"Лаура - королева призраков" - читать интересную книгу автора (Dark Window)

Глава двенадцатая Знакомство вслепую

Лаура с тоской смотрела на Его полусогнутую фигуру возле окна. Она никогда еще не чувствовала такой боли. Даже та, изнурительная, разрушающая боль, когда энергия из границ призрачного мира срывалась с места и вливалась в тело королевы, не могла сравниться с этим всепоглощающим отчаянием. Прошлая, по крайней мере, закончилась и ушла далеко в забытье, а новая только еще начиналась и, судя по всему, конца ей даже не предвиделось. Когда-то она хотела бросить все и оказаться здесь, рядом с Ним. И что? Вот он, стоит рядом.

А толку? Ведь мысленно он далеко-далеко. Лаура присмотрелась, ища глазами предмет его внимания. Так и есть. Его взгляд не мог оторваться от двух стройных фигурок симпатичных девушек, дружно шагавших по залитому солнцем асфальту. Она ему совершенно не нужна. Почему? Ведь Лаура так стремилась проникнуть в Его душу. Временами королеве даже казалось, что это у нее получается. Но здесь совсем другая жизнь. И в ней нет места для чужестранки.

Нет, и все тут. Да, она сейчас рядом, а Ему хорошо и спокойно. Но легче ли от этого королеве? Нет, ей еще больнее, еще изнурительнее. Он с ней постольку поскольку. Смысл рифмы ускользал от королевы, но Лаура чувствовала, что он соответствует текущему положению дел. Почему она никак не может стать для него нечто большим, чем все вокруг? А кем королева является сию минуту? Неким предметом обихода, с которым можно поговорить, опереться, послушать о чем-то необычном, а можно просто выкинуть из своей души и забыть навсегда. Хотелось сказать так много, но не находились слова, а если бы и нашлись, то все равно никому не потребовались бы, как ни грустно. И ничего тут уже не поправишь. И никто не в силах помочь. Ни ее воины, ни Ыккщщер. Даже чудом вернувшийся из небытия Желвин не смог бы вытащить королеву из под груза навалившихся проблем.

Нет, сейчас ей никто не нужен. Никто и ничто! Только… Ну, хватит о несбыточном. Королева встряхнулась, но боль никуда не ушла. Тягучая, странная боль, от которой вроде бы ничего и не болело. Она как будто жила сама по себе и, тем не менее, покидать королеву явно не собиралась. Где-то там, в глубинах пульсаций зажглись и замерцали таинственные черточки, складывавшиеся в строгие фигуры. Лаура чувствовала, что они еще потребуются, пригодятся непременно.

Надо было только их зафиксировать, зарисовать. Но нужны четкие контуры. Теперь Он должен помочь ей. Пусть не чувством, не словом. Пусть просто сидит рядом и смотрит на нее, не видя боли, правящей скорбный бал в душе королевы…

… - Сядь за стол, пожалуйста, — донесся до меня голос королевы. Я с сожалением оторвался от окна. Эх, когда же мне доведется пройтись по улице с прекраснейшей из девушек, вроде тех, только что скрывшихся за углом соседнего дома. А вдруг по окончании миссии королева перенесет меня в мир, наполненный прекрасными принцессами? Тогда не надо отвлекаться, и ноги сами затопали в гостиную к столу, так и оставшемуся посредине комнаты с той знаменательной ночи.

Королева на этот раз села не напротив. А рядом со мной. Она положила перед собой лист бумаги, взяла в руки прозрачную японскую ручку с черным наконечником и задумалась. Неужели она собралась писать кому-то неведомому срочное послание? А я в таком случае зачем?

— Сейчас я нарисую план, — сказала королева, словно прочитав мои мысли.

— Какой план?

— Не знаю, — пожала плечами Лаура. — Но он пригодится.

Что ж, план так план. Искоса поглядывая на меня, королева выводила черточку за черточкой. Неожиданно в моей голове потеплело, и ласковые волны охватили все, что только можно. Я замер, боясь прогнать их. Неужели за всю мою жизнь окружающие так мало для меня делали, что я поплыл лишь оттого, что кто-то начал рисовать для меня какой-то неведомый план. Лично для меня. Неплохо звучит. Именно так: для меня, а не для остальных. Капелька участия мгновенно растопила мой мозг. И теперь я уже не хотел ничего, только чтобы чертеж, выполняемый Лаурой, никогда не кончался, чтобы линия прибавлялась к линии, и листок, который вручит мне королева, заполнялся до бесконечности. Ведь стоит только появиться последней точке, как очарование растает и затихнут теплые волны. А когда я еще дождусь, чтобы хоть кто-нибудь нарисует для меня подобный план или напишет письмо, пронизанное участием и чувствами? Я так хотел, чтобы кто-то искал встреч со мной, чувствовал бы, когда мне плохо, и старался бы хоть капельку улучшить мое настроение. Такого не бывает, это уж точно! Но пока мне достаточно того, что рядом сидит Лаура и продолжает старательно выводить все новые линии исключительно для меня…

… Лучи солнца упорно старались добраться до нас сквозь непрерывно колышущуюся листву тополей. Деревья безуспешно стремились уберечь нас от навязчивого света. Под ногами в пока еще густой зелени травы пестрели яркие детали разбросанного кем-то детского конструктора. Где-то далеко протарахтел мотоцикл и разлаялись собаки.

— Тепло, — тихо выронила королева.

— Удачное лето, — согласился я. — А бывает и так, что все три месяца дожди.

Тогда и лето не в радость.

Лаура и я тихо шли через поляну, чудом сохранившуюся в обрамлении серых пятиэтажек. Широкая дорога расположилась в метре от нашего курса, но королева пожелала идти не по камню, а по траве, пересекая разбегающиеся во все стороны тропинки. Молчание затянулось. Требовалось срочно найти тему для разговора.

— Лето — мое любимое время года, — вдруг захотелось раскрыться мне. Я никому не сказал бы раньше этих слов. Но теперь я не изливал душу, а словно давал некие экскурсионные пояснения, искренне надеясь, что никому они не покажутся навязчивыми. — Если стоит хорошая погода, то лето — праздник жизни. Солнце.

Чувствуешь его жаркие лучи? А можно взять и спрятаться в тень, — я махнул рукой в сторону пятиэтажек, оставшихся за спиной. — Какое-то странное чувство.

То же голубое небо. Яркая, освещенная трава совсем рядом. Но здесь уже не так.

Посмотри: темно-серые кирпичи, темно-зеленые листья, темная белизна простыней на балконах. Тень объединяет все, лежащее в ее границах. И сам я чувствую, что нахожусь в некоем укрытии. Но у меня свобода! Захочу останусь, а нет — так пять шагов вправо — и вот тебе опять солнце.

— Пройдемся по тени? — повернулась ко мне королева. Оказывается, она слушала мои слова! Я даже растерялся немного. Честно говоря, моя речь произносилась только для поддержания разговора. Я ведь так, номер отрабатывал. Кто мог подумать, что Лаура искренне заинтересуется?

— Обязательно, но немного дальше, — я чуть не повернул обратно, но вовремя вспомнил, что любой дом отбрасывает тень.

Мы шли по направлению к школе, огороженной невысоким деревянных заборчиком зеленого цвета, к стандартному трехэтажному зданию из серого кирпича. Нет, не серого. Солнце передавало серым стенам частичку своего света. Каждый кирпичик из тех, что не прятались в тени, излучал тепло. Какой же цвет имели стены школы № 116 в три часа пополудни? Желтый? Вряд ли. Золотистый? Ну уж нет!

Светло-серый? Никогда! Палевый? Может быть, хотя… не могу сказать, но яркий, располагающий к себе, уютный. Возможно, Лаура метко охарактеризовала бы его.

Но это уже ее личные впечатления. Зачем же сбивать положительный настрой глупыми вопросами.

На не застроенной по каким-то причинам территории, где ступали наши ноги, росли раскидистые деревья и густые, непроницаемые кусты. Общий объем их хотя и не тянул даже на редкую рощицу, но создавал хорошее настроение. По крайней мере, мне. Поэтому я и привел сюда Лауру, и, судя по всему, ей понравилось это место. Она пыталась легкими толчками своих хрупких рук столкнуть с места шершавые морщинистые стволы, бережно и осторожно прикасалась к листочкам кустов, нагибалась и внимательно рассматривала стебельки травы. Ее удивляли и кошки, и собаки. Королева не могла вникнуть в то, что и длиннющая низкая такса, и могучий сенбернар, и свирепо-отважная лайка являлись по сути одним и тем же существом. Для меня же все вокруг оставалось привычным, но настроение взмывало ввысь, стремилось в недостижимую голубую даль. Я горел желанием показать королеве как можно больше красивых мест, и первое же из них захватило и очаровало ее. Я не думал, что кто-нибудь в наше время мог так увлеченно впитывать в себя все краски, все запахи, все оттенки. Я замолк. Разговор уже не требовался, он мог только спугнуть зарождавшуюся на глазах сказку. Королева призраков познает мир людей (не без моего участия, между прочим).

Несколько горделивые мысли прогнало ласковое прикосновение к моему плечу.

— Как ты думаешь, где спрятан талисман?

Просто «Ну, не знаю» тут не подходило. От меня ждали идею. Раз уж я сам напросился на приключения, то идея должна быть высказана.

— Музыка, — глубокомысленно произнес я. — Может, все дело в звуках? Хотя бы в твоем голосе.

— Нет, — не согласилась Лаура. — Мой голос не имеет к талисману ни малейшего отношения.

— Почему так категорично? — попробовал было поспорить я, так как идей больше не возникало.

— Каждое слово я проверяю, твое тоже.

— У тебя есть детектор лжи?! — восхитился я.

— Я не знаю, что такое «детектор лжи». У меня есть тьма, и есть цель. Если слово повернуто к цели, то становится светлее.

— Игра «холодно-горячо», — отметил я.

— Не играла. Хотя смысл поняла. Хорошо, будем пользоваться твоими определениями.

— Тогда, — я задумался, — инструменты! Музыкальные инструменты.

— Холодно.

— Жаль. Что там у нас есть еще? Ноты!

— Нет.

— Да, голос я уже называл. Дискотеки? Концерты?

— Стой! Маленький лучик. Слово вблизи истинного направления.

— Концерты, концерты… А, билеты!

— Нет.

— Ну, здания, что ли. Здания, где проходят концерты.

— Светлее!

— Отлично! Стадион?

— Нет.

— Как нет? Тогда дворец культуры, цирк, дом политпросвещения, клуб…

— Да, клуб.

Тут следовало затормозить. Значит, талисман находится в клубе. Я порадовался за нестандартные способности королевы. Страшно подумать про миллиарды вещей в миллионном городе, каждая из которых могла быть талисманом. Сейчас же круг заметно сужался. Очень неплохо.

— Клуб имени Дзержинского, клуб железнодорожников, — стал перечислять я известные мне очаги культуры, но на каждое название следовал решительный отказ королевы.

Пришлось приниматься за решение проблемы с другой стороны. Может, определить сначала название вещи, а уж потом выяснять, в каком клубе она имеется.

— На концерты в клуб собирается тусовка, — продолжал я выдавать слова.

— Не совсем, — с напряжением выдавила Лаура. — Что есть тусовка?

— Народ!

— Светлее.

Неужели придется обыскивать каждого зрителя?

— Зритель?

— Не лучше, не хуже.

— Фэн, поклонник?

— Клуб поклонников! — радостно сверкнули голубые глаза королевы.

Надо же, а разве такие есть? По крайней мере, в нашем городе. В этот момент я понял, что название вещи выяснять придется на месте, так как даже местонахождение любого клуба поклонников было покрыто тайной.

Я вновь обратился с вопросами к себе, а Лаура продолжала созерцание островка природы. Возможно, в будущем деревья эти срубят, прямо посередине взметнется в небо шестнадцатиэтажная свечка, помогающая решить жилищную проблему. И кто-то (в том числе и я) будет вспоминать свою молодость, косясь на оставшиеся зеленые насаждения и упорно отводя взгляд от высотного здания, а может быть и двух. Время всегда берет свое. Но пока жил еще этот кусочек тополиных и березовых стволов, шелестели листья и стояла возле меня самая настоящая королева.

Правда, вид у нее теперь, прямо скажем, был не королевский. Разумеется, я не выпустил ее подметать пыль своим шикарным белым платьем. Ткань его высший класс, но покрой… мало того, что длина до земли, так еще рукава и низ заканчивались рваными лохмотьями. Только всеобщего внимания нам не хватало, рискни Лаура выйти в таком виде на улицу. Возможно, модель завоевала бы главный приз в Париже или, на худой конец, в Москве, но у нас так ходить по городу не принято.

Однако, Вы-то, может, и забыли, а я помнил, что не далее как вчера мои капиталы пополнились более чем на полторы тысячи. Кроме того, с утра я сбегал к Борьке и притащил ему имевшуюся у меня кучу левых коричневых «Maxel» и желто-черных «CONCEPT» — приобретения предлиберализационного периода. Все лишние деньги тогда я вложил в кассеты. Вот и настал их черед.

От «Консептов» Борис сразу отказался, заявив, что такого добра у любого идиота хватает, а «Макселки», подумав, принял. В городе чувствовался недостаток кассет. В соответствии с рыночными веяниями это указывало на то, что кассеты в скором времени появятся, но уже по новым ценам. «Макселки» имели неоспоримое достоинство в виде надписи «West Germany», что для неискушенного пользователя связывалось с высшей степенью доверия. Конечно, дома клиент обнаруживал довольно посредственное качество ленты, но «купленный товар возврату и обмену не подлежит».

Денег как раз хватило на таиландскую юбку-варенку черного цвета, черную блузку с белой отделкой на воротнике и манжетах и как бы итальянские колготки, опять же черные. Туфельки, слава богу, подошли мамины. Но когда я принес покупки домой, Лаура заупрямилась.

— Я не могу это надеть, — отрицательно покачала головой королева.

— Почему? — удивился я.

— Черный — это цвет врага. Я была и останусь белым призраком.

Пришлось вести долгую полемику, упомянув о том, что черный — это цвет ночи, что так легче замаскироваться при случае среди черных призраков, что, в конце концов, к призракам может грязь и не пристает, а к людям липнет сразу и надолго. Времени же стирать и сушить единственную одежду ежедневно у нас не было и не будет. Не знаю, что именно убедило Лауру, но доводам моим она вняла.

Форсируя успехи, я тут же потащил королеву в магазин одежды. Там я завел ее в женский отдел и, используя в качестве наглядного пособия фотографию эффектной девушки на рекламе от колготок, пояснил, какие недостающие части одежды ей следует приобрести самостоятельно. Пока я от нечего делать рассматривал небогатый выбор джинсовых моделей, Лаура успешно справилась с поставленной задачей. Затем мы поспешили домой, дабы завершить приведение в порядок нового облика королевы.

Юбка сидела на Лауре — что надо! Блузка тоже пришлась впору — чудом я угадал оба размера. Теперь я начинал понимать, что фигурка королевы мне нравится не меньше ее таинственного голоса. А ее стройные ножки восхитили бы кого угодно (тем более охваченные черными колготками). Да, если бы с нее сняли уменьшенную копию, то такая куколка потеснила бы своей фигурой Барби и даже Синди, не говоря уж об уродливых китайских дешевках. Но ни одна из самых престижных кукол не смогла бы сравниться с Лаурой прической.

Теперь с моей новой знакомой мы ехали на трамвае в центр города, где я надеялся обнаружить поклонников Виктора Цоя.

Говорят, на Арбате существует стена, на которой поклонники Цоя имеют право отметить любые свои мысли по поводу его трагической кончины. В нашем городе стены Цою не досталось. Я не беру в расчет слены домов, где его имя соседствует с «Modern Talking», непременными «Коля+Оля=Л.» и «Севка козел».

Зато у нас верные почитатели его таланта отхватили длиннющий деревянный забор вблизи улицы Горького. И всякий едущий на трамвае по данному маршруту мог пополнить свой словарный запас из скопища отчаянных криков души.

Королеве захотелось рассмотреть его не из окна трамвайного салона, а поближе.

Я не смог отказать ей в этой просьбе: кто знает, может, ей привидится талисман. Тогда цель будет достигнута одним махом, и мне не придется ломать голову над призрачными проблемами.

Мы быстренько отшагали полкилометра назад и начали осмотр местной достопримечательности.

У самого верха забора масляными крупными буквами, затмевая менее заметные надписи, значилось: «ЦОЙ УМЕР». Ниже тонкими меловыми каракулями кто-то дописал: «Ну и хорошо». Справа трехэтажными доходчивыми словами разъяснялось, что светит тому, кто рискнул выразить непочтение к усопшему. Ругательства терялись на фоне «15 августа», выполненного строгим наклонным шрифтом. Далее разухабистые буквы взывали: «Витюха-братуха, мы ждем перемен». На полметра правее констатировался факт: «Он любил ночь». С этим нельзя было поспорить, тем более, надпись выполнялась с душой — буквы неизвестный мастер выписал как по линеечке. Следом неведомый гражданин нашей Родины разместил воззвание к нам: «Люди! Виктор Цой погиб! Кино распалось! Сохраним в памяти его песни!» Тут же кто-то не слишком удачно попытался воссоздать облик певца, но потрет производил впечатление лишь старанием, но вряд ли можно соорудить что-нибудь удачнее при помощи грубой малярной кисти. Невдалеке от портрета выражалась надежда: «Цой жив! Цой с нами!» Ее подтверждала надпись пониже: «Я рад, что меня помнят». Завершало мемориал памяти название группы «КИНО», выполненное огромными желтыми буквами во всю высоту забора.

Лаура с интересом изучала надписи, обращаясь за разъяснением непонятных слов, не все из которых я смог перевести. Затем последовал вопрос, которого я ждал с первых же минут:

— А где сами поклонники?

Я уже давно сообразил, что вряд ли те, кто не мог забыть Виктора Цоя, изливали свои души в дневное время. Но объяснять Лауре, что расписывать красками заборы у нас вообще-то запрещено, — дело долгое, и я ограничился пояснением:

— Он любил ночь. Поэтому все надписи делались ночью. Значит, и поклонники собираются по ночам.

— Зачем же мы здесь днем?

Правильный вопрос. Но не говорить же королеве, что я не предусмотрел непременное отсутствие предполагаемых поклонников на выбранном месте. Однако, и ночью тоже не следовало тащиться сюда, тем более, с королевой. Вероятность встречи с поклонниками в ночное время стремилась к нулю. Впрочем, если черные призраки не поторопятся, то у нас с Лаурой имелся шанс дождаться того самого 15 августа.

Эта дата не отмечена в календаре скорбными комментариями. Но у многочисленных разнополых и разновозрастных представителей нашего разобщенного общества (короче говоря, фанатов) она навечно запечатлена в памяти. Многие справедливо обидятся за это определение. Добравшись к нам из-за рубежа, оно, как и другие иностранные неологизмы, несколько видоизменилось и окрасилось в нашей стране некоторым оттенком пренебрежения. Это на западе известные певцы и актеры в каждом альбоме и на каждой пресс-конференции передают неизменное: «Thanks a million to all my fans around the world!» У них там фэны, скажете Вы, а у нас фанаты и фанатички. Да, обозвав их именно так, мы словно провели невидимую границу между нами нормальными людьми и ими. Мы не хотим понимать, как можно во время концерта срываться с места, вопить в такт музыке и бесноваться у сцены. «Ведь я же вот не скачу, не свищу, не жгу всякие там бенгальские огни, а сижу тихо и спокойно, — говорим мы, не забывая назидательно добавить. — Так пусть и они сидят молча и не мешают». Нам уже не понять их, тех, у кого радостно блестят глаза от одного вида своих кумиров, автоматически тянутся руки, чтобы на мгновение дотронуться до НЕГО или до НЕЕ. А душа поет оттого, что они вместе, хоть и недостижимо далеки. «Да, не понять!» — подтвердим мы, обходя фанатов стороной, как неизлечимо больных. А симптомы болезни Вам ничего не напоминают? Неужели? Ну-ка, вспомните, как когда-то Вы спешили на встречу с любимым или любимой? Разве у Вас не блестели глаза от счастья, разве душа не пела, разве руки не сжимали красивый букет или подарок Тому, Кто Вас Ждет?

Разве где-то спрятанная от бдительных родительских глаз не лежала фотография самого дорого и любимого человека? Разве вы не горели желанием вот этими самыми руками свернуть горы по первой же просьбе предмета своего обожания или хотя бы увековечить его имя на запотевшем трамвайном стекле? Тогда почему мы не можем (или не хотим?) понять тех, кто рвется в Москву или далекий Узбекистан, просачивается сквозь милицейские кордоны, чтобы краешком глаза увидеть, краешком уха вживую услышать голоса своей любимой группы. Да, у них свой собственный мир, но такой же, как и наш. Только может там все преувеличено, как у Алисы в стране Чудес. И не надо их винить, что в этом мире есть место для стопочки горькой 15 августа и для тех сладостных минут, когда капли краски тихо падают на черный в ночи асфальт, а на тысячу лет не штукатуренной стене рядом с полустертыми надписями «John Lennon» и «В.

Высоцкий» появляется «В. Цой».

Однако королева все еще ждала ответа.

— Я просто хотел тебе показать, что поклонники существуют, и отыскать их — вопрос времени. А еще тут имеются красивые места.

Требовалось срочно чем-нибудь занять королеву. Взгляд мой уплыл вдаль, и хотя я не увидел то, что хотел, но отличнейшая мысль пришла мне в голову. Куда прежде всего водят иностранцев, а? В театры и в музеи! Стоило нам с Лаурой проехать одну остановку, и нашему взору открылось бы здание Академического театра оперы и балета. То, что «в области балета мы впереди планеты всей», в немалой степени достигалось и его стараниями. Отлично! По крайней мере, в этот вечер Лаура не будет скучать.

Я даже решил пройти остановку пешком. Королева не возражала. Однако, ближе к цели мои ноги шагали все медленнее. Ну как я не подумал! Ведь лето, значит, артисты либо в отпуске, либо на гастролях. Опять прокол. Да, лавры дедуктивного метода мистера Шерлока Холмса мне не светили.

Но видно в действие вмешались сверхестественные силы, чинившие ранее одни препятствия, а теперь содействующие почти во всем. В семь вечера планировался благотворительный спектакль «Лебединое озеро». На какие цели пойдут вырученные деньги, я не обратил внимания. Меня больше волновал вопрос: есть ли билеты в кассах. Билеты нашлись. Оставшиеся пятьдесят минут мы провели, сидя на желтых скамейках в сквере у театра возле неработающего фонтана. Солнце закатилось за крышу бывшего горкома ВЛКСМ, а я рассказывал Лауре, как красиво в этом сквере зимой, когда горят фонари, где и какие прожектора освещали раньше памятник Ленину, а также кто такой Ленин и Чайковский, именем которого назван наш театр. Не будь Петра Ильича, не сидел бы я сейчас с Лаурой в ожидании «Лебединого озера».

Ровно в шесть тридцать мы вошли в прохладный и торжественный вестибюль. Лаура тут же предположила, что это дворец нашей городской королевы. Я разуверил ее и хотел произнести пламенную речь о том, что искусство принадлежит народу, что все это нам дали наша партия и правительство, но вовремя прикусил язык.

Во-первых, театр построили еще до рождения партии. Во-вторых, такие разговоры теперь вышли из обязательной моды. В-третьих, пришлось бы долго объяснять, что такое партия и правительство.

Объяснять не пришлось, потому что выяснилось отсутствие у Лауры расчески. В обязательном наборе истинного джентльмена всегда имеются носовой платок, расческа и ручка, но я как-то не причислял себя к джентльменам и поэтому расческу и ручку оставлял дома. Утром я как мог уменьшил объем пышного облака королевских волос, но толчея в транспорте и несносный ветер свели мои старания на нет. А все женщины и девушки старательно поправляли свои привлекательные прически. Королева настоятельно требовала расческу. Я попытался выкрутиться, мол, не царское это дело, но Лаура не сдавалась. Она даже хотела вернуться обратно домой и захватить заодно свое платье, потому что ее визит во дворец требует королевского вида. Хорошо еще, что лицо королевы не обрело своего истинного облика.

Однако судьба послала мне спасение в лице сорокалетней дамы, любезно протянувшей Лауре свою расческу со словами:

— Возьми мою, милочка. И не обижай его, какой-никакой, а муж все-таки.

В возникшей ситуации я был готов стерпеть и не такое. Вдобавок, мой желудок напомнил, что сегодня я не завтракал, не обедал и, судя по всему, собираюсь пропустиь и ужин.

Лаура не обиделась на фамильярное обращение нашей спасительницы. Причесавшись, она тепло поблагодарила ее и повернулась ко мне.

— Лучше не бывает, — восхищенно похвалил я ее белые водопады волос, струящиеся волнами на всю спину. Отдельная тонкая прядь спиралью спускалась к груди. Я и не думал, что волосы могут быть так прекрасны. Эх, если бы еще и лицо изменить…

Я подхватил Лауру и потащил ее по ступенькам вниз, в буфет. Ужин в театральном буфете — не лучшее размещение своих капиталов. Но когда музыке из оркестровой ямы яростно аккомпанирует твой желудок, привлекая настороженное внимание соседей, то лучше запастись огнетушителем, дабы не сгореть со стыда. Тем более, если рядом с тобой находится королева.

Я взял бутылку лимонада и две пары бутербродов. Пока я разливал напиток по стаканам, Лаура недоуменно ткнула в свой бутерброд пальцем:

— Зачем это?

— Есть! Помнишь, ты рассказывала про энергию. Так вот отсюда энергия и вырабатывается.

— Призракам не надо есть.

— Королева! — зашептал я ей на ухо, благо, перед спектаклем публики в буфете всегда маловато. — Ты уже не призрак. Ты не смогла пройти сквозь дверь. Ты не боишься солнца. Значит, тебе нужна наша, человеческая пища.

Лаура скривила нос и посмотрела на бутерброды с отвращением, затем перевела взгляд на стаканы с лимонадом. Он ей, видимо, внушил больше доверия.

— Можно, я съем это?

— Можно, — согласился я. — Только не съем, а выпью. Это жидкость. Ее пьют.

Королева залпом осушила стакан.

— Исчезла сухость в горле, — раскрыла она глаза.

— Вот-вот, освежает, — кивнул я и принялся за бутерброды. Что такое четыре бутерброда для голодного студента. Кроме того, у бутербродов из театрального буфета вкус особый — это я всегда знал. Быстренько допив лимонад, я вновь взял Лауру под руку и повел на второй этаж, где в партере на восьмом ряду располагались наши места.

Чудесно подниматься по великолепной лестнице театра под руку с настоящей королевой. Стыдно сказать, но я уже несколько лет не бывал здесь. Мой зоркий глаз отмечал, что все осталось по-старому. Разве что исчезла с ложи № 3 вывеска «Ложа машиностроительного завода имени В. И.Ленина», а на ее месте возникла «Ложа товарной биржи».

Изумление Лауры при виде зрительного зала вообще не поддается описанию. Хотел бы я взглянуть на ее дворец. Неужели он у королевы целого мира похуже, чем наш театр. Мы едва успели отыскать свои места, как раздался третий звонок, медленно погас свет гигантской люстры и сотни светильников. Полилась музыка.

«Лебединое озеро» я смотрел впервые. Я не знаток классической музыки. Мою душу больше впечатляет зарубежная эстрада. Но редкие вылазки в театр мне нравились.

Конечно, опера меня всегда привлекала больше, чем балет, так как в ней легко прослеживался сюжет. Сюжет, содержание спектакля — вот что меня волновало в постановке. Поэтому я ценил красивые костюмы и эффектные декорации во всю стену. А вот драматические спектакли я смотреть не мог, потому что меня убивала неестественность обстановки. Художественный фильм по любой пьесе меня впечатлил бы куда больше, нежели спектакль. Но опера и балет — совершенно иное дело, да и вряд ли кому-нибудь удалось бы осуществить достойные съемки «Иоланты» или «Жизели». Вам не понятно? Вы не любите балет? Тогда сравните настоящую Эйфелеву башню с рекламной открыткой. Что? Зачем Вам башня? Ну ладно, замяли.

В перерыве я счел своим долгом спросить:

— Ну как, королева, понравился балет?

— Я никогда такого не видела, — задумалась Лаура. — Я скажу потом.

Выбор развлечений в нашем театре не богат. В буфете мы уже побывали, и я предложил Лауре подняться на самый верх и посетить музей. Королева выразила желание прежде осмотреть места второго яруса и долго глядела сверху на далекую сцену и наши с ней пустовавшие сиденья. Я же вспоминал веселую историю о том, как давным-давно за отличную работу пионерского звена мне с другом достались билеты в театр. Именно сюда, на боковые места второго ряда. Лично мне был виден только самый краешек сцены, поэтому сюжетную нить я утерял с самого начала. После антракта места перед нами неожиданно освободились, и мы, не колеблясь, захватили их. Однако, после пропущенного действия мой интерес к спектаклю значительно угас. От скуки я начал уставать и потому переключил свое внимание со сцены на билет. Я его и так вертел, и эдак, складывал из него самолетики, корабли и сложные геометрические фигуры, а потом случайно упустил его из рук. Моментально уставившись на сцену, я краешком глаза наблюдал за партером. Оттуда на меня уставилось удивленное лицо моего возраста, но умное, в очках. До конца спектакля оно еще раза три бдительно обозревало потолок, словно ожидая еще чьего-либо падения. А запасного билета у меня не оказалось.

В музее Лаура внимательно рассматривала афиши, словно никогда не видела ничего подобного (возможно, так оно и было). В короткий промежуток между вторым и третьим звонками я успел объяснить ей, что макеты теплоходов — это вовсе не кукольные домики, а копии сложнейших устройств, позволяющих путешествовать по воде. Начинался второй акт.

Декорации королевского дворца завораживали. Я рискнул осторожно взглянуть на профиль королевы. Она широко раскрыла глаза от изумления. Уж кому-кому, а королеве не следовало так удивляться. Ведь у нее тоже имелся дворец. На сцене чередовались танцы народов Европы, что никак не влияло на развитие сюжета.

Злой гений сидел рядом с королевой — матерью принца Зигфрида. Между ними шел неслышный разговор. Я же с нетерпением ожидал третьего кульминационного акта.

В очередном антракте мы стояли в просторном холле второго этажа. Лаура молчала, а я осторожно разглядывал девушек. Театр я еще ценю за то, что здесь собираются самые прекрасные девушки в самых красивых своих нарядах. Мимо как раз прошествовала группа из трех таких девушек. Я сразу же выделил светловолосую красотку в красном бархатном платье. Как только она исчезла за поворотом, мое внимание переключилось на стройную девушку с каштановыми волосами, одетую в джинсы и черный свитер. Затем мой взгляд остановился на симпатичной брюнетке в розовом платье, до того коротком, что не было слов. К тому же, она не стояла, а сидела на скамеечке прямо напротив меня. Мой взгляд принялся рассматривать коричневые занавеси, хотя ему и не хотелось покидать свое расположение. Но рядом со мной находилась королева.

Наряд Лауры диссонировал с вечерними туалетами собравшихся здесь дам.

Возможно, кстати оказалось бы ее длинное платье. Но войти в таком одеянии в трамвай не представлялось возможным. К нему идеально подошел бы автомобиль, а приобретение такового не значилось в моих планах на ближайшие две пятилетки.

Антракт пролетел незаметно, как и напряженное действие третьего акта. Артисты танцевали так хорошо, что даже было обидно за себя. При таком мастерстве главной исполнительнице светила сцена Большого театра. Оставалось только радоваться за нее и ожидать редких визитов в наш город с сольными концертами.

Зал гремел аплодисментами. На сцену летели цветы, и никто не спешил в гардероб.

Я снова посмотрел на Лауру. Она негромко хлопала своими нежными ладонями, внося свою лепту в грохочущий шквал, и улыбалась. Я впервые видел, как улыбается королева. Эта несмелая улыбка преобразила все ее лицо.

Настороженность и тревоги исчезли. В улыбке королевы сквозило откровенное счастье. В моей голове разлилась приятная теплота. Я правильно сделал, что привел ее сюда. Я испытывал радость от того, что Лаура была счастлива.

Наверное, неимоверно трудно забыть про свои проблемы и ухватить несколько минуток счастья. Королеве это удалось. Я же сидел рядом и чувствовал небольшую приятную усталость, словно после тяжелой, но отлично проделанной работы. И еще я донельзя был благодарен артистам за все эмоции, пережитые гостьей из иного мира.

Лаура улыбалась всю дорогу, не проронив ни слова. Я же открыл рот, только оставив за спиной трамвайные рельсы. Тихими дворами мы возвращались домой. Я вдруг испугался: ведь Лаура не знала сюжета! Неужели она смогла вникнуть во все коллизии, творящиеся на сцене?

— Надеюсь, ты поняла содержание? — начал я. — Дело в том, что возле королевского дворца было озеро. И как-то раз принц Зигфрид увидел над ним лебедей…

— Я не знаю, кто такие лебеди, — восторженно перебила меня Лаура. — Это легенда про нас, призраков.

— Как про призраков? — опешил я.

— Конечно. Принцу из мира людей предстояло выбрать себе невесту, но ни одна ему не приглянулась. Расстроенный человек ищет утешения вблизи границ, из-за которых в его мир врывается королева белых призраков со своим отрядом. Душа принца и сущность королевы, вырвавшись, объединяются. Но над этими землями властвует Черный Король. Когда его могущество всесильно, над Черным замком горит багровое сияние. Он разгоняет белый отряд и задумывает план подчинения королевства людей.

— Продолжай, — увлеченно воскликнул я. Моему воображению никогда не хватило бы фантазии повернуть сюжет под таким углом.

— Черный Король убивает короля людей и занимает его место, околдовывая королеву и принца. Но принца он убить не может, так как союз двух душ неподвластен его мечу. Тогда он решает отравить душу принца и представляет своего шпиона под видом Белой Королевы. Околдованный принц слишком поздно замечает подмену. Белые призраки теряют свою сущность, перерождаясь в черную армию. Замок злого короля торжествует победу. Человек понимает, что только решающий бой спасет и его избранницу, и мир людей. Любовь побеждает.

Колдовской замок рушится, а Черный Король отступает.

— Подожди, — не согласился я. — Если кто и погибает, то только черный король.

Так по сюжету.

— Нет! Он лишь вернулся в свой мир, — горячо возразила Лаура. — Ты видел, что он упал?

— Не видел.

Действительно, хотя в телевизионной постановке Большого театра Зигфрид сражался с Ротбардом мечом и убивал его, на нашей сцене боя мечами не было.

Следовательно, злой гений, потеряв власть, мог просто вернуться в свой мир.

— А ты видела, чтобы нашего короля убивали? Я что-то не заметил.

— Но это и так понятно! — удивилась Лаура. — Ведь Черный Король сидел в королевском дворце на троне и спокойно разговаривал с королевой, а ваш король так и не появился до конца.

— А может, его и не было вовсе? Может, отец Зигфрида умер задолго до этого?

— Кто такой отец Зигфрида?

Я не учел, что белые призраки не сильны в понятиях типа «отец — сын», «мать — дочь» и т. п. Однако…

— Зигфрид — это принц. А его отец и мать — это люди… ну, которые подарили ему жизнь! Отец Зигфрида — король, а мать — королева.

— А кто же тогда представлял Зигфриду невест в самом начале? - усмехнулась Лаура.

И в самом деле, я вспомнил, что в первом действии Зигфрида опекал некто в истинно королевском одеянии. Но ни во втором, ни в заключительном актах он ни разу не показался на сцене. Я как-то не обратил внимания на подобные тонкости.

А вот Лаура впитала в себя все до последней капли. Можно, конечно, было поспорить, что это и не король вовсе, а церемонеймейстер. Но легко рушить чужое, а вот строить свое… Никогда не следует ломать чужую сказку. Поэтому я удержался от дальнейших пререканий.

— Эту легенду я не слышала никогда, но, возможно, она хранится в наших летописях. Неужели Черный Король хотел замкнуть свой треугольник задолго до моего появления?

Я уже имел представление, что белый круг мог раскрыть замкнутые миры, а черный треугольник создавался для перекачки энергии. Также я знал, что в данный момент время в мире белых призраков бежит быстрее нашего, но предыдущий прорыв в наш мир осуществлялся триста лет назад по времени обоих миров. Значит, и наше время когда-то ускорялось. Затем я подумал, что человечество, наверняка, развивается по спирали. Значит, все события сегодняшнего дня уже происходили в другое время в другом месте с другими призраками и людьми. Вот только, как ни крути, я не тянул на роль сказочного принца.

Так, споря о сюжете всем известного балета, мы добрались до квартиры. В коридоре нас встретил Ыккщщер, давно покинувший свое темное убежище. Я едва переставлял ноги, да и Лаура устала. Пришлось бегло показать ей кухню, ванную и уборную.

— Вода? Зачем она здесь? — удивилась Лаура, потрогав пальцем холодную струю, заглянула в соседнюю дверь и снова спросила, глядя на непонятное для нее сооружение. — Зачем это?

Ну как ей было объяснять? Я горячо жалел, что у мня не было сестры. Она бы в такой ответственный момент дала бы королеве без сомнения правильную и доходчивую консультацию. Но не мог же я выступать в роли сестры.

Положение спас Ыккщщер. Он, вероятно, уже успел посетить близлежащие квартиры и вникнуть в потребности людей. Белый сгусток зашептал в ухо королевы бесшумные слова, отчего губы Лауры недоуменно скривились. Ей предстояло сделать еще бесчисленное множество открытий. Я тем временем усердно чистил зубы, брызгая во все стороны зубной пастой.

Вернувшись в гостиную, я чуть не разинул рот, как Ыккщщер. Настала наша пора удивляться. Подогнув ноги и сунув руку под голову, на диване спала королева призраков. В наступившей тишине до нас донеслось ее ровное дыхание. Черные туфельки ровно стояли у окна. Теперь Лаура отличалась от обычной девушки лишь снежно-белой кожей.

Намереваясь передохнуть, я рухнул в кресло, но встать уже не смог. Мое сознание мгновенно унеслось в глубокий сон без сновидений.