"Трагедия закона" - читать интересную книгу автора (Хейр Сирил)

Глава 8. В УИМБЛИНГХЭМЕ

– Итак, все сводится к тому, что кто-то решил меня по-глупому разыграть,- мирно произнес судья за вечерним чаем.- Еще кто-то написал мне пару оскорбительных анонимных писем. Кто-то третий, возможно затаивший на меня обиду,- на свободе. Нет ни малейшей причины подозревать, что эти три факта в какой-то мере связаны между собой. Ни один из них – ни вместе, ни по раздельности – не должны вызывать малейшей тревоги. Предлагаю не обращать на них внимания.

– Боюсь, ты ошибаешься, Уильям,- твердо отозвалась жена.

– Моя дорогая, я обдумал этот вопрос со всех сторон после того, как сегодня утром Флэк изложил свою версию. Я знаю, ты его не высоко ценишь, но он разумный человек, и думаю, он знает, о чем говорит. Я все тщательно проанализовал…

– Я заметила, что сегодня в суде ты что-то обдумывал,- съязвила Хильда.- Мне было интересно, что занимало твои мысли. Что же касается меня, то я считаю – думать здесь не о чем. Бесспорно, это не просто совпадения. Инстинкт подсказывает мне…

– Инстинкт!- произнес судья с вежливой издевкой и взмахнул руками.

– Инстинкт,- твердо повторила она.- Я инстинктивно чувствовала с самого начала этой выездной сессии, что вокруг тебя сложилась опасная, угрожающая атмосфера, и считаю, что мы должны с этим бороться.

– Думаю, с атмосферой очень трудно бороться,- заметил Барбер.- Мой инстинкт, если использовать это понятие, подсказывает мне совершенно противоположный вывод. Я уверен, с этого момента и до конца сессия будет проходить нормально и спокойно, если только, конечно, не будет бомбардировок, о которых так много говорят, однако, полагаю, бомбить будут не больше, чем сейчас. Господин секретарь, еще чашку чаю, пожалуйста.

Дерик налил чай и, воспользовавшись моментом, предложил оставить вопрос открытым.

– Завтра мы едем в Уимблингхэм,- сказал он.- До этого в двух городах случились подозрительные инциденты. Если что-нибудь случится в третьем, тогда, я думаю, можно быть уверенными, что это не совпадения.

Судья с готовностью его поддержал:

– Конечно, давайте отложим вынесение приговора. И если после Уимблингхэма я встречу вас живыми и невредимыми, то будем считать, что период невезения – именно так я бы его назвал – закончился.

– Очень хорошо.- съязвила Хильда,- но тебе не надо будет меня встречать. Я еду в Уимблингхэм вместе с тобой.

Дерик не понял сразу, отчего лицо судьи приобрело выражение крайнего изумления.

– Ты едешь в Уимблингхэм?- переспросил Барбер.- Ты это серьезно, Хильда? Но ведь ты знаешь, что ни одна из жен судей никогда не появлялась там.

– Я еду в Уимблингхэм,- твердо повторила Хильда.- И поеду во все города округа. Я чувствую, что обязана быть рядом с тобой.

– Я польщен твоей заботой о моей безопасности,- отозвался судья,- но, мне кажется, ты не представляешь себе, что тебя ожидает. Там ведь такая гостиница…

– Отвратительная гостиница,- кратко уточнила леди Барбер.- Это всем известно. Тем не менее некоторые неудобства я смогу вытерпеть, но рисковать твоей безопасностью не намерена.

Барбер пожал плечами:

– Ну хорошо, если ты так настаиваешь, но не говори потом, что я тебя не предупреждал. К счастью, мы там пробудем совсем недолго. Полагая, что за всеми этими случаями нет ничего серьезного, я беспокоюсь лишь о том, что твои планы нарушатся.

– Никаких особых планов у меня нет. В Лондоне не предвидится никаких мероприятий, заслуживающих внимания. Я хотела еще раз встретиться с Майклом, но это может подождать. Кстати, я получила от него письмо, которое хотела бы обсудить с тобой, когда будет время.

Дерик понял прозрачный намек и вскоре тактично удалился.

Хильда проследила взглядом за уходом секретаря судьи и, как только за ним закрылась дверь, вынула из сумочки письмо.

– Майкл связался с уполномоченными Себальда-Смита,- сказала она.

– Да?

– Он требует пятьдесят тысяч фунтов.

– Пятьдесят тысяч?!- Судья вздрогнул так сильно, что чуть не упал со стула.- Но это абсурд!

– Естественно. По всей вероятности, они приводят доводы, что он изувечен на всю жизнь и его карьера пианиста закончена. Конечно, доходы Себальда в последние годы были…

– Могу себе представить. Но пятьдесят тысяч!

– Я, разумеется, напишу Майклу и скажу ему, что это выходит за пределы разумного. Он хочет знать, какие встречные доводы хотим предложить мы.

Барбер в раздумье почесал макушку.

– Очень трудная ситуация,- пробормотал он.

– Я знаю, но это утверждение ничего нам не дает.- А поскольку Барбер отрешенно молчал, Хильда нетерпеливо продолжила: – В конце концов, Уильям, тебе часто приходилось давать советы клиентам по таким проблемам. Постарайся думать об этом как о предложенном тебе деле. Что бы ты посоветовал?

Судья печально покачал головой.

– Ничего не выйдет,- простонал он.- Такого случая не было – никогда!

– Любой участвующий в тяжбе думает так о своих проблемах. Ты сам так часто говорил.

– И это истинная правда. Но сейчас случай особый. Ведь я – судья Высокого суда правосудия.

– Ты также говорил,- продолжала гнуть свою линию Хильда,- что никто не компетентен в достаточной степени, чтобы быть советчиком самому себе. А что, если ты, например, посоветуешься с другими судьями?

– Нет-нет!- чуть ли не закричал Барбер.- Как ты не понимаешь, Хильда, как только это дело выплывет наружу, мне конец. Именно поэтому я в полной власти этого чертова пианиста. Он понимает, что я вряд ли стану оспаривать его иск, и поэтому может запросить сколько захочет. Короче говоря, если не заставить его прислушаться к голосу разума, мы разорены.

– Значит, его надо заставить прислушаться к голосу разума,- заявила Хильда. Она пыталась представить себе, как Себастьян будет реагировать на ситуацию. Хильда довольно хорошо знала его раньше, но ей никогда не приходилось рассматривать его как перспективного истца. Она считала его вполне разумным человеком, несмотря на то что он был артистом и творческой личностью, а это что-то да значило. Затем вспомнила о Сэлли Парсонс, совершенно безрассудной женщине, и ее сердце тревожно сжалось, но продолжила храбро рассуждать дальше: – Скорее всего, это начальная цифра для торга. Даже у Себальда-Смита доход должен быть сравнительно небольшим во время войны. Предположим, мы сможем сбить величину компенсации до пяти тысяч – до размера годового дохода…

– Не меньше двух годовых доходов плюс налоги на нынешнем уровне, так что выходит значительно больше.

– Хорошо, доход за два года, если хочешь. Можно добиться выплаты по частям и,- ее голос дрогнул,- жить очень скромно…

Судья покачал головой:

– Ты не понимаешь ситуации, Хильда. Как только это станет достоянием гласности, мне придется подать в отставку. Вопрос о доходе за год или два просто не будет иметь значения. Себальду-Смиту достаточно предъявить письменный документ, и со мной покончено. А я еще не выслужил десяти лет для пенсии.

– Баттерсби получил пенсию, хотя был судьей всего четыре года,заметила Хильда.

– Это другой случай. Баттерсби получил пенсию по состоянию здоровья.

– Почему бы тебе не уйти на пенсию таким же образом? В конце концов, прошлой зимой у тебя были сильные простуды, и я уверена, доктор Фэрмил подтвердит это, если я попрошу.

– В самом деле, Хильда! У тебя совесть есть?

– Конечно нет, из-за того, что происходит. И у тебя не должно быть. Уильям, кажется, я нашла решение. Завтра же напишу Фэрмилу. Страшно подумать, как мы будем жить на одну пенсию, но лучше пенсия, чем ничего, а после небольшого перерыва ты сможешь подыскать какую-нибудь работу по военному ведомству, или председательствовать в комиссиях, или что-нибудь в этом роде. Как только ты выйдешь на пенсию, мы сможем торговаться с Себальдом-Смитом на совершенно иных основаниях. Если он сможет добиться, чтобы тебе присудили выплату компенсации, пенсия ведь не должна туда входить, не так ли? Надо узнать, когда вернусь домой.

В этот момент Хильда поняла, что муж пытается что-то сказать, но она не слышала его, поглощенная своими рассуждениями. Когда же замолчала, чтобы перевести дух, Барбер воспользовался паузой и потребовал:

– Прекрати! Прекрати!

– В чем дело?

– Дело в том, что твой план совершенно не годится, не говоря о том, что так поступать нечестно. Даже если Фэрмил, рискуя профессиональной репутацией, согласится участвовать в подлоге, я уверен, министерство финансов откажет мне в выплате пенсии, потому что я не выслужил положенного срока. Они сразу же организуют проверку и направят запрос в палату общин.Барбер никогда не был членом парламента, но трепетно относился к процедуре парламентских обсуждений.- Так или иначе,- добавил он,- ты понимаешь, что я ни в коем случае не буду принимать участия в этой затее.

– Ты меня доконаешь,- простонала Хильда.- Я тебя не понимаю. С одной стороны, игнорируешь преднамеренные покушения на свою жизнь, с другой когда дело касается денег, опускаешь руки.

– Я смотрю на вещи трезво,- ответил судья.- Я не верю, что на меня покушались – намеренно или непреднамеренно. Но это серьезно, и я должен признать, что меня это беспокоит, очень сильно беспокоит.- И с печальным видом он направился наверх в спальню, чтобы переодеться к ужину.

Дерик не понял, почему в тот вечер, когда он сказал Грину, что леди Барбер поедет в Уимблингхэм, тот воспринял эту новость с явным неудовольствием. Правда, он ничего не сказал, и вряд ли можно было ожидать, что что-нибудь скажет, но выражение его лица явно свидетельствовало – ему это не понравилось, и он предвидит неприятности лично для себя. Дерику захотелось разобраться в этом вопросе, и он решил проверить реакцию Сэвиджа. Когда он сообщил новость Сэвиджу, тот, и так постоянно угрюмый, помрачнел еще больше, будто узнал о похоронах. Только Бимиш внес ясность, хотя Дерик ни о чем его не спрашивал. С некоторым смущением он обнаружил, что Бимиш избрал его себе в качестве доверенного лица. Клерк относился к Дерику вроде как к посреднику, через которого его взгляды при необходимости можно донести до высшей инстанции. Все, что Дерик говорил и делал, дабы дать понять Бимишу, что он не будет участвовать с ним заодно в какой бы то ни было домашней ссоре, того не могло разубедить. В тот вечер Бимиш поймал Дерика, когда тот шел спать, схватил за пуговицу, притащил в свою маленькую уютную гостиную на первом этаже, усадил и начал сплетничать.

– Итак, мы покидаем Саутингтон завтра, господин секретарь,- начал он.Мне кажется, вы тоже не сожалеете, что мы уезжаем. Мне самому не жаль расставаться с этим городком, хотя помощник шерифа вполне приличный джентльмен, но здесь нелегко было вести домашние дела, как вы сами знаете. Я жил в ожидании тишины и покоя в Уимблингхэме.

Дерик ничего не ответил. Бимиш несколько секунд яростно раскуривал трубку, выпуская клубы дыма. Видимо, он затаил обиду на кого-то, и вскоре его обида прорвалась наружу.

– Ее светлость едет с нами в Уимблингхэм!- воскликнул он.- Что ж, пусть ее светлость порадуется, господин секретарь, я буду счастлив, если это доставит ей удовольствие. Вы знаете, сэр, что ни одна супруга судьи не появлялась в Уимблингхэме с 1912 года? За исключением леди Фосбери, но она, конечно, не в счет.

Дерик разрывался между желанием узнать, почему супруга судьи Фосбери "не в счет", и ощущением, что пришло наконец время решить, как поставить Бимиша на свое место.

Гордость взяла верх.

– В самом деле, Бимиш,- сказал он,- не думаете же вы, что я буду обсуждать с вами решение, принятое леди Барбер?

– Я не собираюсь обсуждать решение ее светлости,- ответил Бимиш напыщенно.- Я имею в виду гостиницу в Уимблингхэме. А этот вопрос касается всех нас, в чем вы, к несчастью, скоро убедитесь на собственном опыте. Я хочу сказать, что со стороны ее светлости это несправедливо по отношению к секретарю, клерку, не говоря о слугах, втискивать нас в ту гостиницу.

– Я слышал, что гостиница там некомфортабельная,- подтвердил Дерик,- но все-таки не понимаю, почему…

– Вы слышали, что ее светлость назвала гостиницу "паршивой",- перебил его Бимиш,- и мы с этим согласимся, за неимением более подходящего слова. Это первый момент, но еще не все. Позвольте сказать, господин Маршалл, что вы не знаете главного: в той гостинице всего два приличных номера и один сносный.

Тайна раскрылась, а с ней и причина обиды Бимиша, похоронного настроения Сэвиджа и молчаливого отчаяния Грина. В холостяцкой обстановке, что и предполагалось иметь в Уимблингхэме, больший из двух приличных номеров занял бы, естественно, судья. Второй предназначался его секретарю. Клерк судьи, занимающий следующую ступень иерархии, попал бы в тот, который он охарактеризовал как сносный. Дворецкому и слуге секретаря пришлось бы выбирать лучшие из оставшихся комнат. Но с прибытием дамы, которую придется поселить в один из двух приличных номеров, все домочадцы вынуждены спуститься на ступень вниз. Дерик вытесняет Бимиша из второразрядного номера. Бимишу, в свою очередь, придется довольствоваться комнатой, которая едва подходила Сэвиджу, а бедняга Грин, который вынужден уступить свою Сэвиджу, будет искать себе какую-нибудь нору под стропилами, в которой никто не жил с 1912 года. Вот таким бывает наказание за отступление от традиционных порядков в любом вопросе, связанном с отправлением правосудия.

В случае с Фосбери, как узнал Дерик, иерархия заселения в гостинице не была нарушена так грубо, как это случится с ними. Дело в том, что супруги Фосбери были очень привязаны друг к другу и в первые годы совместной жизни всегда спали в одной комнате. Поэтому присутствие леди Фосбери не повлияло на дележ апартаментов.

– Они были очень старомодными, конечно,- рассказывал Бимиш.- Господин судья не потребовал для себя даже отдельной гардеробной. Кстати, мне говорили…

И Бимиш начал излагать любопытные, весьма интимные подробности. Дерик, против своей воли, так увлекся его рассказом, что на некоторое время забыл о вопросе, который хотел задать клерку и который беспокоил его с самого начала их беседы.

Вспомнил он об этом, когда ложился в постель. Интересно, каким образом Бимиш узнал, что леди Барбер назвала гостиницу в Уимблингхэме "паршивой"?

Пожалуй, вы не найдете более яркого свидетельства могущества местных властей в Англии, чем то, как принимали судей Его Величества в Уимблингхэме, главном городе графства Уимблшир. Там, в гостинице, как и везде в подобных заведениях, предназначенных для персонала выездных сессий, выездному судье предлагали книгу почетных посетителей, в которой он мог начертать свое имя и высказать любые замечания, в частности относительно оказанного ему гостеприимства. Более тридцати лет судьи пользовались предоставленной им возможностью, и все без исключения комментарии сводились к одному и тому же. Записи представляли собой интересный образец "гневной" литературы – от ворчливого протеста до едкого сарказма и прямых оскорблений. Несмотря ни на что, все эти тридцать лет власти Уимблшира с истинно британским упорством успешно противостояли настойчивым требованиям высоких гостей. С той же отвагой, которую продемонстрировали уимблширские стрелки, выстояв против старой гвардии, сидевшей в казармах Ватерлоо, местные власти выдержали массовую атаку целой армии членов Королевской скамьи Верховного суда. Но в 1938 году их сопротивление, похоже, было сломлено. Судейские власти организовали последнюю решительную и грозную атаку, издав распоряжение о том, что, если судьям Его Величества не будет предоставлено новое жилье, выездные сессии в Уимблингхэме больше не будут проводиться. Уимблингхэм лишится своего древнего и почетного права, которое будет передано ненавистному сопернику, выскочке – недавно построенному городку Подшестеру. Скрепя сердце члены Совета графства сдались. После знаменитых последних продолжительных дебатов Совет графства согласился на вражеские условия. За огромные деньги была куплена земля, расчищена площадка для строительства, приглашен самый дорогой архитектор и подготовлен проект. Вот уже и фундамент нового здания был заложен, когда, второй раз в истории, на поле брани замаячили пруссаки и боевая обстановка снова изменилась. Книга почетных посетителей Уимблингхэма была спасена, по крайней мере на период войны, и в ней могли появиться еще несколько страниц хулительных изречений.

То, что власти Уимблшира смогли успешно выдержать осаду в течение столь долгого времени, объяснялось в большой степени тем фактом, что гостиница была не отдельным зданием, а частью огромного сооружения, где помещался также Совет графства и суд. Там же проходили и выездные сессии суда. Считалось, что фундамент этой громадины строили римляне. Каменная кладка была явно норманнского происхождения. Позже все было переделано и залатано не одними руками в угоду вкусам и нуждам многих поколений. Наконец, в конце семнадцатого века кто-то, кого местные легенды упорно, но неправильно называют Реном, замаскировал нагромождение разнообразных построек очаровательным фасадом, выходящим сейчас на центральную площадь города. После этого ничего не менялось, если не считать водопроводной системы, проведенной в ранневикторианский период. Таким образом, за аккуратным фасадом эпохи Возрождения скрывались лабиринты коридоров и лестниц, ведущих в кабинеты, палаты и залы и, в частности, в анфиладу комнат, которые и являлись предметом упомянутых негодующих записей в книге почетных гостей.

Дерик гордился собой за то, что мог терпеть неудобства при необходимости, но у него перехватило дыхание, когда Грин открыл дверь в комнату, с красноречивым молчанием демонстрируя, что собой представляет его новое жилище. Это было мрачное, холодное помещение со слишком высоким для его размера потолком. Дневной свет проникал из крохотного слухового окошка. Встав на цыпочки, Дерик смог лишь убедиться, что металлический лязг, заполнявший комнату, происходил из трамвайного депо, расположенного напротив. На потолке красовались огромные зловещие подтеки. Пружины продавленной кроватной сетки издали усталый протестующий скрип, когда Дерик потрогал матрас рукой. Вспомнив, что Бимиш описал этот номер как "сносный", Дерик поежился, представив себе неудобства по нисходящей линии, на которые были обречены остальные сотрудники.

Выйдя из комнаты, Дерик, естественно, споткнулся на двух ступеньках, ведущих в темный коридор, и упал. Поднявшись, он нащупал ногой еще три или четыре ступеньки и спустился в более широкий коридор, куда выходили двери главных номеров этой гостиницы. В этот же коридор выходили двери других помещений. Открыв первую, Дерик попал прямо на галерею для публики в зале суда. Вторая дверь привела его в помещение, которое, по-видимому, раньше служило кабинетом для совещаний Большого жюри. Теперь здесь хранились детские противогазы. Наконец, ориентируясь на голоса, Дерик нашел гостиную. Здесь внутреннее убранство мало изменилось с тех пор, как его заказали в год Великой выставки. Там он обнаружил леди Барбер, которая, к его удивлению, была в хорошем настроении.

– Не слишком ли здесь все до крайности отвратительно? Мы с Уильямом старались придумать что-нибудь очень язвительное для записи в книгу. Я уверена, в моей комнате есть крысы. Я чувствую себя храбрейшей из женщин Англии, которая рискнула поехать туда, куда не ступала нога ни одной супруги судьи.

– Кроме леди Фосбери,- поправил ее Дерик и рассказал суть того, о чем ему поведал Бимиш, за что был награжден взрывом хохота.

Судья, выглядевший подавленным и вообще не в себе, тоже выдавил смешок.

– Прелестно!- отозвалась Хильда.- Мне этой истории хватит на несколько званых ужинов. Если, конечно, я еще буду ходить на ужины. Кстати, об ужинах: не знаю, чем мы будем питаться. Миссис Сквайр сказала, что кухонная плита здесь совершенно неуправляемая. Слава богу, мы тут ненадолго. Гражданских дел нет, так что придется потерпеть всего пару вечеров. Думаю, вы будете рады отдохнуть день-другой от своих обязанностей, господин Маршалл? Какое счастье, что в Уимблшире почти никто не совершают преступлений.

– Удивительная вещь,- заметил Барбер,- но я обратил внимание на то, что в этом графстве почти не бывает серьезных правонарушений.

Последующие события подтвердили, что бывают исключения из правил.