Берек

Вышло так, что на лето собралась у меня целая куча ребят. Надо мной в городе даже посмеивались. Спрашивали: правда ли, что я открыл у себя детский дом?

Я, конечно, не обращал внимания на эти разговоры. Ежедневно, в одно и то же время, моя команда маршировала по рынку, направляясь в кондитерскую пани Франчковской за пирожными. А замыкал шествие детворы я. Ребята шли парами, и было этих пар — шесть. Неудивительно, что люди останавливались на улицах. Смотрели они на мой детский сад и ломали себе голову над тем, где я набрал столько ребятни.

А объяснялось всё очень просто. У меня было несколько малолетних родственников. И ещё энное число не вполне взрослых знакомых. Вот я и решил: соберу-ка я их всех вместе! Наверно, в компании они будут себя лучше чувствовать. Сказано — сделано!

Среди моих гостей была одна дама. Несколько щербатая. Одни зубы — так называемые молочные — у неё уже выпали, а другие — взрослые — ещё не успели вырасти.

В обиходе эта слегка ущерблённая дама называлась Янкой. Но если бы вы у неё спросили, как её зовут, она бы с достоинством ответила вам: Янина Вгения. И никакими силами нельзя было ей втолковать, что «Вгении» ни в каких святцах не найдёшь и что второе её имя по-человечески произносится Евгения, с явственным «Е» в начале.

Эта самая Вгения была столичной штучкой. Кроме варшавских парков и бульваров, не видела в глаза никакой зелени. А о полях знала только со слов ребят, побывавших на загородной экскурсии или ездивших в деревню к родным.

Так что можете себе представить, как у неё разбежались глаза, когда она впервые в жизни увидела поле, лес, большой сад, по которому можно было бегать сколько душа желает!

Не подумайте, что наша Вгения была городской трусихой, которая всего боится, а увидев цыплёнка, спрашивает, почему у него под крылышком нет жареной печёнки. Вгения была бой-девка. Не прошло и недели со дня её приезда, а она уже была запанибрата со всем моим домашним зверинцем, полола огород, поливала цветы, а в домашнем хозяйстве разбиралась немногим хуже Катерины.

Следовательно, не приходится удивляться, что, когда я решил купить для своих подопечных лошадь, на конскую ярмарку я взял с собой Вгению.

Долго мы с ней рассматривали всевозможных лошадок, торговались, выбирали. Не так-то легко было купить точно такого коня, какой был мне нужен.

Это должен был быть добрый конь, который без труда мог свезти весь мой выводок, и вместе с тем у него не должно было быть никаких фантазий и причуд. А на ярмарке попадались либо молодые лошади, чересчур живые и темпераментные, либо старые клячи, которым нужно было думать скорее о пенсии, чем о работе.

Вот ходим мы с Янкой по ярмарке, ходим, смотрим и смотрим. Вдруг Вгения вырывается от меня и бежит прямо к огромному буланому коню, которого в стороне держит под уздцы какой-то пожилой дядя. Я струхнул. Сами знаете, как опасно подходить к лошади сзади. Если лягнёт — может искалечить на всю жизнь даже богатыря Самсона, не то что такую пигалицу, как Вгения, верно?

Подбежал я к лошади в ту самую минуту, когда моя щербатая дама уже гладила буланого по мягким ноздрям, обнимала его голову. Я вздохнул с облегчением, тем более что конь, хотя и стриг ушами, но смотрел на Вгению дружелюбно.

«Откуда тут, на ярмарке, взялась эта маленькая щербатая пуговица, которая рассказывает мне такие приятные вещи?» — казалось, спрашивали большие, удивительно ласковые лошадиные глаза.

— Ну, что скажешь? Нравится тебе лошадка? — спрашиваю малышку.

А Вгения отвечает мне с глубоким убеждением:

— Этого буланого надо обязательно купить. Ни у одной лошадки таких добрых глаз нет!

Что тут будешь делать? Купил я буланого!

Неделю, не меньше, у меня руки болели от этой покупки! Бывший хозяин лошади торговался со мной отчаянно. Уступал по грошу. И каждый раз хлопал меня по руке — бил по рукам в полном смысле слова. А лапища у него была медвежья!

В конце концов сторговались мы с ним. Буланый отправился в конюшню на моем дворе. И начал возить детвору то на прогулку, то на купание, то на экскурсии — и близкие и дальние. Ребята сами назвали его Береком.

Скажу я вам, что моя щербатая Вгения выбрала мне такого коня, о котором я и мечтать не смел. Нянька это была, а не лошадь!

Во-первых, Берек был умница. Он сразу понял, что живёт у меня для того, чтобы развлекать ребят и возить их. И едва на дворе слышался детский визг и скрип повозки, конь сам выходил из конюшни. Пробирался он среди ребятишек так осторожно, что никогда ни одному клопу на ногу не наступил. Сам заходил в оглобли. Помогал себя запрячь. Детвора усаживалась на телегу.

Вы, может быть, думаете, что Берек сразу трогал с места? Никогда! Он оглядывался, убеждался, что все уселись как полагается, и только тогда шагом трогался в путь. Лишь на улице он переходил на неспешную рысцу. Так он бежал до конца дороги. Ребята могли надрываться сколько им угодно — кричать, чмокать, дёргать вожжи, Берек не обращал на это никакого внимания.

«Извините, я уж сам знаю, что делать! — говорил он им, оглядываясь. — Яйца курицу не учат!»

Изредка, впрочем, он сдавался на просьбы детей. Особенно когда слышал пискливый голосок Вгении, упрекавшей его:

— Беренька, что же ты? Скорей! Прибавь ходу!

Тогда Берек пускался умеренным галопом. Пробегал так метров сто, после чего кивал головой и сбавлял ход, давая понять, что на сегодня хватит и больше его ни на какие авантюры не подобьёшь.

Среди моих гостей был один юнец, который захотел править Береком. И заставить коня делать то, что он, возница, желает. Это было нахальство! Берек наш был намного умнее этого самозваного кучера. Вёз он свой живой груз так осторожно, словно это была стеклянная посуда. Раз и навсегда он решил, что безопаснее всего ехать по колее. И никогда с неё не сворачивал.

Мой самозваный кучер делал всё, что мог, чтобы, как говорится, сбить коня с пути истинного, или, попросту, заставить его свернуть с дороги. И тут Берек показывал, на что он способен.

Он делал вид, что поворачивает. Кучер отпускал вожжи, Берек махал головой — и вожжи лежали на земле.

Любая другая лошадь могла кинуться тут вперёд очертя голову. Могла случиться беда. А Берек, выдернув вожжи, останавливался. Оглядывался. Ах, как ехидно умела смотреть эта лошадь! Словно говорила:

«Эх ты, кучер! Вожжей в руках удержать не можешь, а ещё править хочешь. Научись сначала! А пока, будь любезен, веди себя прилично и не учи старших».

Разве не прав был наш буланый?

Берек наизусть знал все дороги, которыми приходилось обычно ездить. Когда мы выезжали из дому, на первом же перекрёстке останавливался, оглядывался и спрашивал:

«В лес? Или на реку? А может, в Житомице за фруктами?»

Когда ему было ясно, куда ехать, — бежал без остановки. Всё той же неспешной рысцой. Он не любил переутомляться.

«Поспеете вовремя, — уверял он детей. — Куда спешить? Да и зачем?»

На обратном пути он всегда немного прибавлял шагу. Впрочем, тоже не слишком. Но, в общем, домой всегда вёз быстрее, чем из дому. И уж не останавливался по дороге, хоть бы ребята из последних сил дёргали вожжи. Он только махал головой и знай себе бежал вперёд.

«Оставьте меня в покое! Наигрались уже! Пора вам домой. Да и я не прочь подзакусить и отдохнуть».

Берек был конь бывалый, видал в жизни всякое. И потому ничего не боялся. Ни автомобилей, ни даже поездов. Стриг, правда, ушами, услышав свисток паровоза. Но выглядело это так, словно он удивлялся: как можно ни с того ни с сего поднимать такой шум?

И представьте себе, что этот умный, опытный, бывалый Берек однажды потерял голову! Испугался. Да кого? Как раз Вгении, своей сердечной подружки!

Ребятам пришло в голову устроить маскарад. Пошли, понятно, в ход все цветные тряпки. Дети сделали себе из бумаги маски с отверстиями для глаз и носа. Ужасное было зрелище! Славные ребятишки в этих масках выглядели как чучела. Бал-маскарад происходил в саду. Писк, визг стоял такой, что в ушах звенело. Словом, сами понимаете.

И вдруг нескольким ряженым пришло в голову выбежать во двор. Собаки поджали хвосты — и наутёк! Кошка вскочила на крышу — и только её и видели. А Берек…

Он как раз стоял во дворе, когда к нему подскочила Вгения. Бедный буланый вытаращил глаза, раздул ноздри и — уселся! Да, да! Сел, как собака, на задние ноги, а передние вытянул перед собой!

И вдруг как подскочит, как ударит о землю сразу всеми четырьмя ногами! Ребятню словно ветром сдуло. Одна только Вгения не испугалась. Она сорвала с себя маску и закричала:

— Берек, Беренька, это я!

Берек вытянул шею и глубоко втянул в себя воздух. Он ещё не верил. Лишь спустя порядочное время медленно, осторожно приблизился к Вгении. Постриг ушами, подумал. Наконец подошёл к ней вплотную. Положил голову ей на плечо и глубоко вздохнул.

«И зачем тебе надо было, девчурка, так дурачить старого Берека?» — упрекнул он её.

Но он не сердился на Вгению. Минуткой позже уже брал хлеб у неё из рук. А хлеб Берек любил больше сахара. С этого времени он, впрочем, недоверчиво поглядывал на всякую бумагу. Видно, напоминала она ему ту маску, которой он так позорно испугался.

Увы, всё на свете кончается! Вот и Береку пришлось отвезти на станцию своих маленьких друзей. Мы остались одни. Берек был грустен. Я уверен, что он скучал по маленькой Вгении. И она не забывала Берека и в каждой открытке, которую писала мне, посылала ему приветы и поклоны.

Я читал Береку вслух её открытки. Понимал ли он меня, я не уверен. Зато уверен, что даже самое тёплое и ласковое письмо никогда не заменит нам того, кого мы любим…