В гражданскую войну, спасая от японских интервентов ценные секретные документы, таежными тропами ушел из Катушевска отряд красноармейцев. Командовал отрядом комиссар Михаил Биль-Былинский. Отряд был вооружен. Люди проверены. Но, как ни странно, ни в Иркутск, ни в Верхнеудинск, ни в какой другой поселок или город он не пришел.

Отряд бесследно исчез в сибирской тайге. Позднее органам контрразведки удалось установить, что проводник отряда Лаврентий Мулеков, погубивший людей, был японским диверсантом (агентурные клички — Миякодори, Хорек, Прозелит).

В лютый мороз обессиленных бойцов он завел в непроходимые горы и скрылся. Оставшегося в живых командира долго преследовал.

14 января 1922 года на одном из горных перевалов он убил Биль-Былинского из засады. Похищенные документы и путевой дневник комиссара он спрятал в тайнике и, боясь разоблачения, ушел за кордон.

Прошло двадцать лет, три месяца и двадцать семь дней.

11 мая 1942 года Мулеков снова был заброшен на территорию СССР, теперь уже как немецкий диверсант. Ему поручили взять спрятанные в тайнике у Байкала документы.

Но было у Мулекова и еще одно, не менее важное задание…

Фашистскому лазутчику удалось проскользнуть Свердловск, Омск, Новосибирск, Красноярск. Ночью он обошел по тайге Иркутск и вышел к Байкалу. В лесу встретил скитавшихся беспризорных детей: Петю Жмыхина, Таню Котельникову, Тиму Булахова и Шуру Подметкина. Им представился заблудившимся геологом. Дети поверили и охотно согласились проводить его к Онотскому хребту. В пути кормили супами из трав и кореньев, а если случалось подстрелить из лука тяжелого на подъем глухаря, то «геологу» отделяли самый сытный кусок…

Попав на другую сторону хребта, «геолог» вдруг вспомнил местность. Он вывел ребят к большому обросшему мохом зимовью и сказал, что здесь нужно ждать экспедицию.

Утрами он уходил, взвалив на плечи свой рюкзак, а возвращался поздно ночью или на другой день. Говорил, что ему поручено обследовать отроги хребта, нет ли где здесь железной руды.

Однажды Петя Жмыхин увидел его на горном ручье. «Геолог» шарился в дупле. Выбросил оттуда труху и засунул какой-то сверток. Дыру заткнул сухим мхом. Потом, воровато оглядываясь, вытащил из рюкзака портативную рацию. Устроившись за камнем, стал что-то торопливо выстукивать ключом. Петя подкрался так близко, что даже видел на рации маленькую эмблему: летящий Змей Горыныч с красным пламенем в разинутой пасти.

Вечером мальчик сходил к дуплу и вытащил сверток. В новом клеенчатом мешочке лежала толстая старая тетрадь. На потускневшей коленкоровой обложке едва читалась надпись «Дневник командира» и роспись «Биль-Былинский».

Петя неотлучно стал следить за «геологом» и обнаружил еще несколько его тайников с картами и схемами на пожелтевшей бумаге и рассказал об этом ребятам. Заподозрили недоброе.

Дневник командира перепрятали, зарыв его под нарами в зимовье. И теперь вчетвером наблюдали за «геологом». В одну из лунных ночей он несколько раз переговаривался с кем-то по рации. Непонятные для ребят звуки морзянки уносили в эфир какие-то важные секреты. А утром он попросил всех четырех побродить в лесу, может, даже с ночевками, поискать большую поляну для посадки самолета. Они сделали вид, что пошли искать. На самом деле трое помчались к Байкалу, чтобы сообщить в милицию о подозрительном человеке. А Петя остался тайно наблюдать за «геологом».

Через пять дней фашистский агент Мулеков был захвачен врасплох работниками контрразведки и арестован.

Глава 1

Возле крыльца гостиницы остановился зеленый мотоцикл с красной звездой на боку. Солдат-водитель, прищурившись от солнца, посмотрел на окна второго этажа и нажал кнопку сигнала. Пик. Пик. Пик. Три коротких и один длинный. П-и-и-и-к.

Петька Жмыхин вскочил с дивана, посмотрел в окно: «Наконец-то!» Он охватил с тумбочки свою старую кепку и помчался по гулкому коридору. Петька спускался на первый этаж, когда услышал, как вахтер шепчет своей внучке:

— Это тот самый мальчонка, о котором в газете писали, он и его друзья шпиона немецкого помогли изловить.

Натянув кепку до глаз, Петька выскочил во двор. Солдат-водитель шутливо поздоровался:

— Привет, служба! — Он похлопал загорелой ладонью по кожаному сиденью: — Карета подана! Поедем. Ты уж извини, запоздал я малость. Мотор барахлил.

Петька хотел сесть в коляску, чтобы, проезжая по городу, держаться, как всегда, за ручки пулемета, торчащие из-под брезентового чехла, но оглянулся. Из окна смотрели на него старик-вахтер и его внучка. Петька застеснялся и сел на мотоцикл позади солдата.

Вторую неделю Петька живет в Иркутске. С Байкала его доставили гидросамолетом, потому что срочно потребовались свидетели. Немецкий агент Мулеков вдруг опять на допросах начал врать и стал затягивать следствие. Шифры, клички агентов, адреса явочных квартир, настоящие и выдуманные, сыпались из него, как горох из дырявого мешка. Запутывал он умело и тонко. И следователи ночами просиживали над протоколами, выискивая действительные факты. Мулеков со временем обнаглел. Он почувствовал, что у следователей нет главного доказательства — дневника командира, и заявил, что об убийстве Биль-Былинского слышит впервые. Он и не подозревал, что Петька давно рассказал о тайнике и о тетради, которую они закопали в зимовье под нарами.

Мулеков выкручивался и не знал, что начальник следственного отдела капитан Платонов приготовил ему неприятный сюрприз. Сегодня, в три часа дня, в Иркутск прилетят на гидросамолете Петькины друзья: Таня Котельникова, Тимка Булахов и Шурка Подметкин. По просьбе Владимира Ивановича Платонова они ходили с участковым милиционером в тайгу, чтобы показать зимовье, в котором был спрятан дневник командира…

Сегодня состоится очная ставка, и фашистскому резиденту будет предъявлено последнее доказательство…

Как ни гнал солдат свой зеленый мотоцикл, Петька Жмыхин к началу допроса опоздал. Когда он появился в приемной, секретарь Ольга Филипповна поднесла палец к губам. На цыпочках Петька прошел в кабинет, бесшумно закрыл за собой тяжелую дверь и опустился на мягкое кресло. Мулеков сидел спиной к двери и появление Петьки не заметил. Втянув маленькую голову в плечи, диверсант сосредоточенно о чем-то думал. Капитан Платонов глядел на его сжатые кулаки и терпеливо ждал.

Наконец Мулеков поднял голову, выпрямил спину, потер лоб и начал рассказывать то же самое, что говорил и неделю, и месяц, и полгода назад.

— Во время гражданской войны я случайно остался живым. Один из всего отряда. Испугался чекистов. Допрашивать, думаю, будут, что да как. Почему, мол, все погибли, а ты — живой. Не разберутся, думаю, и дело пришьют. А тогда, гражданин начальник, сами знаете, время было раскаленное. К стенке, и конец! Убежал я в Монголию, оттуда в Китай, а потом в поисках куска хлеба попал в Японию. Был слугой при немецком посольстве, — Мулеков тяжко вздохнул. — За миску горохового супа мыл окна, убирал туалеты, получал зуботычины.

Платонов скосил взгляд на лежащую перед ним радиошифровку советского разведчика из Японии, переданную еще в начале войны.

— Слушай, Мулеков, а ты мне про зуботычины раньше не говорил.

— О, гражданин начальник, разве вспомнишь все унижения. — Мулеков заскрипел зубами.

— Угодил я чем-то немецкому послу Диркенсу, и он мне помог перебраться в Германию. Там не успел я оклематься, войной запахло. Стали меня вербовать в школу диверсантов. Я согласился. Считал, что это единственная возможность вернуться в Россию. Тогда же решил: как только попаду в СССР, сразу сдамся.

— Почему же не сдался?

— Дело в том, что про документы, спрятанные в тайге Биль-Былинским, я нечаянно проговорился фашистам. Меня зацепили. Стали выпытывать. А потом разработали для меня задание — найти документы. Очутившись в Сибири, я решил разыскать эти проклятые тайники, чтобы сдаться, как говорят, не с пустыми руками.

— А про самолет, Мулеков, опять сочинил?

— Не сочиняю я, истинную правду говорю, самолет самурайский я бы заставил посадить в Иркутске…

В дальнем углу кабинета мягко постукивала пишущая машинка. Молодой помощник следователя в солдатской гимнастерке печатал под копирку все, что говорил арестованный.

У окна в кресле приютилась Анна Капитоновна Сергеева, старая учительница. Она приехала тоже из Больших Котов, потому что по закону положено, чтобы при допросе детей присутствовал хорошо знакомый им взрослый или родственник.

Петька почувствовал легкий сквозняк и оглянулся. В бесшумно открытую дверь секретарь Ольга Филипповна подтолкнула Шурку, Таню и Тимку. Что-то шепнула им и указала пальцем на стулья.

— Мулеков, а почему ты не упоминаешь о дневнике командира?

— О каком дневнике?

— О том, который ты спрятал в одном из своих тайников.

— Документы и карты прятал, чтоб не достались врагам, а вот о дневнике первый раз слышу.

— Ну что ж, если первый раз слышишь, попросим о нем рассказать ребят.

Арестованный вопросительно посмотрел на капитана.

— Не удивляйся, Мулеков. Оглянись, я разрешаю.

Резидент резко повернулся на стуле. Увидел Петьку, Таню, Тимку и сидящего у дверей, рядом с часовым, Шурку Подметкина.

— О, ребятишечки! Сколько зим, сколько лет не виделись! Доброго вам здоровьица, мои родные.

Ребята промолчали. А он, как будто ни в чем не бывало, продолжал лебезить.

— Как вы подросли. Тимоньку, Танечку прямо не узнать. — Он покосился в сторону дверей: — А Шурчик-то, Шуренок-то наш — прямо молодец! Героем выглядит, истинным героем!

Шурка от такой похвалы растерялся и покраснел. Мулеков замигал короткими ресницами:

— Скучал я о вас, ребята, сильно скучал.

Владимир Иванович постучал карандашом по столу.

— Хватит, Мулеков, ломать комедию-то. Он подошел к ребятам: — Ну, что, привезли, то, что я просил?

— Привезли.

Тимка вынул из-за пазухи старую толстую тетрадь и подал капитану Платонову. Владимир Иванович бережно принял из рук Тимки дневник. Стал перелистывать хрупкие пожелтевшие листки, внимательно вглядываясь в знакомый почерк своего командира. (Тогда, в гражданскую войну, Платонов был ранен, находился в полевом лазарете, и отряд Биль-Былинского ушел без него).

Владимир Иванович осторожно перевернул последний листок. С горечью прочел:

«…Сегодня 14 января 1922 года. Снова показался Мулеков. Теперь в руках у него охотничье ружье. Подойти боится, думает, наверное, что в револьвере у меня есть патроны. Попытаюсь спрятать документы. Нашедшего мой дневник именем Революции прошу передать в органы ЧК. Документы чрезвычайной важности, и карты… считаю…»

Следующие строчки прочитать было невозможно. Дневник в шести местах пробит насквозь, по-видимому, картечью, и края дыр в этом листке осыпались.

Капитан поднял тяжелый взгляд на Мулекова. Тот вдруг обмяк, рухнул на колени.

— Не убивайте меня. Я же много рассказал. Помог вам… О лабиринте Гаусса рассказал…

— Но насчет лабиринта ты, Мулеков, по-моему, крепко запутался. Ведь старик Костоедов давно на том свете.

— Я истинную правду говорил, гражданин начальник, наверное, сын старика, Сашик, обманул нас. О Флике я тоже правду рассказал. У него в Берлине я и Сашика Костоедова видел — толстый такой, в золотых очках. Я всей душой хочу вам помочь. Там, в лабиринте, лежит золото, спрятанное колчаковцами. Проверьте.

— Не беспокойся, Мулеков, проверим. Будет еще у нас время. Разобьем фашистов и проверим. И твой хозяин Флик и предатель Костоедов никуда от нас не спрячутся.

…Когда увели Мулекова, капитан положил дневник командира в сейф и подошел к ребятам. Улыбнулся и спросил:

— Ну что, в пионерский лагерь поедете, как договорились, или все еще сомневаетесь?

Тимка и особенно Шурка, смутившись, промолчали, за них ответила Таня.

— Ехать согласны, мы и вещи с собой взяли и на Байкале со всеми попрощались.

— Комиссия к вам приезжала?

— Три тети приезжали, разговаривали.

— Вот и хорошо. Отдохнете теперь, а к первому сентября вернетесь и — за учебу. В лагере сейчас находятся дети, вывезенные с прифронтовой полосы, я думаю, вы с ними подружитесь быстро.

Владимир Иванович достал из стола четыре картонных книжечки. На каждой был нарисован пионер с золотистым горном в руках.

— Это путевки вам на все три сезона.

Он надел очки и внимательно рассмотрел цифры на путевках. Сокрушенно покачал головой:

— Из-за нас, ребята, вы опоздали в лагерь на три дня. Вот надо же мне так запамятовать. Вас там, наверное, уже из всех списков вычеркнули и с довольствия сняли. Жаль, что у них телефона нет, позвонить нельзя. Но ничего, сейчас что-нибудь придумаем. — Он сел за стол и на уголке Петькиной путевки написал несколько строчек.

— Покажите директору, если вычеркнул, пусть снова внесет в списки, на все три сезона. Понятно?

— Понятно! — весело ответили ребята.

Потом их возили в солдатскую столовую и досыта накормили вкусной овсяной кашей, политой подсолнечным маслом. Повар, которому что-то сказал дежурный по кухне, принес из склада и положил в мешки к ребятам сухарей, четыре банки консервов, печенье в пачках и что-то в газете. И, кажется, еще, как заметил Шурка Подметкин, кулек конфет в красивых бумажках. А через полчаса легковая машина с красной полосой на дверке мчала ребят по укатанной глинистой дороге в пионерский лагерь «Звездочка».