"Сделка" - читать интересную книгу автора (Вулф Джоан)

Глава 9

Время до моего отъезда из замка протекало мирно и спокойно. Коулы, после того как хозяин несколько раз одернул их, притихли, понимая, видимо, что сторонников у них здесь не было и нет. Я провела вторую ночь намного спокойнее, чем предыдущую, придя к заключению, что самого плохого, чего можно было ожидать, не случилось: Джордж подтвердил, что я и Томми являемся родителями Никки, и теперь по возвращении домой я могу со спокойной душой повторить ему (немного солгав при этом), что единственной целью моей поездки было посмотреть породистого скакуна в конюшнях графа Сэйвила. И лгать о том, как этот конь выглядел.

Но такую цену стоило заплатить за то, чтобы наша с сыном жизнь продолжалась так же, как раньше: без особого достатка, но и без ненужных потрясений и вполне достойно…

Миновал февраль, потом март и часть апреля. Я уже начала думать, что Сэйвил напрочь забыл о своем обещании скрестить мою Марию с одним из своих лучших производителей, когда получила от него сообщение: через два дня он приедет сюда, в Хайгейт, чтобы помочь мне сопроводить мою лошадь к нему в Эпсом.

Я отнюдь не ожидала его самого, полагая, что он просто пришлет конюха, и его записка взволновала меня. Правда, я постаралась тут же унять волнение суровыми словами в свой собственный адрес.

«Не будь идиоткой, Гейл, — говорила я себе. — Сэйвил приезжает вовсе не из-за тебя, а чтобы увидеть твоего сына. Он ведь, это уже ясно, из той породы людей, которые с преувеличенной серьезностью относятся ко всему, что им поручено. И поскольку Джордж возложил на него обязанности поверенного, Сэйвил старается выполнять их со всем тщанием, на какое способен».

Я делала все, что в моих силах, чтобы выкинуть из головы мысли о Сэйвиле, но это мне плохо удавалось. Тем более что Никки, которому я не могла не сказать о предстоящем приезде графа, только о нем и говорил.

Я занималась с учеником на лужайке перед конюшней, когда услышала радостный вопль сына:

— Мама! Мама! Лорд Сэйвил приехал!

Сидящий на моем Самсоне всадник, к поясу которого была привязана длинная лонжа, ее конец находился у меня в руке, испуганно обернулся.

— Спокойнее, мистер Уотсон! — крикнула я ему. — Не обращайте внимания на Никки! Сосредоточьтесь на том, что делаете!

Не хватало мне еще, чтобы он грохнулся на землю.

Уотсон кивнул и крепче вцепился в поводья. Конь замедлил свой бег рысью по кругу, и я ободрила его щелканьем языка и командой:

— Вперед!.. Вверх-вниз, вверх-вниз! — это уже относилось к ученику, чтобы тот вошел в единый ритм с конем. — Следите за своими ногами, Уотсон! Не выдвигайте их так сильно!.. Хорошо! Молодчина!

Я считала такой способ обучения наиболее эффективным — когда наставник стоит в центре с лонжей в одной руке и хлыстом в другой, а конь с всадником движется по большому кругу. Я же, естественно, кручусь вслед за ними.

Когда я повернулась в очередной раз, то увидела Сэйвила: он вышел из-за угла конюшни и направился к выгону, однако потом остановился.

Мне было не до него — Самсон ускорил бег, нужно смотреть в оба за Уотсоном.

— Поглядите вниз! — крикнула я ему. — Можете увидеть пальцы своих ног?.. Отвечайте!

— Да, — послышался его задыхающийся голос.

— Значит, опять слишком вытянули ноги вперед! Оттяните назад!

Сэм Уотсон послушно выполнил команду.

— Хорошо… Расправьте плечи! Спину прямее! Не нужно горбиться!..

Сэм старательно следовал указаниям и в то же время вполне сносно попадал в такт движениям Самсона.

— Прекрасно! — одобрила я усердие ученика. — С каждым разом лучше и лучше! Молодец, Сэм!

Напряжение на лице Уотсона сменилось довольной улыбкой.

Через четверть часа урок закончился. Я придержала коня, пока Уотсон спешивался, как я его учила, затем мы оба направились к конюшне, неподалеку от которой продолжал стоять Сэйвил.

Он был без шляпы, густые волосы блестели в лучах солнца. Я снова удивилась его росту: успела уже забыть, какой он высокий.

— Рада видеть вас снова, милорд, — сказала я с любезной улыбкой хозяйки. — Позвольте представить вам мистера Сэмюэля Уотсона… Мистер Уотсон, это граф Сэйвил.

Серые глаза моего ученика слегка расширились от удивления. Однако он не зря уже несколько лет обретался в Лондоне, где не только сумел нажить изрядное состояние, занимаясь какими-то делами в Сити, но и научился сдерживать свои эмоции, не теряя достоинства.

— Приятно познакомиться, милорд, — сдержанно сказал Уотсон.

Сэйвил ответил не сразу, что меня несколько удивило, а потом коротко поклонился и сухо произнес: «Мистер Уотсон…» — не добавив больше ни слова, что поразило меня еще больше. Судя по прежнему поведению, Сэйвил не был ни спесив, ни высокомерен и не производил впечатления сноба, с презрением относящегося к людям не своего круга.

— Милорд, — сказала я, заполняя образовавшуюся паузу, — мистер Уотсон приобрел поместье на другом краю Хайгейта и недавно стал моим учеником. Он делает поразительные успехи.

Тот, кого я похвалила, одарил меня благодарной улыбкой:

— Вы слишком добры, миссис Сандерс.

Последующие слова Сэйвила не только повергли меня в некоторое смущение, но и разозлили.

— Значит, мистер Уотсон может не пользоваться вашим домом как гостиницей? — процедил граф сквозь зубы. — Не так ли, миссис Сандерс?

— Нет, — ответила я. — Он приезжает и уезжает в своей коляске. Но я не совсем понимаю…

— Ой! — сказал Никки. — У него в Эджертоне так здорово, милорд! Даже лабиринт, представляете? Мама потерялась там, и мистеру Уотсону пришлось искать ее.

— Как любезно с его стороны, — произнес Сэйвил. — Надеюсь, поиски не продолжались слишком долго?

Я и понимала и не понимала поведение Сэйвила. Меня распирала гордость, смешанная с унижением: как смеет он вести себя так, словно я какая-то вещь, принадлежащая только ему? И в то же время я говорила себе, что все это сплошная чушь — просто граф сегодня не в настроении, устал с дороги и изволит срывать раздражение на людях, которых считает ниже себя.

Я решила избавить своего ученика от лишних неприятностей и не стала, как обычно, предлагать пройти в дом и выпить что-нибудь освежающего перед отъездом.

Видимо, Уотсон что-то почувствовал и поспешно сказал:

— Я уж поеду, миссис Сандерс. Завтра в то же время?

Самсон, которого я держала под уздцы, нетерпеливо мотнул головой. Я рассеянно погладила его.

— Значит, завтра? — повторил Сэм Уотсон.

Я очнулась.

— Пожалуй, сделаем небольшой перерыв, мистер Уотсон, — сказала я виноватым тоном. — У меня будут дела. Надеюсь, не возражаете?

— Ну что вы, миссис Сандерс! Какие могут быть разговоры? Только я буду скучать без вас… и без Самсона. Так и знайте! — Он улыбнулся, показывая превосходные зубы. — Не забудьте послать мне весточку, когда сможете продолжить занятия.

Я ответила улыбкой. Мне нравился Сэм Уотсон. Как и Элберт Коул, он всего добился сам, только в отличие от Коула был человеком с достаточно широким кругозором, не озабоченным постоянным приумножением своего богатства. Он понимал, так по крайней мере мне казалось, что помимо денег в жизни есть и другие ценности — качество, которое, боюсь, не так уж часто встречается у людей, пробившихся наверх, в полном смысле этого слова, из сточных канав Лондона. Да и не только у них…

Сэм Уотсон был из тех, кто упорно занимался самовоспитанием. Он учился не только верховой езде и танцам, но и, насколько я знала, брал уроки правильного английского языка, чтобы избавиться от привычного для низкого сословия жаргона. В нем чувствовалась страсть исследователя жизни, искателя приключений; этим он мне напоминал моего Томми.

Сейчас он ловко перескочил через ограду выгона и приблизился к Сэйвилу, который был чуть ли не на голову выше него.

— Всего хорошего, милорд, — сказал Сэм спокойно и с достоинством. — Приятно было познакомиться.

Губы Сэйвила дрогнули в улыбке.

— И я был рад встретить вас, мистер Уотсон, — ответил граф подчеркнуто любезно.

Когда Уотсон отошел достаточно далеко, туда, где стояла его коляска, я резко повернулась к Сэйвилу:

— Должна заметить, милорд, что мистер Уотсон один из немногих моих учеников. Он достаточно надежный клиент и, уж извините за подробности, хорошо оплачивает уроки. Я не заставляю вас водить с ним компанию, но могли бы по крайней мере соблюсти вежливость.

— Я был вежлив, черт меня возьми! — ответил Сэйвил.

Я фыркнула:

— Мне так не показалось, милорд!

К нам приближался немного озабоченный Джон Гроув, конюх графа.

— У нас тут двухколесный экипаж, миссис Сандерс, — начал он, — да пара лошадок. И еще одна, чтобы вашей Марии не скучно было трусить до Эпсома. В конюшне найдется место для троих?

— Конечно, Джон. Мои пони проведут ночь здесь, на лужайке. Можете ставить лошадей в стойла.

Мы с графом обогнули конюшню и вышли на дорогу к дому как раз в тот момент, когда из открытых ворот выезжал красивый модный фаэтон, в который были впряжены две великолепные серые лошади. Правил ими не кто иной, как Сэм Уотсон.

— Он делает это очень ловко, — бесстрастно заметил Сэйвил.

— Он вообще незаурядный человек, — парировала я.

— Вы знаете его не только как ученика?

— Да, — ответила я. — Такого человека приятно иметь соседом.

Мне почудилось неодобрение в глазах графа, поэтому я сказала, возможно, с чрезмерной горячностью:

— Конечно, вы вознесены слишком высоко и не захотите даже в одной комнате находиться с такими, как Сэм Уотсон, но я, милорд, живу по-другому.

Его губы сложились в горестную улыбку.

— Я не говорил ничего подобного, миссис Сандерс.

— Но я видела своими глазами, милорд! Вы сразу выказали ему свое презрение, потому что он для вас всего-навсего «сит»!

— Что такое «сит», мама? — спросил Никки.

Боже мой, ребенок, оказывается, вникает в наш разговор!

— Так, мой дорогой, — ответила я, — называют человека, который зарабатывает деньги в лондонском Сити. С помощью различных банковских операций. — Я помолчала, ожидая нового вопроса, и добавила разъяснение, по моему разумению, более понятное для Никки:

— Некоторые люди презирают их за то, что родители у них бедны, не имеют ни поместий, ни земель, за то, что они необразованны. А ведь все это не их вина.

— О, — сказал Никки, давая понять, что все это чрезвычайно интересно, однако не слишком понятно, потом повернулся к Сэйвилу:

— Мистер Уотсон очень хороший. Честное слово, милорд! Он приносит маме вовремя деньги и может забросить мяч так далеко, как никто. Правда, мама?

— Совершенно верно, дорогой.

— Устами ребенка глаголет истина, — сказал граф с удивительной серьезностью. — Я, как и вы, восхищен мистером Уотсоном.

Мы подошли к дому. Ничего не ответив Сэйвилу, я толкнула входную дверь.

Миссис Макинтош была в восторге, что снова видит графа, а ее супруг превзошел самого себя в приготовлении обеда. Начали мы, конечно, с овощного супа, а затем добрались до дикой утки под луковым соусом. На десерт были бисквиты, пропитанные вином и облитые сливками.

Все это не шло ни в какое сравнение с обедами в доме Сэйвила, но для нас было праздником. У Никки разгорелись глаза, когда он увидел три сорта овощей, поданных ко второму.

— Мистер Макинтош проявил для вас все свое искусство, милорд, — сказала я Сэйвилу, но тот и сам все видел и, я думаю, понимал, что такое бывает не часто.

Положив в рот кусок утки, он прикрыл глаза и почти простонал:

— Изумительно!

Никки залился смехом, даже я выдавила улыбку.

— А знаете ли вы, — спросил Сэйвил, — как искушает меня лукавый, подбивая переманить от вас супругов Макинтош? Только глубокая порядочность мешает мне сделать это.

— Вовсе не порядочность, — уточнила я, — а уверенность, что они никогда не согласятся. Ни за какие деньги!

Сэйвил повернулся к Никки:

— Кажется, сейчас мне нанесли оскорбление.

Мальчик расхохотался.

— Мама знает, что вы шутите, сэр… Но ведь по-настоящему вы не заберете их у нас? Правда? — добавил он с тревогой.

— Ты абсолютно прав, мой друг, — ответил Сэйвил без улыбки. — Никогда.

Я сменила тему и спросила графа, когда и как мы отправимся в Эпсом.

— Предлагаю, — тут же ответил он, — вам с Никки ехать со мной в коляске, а Гроув верхом на Домино будет сопровождать Марию. Домино — верное, испытанное животное, уже в летах, сумеет удержать вашу красавицу от необдуманных поступков.

Но я не согласилась с предложением Сэйвила.

— Я сама поеду на Марии, — заявила я. — Гораздо легче управиться с этой лошадью, когда сидишь в седле, уж я знаю.

Сэйвил в раздумье взглянул на меня, медленно отпил вина из бокала, аккуратно поставил его на то же место.

— Значит, в дороге Мария может выкинуть какую-нибудь штуку? — спросил он.

— Да, если в седле незнакомый человек.

Он продолжал внимательно смотреть на меня. В его взгляде я читала беспокойство, которое льстило мне.

— Но со мной, — закончила я, — она ничего такого себе не позволит. Я изъездила на ней все окрестности.

— На сельских дорогах совсем не то что в городе, — возразил граф, и во мне взыграло самолюбие.

— Вы не видели меня в седле, милорд! — запальчиво сказала я.

— Этого удовольствия я еще не получал, мадам.

Опять ирония!

— Если получите, поймете, что беспокоиться не о чем!

— Сколько скромности в этом утверждении! — сказал он с улыбкой.

Ну почему мне все время хочется, чтобы последнее слово оставалось за мной?

— Скромность, — заявила я, — тоже здесь присутствует, уверяю вас. Но порой истина важнее.

Теперь он рассмеялся. Просто и легко — совсем так, как смеется мой сын.

Кстати, Никки пришел мне на помощь.

— Мама — превосходная наездница! — подтвердил он.

— Что ж, тогда я согласен, — сказал Сэйвил. — Нам будет просторнее вдвоем в экипаже. Верно, Никки?

Сын просиял.

— А сколько туда ехать, милорд, в этот Эпсом?

— Около четырех часов, малыш. Думаю, отсюда это миль двадцать пять. Если отправиться с утра, у меня будет время показать вам все хозяйство. И конечно, в первую очередь представлю вас джентльмену, который станет отцом жеребенка Марии. — Никки захохотал, ничуть не смутившись при этой неожиданной реплике. — А что касается Марии, пусть твоя матушка не беспокоится, все это время лошадь будет находиться в хороших руках и под постоянным наблюдением.

Я понимала, что моей красавице предстоит оставаться там, пока не наступит подходящее время для того, чтобы свести ее с жеребцом. Мы же с Никки отправимся домой уже на следующий день.

После обеда мальчик пошел на кухню помочь миссис Макинтош с посудой, а я пригласила Сэйвила в гостиную, где уже горел скромный огонь в камине. Мы вообще не позволили бы себе такого, если бы не гость.

Мы уселись по обе стороны от каминной решетки, и я сочла своим долгом еще раз повторить, как благодарна его сиятельству графу за столь выгодное для меня предложение.

Было нелегко произносить эти слова — не потому, что я не испытывала самой искренней благодарности, а потому, что довольно беззастенчиво пользуюсь добросердечием и отзывчивостью Сэйвила, не упуская, однако, случая горделиво заявлять, что вполне могу жить и воспитывать ребенка на собственные деньги.

— Не нужно благодарности, миссис Сандерс, — заявил он деловым тоном, — я совершенно уверен, вы вовремя расплатитесь.

Его сдержанность вновь подстегнула мою гордость, и я уже подняла голову, чтобы произнести очередную заносчивую тираду, но осеклась, увидев его внимательный, серьезный взгляд, направленный прямо на меня. Я не берусь определить, что было в этом взгляде, но, несомненно, нечто такое, что заставило меня прикусить язык.

— И очень любезно с вашей стороны, милорд, — сказала я до противности смиренным тоном, — что вы сами приехали за нами. Никки в восторге от того, что его повезут ваши знаменитые гнедые.

Сэйвил кивнул и перевел взгляд на огонь в камине.

Неприятная мысль внезапно пришла мне в голову: не воспользуется ли граф своим пребыванием наедине с Никки, чтобы рассказать о наследстве, от которого отказалась его мать?

Я посмотрела на неподвижный профиль — благородные классические черты, напоминающие о героях рыцарских времен, как их описывают в книгах, — и поняла, что никогда этот человек не совершит за спиной у другого ничего низкого, подлого. Мне стало немного стыдно за то, что я могла заподозрить его в чем-то подобном.

Граф снова перевел взгляд на меня:

— Мне казалось, вы говорили, что обучаете верховой езде детей. Этот малый, Уотсон, не слишком напоминает ребенка.

Меня удивил такой ход его мыслей, и я с любопытством воззрилась на него.

— Так что же? — В голосе Сэйвила слышалось легкое раздражение.

Сама не знаю отчего, я посчитала нужным пояснить:

— Большая часть учеников действительно дети. Но иногда приходят и взрослые. Я не отказываю им. Мистер Уотсон уже второй за эту весну.

Следующий вопрос Сэйвила удивил меня не меньше первого:

— А тот, другой джентльмен, тоже приезжал на занятия или постоянно жил у вас в доме?

— Тот, другой, — ответила я ледяным тоном, — был из Лондона, поэтому останавливался в этом доме.

Что за дурацкий разговор — уж не беспокоится ли он, что ему негде будет переночевать? Или просто мучительно ишет, о чем бы еще со мной поговорить?

Словно в подтверждение моей догадки Сэйвил спросил:

— И сколько лет этому джентльмену?

— Примерно мой ровесник. Но не думаю, милорд, что это должно вас интересовать.

— Пожалуй, нет, Гейл, — ответил он примирительно. — Однако зная о нашем суетном мире немного больше, чем вы, хочу сказать, что вы подвергаете себя некоторой опасности, предоставляя кров совершенно незнакомым людям.

Кровь ударила мне в лицо. Так вот о чем печется благородный граф! О моей нравственности! А он сам? Разве не он прошедшей зимой провел два дня и две ночи в этом самом доме? Какая наглость! Какое лицемерие!

— Эти незнакомые люди, милорд, — отчеканила я, — приезжают сюда для занятий верховой ездой и ни для чего больше. Могу заверить вас, что в этих стенах не происходит ничего непристойного.

— О, я далек от мысли заподозрить нечто подобное, — извиняющимся тоном сказал он. — Но те лица мужского пола, которым вы даете приют… Кто может знать…

Немного остыв, я внимательно посмотрела на него:

— Хотите сказать, что кто-то из моих клиентов может позволить себе?..

Как и Сэйвил, я не договорила фразу до конца, но мы оба понимали, о чем идет речь.

— Случается всякое, — ответил он уклончиво. — А вы, по существу, беззащитны здесь, Гейл. Макинтоши стары и беспомощны, Никки — ребенок.

Я начинала думать, что в его словах есть какой-то резон, но думать так было неприятно и даже унизительно.

— Чепуха, — сказала я беспечно, — мистер Кертис вел себя безукоризненно все время, что жил в этом доме.

Однако теперь я уже не могла не вспомнить взгляды, которые он иногда бросал на меня, особенно вечерами, и его не слишком изящные комплименты.

— Разве в городе не появилась хотя бы одна приличная гостиница? — спросил Сэйвил.

«Да хватит об этом!» — мысленно воскликнула я, и невероятное предположение мелькнуло в моем мозгу: не хочет ли граф сказать, что мне следует опасаться всех мужчин, кроме него самого, а его можно не только не опасаться, но и… Нет! Я не имею права так думать, он не давал ни малейшего повода для этого… И, если уж быть до конца честной, то все наоборот: именно мне хотелось бы… да, хотелось, чтобы этот повод он так или иначе дал… О Боже, что я такое говорю самой себе!

Я покачала головой и ответила на его вопрос о гостиницах:

— Ничего подходящего, чтобы остановиться на несколько дней.

— И все же, — сказал Сэйвил уже не так серьезно, как раньше, — имейте в виду, что любой представитель сильного пола старше семнадцати лет весьма опасен для вас.

Откинувшись на спинку кресла и скрестив руки на груди, я вгляделась в его янтарные глаза и запальчиво произнесла:

— Уж не следует ли мне, милорд, отправить вас переночевать в конюшню?

Он улыбнулся, и мне на мгновение стало не по себе от этой улыбки.

— К счастью, — сказал граф, — у каждого правила есть исключения. Одно из них вы видите перед собой.

Знаете, что я почувствовала после этих слов? Сожаление, вот что. И печаль. Да, печаль…

Я поднялась:

— Спасибо за заботу, милорд. Обещаю подумать о ваших словах. А пока пойду взгляну на лошадей, а потом спать.

Он тоже встал:

— Я иду с вами, Гейл.

— В этом нет необходимости. Уверяю, ничто не угрожает мне по дороге на конюшню. Я хожу туда по несколько раз в день.

— Хочу подышать воздухом. Вы не откажете мне в этом?

Мы вышли через переднюю дверь, по дороге я накинула на плечи старый плащ, захватила фонарь. Апрельская ночь была тихой и темной, хотя звезды светили вовсю. Я посмотрела на небо и негромко сказала:

— Интересно, где там летит комета, носящая имя мужа вашей сестры?

— О, ее простым глазом не видно, — ответил Сэйвил. — Она где-то в глубине Вселенной. Джервез нашел ее через сильный телескоп.

Когда мы проходили через выгон, пони подошли к нам, стали тыкаться мордами в ладони. В конюшне все было спокойно. Две лошади улеглись на солому, остальные стояли, сонно покачивая головами. У всех были на спинах попоны, поэтому я раскрыла окна и впустила побольше прохладного ночного воздуха. Сэйвил помог мне заменить полупустые ведра с водой на полные. Больше делать было нечего, и мы пошли обратно.

Снова постояли на лужайке под глубоким открытым небом, не произнеся ни слова, глядя на звезды, почти касаясь друг друга. Я ощущала легкую дрожь во всем теле, мне было жарко; одна половина моего существа стремилась защититься от этого человека, другая противилась ей.

Прерывисто вздохнув, я сказала:

— Завтра с утра в дорогу.

— Да, — отозвался он, как мне показалось, откуда-то издалека и первым двинулся к дому.

Я пошла за ним.