, по которому они сейчас шли. Они не сбились с дороги, но план не соответствовал реальному положению дел. Проход должен был продолжаться прямо вперед, потом свернуть налево и лишь затем разделиться на два. А вместо этого перед ними тянулись три коридора.

Баллас выругался.

– Это неправильная карта, – сказал он. – Эта долбаная карта не верна!

– Позволь-ка взглянуть, – сказал переписчик.

– Если ты неправильно скопировал оригинал, Элзефар, я тебя на куски порву.

– Я никогда не ошибаюсь, – спокойно заявил Элзефар. – И не ошибался. Дай сюда карту.

Эреш передала ему пергамент. Элзефар посмотрел на нее, потом постучал пальцем по строчке текста в верхнем углу.

– Вот в чем дело, – спокойно сказал он. – Это вообще не карта, а эскиз.

– И какая разница? – рявкнул Баллас.

– Ну как же, – усмехнулся Элзефар. – Подумай головой. Карта представляет собой то, что есть на самом деле. А эскиз – то, что может быть… А может и не быть. План будущей постройки. Вот смотрите, что тут написано. «Вариант второй». Так что могли быть и другие – третий, четвертый, пятый… Столько, сколько понадобилось архитектору, чтобы нарисовать окончательный план канализации. Видимо, он отверг эту версию. Да, центральная часть канализации его устроила. А другие, видно, не очень. Эскиз довел нас вот досюда. Но дальше он бесполезен.

– Будь все проклято! – заорал Краск. – Ты нас всех погубил, Элзефар! Ты должен был знать, что этой карты хватит только на половину дороги! И когда Баллас дал тебе эту проклятую штуку!.. Пилигримы! Ты должен был заметить! Ты должен был…

– Я бы советовал, – перебил Элзефар, – сбавить голос. Не стоит облегчать лективину задачу.

– Какая разница! – буркнул Краск. – Лективинам не нужно зрение, чтобы преследовать жертву. Они идут по запаху и свету души.

– Свету души? – переспросил Элзефар. Краск раздраженно кивнул.

– Когда лективин принимает корень видений, он может увидеть свет человеческой души. Для него он так же ярок, как факел.

– Вот уж не повезло нам, – хмыкнул Элзефар. – В погоне а нами он наверняка миновал этот притон с гакрией. Кажется, убегая от стражей, мы помогли гораздо более страшному врагу.

– Думаю, лективин принял корень раньше, – заметил Баллас. – Церковь снабжает его. Так было у Дуба Кары. Не это сейчас не важно. Нам надо найти выход.

Они стояли в молчании. В безликом подземном лабиринте без солнца и луны было проще простого потерять чувство направления. Баллас пытался рассуждать. Около выхода он, может быть, увидит отблески дневного света. Или услышит уличные шумы. Или почувствует ветер. Но это долгий путь. До выхода могут оставаться мили и мили.

Баллас стиснул зубы.

– Мы должны попытаться, – сказал он. – Выберем один из туннелей и будем надеяться на удачу.

Он посмотрел на три коридора. Все они выглядели совершенно одинаковыми. Пожав плечами, Баллас направился в левый туннель.

– Подожди! – резко сказал Краск. Баллас остановился. Краск указал на центральный проход.

– Нам туда.

– Ты что, тоже покушал гакрии? – едко спросил Элзефар. – Идешь по наитию?

– По какому еще наитию? Нет. Ящерицы. – Краск указал на потолок. Маленькие рептилии по-прежнему бежали в одном направлении. – Они же могут почуять выход. Наверняка туда и бегут.

Баллас поднял брови.

– Что ж, Краск, и от тебя может быть польза.

Они поспешили в центральный коридор. К этому времени Элзефар вконец оттянул Балласу руки. Он уставал, и калека словно бы становился все тяжелее и тяжелее. Баллас обливался потом и тяжело, хрипло дышал. Элзефар заметно напрягся. Он понимал, что является обузой, и боялся, что, если станет совсем худо, его бросят – вышвырнут, как балласт с тонущего корабля.

– Не забывай: я тебе нужен, – тихо сказал он Балласу. – Помни, что я твоя единственная надежда. Без меня ты никогда не увидишь Белтирран…

Прошло немного времени, и тьма в туннеле будто бы стала рассеиваться. Беглецы остановились. Впереди виднелась осыпь, а наверху, в потолке, зияла огромная дыра. Когда-то давно потолок обвалился, и обломки камня засыпали проход. Через разлом проникал дневной свет. Ящерицы убегали в дыру. Баллас втянул воздух, ощущая запах мокрой травы и земли. Посадив Элзефара на пол, он принялся разгребать каменное крошево. Краск и Эреш молча взирали на него.

– Помогайте! – рявкнул Баллас.

Отец и дочь, словно внезапно проснувшись, присоединились к Балласу. Они работали быстро и отчаянно. Острые края камней резали руки, но никто не обращал внимания. Постепенно дыра расширялась. Стало заметно светлее. Наконец она увеличилась настолько, что в нее можно стало протиснуться.

Баллас пролез первым. Он стоял на дне узкого колодца. Впереди туннель полностью обвалился, на полу лежала груда земли и высохшего вереска. Стены из белого известняка вздымались вверх футов на двадцать. Сверху свисали стебли пожухлой травы. Над ними виднелось серое небо. Моросил дождь; капли падали Балласу на лицо. Он моргнул и вытер их ладонью.

Эреш пролезла в дыру, Краск и Элзефар – следом. Подняв голову, переписчик поглядел на стену и небо над ней.

– Что будем делать, Баллас? Тот пожал плечами.

– Дальше мы не пройдем. Может, так и лучше. Коридор обвалился, но у нас есть шанс выбраться раньше, чем мы нашли бы нормальный выход.

– И как же мы выберемся? – мрачно поинтересовался Элзефар.

– А ты как полагаешь? – в тон ему переспросил Баллас.

– И ты надеешься, что я туда полезу? Погляди на меня. Похож я на человека, пригодного для таких упражнений?

– По правде говоря, – сказал Краск, – я и насчет себя не очень уверен. Я уже не юноша. Сомневаюсь, что мне хватит сил забраться наверх.

Баллас повернулся к Эреш. Она просто покачала головой. Баллас выругался. А Элзефар вдруг сказал:

– Он приближается!

Баллас обернулся и увидел, как внезапно и резко побледнело лицо переписчика.

– Я слышу его, – прошептал Элзефар.

Далеко-далеко, на грани слышимости, раздавались легкие медлительные шаги. Они были слишком тихими, чтобы порождать эхо. Лективин двигался мягко, как кошка. Но приближался он с невероятной скоростью.

Все посмотрели на Балласа.

– Мы не можем с ним драться, – сказал Краск. – Мы все признали это – и ты в том числе. Мы в ловушке… – Старик откашлялся, пытаясь унять дрожь в голосе. – Должен быть какой-то выход. Мы не можем просто смириться с судьбой. Это было бы… глупо.

Баллас снял сапоги. Влажный камень холодил ступни.

– Придумал что-нибудь? – спросил Краск, глядя на Балласа с отчаянной надеждой.

Баллас кивнул и подошел к стене. Отыскал первый упор для рук. Подтянулся, нащупал пальцами ног небольшую трещину. Постанывая, поднялся выше. Задам рука соскользнула с влажного камня, и Баллас тяжело шлепнулся на пол. Элзефар, Эреш и Краск непонимающе смотрели на него.

Баллас предпринял вторую попытку. На сей раз он вцепился в камень мертвой хваткой и поднимался осторожно, нащупывая каждую трещину и щель в стене. Он продвигался вверх – медленно, но упорно.

На полпути к краю Баллас услышал, как выругался Элзефар.

– Ублюдок! Да он же просто хочет нас бросить! Баллас, ты, грязный сукин сын! – Голос калеки сорвался на крик. – Ты забыл, что я сказал? Тебе нужна моя помощь! Ты хочешь в Белтирран – или нет?

– Он хочет жить, – сказал Краск. – Для начала. Много ли ему будет от тебя пользы, если он умрет?

Баллас добрался до верха. Он тяжело перевалился через край и рухнул на траву. Вокруг колыхалось вересковое море. После темноты подземелий у Балласа закружилась голова от света и свежего воздуха. Он заставил себя подняться на ноги.

Снизу донесся вопль Элзефара:

– Я не хочу умирать! Ты, сраный предатель! Мразь! Вонючая скотина!

Баллас обвел взглядом вересковье. Рядом с проломом росли рябины. Чуть поодаль – несколько сосен. Одно из деревьев было расколото ударом молнии, и большая часть ствола лежала на земле. Баллас заглянул в туннель. Элзефар сидел посередь колодца, беспомощно глядя вверх. Эреш и Краск стояли рядом с ним. Краск подобрал меч и сжал его обеими руками, напряженно вглядываясь в темноту.

– Киньте мне меч! – крикнул Баллас. Краск поднял глаза.

– Кинь мне долбаный меч! – рявкнул Баллас.

– Не будь идиотом! – простонал Элзефар. – Не отдавай ему наше единственное оружие.

Подумав секунду, Краск неуклюже подбросил меч. Клинок ударился о стену и упал обратно вниз, едва-едва не задев Элзефара. Калека грязно выругался. Подхватив меч, Эреш предприняла вторую попытку. Ее бросок оказался точнее. Баллас поймал меч за рукоять и направился к упавшей сосне.

Несколькими ударами он отделил упавший ствол от основания. Потом схватил его за верхние ветки и поволок сосну к дыре. Дерево было невероятно тяжелым; кровь прилила к лицу и билась в висках, едва не разрывая кожу. Неимоверно болели плечи. Однако Баллас мертвой хваткой вцепился в ветки и упрямо шел вперед. Постанывая и кляня все на свете, он тащил ствол по траве, пока наконец не добрался до пролома.

Баллас заглянул вниз. Он почти ожидал увидеть мертвые тела своих спутников или беснующегося между ними лективина, но все было в порядке. Пока что.

– Прижмитесь к стене! – крикнул Баллас.

– Лективин приближается, – отозвался Краск. Голос его дрожал и срывался. – Шаги все громче. Он скоро будет здесь.

– Делайте как я говорю и, может быть, останетесь живы, – нетерпеливо рявкнул Баллас. – А теперь прижмитесь к стене.

Они повиновались. Баллас подпер ствол плечом и напряг мускулы. Тихо постанывая, он изо всех сил толкал дерево. Ноги скользили по влажной траве; замерзшая земля царапала и рвала кожу. Ступни покрылись кровью, и ноги заскользили пуще прежнего сосна понемногу начала сдвигаться. Ветви нависли над дырой. Потом – медленно и словно неохотно – дерево начало опрокидываться. Основание ствола задралось вверх, и дерево соскользнуло в колодец. Баллас заглянул туда. Казалось, удача была на их стороне: сосна никого не пришибла.

– Лезьте! – заорал Баллас. – Слышите? Когда выберетесь на ствол, я вам помогу. Поняли?

Они закивали.

– Элзефар, ты первый! – Калека открыл рот, точно собираясь возразить. – Тебе не понадобятся ноги, болван! – рявкнул Баллас. – Рук хватит. Хоть немного мышц у тебя осталось?

Элзефар схватился за одну из нижних ветвей и подтянулся. Баллас взял меч и вернулся к деревьям. Он срубил тонкую рябинку и вернулся к дыре. Элзефар уже перелез через ветки и добрался до голого ствола.

– Здесь не за что держаться! – крикнул он.

– Возьми. – Баллас протянул вниз стволик рябины, но калека боялся отпустить ветки. Баллас досадливо крякнул. – Держись, идиот! Или я скину тебя вниз.

Элзефар схватился за палку. Баллас отступил назад, вытягивая его из дыры. Наконец голова переписчика показалась над краем. Баллас дернул палку, и Элзефар рухнул на траву. Он лежал на спине, глядя в небо, и тяжело дышал.

– Это было жутко, – выговорил он. – Никогда не испытывал такой муки… По крайней мере уже очень давно.

– Ты жив, – сказал Баллас. – Радуйся.

– Что будем делать дальше? – спросил Элзефар, приняв сидячее положение. – Куда мы пойдем? Я не вижу стражей, а это уже кое-что. Но они вскорости будут здесь – так мне думается. Нам надо бы поторопиться.

Баллас взял его за ворот рубахи и оттащил от дыры.

– Что ты… – сердито начал Элзефар.

Не обращая внимания на протесты калеки, Баллас взял палку и снова опустил ее в дыру. Эреш уже добралась до голого ствола. Не колеблясь, она ухватила протянутый стволик. Элзефар зарычал.

– Не будь идиотом, Баллас! Тебе нужна моя помощь – не их. Оставь их лективину. Мы теряем время.

Баллас не слушал его. Он вытащил Эреш из дыры. Девушка упала на траву, но тут же вскочила на ноги. Она дрожала и была очень бледна. Едва поднявшись, Эреш тут же заглянула в колодец и умоляюще посмотрела на Балласа.

– Скорее, – сказала она. – Пожалуйста.

Баллас подскочил к краю. Краск карабкался по сосне. Он поднимался медленно и неуклюже, с трудом перехватывая ветки. На лице старика застыло выражение глубокой сосредоточенности. Внезапно он вздрогнул и посмотрел вверх.

– Он здесь, – выдохнул Краск. – Я слышу его шаги. Не эхо, а именно шаги. Пилигримы! Он здесь!

– Держись! – завопил Баллас. – Лезь!

Краск удвоил усилия. Он уже почти добрался до голого ствола, когда ветка сломалась под ногой. Краск обхватил ствол, болтая ногами в воздухе в поисках опоры. Наконец он оперся на сучок и поймал протянутую палку. Баллас потащил Краска наверх.

Эреш пронзительно вскрикнула. В колодец выбрался лективин. Как и в прошлый раз, когда Баллас видел его, Ню’ктерин был одет в коричневый балахон с откинутым капюшоном. Белый безволосый череп заблестел, когда на него упали дождевые капли. Лективин поднял голову. В рассветном свете его остроскулое лицо казалось невероятно бледным и гладким – точно отполированным. Глаза с алыми радужками горели злобным огнем. Ню’ктерин оскалился, обнажая заостренные зубы, и быстро полез наверх. Он двигался проворно, словно паук. Руки с длинными пальцами споро перехватывали ветку за веткой. Через несколько секунд он был уже на полпути к поверхности.

Подпрыгнув, лективин потянулся к ноге Краска. К счастью, тот уловил движение. Дико заорав, Краск отдернул ногу, рука с заостренными ногтями схватила воздух. Лективин немного съехал вниз по сосне, но тут же возобновил подъем.

Баллас выволок Краска. Тот выскочил из дыры и отбежал в сторону. Лективин же добрался до голого ствола, но гладкое дерево его не смутило. Втыкая в кору ногти, почти такие же как когти зверя, он быстро карабкался наверх. Баллас понимал, что через минуту Ню’ктерин вылезет наружу… Баллас подбежал к разлому. Напрягая все мускулы, он принял ствол и подставил под него плечо. Лективин замер. Баллас изо всех сил толкнул сосну. Она отделилась от края и встала почти вертикально – причудливая пародия на дерево с корнями наверху. Затем под весом лективина сосна медленно продолжила движение и повалилась в дыру. Ню’ктерин, понимая, что дерево неизбежно раздавит его, проворно оттолкнулся от ствола. С ужасающим грохотом сосна рухнула на пол. Лективин отскочил, ловко приземлившись на ноги. Затем он начал подниматься по стене – или, вернее, попытался. Но его ногти лишь скребли по гладкому известняку: стена была слишком ровной. Лективин прекратил усилия. Он в последний раз глянул вверх и исчез в темноте туннеля.

– Мы спасены? – спросил Краск, осторожно приближаясь к дыре.

– Он ушел, – сказал Баллас.

– Слава Пилигримам! – Краска трясло. Он настороженно озирался по сторонам, пока он убедился наконец, что опасность миновала. – Нам это удалось! Мы сбежали! – Внезапно старик широко ухмыльнулся и хлопнул Балласа по плечу. – Ну, молодец, дружище!

– Лучше бы нам убираться отсюда, – сказал Баллас, нервно оглядывая пустошь.

Они пошли по вересковью, когда Элзефар крикнул:

– Стойте! А как же я?

Баллас обернулся. Калека сидел на земле.

– Где мои костыли? – спросил он.

– Я их не взял, – сказал Краск, пожимая плечами.

– Я тоже, – отозвалась Эреш.

Баллас заглянул в дыру. Костыли Элзефара лежали на дне – рядом с его сапогами. Лишь сейчас Баллас осознал, что он бос, ощутил замерзшую траву под ногами. В горячке боя он совсем позабыл об этом, но теперь ноги заломило от холода, изрезанные ступни отозвались болью. Вдобавок, подумалось Балласу, это чревато заражением крови… Досадливо поморщившись, он направился к рябинкам, вырубил две длинные палки и протянул их Элзефару.

– Не идеал совершенства, – сказал он, – но сойдет.

– Не идеал? – Переписчик нахмурился. – Верхние части надо смягчить. Иначе они проткнут мне подмышки.

Баллас немного подумал и вырвал два пучка травы. Элзефар, недовольно бурча, прикрутил их к палкам. Баллас поднял калеку на ноги, и тот опробовал костыли, сделав несколько неуверенных шагов.

– Плохо, – заявил он. – Никуда не годится. Правая палка слишком длинная.

– Я не плотник, – сердито сказал Баллас. – Сейчас не время скулить.

Он посмотрел на свои ноги. Холод чувствовался все сильнее. Люджен Краск проследил за его взглядом.

– Великие Пилигримы, – сказал он. – Медвежьи лапы!.. Ну, мы идем или как? – Краск улыбнулся. Его глаза светились счастьем, и Баллас понимал – почему. Краск был на волосок от смерти. Лективин едва не схватил его – но все же не схватил. Теперь Краск чувствовал себя как никогда живым. Он заглянул в черный омут смерти, он уже поверил, что обречен, и все же остался цел. Мир засиял новыми яркими красками, все вокруг стало ясным, свежим, чистым. Морозный воздух опьянял его. Солнце было ярче, небо синее. Самые обыденные вещи вызывали исступленный восторг.

Баллас ничего подобного не чувствовал – только острое желание отыскать Белтирран.

Они шли на север. Все были вымотаны до предела и едва переставляли ноги. И все же с лица Краска не сходила улыбка. Его дочь была охвачена таким же безмолвным счастьем. Они болтали друг с другом, делясь своими восторгами. Баллас не слушал их; он знал наперед всё, что будет сказано. Они станут вспоминать детали приключения, подшучивать над своими страхами, насмехаться над Ню’ктерином и благословлять ящериц…

Краск остановился.

– Прошу прощения, – сказал он. – Мне надо отойти… Он направился за груду известняков. Остальные продолжали медленно продвигаться вперед. Баллас вяло раздумывал, каким должен быть их следующий шаг. Ощущая замерзшую под ногами, он понимал, что важнее всего сейчас раздобыть новые сапоги. Но как? Он мысленно пожал плечами. Так как уже очень давно добывал все, что ему нужно: он их украдет. Или же, если они встретят кого-нибудь на пустоши – купца или охотника, – то нападут на него и заберут все, что может пригодиться. Потом, разумеется, придется его убить, иначе он непременно расскажет стражам, в какую сторону ушли беглецы… Но как к этому отнесутся остальные? Элзефар и глазом не моргнет, это ясно. Калека не слишком трепетно относится к человеческой жизни. В конце концов, именно он подговорил Балласа убить своих нанимателей и собственноручно сжег две дюжины людей… А Эреш и Краск?

Они уже поняли, что такое убийство из самозащиты. Но убить за пару сапог?..

Две темные тени мелькнули перед лицом Балласа. Он вздрогнул и отшатнулся, вскидывая меч. Две вороны приземлились на глыбу известняка и спрыгнули в траву… Глядя за горизонт, Баллас продолжал размышлять. Наплевать, одобрят ли Краски Эреш его действия, но… Но возможно, ради сохранения спокойствия в их маленьком отряде будет лучше приобрести сапоги, не проливая крови. Рано или поздно они доберутся до какого-нибудь маленького городка, и в нем наверняка найдется лавка башмачника. Оттуда можно будет тишком утащить обувь, и тогда…

Отчаянный крик разорвал тишину.

Баллас резко повернулся. Крик повторился. Он доносился из-за валуна. Баллас кинулся туда – и похолодел.

Из-за камня вышел высокий рыжеусый страж. Он волок за собой Краска, обхватив его поперек тела. Глаза старика округлились от ужаса, рот был распахнут в крике. Ноги старика подогнулись. Страж разжал руки, и Краск тяжело осел на землю, судорожно хватая ртом воздух. Рубаха его окрасилась кровью; из живота старика торчала рукоять кинжала.

Баллас не мог понять, откуда взялся страж. Не мог же он прятаться за камнями все это время – тогда Краск закричал гораздо раньше. Ворона, сидевшая на земле, посмотрела на Балласа; вокруг ее тела возник ореол голубоватого света. Птица начала увеличиваться в размерах, форма ее тела изменилась, глаза сузились. Клюв стремительно уменьшился, перья исчезли. Спустя мгновение на месте вороны появился второй страж. Глаза его были мутными, словно он испытывал сильную боль, – и все же они горели злобным огнем.

Несколько секунд Баллас оторопело взирал на стража. Потом оцепенение прошло. Он покрепче стиснул рукоять меча и кинулся в бой. Страж выхватил оружие, но Баллас был проворнее. Страшный удар меча развалил череп противника. Он упал, трава вокруг его головы мгновенно покраснела от крови. Рыжеусый страж тоже вытащил меч и пошел на Балласа. Звон стали разнесся над пустым вересковьем. Баллас парировал удар и отступил назад, оценивая противника. Страж был почти так же высок, как он сам, но худощавее и двигался с невероятной, почти кошачьей грацией. Прыгнув на Балласа, он нацелил меч ему в грудь. Баллас вскинул свой клинок – и чуть не опоздал. Мечи встретились, удар едва не выбил оружие из руки Балласа. Он попятился. Страж напал снова; стремительным движением он вскинул меч, пытаясь достать Балласа в плечо. Тот едва успел увернуться. Лезвие прошелестело по рукаву рубахи. Прошептав проклятие, Баллас провел стремительную контратаку. Страж с легкостью парировал ее. Баллас снова отскочил назад.

– Тебя послал лективин? – спросил он. Страж не ответил.

– Его магия создала тебя, верно? Ну конечно. Как же иначе…

– Таких, как я, много, – неожиданно сказал страж.

– Как ты? Хочешь сказать – тех, кто принес клятву Ню’ктерину?

– Он верит нам, – сказал страж, – поскольку знает, что мы не можем ослушаться. Он приказал убить тебя. Так я и сделаю.

Он снова атаковал, целя в шею. Баллас отскочил, зацепился ногой за камень и потерял равновесие. Миг он балансировал, пытаясь удержаться на ногах, потом упал на спину. Клинок просвистел над ним. Баллас откатился и услышал, как меч проскрежетал по замерзшей земле. Он вскочил на ноги – как вовремя, чтобы уклониться от следующего удара. Баллас уклюже блокировал его, но не успел поудобнее перехватить рукоять: меч вывернулся из пальцев и отлетел в сторону.

Страж улыбнулся и ленивой походкой направился к Балласу. Он не спешил: жертва была безоружна и донельзя вымотана Подойдя ближе, страж взмахнул мечом, намереваясь вспороть противнику живот. Баллас выгнулся назад, лезвие взрезало рубаху. Он кинулся на стража и схватил его за руку с мечом. Оба упали. Баллас приземлился сверху и прижал стража к земле. Уперев колено ему в грудь, Баллас выворачивал стражу запястье, пока не хрустнула кость. Он поднял меч, выпавший из безвольных пальцев, и с размаху воткнул клинок в грудь стража. Затем ударил его в горло. Потом всадил меч в распахнутый в крике рот, пригвоздив голову стража к земле.

Несколько минут Баллас смотрел на мертвое тело, тяжело дыша и пытаясь унять дрожь в коленях. Потом он вспомнил о Краске. Старик сидел на земле, привалившись к валуну. Эреш опустилась на колени подле него, обняла отца за плечи, потом в отчаянии посмотрела на Балласа.

– Сделай же что-нибудь! – сказала она.

Баллас присел перед Краском и осмотрел рану. Кинжал вошел в живот по самую рукоять. Струйка крови стекала из угла рта; алые капли падали на грудь. Рассеянным мутноватым взглядом Краск смотрел за горизонт. Он тяжело и прерывисто дышал. Эреш тронула отца за плечо. Старик закашлялся. Его вырвало кровью.

– Не умирай, – прошептала Эреш. – Так не должно быть. Ты не можешь умереть – после всего, что мы пережили… – Она обернулась к Балласу. – Что нам делать?.. Лекарь… Мы должны найти лекаря! Пожалуйста… Ты должен…

Краск вздрогнул. Взгляд его прояснился, стал осмысленным. Потом он повернул голову к дочери – медленно, словно движение стоило ему титанических усилий. Их взгляды встретились. Краск открыл рот, будто желая что-то сказать, но лишь захрипел. Глаза его остекленели. Он соскользнул с валуна, повалился на бок и больше уже не шевелился…