"Монумент" - читать интересную книгу автора (Грэхем Йан)Глава двенадцатаяМолчаливое, небогатое событиями путешествие заняло два дня. Путники въехали в город Грантавен – скопление деревянных домов и грязных улиц. Он отличался от Кельтримина лишь размерами: Грантавен был большим городом. Когда путники миновали ворота, Эреш спрыгнула с лошади. – Нет, – твердо сказал Баллас. – Что? – спросила девушка, удивленно глянув на него снизу вверх. – Оставайся в седле. – Мне надоело сидеть на лошади, – возразила Эреш. – Я хочу размять ноги, и… – Полезай в долбаное седло, – проворчал Баллас. Девушка медлила. – В седло! – рявкнул Баллас. – Давай-давай, девочка, садись на лошадь, – суетливо проговорил Краск, бросая опасливый взгляд на Балласа. – Раз он говорит, значит, так надо. Он не меньше нашего заинтересован в успехе предприятия, верно? Так что не будем ссориться… Эреш повиновалась, однако сказала: – Не понимаю почему… – По двум причинам, – нелюбезно сообщил Баллас. – Во-первых, мне лучше сидеть верхом. Как ты думаешь, кого ищет стража? Церковь разнесла по всему Друину описание моего лица и фигуры. А рост у меня необычный. Когда я сижу на лошади, это не так заметно. Стало быть, я должен оставаться в седле. А теперь представь, как странно выглядит компания, в которой один едет на лошади, а другой идет пешком. Мы привлечем внимание. – А во-вторых? – спросил Эреш. – Кто обращает внимание на всадника? – отозвался Баллас. – Кто смотрит ему в лицо? Да никто. Любой пешеход видит только лошадь. Они медленно ехали по Грантавену. Народу на улицах было немного, и все же Баллас оставался настороже. В самом деле – прохожие почти не смотрели на всадников. Но даже и одного взгляда – достаточно внимательного и подозрительного – хватило бы с лихвой. Баллас чувствовал непреодолимое желание оглянуться по сторонам, дабы удостовериться, что никто не смотрит на него с повышенным вниманием. Однако он одергивал себя, опасаясь встретиться глазами с кем-нибудь из прохожих: человек мог запомнить незнакомца. Нахмурившись, Баллас уставился на конскую гриву. – Краск, где живет этот переписчик? – негромко спросил он. – Если он вообще здесь живет, – начал Краск. – Я же сказал: прошло много лет… – Где? – В восточной части города, – вздохнул Краск. – Говорят, у него был здесь роскошный дом. Котельная в подвале, ванна, личная конюшня… и стекла. В Грантавене окна, как правило, закрываются ставнями, но у Джонаса Элзефара были стекла. Для большинства людей это просто предмет роскоши, и мало кто может позволить себе подобное излишество. Для Элзефара они были необходимостью. Говорят, он предпочитал работать при естественном освещении. Не выносил свечей, считал, что они слишком тусклые. Он очень заботился о своих глазах. Через полчаса маленькая компания добралась до восточной оконечности города. Дома здесь были выстроены в основном из дерева, хотя среди них попадались и каменные – со стеклянными окнами. Но лишь в одном дворе Баллас увидел конюшню. Он спешился и знаком велел спутникам последовать его примеру. – Без глупостей, – коротко сказал он Краску. Краск озадаченно заморгал. – Не болтай лишнего, – предупредил Баллас. – Не вздумай рассказывать о драке на болоте, о том, что мы – беглецы, о том, что убили стражей. Скажи, что ты до сих пор торгуешь запретными текстами и тебе нужна помощь. – А как мне представить тебя? – Никак, – сказал Баллас, пожимая плечами. Он постучался. После некоторой паузы дверь приоткрылась. На пороге стояла женщина средних лет. Светлые волосы она собрала в строгий узел на затылке, однако губы были подкрашены красной помадой, щеки нарумянены, а на пальцах сверкали два золотых кольца с вульгарно-большими камнями. Женщина неприязненно оглядела гостей. – Чего надо? – Говорила она не как горожанка, а как деревенская. Баллас внезапно понял. Строгая прическа – и яркий грим, более подходящий шлюхе, крестьянский выговор – и дорогие, но нелепые кольца. Все говорило о том, что женщина родилась в нищете и лишь недавно обрела достаток. «Кто она? – думал Баллас. – Жена?» Он надеялся, что нет. Женщина производила впечатление стервы. Такие склонны контролировать каждый шаг мужа, не давая ему вздохнуть. От нее жди неприятностей. Вряд ли она захочет, чтобы мастер Элзефар им помогал. – Ну? – сказала женщина, не дождавшись ответа на свой вопрос. Краск слегка поклонился. – Прошу прощения за беспокойство. Мы разыскиваем Джонаса Элзефара. – Джонас Элзефар? – Женщина нахмурилась. – Не знаю такого. И уж точно он здесь не живет. Вы ошиблись домом. Дверь начала закрываться. Баллас сунул ногу в щель. Женщина возмущенно уставилась на него. – Мы проделали долгий путь, – угрюмо сказал Баллас, – помогите нам. – Вы что, не слышали? Этот человек… этот Элзефар – здесь не живет. Баллас поднял глаза. – Но он здесь жил? – Я… – начала женщина. – Он жил здесь когда-нибудь? – настаивал Баллас. Женщина нехотя кивнула. – Он отвратительный, злой человек. И наверняка большой грешник. Калека – а воображает о себе невесть что. Заносчивый, самодовольный. Сам едва мог подняться по лестнице, а уж гонору – на трех здоровых хватило бы. Самовлюбленный мерзавец… – Она покачала головой. – Я не хочу о нем говорить. Поминать калеку – навлечь беду на свою голову. – Так где он теперь живет? – спросил Баллас. Женщина злорадно улыбнулась. – В доме при копировальной конторе, на улице Пивоварен. Жуткое место. В самый раз для него… Получив указания, они разыскали улицу Пивоварен. Копировальная контора оказалась длинным одноэтажным строением, растянувшимся на пол-улицы. Выстроенная из черного кирпича, с узкими стрельчатыми окнами, она немного напоминала церковь. На двускатной черепичной крыше поблескивала изморозь. Над дверью висел жестяной знак: перо на фоне пергамента. Оконные стекла были чистыми и прозрачными. Сквозь них Баллас увидел деревянные столы и сидящих за ними многочисленных писцов. – Что будем делать? – задумчиво сказал Краск. – Как это что? – мрачно переспросил Баллас. – А ты собираешься просто взять и войти? – Краск глянул в окно. – Посмотри, сколько там народу. Кто-нибудь непременно тебя запомнит. Краск был прав. Баллас почесал в затылке. – Иди туда, – наконец сказал он, – и вызови мастера Элзефара. Наври ему что-нибудь… – Что, например? – Уж придумай, – буркнул Баллас. Старик исчез за дверью. С безопасного расстояния Баллас наблюдал за ним через окно. Едва Краск вошел, все писцы тут же подняли головы. Краск что-то сказал, потом пересек комнату и исчез из поля зрения Балласа. – Лучше бы твоему отцу не наделать ошибок, – пробормотал Баллас, глядя на Эреш. – Для своего блага – и твоего тоже. Девушка покачала головой. – Ты отвратителен, – сказала он. – Три дня назад ты пыталась убить меня. Я нахожу это отвратительным. Счастье еще, что ты неуклюжа: твои шаги меня разбудили. – Баллас помолчал, смерив девушку взглядом. – И твое благоухание. Ты не мылась несколько дней – и все же от тебя хорошо пахнет. Могу поспорить, ты никогда не пользовалась духами. Тебе незачем. – Он снова вернулся взглядом к окну. – Скажи мне: отвратительно ли то, что я тебя не убил? Эреш чуть заметно усмехнулась. – Вряд ли ты оставил меня в живых по доброте душевной, – спокойно сказала она. – Раз ты меня отпустил – значит у тебя были на то причины. Да, теперь-то я понимаю. Если бы ты убил меня, отец не стал бы тебе помогать. Пока я жива, ты можешь держать его на коротком поводке. Он сделает все, чтобы спасти меня. – Девушка горько рассмеялась. – Ты глупый человек, Анхага Баллас. Ты не можешь понять, что такое верность, и надеешься только на угрозы. – Верность – зыбкая штука, – хмыкнул Баллас. – Страх куда надежнее. – И переписчика ты тоже запугаешь? – Если понадобится, – кивнул Баллас. – А что, если у Элзефара нет родных, которыми его можно шантажировать? Баллас не ответил, потому что Краск снова появился в поле зрения. Следом за ним шел невысокий седовласый мужчина с мрачным и энергичным лицом. Он двигался медленно и неуклюже, помогая себе деревянными костылями. Опираясь на них, выбрасывал ноги вперед и снова переставлял костыли. Ноги же, как заметил Баллас, были связаны в лодыжках – видно, для большей устойчивости. Баллас понаблюдал, как Элзефар продвигается к двери. – Дети? Родственники? – сказал он, покачивая головой. – Нет. Достаточно выбить у него костыль. Или просто толкнуть… Дверь открылась. Показался Краск. Следом за ним вышел переписчик. Джонас Элзефар оглядел гостей мрачным взглядом темно-зеленых глаз. На лице его застыло брезгливое выражение, словно окружающий мир не вызывает у него иных чувств, кроме гадливости. У него был широкий тонкогубый рот, на твердом подбородке блестела седая щетина. Закатанные до локтей рукава обнажали худые руки, оплетенные веревками вен. На пальцах виднелись темные пятна чернил. Элзефар переводил взгляд с Эреш на Балласа (последнего он осмотрел особенно пристально). Потом кивнул на Краска. – Этот человек сказал, что у вас для меня работа. Неофициальная. И вы не хотите оформлять легальный заказ, а предпочитаете, чтобы я взял ее на себя – частным, так сказать, порядком. – Элзефар чуть склонил голову набок, задумчиво созерцая Балласа. – Я лучший копировщик Друина. Я делаю эту работу быстрее и лучше всех. С рассвета до заката я работаю здесь. – Он ткнул большим пальцем себе за спину, указывая на контору. – Делаю копии всевозможных документов. Научные трактаты, судебные протоколы, тексты молитв, чертежи зданий – я способен в точности воспроизвести все, что только возможно изобразить на листе пергамента. Я могу подделать любой документ так, что он будет не хуже оригинала, а еще и получше. И потому я не продаю свои таланты задешево. А иногда не продаю вообще. Мое начальство запрещает брать работу на стороне. Так что если вам нужно что-то скопировать – договаривайтесь с хозяевами. Элзефар замолчал и сплюнул себе под ноги. Баллас чуть приподнял брови. – Ты переписываешь молитвы? – Да. – Элзефар равнодушно пожал плечами. – И их, и прочие религиозные тексты. Гимны, работы теологов, сборники псалмов… – Выходит, ты работаешь на Церковь? – спросил Баллас. Элзефар прищурился. – На Церковь?.. Я работаю на своих хозяев. А они – на всех, кто платит. Церковникам часто потребны наши услуги. Она для нас – как клиент для шлюхи. Делаешь все, что потребно, и получаешь деньги. – И не обидно? Быть шлюхой для Церкви, которая желала тебе смерти? Переписчик вскинул брови. – С этого места поподробнее, пожалуйста. Баллас повернулся к Краску. – Ты рассказал ему? – Нет, – отозвался Краск. – В доме было слишком много лишних ушей. – Ты переписывал запретные тексты, – сказал Баллас Элзефару. – А этот человек их продавал. – Мы никогда не встречались. – Краск опустил глаза. – Но это ведь обычная практика, верно? Было безопаснее ничего не знать друг о друге. Несколько минут Элзефар задумчиво созерцал Краска – точно какое-то редкое насекомое. Потом спросил: – Ты знал Кейпела Бека? – Нет, – сказал Краск. – Я работал с Алдрасом Кагрилем. – Кагриль… Кагриль… – пробормотал Элзефар. – Да, помню Кагриля. Но его схватили, верно? – Схватили и повесили. – А тебя, стало быть, нет? Краск вздохнул. – По счастливой случайности. При аресте у меня нашли только поддельные тексты. Церковники смилостивились, и казнь заменили заключением. Я провел в тюрьме двадцать лет… – Он опасливо покосился на Балласа, но тот молчал. – Повезло, – усмехнулся переписчик. – Многие отправились на виселицу. Или в клетку. А некоторые – и на Дуб Кары. – Ужасные были времена… – Но этот ужас мы выбрали для себя сами. – Странная улыбка скользнула по губам Элзефара. – А теперь вы, значит, явились просить помощи? Ну и что вам надо? Краск нерешительно посмотрел на Балласа. – Может, не стоит разговаривать прямо здесь? – Баллас перехватил инициативу. – Давайте-ка найдем местечко поспокойнее. – Ладно. – Элзефар поудобнее перехватил костыли и заковылял по улице. Он направлялся к деревянному бараку чуть дальше по улице. Внутри на голом полу стояли две дюжины коек, покрытые одинаковыми одеялами из тонкой шерсти. В воздухе висел гнилостный запах сырой материи и влажного дерева. Элзефар провел их к кровати в дальнем углу. – Вот, – сказал он, обводя комнату широким жестом, – мой дом. Когда-то я жил в прекрасном особняке на востоке города. Там было тепло, удобно и мне никто не досаждал. А здесь я живу бок о бок с моими коллегами-переписчиками, и это не очень-то приятное существование. Калеке потребно одиночество. Среди людей ему постоянно приходится сносить насмешки и оскорбления. Не буду врать, будто я доволен. – Элзефар сел на кровать и прислонил к ней костыли. – Ладно. Здесь тихо. Выкладывайте свое дело. – Когда-то ты копировал карты, – сказал Баллас. – Это правда? Элзефар кивнул. – А то как же. Географией Друина интересуются многие – с самыми разными целями. Иногда диаметрально противоположными. – Он ухмыльнулся. – Я копировал карты путей, пройденных Четверыми, и карты тайных троп контрабандистов. Чего только не ищут люди на землях Церкви Пилигримов!.. – А земли, не принадлежащие Церкви? Элзефар удивленно посмотрел на него. – Все земли принадлежат Церкви. – Но не Белтирран, – заявил Баллас. – Ну, разве что Белтирран. – Элзефар усмехнулся. – Если, конечно, он существует. Как мы понимаем, это далеко не факт… – А есть ли карты дорог через Гарсбраки в Белтирран? – сказал Баллас. – Когда-то были, – кивнул переписчик. – Я копировал многие из них – и все разные. Если б каждая была достоверна, существовал бы миллион безопасных дорог через горы. А в Белтирране случилось бы перенаселение… – Я ищу такую карту. – Зачем? – Это уж мое дело, – мрачно сказал Баллас. – Есть ли какая-нибудь карта, более правильная, чем все прочие? Элзефар пожал плечами и ничего не ответил. – Мне нужна карта, которую ты считаешь лучшей, – настаивал Баллас. – Они не сохранились, – сказал переписчик. – Когда Церковь узнала о торговле запрещенными текстами, мы – все, кто имел отношение к этим делам, – решили, что разумнее будет уничтожить улики. Я помню, как устроил костер из своих собственных пергаментов. Многими из них я очень дорожил. Я потратил на них много времени и сил, они были подтверждением моих талантов… Глядя на это пламя, на дым и пепел, я едва не плакал. Одно дело продавать плоды своих трудов, и совсем другое – уничтожать их. Убивать то, что любишь… – Он покачал головой. – Разумеется, кое-что конфисковали у других торговцев и переписчиков. Возможно, карты до сих пор существуют, а возможно, Церковь в священном рвении уничтожила их. Трудно сказать. Краск обернулся к Балласу. – Я говорил тебе, – сказал он, скрещивая руки на груди. – Наше путешествие оказалось напрасной тратой времени. – Многие путешествия заканчиваются провалом, – заметил Элзефар. – Странствия ли это тела или души… – Но я должен найти путь через горы, – неожиданно сказал Баллас. – Мне нужно отыскать Белтирран. Повисла тишина. А потом Люджен Краск начал смеяться. – Мне следовало догадаться! Но… но это такая абсурдная идея, что она просто не пришла мне в голову… Ты хочешь спрятаться от Церкви, укрывшись в Белтирране? В стране, которой, может, и на свете-то нет! Баллас не обратил на него внимания. – Если есть хоть один шанс, то я должен найти самую достоверную карту. Джонас Элзефар долго молчал. – Я согласен с твоим другом, – наконец сказал он. – Ты безумец. – Помоги мне. – Баллас обернулся к переписчику. – Я не останусь в долгу. Достань мне карту… – Как я уже сказал, карт нет. Но возможно… – Элзефар помедлил. – Возможно, она тебе не понадобится. – Взгляд его сделался отрешенным. Он смотрел поверх плеча Балласа, словно созерцая что-то, видимое только ему одному. – Допустим, я сумею тебе помочь… но не задаром. Элзефар очнулся от своей задумчивости и придирчиво осмотрел Балласа с головы до ног. – Ты не богат, – резюмировал он. – Если тебе нужны деньги, – проворчал Баллас, – я их добуду. – Бедность – не проблема. Деньги твои мне не нужны, а вот кое-что другое… – Он не докончил и, взяв свои костыли, начал подниматься. – В Черничном переулке есть гостиница «Алый призрак». За ней расположен парк. Приходи туда вечером, и мы посмотрим, что можно сделать. На деньги Краска Баллас снял номер в «Алом призраке» и поставил лошадей в тамошней конюшне. До самой темноты все трое сидели в комнате. Несмотря на вынужденное бездействие и скуку, они почти не разговаривали – и Баллас понимал почему. С самого начала их совместного путешествия Эреш мучил один вопрос. Теперь он занимал и ее отца: Баллас то и дело ловил на себе косые взгляды старика – задумчивые и испытующие. Краск посматривал на него лишь в те моменты, когда полагал, что Баллас не может этого заметить. Стоило Балласу отвернуться или отвлечься, Краск оглядывал его с головы до ног – словно малейшие детали внешности, мимика, случайные жесты могли выявить истинный характер их нечаянного спутника. Люджен Краск знал, что Баллас – убийца. Теперь он желал понять, сколь далеко простирается его жестокость. После встречи с Элзефаром Краск обеспокоился еще больше. Баллас припомнил, как старик, смеявшийся над его поисками Белтиррана, вдруг осекся и затих. В тот миг Краск внезапно осознал опасность: такая осведомленность о планах Балласа грозит смертью и ему, и его дочери. Ведь если Краск сообщит об этом стражам – или они вытянут из него тайну, – Баллас будет обречен. Теперь, сидя на кровати в гостиничном номере, Краск угрюмо и напряженно молчал. Баллас лениво раздумывал, что станет делать с Краском и Эреш, когда те перестанут быть ему полезны. До сих пор эта мысль не приходила ему в голову, но, видя страх Краска, он внезапно осознал, что рано или поздно вопрос придется решать. Он мысленно пожал плечами. Сейчас это не важно. Покамест у него есть задачи поважнее. На улицы Грантавена спустился вечер. Баллас вышел из гостиницы и отправился в парк. Ночь была ясной. Лунный свет серебрил голые ветви деревьев и пруд, покрытый корочкой льда. Однако вскорости стало темнее: место, назначенное Элзефаром для встречи, находилось на краю парка – там, где он упирался в узкую улочку и обращенные к ней задние стены высоких домов из темного кирпича. Высокие мрачные здания закрывали луну, и серебристый свет исчезал, тонул в их тенях. Баллас не доверял темноте. Многие люди боятся ее, но страх их, как правило, беспочвен и иррационален. В темноте они усматривают что-то мистическое – скрытую угрозу сверхъестественного толка. Что же до Балласа, его опасения были вполне объяснимы: темнота дает преимущество затаившемуся врагу. Поэтому, оказавшись в тени высоких домов, он настороженно огляделся по сторонам и прислушался. Сперва все было тихо. Затем в отдалении раздались негромкие звуки: деревянное постукивание по твердой от мороза земле. Неслышно шагнув за дерево, Баллас вынул кинжал. Впрочем, волновался он напрасно: по аллее шел Джонас Элзефар, ловко перебирая костылями. Когда переписчик приблизился, стало ясно, что путешествие дается ему нелегко. На лбу Элзефара блестели капельки пота, он тяжело дышал и бормотал проклятия. Добравшись до места, Элзефар тяжело привалился к стволу лиственницы и перевел дух. Баллас молчал – он все еще прислушивался. Однако ничто, кроме хриплого дыхания мастера Элзефара, не нарушало тишину. – Я один, – сказал переписчик. – Точно? – Разумеется. – Элзефар порылся в поясной сумке и вынул бутылочку виски. – Каждую зиму холод ощущается все острее, – пробормотал он. – И я все сильнее зябну. Это одно из неудобств возраста: стареющему человеку нужен повод для недовольства. Многие люди боятся немощи, но я и без того калека. Так что мне пришлось отыскать другую тему для сетований, и я выбрал погоду. Зимой жалуюсь на холод, летом – на жару. – Элзефар сделал большой глоток и удовлетворенно кивнул. – Я предложил бы и тебе глоточек, но чтобы выполнить мое поручение, требуется ясная голова. – Да, поручение, – пробормотал Баллас. – Что я должен сделать, Элзефар? И что получу взамен? – У меня нет карты горных путей, – отозвался переписчик, – но я назову имя человека, который перевалил через горы и побывал в Белтирране. Баллас смерил Элзефара испытующим взглядом. – Он проведет меня туда? – Нет, – сказал Элзефар. Для этого он слишком стар. Времена приключений для него миновали. Однако этот человек понимает горы. Чувствует их и хорошо знает. Я переписал массу отчетов о путешествии в Белтирран. По большей части я им не верил и считал вымыслом. Их авторы – не слишком честные люди. Они жаждали славы. Или денег. Или того и другого вместе. Это просто лжецы, желавшие нагреть руки на продаже запрещенных текстов. Человек, о котором я веду речь, не того склада. Слава была ему не нужна. Более того: он избегал ее, боялся, как дурной болезни. Он написал свой отчет анонимно, и мало кто знал настоящего автора. Он сделал это не ради денег, потому что и без того богат. – Кто же он? Купец? Слуга Церкви? Переписчик чуть улыбнулся. – Позже, – сказал он, поднимая палец. – После того, как ты выполнишь свою часть сделки. – И что же это за дело? – Работа, с которой ты хорошо знаком. Баллас приподнял брови. – Убийство, – сказал Элзефар. Повисла тишина. Баллас смотрел на переписчика, испытывая сложную гамму чувств. Весь день он гадал, какая услуга могла потребоваться Элзефару, но никак не ожидал такого оборота. – Ты считаешь меня убийцей? – медленно проговорил Баллас. – Полагаешь, что это дело хорошо мне знакомо? – Именно так, – спокойно сказал он. – Убийства не доставляют тебе особенного удовольствия. Ты не считаешь их развлечением. Но если возникает таковая необходимость, не колеблешься ни секунды. У тебя особенный взгляд – цепкий и настороженный. Такой бывает у хищных птиц. Ты опасный человек, и это меня тревожит. Поскольку, если тебе вдруг понадобится моя смерть, ты тоже не задумаешься. А я слаб, и исход этой схватки предрешен… – Он пожал плечами. – Твой цвет – красный, друг мой. И это не цвет заката, не цвет розы. Крови… Да, крови. А вдобавок есть еще одна вещь, которую необходимо учитывать… – Голос Элзефара сделался насмешливым. Он вынул из поясной сумки пергаментный свиток и протянул его Балласу. – На-ка вот, почитай. Баллас развернул свиток. Царила полутьма, а буквы были мелкими, и текст удалось разобрать не сразу. Однако заглавие, написанное сверху страницы более крупными, жирными буквами, сразу бросилось в глаза: Эдикт об Уничтожении. Издан Церковью Пилигримов в четырнадцатый день двенадцатого месяца в год девятьсот девяносто шестой от Воссоединения Баллас задержал дыхание. Сердце бешено заколотилось в груди, едва не выламывая ребра. Пергамент задрожал в пальцах. Нервно облизнув губы, Баллас поднял взгляд на переписчика. – Читай-читай, – сказал Элзефар. – Уверяю тебя, это подлинник. Согласно приказу Благих Магистров, человек, именуемый Анхага Баллас, повинный в богохульном деянии и преступивший законы Четверых, Церкви Пилигримов и Друина, должен быть лишен жизни. Любому жителю Друина, независимо от статуса, дохода, возраста и пола, при обнаружении Анхаги Балласа предписывается уничтожить такового. Никакой способ убийства и никакие средства в означенном случае не являются запрещенными, ибо деяние сие священно. Приметы Анхаги Балласа: рост шесть футов и восемь дюймов, волосы черные, глаза серо-зеленого оттенка, телосложение крепкое. Черты лица грубые, нос сломан, лицо покрыто шрамами. На лбу шрам в виде полумесяца. Голос низкий. Выговор южного региона Хатфола. По предоставлении неоспоримых доказательств смерти Анхаги Балласа человек, уничтоживший такового, будет вознагражден, а также получит отпущение всех грехов, прошлых и будущих. – Благие Магистры, – насмешливо сказал Элзефар, – не склонны преуменьшать масштабы чужих преступлений, но на сей раз они сами себя превзошли. Церковь желает твоей смерти. Эдикты Уничтожения издаются крайне редко. Это жестоко: по всему Друину начнутся убийства. Любой человек, хоть немного похожий на тебя, окажется в опасности. И прежде чем ты попадешься, погибнет множество невинных. – Где ты это взял? – Баллас почувствовал, как все тело покрывается липким потом. – Где же, как не в копировальной конторе? Вчера вечером указ был доставлен из Соритерата. Нам приказали было изготовить две тысячи копий и распространить их по городу. Скоро они будут повсюду – на каждом столбе, на дверях каждой церкви и каждого дома, каждого кабака и борделя. А что? Грешники тоже имеют право принять участие в охоте. В скором времени, друг мой, мужчины и женщины всех рангов и чинов ретиво примутся за дело. И ажиотаж не утихнет, пока ты не будешь пойман. Магистры об этом позаботятся. Заметь: здесь не сказано, какое преступление ты совершил. Это возбудит любопытство. Что же такого сделал Анхага Баллас, чтобы заслужить Эдикт Уничтожения? Твои злые деяния станут темой для сплетен. Каждый человек, способный хоть изредка задуматься о чем-нибудь, кроме еды и выпивки, начнет рассуждать. Какое же преступление может быть столь ужасно?.. В конце концов в их глазах ты станешь чудовищем. Робкие станут тебя бояться. Смелые захотят доказать свою силу и ловкость, уничтожив преступника. Скоро, очень скоро слухи поползут по всему Друину. Анхага Баллас перестанет быть человеком: он сделается воплощением демона, эмиссаром темных сил, новым Гатариксом. Каждый обитатель Друина будет желать тебе смерти, и рано или поздно она придет. Долго ли проживет человек, которого преследует весь народ? Я бы сказал: не очень. Элзефар забрал свиток, но Баллас по-прежнему ощущал кожей шероховатый пергамент. Парк показался вдруг очень темным и очень тихим. Баллас вглядывался в тени. Они больше не казались опасными, а стали добрыми друзьями. Балласу хотелось раствориться в них, слиться с тьмой и больше не знать и не видеть ничего… Он встряхнул головой, отгоняя гнетущее чувство. – Ты уже скопировал эдикт? – Собственный голос показался чужим – слишком хриплым и надтреснутым. – Нет пока, – отозвался Элзефар. – Выполни свою часть сделки, и этого не произойдет. Естественно, мы не единственная копировальная контора в Друине. Рано или поздно люди узнают. Но у тебя будет отсрочка. Некоторое время Баллас молчал. – Ты говорил об убийстве, – наконец выдавил он. Элзефар деловито кивнул и вынул из сумки еще один пергаментный лист. На нем были изображены три мужских лица. Каждое прорисовано до мельчайших деталей; они казались живыми, словно вот-вот готовы пошевелиться, заговорить, усмехнуться… Рядом с каждым из лиц имелся список адресов и названий – игорных домов, кабаков, борделей. – Вот люди, которых нужно убить, – сказал Элзефар. – Кто они? – Мои хозяева. Баллас поднял брови. Элзефар кивнул. – Знаю, о чем ты думаешь: человек в моем положении должен быть благодарен судьбе за любую работу. Мало кто наймет калеку. – Он стиснул зубы. – Но эти люди дали мне место не из сострадания. Я лучший копировщик во всем Друине. Самый быстрый и самый точный. Да, самый лучший – пусть даже и не самый скромный. В день я выполняю работу сорока человек – но за жалованье одного. Хозяева платят мне гроши, а я не могу от них уйти. Вот в этом-то вся и беда. На мне нет кандалов, но я все равно что раб. Работодатели обеспечивают мне кров – сырую, вонючую, полную вшей конуру. За это я плачу ренту. Она вычитается из жалованья, и оставшихся денег мне едва хватает на хлеб. Я живу в нищете, в грязи, но не могу уйти. Мои наниматели желают, чтобы я работал на них, – и точка. Это жестокие люди. Если я их покину – меня убьют. Разделайся с ними, Анхага Баллас, и освободи меня. Баллас задумался. – А как я могу убедиться, что ты не соврал мне насчет путешественника? Того человека, который якобы пересекал горы. Элзефар рассмеялся. – Я нанимаю тебя для убийства. Это не меньшее преступление, чем убийство как таковое. За него полагается виселица. Если ты согласишься, мы будем повязаны одной веревочкой. Чем не повод для доверия? Ты можешь меня предать, можешь рассказать обо всем стражам. Навряд ли ты отправишься к ним по доброй воле, но если тебя схватят – кто знает, что ты выболтаешь перед смертью? Баллас молчал, однако он уже понял, что согласится. Предложение Элзефара было единственной возможностью попасть в Белтирран. Так что ему оставалось, кроме как довериться переписчику?.. – Если ты лжешь, – сказал он, – я найду тебя и убью. – Знаю, – отозвался Элзефар. – И уже по одной этой причине можешь быть уверен, что я тебя не предам. – Он отдал Балласу пергамент. – Рядом с портретами – перечень мест, где они регулярно бывают. Я полагаю, мы договорились? – Да. – Будь верен своему цвету, Анхага Баллас. Баллас выбрал себе первую жертву – человека с грубоватым лицом и густыми бровями по имени Брендер Шан. Шан был игроком. Его можно было встретить в тех местах, где обитала Госпожа Удача: пакгауз, в котором проводились кулачные бои; пустырь, где устраивались собачьи бега, а также – обычные игорные дома. Переходя от дома к дому в поисках Шана, Баллас наконец обнаружил его в «Оскаленном волке» – шумном, задымленном кабаке, где проходили петушиные бои. Шан в одиночестве сидел за столиком и пил. Он оказался крепче, чем ожидал Баллас. А еще – рисунок Элзефара не мог передать скучающего, злого взгляда его холодных глаз. Глаза акулы, подумалось Балласу. Глаза твари, которая никогда не испытывает удовольствия. Только удовлетворение. Баллас не мог убить Шана в общем зале – здесь было много народа. Поэтому он обошел кабак, перелез через забор и оказался на заднем дворе, куда посетители отлучались по нужде. Спрятавшись в тени высокого забора, Баллас ждал. Один за другим пьяницы выходили из кабака и возвращались обратно. Каждый раз, едва заслышав шаги, Баллас брался за рукоять кинжала, чувствуя, как пересыхает во рту и сердце начинает биться в учащенном ритме. Много воды утекло с тех пор, как он в последний раз убивал не в горячке боя, а хладнокровно, обдуманно. Однако Баллас не испытывал мук совести. Он знал, ради чего вынужден убить. Он думал о словах Элзефара, о путешественнике, преодолевшем горы, и – разумеется – о Белтирране. Баллас вспоминал свой сон о стране за горами, снова видел поля, и скот, и дымки из труб… В это мгновение и появился Шан. Баллас подался вперед, но тут же замер: Шан вышел не один. Отливая, приятель Шана не переставал болтать. Они говорили о какой-то ерунде – женщинах, выпивке, петушином бое, который только что видели в кабаке. Приятель закончил первым, но в кабак не вернулся, а продолжал молоть языком. Баллас мысленно выругался. Тут изнутри донеслись возбужденные голоса. – Они начали, – сказал приятель Шана, подавшись к двери. – Не хочу пропустить второй раунд. Ты на какого петуха поставил? – На черного, – равнодушно отозвался Шан. – Сукин сын, – пробормотал мужчина. – Я-то поставил на другого. Короче, я продул. Это твоя ночь, Брендер. Вся удача – тебе одному. Сколько ты уже выиграл? – Не считал. – Ха! Обычно денег не считает тот, кто проигрывает! – Человеку не может везти вечно, – заметил Шан. Его приятель скрылся в кабаке. Шан неторопливо застегнул ширинку и тоже направился к двери. Когда он повернулся спиной, Баллас стремительно шагнул вперед и ударил Шана кинжалом в бок. Шан вздрогнул, судорога прошла по его телу. Не давая ему опомниться, Баллас схватил Шана за волосы, оттянул его голову назад и полоснул по горлу. Обмякшее тело сползло на землю. Баллас перевалился через забор и заспешил прочь от кабака. За его спиной, во дворе, раздался смех. – Эй, Брендер, – послышался голос, – никак не отольешь, а? Давай иди сюда. Ты опять выиграл. Короткий был бой. Этот черный – та еще зверюга. Никогда не видел ничего подобного. – Последовала пауза. – Шан!.. Шан?.. О Пилигримы!.. Стража! Зовите стражу! Баллас ускорил шаги. Следующую жертву Баллас разыскал быстро, в первом же из указанных Элзефаром мест – копировальной конторе. Каггерик Блант сидел за столом в собственном кабинете – рядом с большим залом, где днем трудились переписчики. Сейчас, за исключением Бланта, контора была пуста. Судя по перечню Элзефара, Блант не занимался ничем, кроме работы. Если его не было на улице Пивоварен, он обретался на одном из складов или во второй конторе – на другом конце города. Когда Баллас вошел, Блант поднял голову. Он был худ и лыс. Под глазами залегли глубокие тени, словно он постоянно не высыпается. Рассеянно взглянув на пришельца, Блант сказал: – Да? – Эгрен Каллен? – спросил Баллас, назвав имя третьего из нанимателей Элзефара. – Кто вы? – Блант прищурился. – Курьер из Соритерата. Вы Эгрен Каллен? – Нет. Баллас огорченно вздохнул. – А где его можно найти? У меня важное послание. – Сегодня он вроде бы дома. На улице Плодородия. – Где это? Блант коротко объяснил дорогу. Внезапно он осекся на полуслове и подозрительно уставился на Балласа. Всмотрелся в лицо… глянул на лоб… Подозрение сменилось уверенностью. – Вы… Баллас тронул свой изогнутый шрам. – Да, – сказал он и, стремительно шагнув вперед, ударил Бланта в челюсть. Тот закатил глаза и повалился на пол. Баллас обошел стол и склонился над Блантом. Он был без сознания. Баллас неторопливо и аккуратно перерезал ему горло. Потом вытер нож о штаны и вышел на улицу. Улица Плодородия располагалась в одном из самых дорогих районов Грантавена. Она была вымощена булыжником; по обе стороны стояли высокие каменные дома. Баллас отыскал трехэтажный особняк, обнесенный стеной из серого камня. За ней поднимались к небу старые тополя. Баллас остановился: тополя и стену упомянул Блант. Несомненно, этот дом принадлежал Эгрену Каллену. Два человека охраняли ворота. Не священные стражи – однако они были вооружены кинжалами и короткими мечами. Частные охранники, понял Баллас. Он попятился в тень. Последнее убийство будет сложным – не чета двум другим. Если он приблизится к воротам, охрана его увидит. Баллас не знал, сумеет ли справиться с обоими. И даже если ему это удастся – шум взбудоражит стражей, патрулирующих окрестные улицы. Баллас в задумчивости побарабанил пальцами по рукояти кинжала. Единственный путь внутрь – через стену. Он вынырнул из тени, быстрой перебежкой пересек улицу и притаился у стены. Несмотря на роскошь дома, стена, его окружающая, выглядела довольно грубо. Кладка была неровной; шершавые, выветрившиеся каменные блоки изобиловали щелями, трещинами и выбоинами. И это было Балласу кстати. Поплевав на ладони, он подпрыгнул, уцепился за верхний край стены и начал подтягиваться. Однако собственный вес тянул его книзу. Мышцы отозвались болью, кровь застучала в висках. Постанывая, Баллас повисел на стене несколько секунд и мешком свалился на землю. Он замер, покосившись в сторону ворот. К счастью, охранники ничего не заметили. Они трепались между собой и не услышали ни шороха тела о камень, ни звука падения. Баллас смерил стену ненавидящим взглядом. – Давай же! – прошептал он. – Долбаный слабак! Давай лезь! Баллас снова подпрыгнул. На этот раз ему удалось отыскать опору для ног и вытолкнуть себя на стену. Он увидел большой ухоженный сад, в котором бродили с полдюжины охранников. Баллас сиганул со стены и укрылся за стволами тополей. Саднило руки; кровоточили ладони, расцарапанные шершавым камнем. Баллас вытер кровь о штаны и вновь поглядел на стену, размышляя, как будет уходить. Опять через стену? Или просто в ворота? После убийства уже незачем станет скрываться… «Ты не о том думаешь, – сказал он себе. – Это не имеет значения. Не сейчас…» Прижавшись к стене и прячась в тени тополей, Баллас тихо обошел двор по периметру, не сводя глаз с дома. Он был темен; ни одно окно не светилось. Не мог ли Блант ошибиться? Что, если Каллена нынче ночью здесь нет?.. Затем на углу здания он увидел небольшое окошко третьего этажа. Рама была чуть приоткрыта, и шторы слегка раздвинуты. Подобравшись поближе, Баллас прислушался. Сперва он не слышал ничего, кроме собственного хриплого дыхания, а потом до него донеслись звуки, исходящие из окна. Пусть и тихие – они были ясны и узнаваемы. Сладострастные женские стоны. Баллас ощутил, как напрягается его плоть. Он стоял под окном весь в крови; нынче ночью он убил двух человек и собирался прикончить третьего. И все же сейчас он не чувствовал ничего, кроме нарастающего возбуждения. «Может быть, когда все будет кончено, я найду себе женщину? – подумал он. – Интересно, а есть ли в Белтирране шлюхи? И кабаки? Эль, вино и виски?..» Затем мысли его перескочили на Церковь Пилигримов. Баллас вспомнил об убитых стражах и о тех – живых, – которые до сих пор охотятся за ним. О лективине, о Дубе Кары… Внезапно им овладел панический страх. Это чувство длилось мгновение, однако оно начисто прогнало мысли о шлюхах и питейных домах. Только бы найти землю за горами. Он закрыл глаза. Возбуждение улетучилось. Никогда прежде боязнь боли не пересиливала в нем жажду любовных утех. Но теперь… Баллас сплюнул на траву и, подняв голову, глянул на окно. Женщина по-прежнему стонала. Баллас отлепился от стены и обошел дом, разыскивая заднюю дверь. Не нашел. Здесь был лишь один вход, и перед ним дежурил охранник – высокий худощавый человек средних лет. Он жевал табак и поигрывал кинжалом на поясе. Охранник явно скучал, однако, не теряя бдительности, то и дело обводил двор внимательным цепким взглядом. Стоя в тени стены, Баллас некоторое время наблюдал за ним. Скорее всего он сумеет застать охранника врасплох. Если действовать быстро, можно всадить кинжал ему в горло, прежде чем охранник успеет крикнуть. Тогда он сумеет войти в дом Каллена, но, разумеется, мертвеца быстро обнаружат. Поднимется тревога, и путь назад будет отрезан. Баллас задумался. У него был с собой только кинжал. Если шестеро мечников запрут его в доме, шансов выбраться не будет никаких. Может быть, сперва перебить охрану? Вырезать их по одному, подкарауливая среди зарослей сада? Непростое дело. Но, судя по всему, выбора не было. Баллас извлек кинжал – и замер. Охранник у двери зашевелился. – Галларин! – крикнул он. – Что? – отозвался голос из сада. – У тебя есть еще табак? – Да. – Подкинь мне. – Я же дал тебе целую горсть. – Кончился. – Мать твою! Куда в тебя лезет? Вот и с выпивкой то же самое. Не успеешь налить – и чашка уже пустая. Скажи мне: ты хотя бы успеваешь распробовать то, что пьешь? Вряд ли, да? Ты просто какая-то бездонная бочка. – Хватит болтать! – досадливо буркнул охранник. – Принеси мне табаку – и все. Лады? Невидимый Галларин устало вздохнул. – Подойди сам – и возьми, – сказал он. – Я не мальчик на побегушках. Словно бы какой-то бог-покровитель убийц обратил на Балласа благосклонный взгляд. Может, и впрямь так и было: в конце концов, Баллас немало потрудился во славу его… Охранник отошел от двери и исчез в саду. Баллас подкрался к двери. Смазанные петли не скрипнули. Шмыгнув в дом, Баллас оглянулся. Любителя табака не было видно, прочие охранники спокойно патрулировали двор. Они не заметили Балласа. Никто даже не подозревал о его присутствии. Баллас закрыл дверь и очутился в чернильной темноте. Ощупью он отыскал вторую дверь, ведущую в глубину дома, и потянул за ручку. Безрезультатно. – Заперто, – пробормотал Баллас. Опустившись на колени, он вынул из кармана отмычку – длинную тонкую щепку – и поковырялся в замке. В механизме что-то сдвинулось, щелкнуло. Баллас поднялся и снова дернул за ручку. На этот раз дверь поддалась. Баллас вступил в длинный коридор. Здесь было светлее: лунные лучи косо падали сквозь узкие высокие окна. Толстый мягкий ковер покрывал пол. На стенах висели картины – но что на них изображено, понять было невозможно. Впрочем, Балласа они не интересовали. Вынув кинжал, он пошел по коридору. В дальнем его конце отыскалась каменная лестница. Баллас поднялся на второй этаж, снова миновал коридор и обнаружил следующую лестницу, уводящую еще выше. На третьем этаже Баллас увидел приоткрытую дверь. Из-за нее пробивался свет и доносился запах ароматических трав. Он подкрался поближе и прислушался. Изнутри не доносилось ни звука. Затаив дыхание, Баллас заглянул в комнату. Ему предстала роскошная спальня. На полу лежал темно-красный ковер. В нишах горели свечи. Напротив двери находилось окно; тяжелые алые шторы были чуть приоткрыты. На кровати, застеленной красными шелковыми простынями, сидела молодая женщина с приятным лицом. У нее были пухлые губы, округлый подбородок и большие глаза с длинными ресницами. Темные волосы падали на грудь, едва прикрытую рубашкой из тонкого белого льна. Несколько влажных прядей прилипли к щекам. Женщина разглядывала свои ногти и что-то мурлыкала под нос. Когда вошел Баллас, она не поднял глаз. – Быстро обернулся, – сказала она. – Ты принес яблоки с корицей? Баллас молча закрыл дверь. – Обожаю их, – сказала женщина. – И сыр… этот, белый, с юга… как бишь он называется? Не помню. Все перепуталось в голове. Ну, не важно. Так что ты принес? – Она подняла голову и застыла на месте. Ресницы затрепетали. Огромные темные глаза расширились от удивления и страха. – Кто… кто вы? Баллас шагнул к кровати. Женщина отпрянула. – Кто вы? – повторила она. Баллас увидел ужас ее в глазах. Кинувшись вперед, он схватил женщину поверх локтя, стащил с кровати и зажал ей рот. Ладонью он ощущал ее теплые мягкие губы… – Только пискни – и я перережу тебе горло, – прошипел Баллас, приставив кинжал к шее женщины. – Поняла? Она забилась в его руках. – Поняла? Женщина наконец-то перестала сопротивляться и кивнула. – Где Эгрен Каллен? Отвечай шепотом. – Баллас чуть отодвинул ладонь от ее рта. – Пошел в туалет, – сказала она. – А еще собирался принести мне поесть. – Не делай глупостей – и останешься жива. Договорились? Женщина снова кивнула. – Ты кто? – спросил Баллас. – Его жена? Подружка? Шлюха? – Шлюха. Ему повезло. Ни одна шлюха не поставит жизнь клиента превыше своей собственной – как бы щедро тот ни платил и как бы ни был ласков. Женщина не станет вмешиваться и защищать Каллена. Она просто позволит Балласу сделать то, за чем он пришел. В коридоре послышались шаги. Шлюха затаила дыхание. Свободной рукой Баллас стиснул ее плечо. Что-то негромко стукнулось в дверь. Баллас ждал. – Элспет, я же просил не закрывать дверь! – донесся голос из коридора. – У меня руки заняты. Оторви задницу от кровати и помоги мне! Баллас оттолкнул от себя женщину. Она повалилась на постель. Баллас крадучись пересек комнату, повернул ручку и распахнул дверь. На пороге стоял высокий темноволосый мужчина, облаченный лишь в шелковую сорочку и легкие кожаные башмаки – костюм, годный лишь на то, чтобы дойти до туалета и кухни. В руках он держал серебряный поднос с хлебом, сыром и двумя чашками дымящейся жидкости. Когда дверь распахнулась, Эрген Каллен подался вперед, намереваясь войти в комнату, но тут же замер, увидев Балласа. Тишина длилась несколько мгновений, а затем Баллас резко двинул Каллена кулаком в лицо. Удар был силен: Каллен отшатнулся, однако устоял на ногах. Размахнувшись подносом, он заехал им Балласу по лбу. Баллас охнул. Перед глазами заплясали разноцветные искры. Он подался назад. Кровь потекла по лицу: твердый край подноса разодрал кожу на лбу. Баллас утерся ладонью, но тут же вновь набежавшая кровь залила глаза. Баллас выругался. Снова стерев кровь, он увидел, что Эгрен Каллен кинулся к груде одежды, сваленной на дальнем конце кровати. Баллас прыгнул за ним. Каллен схватил штаны и выдернул из ножен на поясе длинный тонкий стилет. Баллас подскочил сбоку и ударил Каллена в ухо. Тот отлетел и повалился на стену, опрокинув столик. Ароматические травы посыпались на пол. Баллас выхватил нож и, держа его наготове, двинулся вперед. Оттолкнувшись спиной от стены, Каллен выпрямился. Свободной рукой Баллас то и дело утирал кровь – но через секунду она вновь заливала глаза. – Что, худо, парень? – ухмыльнулся Каллен. Баллас не ответил. Кровь опять ослепила его. Каллен напал; стилет был нацелен противнику в живот, но Балласу удал ось увернуться. Теперь он ударил сам, целя в грудь. Каллен отскочил. Баллас по инерции пролетел вперед, едва не потеряв равновесие. Кровь снова залила глаза. Стерев ее, Баллас ткнул кинжалом туда, где, как он полагал… как он знал – должен быть Каллен. Лезвие сверкнуло в свете свечей. Баллас не промахнулся: оружие было направлено прямо в противника. Но Каллен успел схватить шлюху и загородился ею… …Время застыло. Кинжал повис в воздухе, словно схваченный чьей-то невидимой рукой. Баллас видел холодный блеск в глазах Эгрена Каллена. В темных зрачках женщины отражалось желтоватое мерцание свечей – две крошечные золотистые искры… Клинок Балласа ударил женщину под ребро. Она подалась назад, прижавшись спиной к груди Каллена и недоуменно наблюдая, как по белоснежному льну медленно расплывается, увеличиваясь в размерах, яркое алое пятно. Потом она едва слышно вздохнула и повалилась на кровать. Каллен кинулся к двери. Баллас преградил ему путь. Отшвырнув нож, он ударил противника в лицо – потом еще раз, и еще. Каллен не сумел противостоять яростному напору, с каждым ударом он сопротивлялся все слабее, и когда Баллас остановился, лицо его превратилось в кровавую маску. Каллен хрипло дышал, на губах его выступила красная пена. – Кто… ты… такой?.. – выдавил он. Баллас не ответил. Он нагнулся, чтобы подобрать нож. Каллен отшатнулся от него и подался к окну. Баллас недоуменно нахмурился. Каллен толчком распахнул створки и выскочил на карниз. Баллас подошел к окну. Карниз был не слишком широк, однако же Каллену удалось на нем устоять. Он закричал – вернее сказать, попытался, но из горла вырвалось лишь сипение. – Охрана! Сюда! – Каллен внезапно осознал, что этот хриплый шепот никто не услышит – кроме противника. Он в ужасе повернулся к Балласу. Тот холодно взирал на него. – У меня есть деньги… Ты кто? Грабитель? Я дам тебе много денег. И ничего не скажу охране. Я… Баллас поднял нож. На сей раз промахнуться было невозможно. Клинок вонзился Каллену в бедро. Тот сдавленно вскрикнул и машинально попятился. Раненая нога подломилась; Каллен взмахнул руками и свалился вниз. С пятидесяти футов – на вымощенный каменными плитами двор. Тело ударилось о землю с глухим влажным стуком. Стоявший неподалеку охранник подскочил неожиданности. – О Пилигримы! Господин Каллен! Он упал! Охранник задрал голову, посмотрев на окно. Баллас подался назад – но было поздно. – Там кто-то есть. В комнате Каллена! Сбежались другие охранники. Баллас понял, что уже нет нужды прятаться, и спокойно взирал на них сверху вниз. Для того, чтобы выйти, ему придется прорубать себе дорогу наружу. Убивать этих людей – которые приходятся кому-то отцами или мужьями, сыновьями или братьями. Чья смерть принесет горе невинным – тем, что будут страдать, потому что любят их. Баллас пожал плечами. Ему-то что? Много позже, когда дом Каллена остался позади и Баллас больше не ощущал ладонью шероховатую рукоять меча, отобранного у охранника, и не слышал противного скрипа стали, взрезающей плоть, он вернулся в «Алый призрак». Гостиница была погружена во тьму. Баллас попытался войти, но передняя дверь оказалась заперта на засов. Тогда он тихонько пробрался под окно своей комнаты, набрал горсть мелких камушков и принялся швырять их в ставни. Наконец окно распахнулось. Люджен Краск высунулся наружу. – Кто там? – прошипел он. – Спустись, – приглушенно сказал Баллас. – Отопри дверь. Он вернулся к входу. Через несколько минут дверь открылась. На пороге стоял Люджен Краск со свечой в руке. – Живее! – прошептал он. – Чего доброго, разбудим хозяина, и тогда быть беде. Он может доложить стражам, что мы тут шастаем по ночам, и… – Краск осекся. – Быстрей заходи, – добавил он. Баллас вошел. Минуя общий зал, он снял со стойки бутылку виски. – Что ты делаешь? – всполошился Краск. – Это… это же воровство! Мы не должны привлекать к себе внимание! Ты же сам говорил… Совершенно на него не реагируя, Баллас поднялся в комнату. Краск следовал за ним по пятам. Оказавшись внутри, старик поспешно запер дверь и зажег лампу. Эреш уже спала, но свет разбудил ее. Она открыла глаза и уставилась на Балласа. Выражение ее лица было непонятным. Баллас же покосился на Краска. Их взгляды встретились. В отличие от Эреш чувства старика были ясны. Рот его приоткрылся; глаза округлились от испуга и изумления. – Что… что случилось? Где ты был? Что ты делал? О Пилигримы! Скажи мне: ты что, опять подрался со стражами? Баллас посмотрел на свое отражение в маленьком зеркале. Влажные красно-бурые пятна покрывали лицо. Кровь заляпала рубаху и штаны и пленкой засохла на руках – точно на Балласе были перчатки из тонкого кагиннианского шелка. Он откупорил бутылку и сел на пол. Сделал большой глоток. Обжигающая жидкость заструилась по горлу. Баллас привалился к стене. Краск и Эреш смотрели на него, не отводя взглядов. Будто бы с ним произошла какая-то невероятная метаморфоза. Словно он превратился из человека в самое что ни на есть мерзкое чудище… Баллас закрыл глаза. Даже темнота казалась красной. |
||
|