"Деньги в банке" - читать интересную книгу автора (Вудхауз Пэлем Гринвел)

Глава четвертая

Примерно в то же время, когда Энн Бенедик проезжала лондонские предместья на пути к Холси-билдингс, Джеф Миллер стоял, высунувшись в окно третьего этажа Холси-чемберз и не сводил глаз со входа во двор. Вид у него был встревоженный и даже напуганный, как у мистера Трампера перед беседою с миссис Корк.

Всякий, знакомый с обстоятельствами, ничуть бы этому не удивился. Утром пришла телеграмма, извещавшая о скором вторжении Миртл Шусмит в его холостяцкое жилище, а если Миртл сорвалась с места и мчится к нему из деревни, это может означать только одно. Она прочла подробный отчет о деле «Пеннифадер против Тарвина», который появился сегодня во всех газетах.

Это может показаться странным, учитывая незначительность дела, и следует, наверное, пояснить, что причиной столь внезапного интереса пишущей братии стало необыкновенное поведение защитника пострадавшей стороны.

Джеф не стал бы для собственного удовольствия вспоминать этот отчет, но при необходимости мог бы повторить его наизусть. Слова стояли перед глазами, словно выжженные огненными буквами.

Защитник: — Вы не будете отрицать, Грин…

Судья: — Мистер Грин.

Защитник: — Простите.

Судья: — Ничего, мистер Миллер, продолжайте.

Защитник: — Хорошо, спасибо. Вы не будете отрицать, мистер Грин, что в школе вас звали Вонючкой? Что вы не могли сказать слово правды, не надорвав тем самым пупка? Что вы редко, а практически — никогда, не мылись? Что вас дважды лупили старосты за кражу бутербродов с повидлом из школьного буфета?

Свидетель: — Ваше влиятельство!

Судья: — Обычно ко мне обращаются «ваша честь», или, иногда «вашчесть». Однако я вас понимаю. Мне не хотелось бы вмешиваться, мистер Миллер, но имеют ли отношение юношеские грешки свидетеля к рассматриваемому делу?

Защитник: — Я сокрушаю его, вашчесть. Демонстрирую, какая он гнида.

Судья: — Уместно ли тут слово «гнида», мистер Миллер?

Защитник: — Как будет угодно вашести. Итак, Вонючка, я подвожу к тому, что все ваши показания — враки от начала и до конца. А теперь, гаденыш, говори честно…

Судья: — Выражение «гаденыш», мистер Миллер…

Препирательство длилось довольно долго. В конце концов защитник попросил судью не перебивать его на каждом слове, а Его Честь, утратив вежливость, указал на неуважение к суду и посоветовал защитнику, не теряя времени, поискать себе другую стезю, поскольку не видит для него будущего в коллегии адвокатов. Мысль, что Миртл Шусмит это прочла и намерена пространно обсудить, повергала Миллера в ужас.

Он еще дальше высунулся в окно, оглядывая горизонт, и едва не выпал на улицу, внезапно услышав за спиной голос мамаши Болсем. На мгновение ему почудилось, что Миртл вошла незаметно и прокралась ему в тыл.

— Когда прикажете подавать чай, сэр?

Джеф слабо улыбнулся. Ему подумалось, что мамаша Болсем преувеличивает светскость предстоящей встречи.

— Ой, не думаю, что дело дойдет до чая.

— Молодые дамы любят попить чайку, сэр.

— Мне представляется, что мисс Шусмит будет говорить без перерыва на чай.

— Я испекла булочки из крутого теста.

— И даже с булочками из крутого теста. Думаю, она предпочтет глоток-другой моей крови. У меня нехорошее чувство, что она читала про заседание. Вы читали?

— Ох да, сэр!

— Понимаете, это лишний пример того, как часто нам приходится сожалеть о поступках, совершенных с полным сознанием правоты. Когда я увидел перед собой Лайонела Грина и понял, что это тот самый Л. П. Грин, который отравил мне школьные годы, показалось вполне естественным этим воспользоваться. «Ты на верном пути, Дж. Дж. Миллер», — сказал я себе.

— Так вы знакомы с этим джентльменом, сэр?

— Учились вместе. Это с его подачи я получил отвратительное прозвище «Носочки», от которого избавился, благодаря скромным подвигам на футбольном поле, лишь к старшим классам. «Носочки», должен пояснить, сокращение от «Спальные носочки». Эта скотина Грин пустил гнусную байку, будто дома я сплю в носочках и обязательно при свете, потому что боюсь темноты. Вы знаете — хотя, возможно, вашему чистому сердцу это неведомо — как умеет травить ближних английская золотая молодежь.

— Очень нехорошо со стороны молодых джентльменов, сэр.

— Очень. Я поклялся страшно отомстить, и теперь моя клятва исполнена.

— Мне показалось, судья очень дурно с вами обошелся.

— Не то слово! Вот уж не ожидал. Мне всегда казалось, в таких случаях защитник говорит, что угодно, а судья, откинувшись в кресле, похохатывает над его остротами. И вдруг нате! — Его Честь бьет меня под дых. А все-таки судьям нельзя отказать в проницательности. Ушлые ребята. Заметили, как этот сказал, что мне надо бросать юриспруденцию? Он просто сформулировал то, что я давно чувствую. Отныне я полностью сосредоточусь на работе, к которой чувствую призвание. Я буду писать детективы. Когда ко мне придут и попросят выступить на очередном громком процессе, я отвечу, что, увы, не располагаю свободным временем. В нашц эпоху узкой специализации нельзя разбрасываться. Да, теперь я вижу ясно: все обернулось как нельзя лучше. Однако если вы спросите, жду ли я хорошего от предстоящей встречи с мисс Шусмит, я отвечу, положа руку на сердце… О, Господи! — воскликнул Джеф, содрогаясь всем своим натренированным телом. — Вот и она.

Он мужественно расправил плечи, силясь преодолеть ноющее чувство под ложечкой. Глядя, как мисс Шусмит идет через двор, самый ненаблюдательный заметил бы в ней некоторую взвинченность. Она исчезла в дверях Холси-чемберз, и Джеф, мгновение поколебавшись, вышел на площадку ее встречать.

Он перегнулся через перила и сразу понял, что чувства в ней клокочут, ища выхода. Миртл Шусмит поднялась по лестнице и устремила на Джефа каменный взор, словно трагическая королева экрана.

— Ты рехнулся, Джеффри? — спросила она низким, вибрирующим голосом.

Джеф внутренне подобрался. Встреча явно не сулила ничего доброго.

— Я понимаю, о чем ты, — начал он. — О судебном заседании, да? Я так и думал, что ты захочешь о нем узнать. Заходи, чайку попьем, все тихонечко обсудим.

— Не надо мне чая. Я прочла отчет в «Дейли Экспресс» и чуть не упала в обморок. Ты, наверное, сошел с ума.

— Ну, должен признаться, я слегка увлекся и в какой-то мере утратил ясность суждения. Я только сейчас рассказывал мамаше Болсем, что этот Грин оказался тем самым типом, чьи гнусные наветы отравили мне юные дни. Когда я увидел его, то понял: труба зовет. Вернее, это ему труба.

— Не понимаю, что ты говоришь.

— Я объясняю, почему не был вежливо-сдержанным. Когда это ничтожество вползло на место свидетеля, и я понял, что передо мной — Вонючка Грин…

— После того, как я с таким трудом уговорила папу тебя проинструктировать…

— Понимаю, понимаю. Не думай, что я не вижу твоей точки зрения. Я просто пытаюсь объяснить, что этот паскуда Грин…

— Он вне себя. Повторяет «Я же тебе говорил!».

— Так ты заезжала домой?

— Естественно, я заезжала домой. Не думаешь же ты, что я потащилась бы сюда с чемоданами? Он умолял меня разорвать помолвку.

Джеф содрогнулся от киля до клотиков. Такого он не ожидал. Вот уж угроза так угроза. Полный разрыв. Перед глазами мелькнул проблеск надежды. Так несчастный, стоящий на эшафоте с петлей на шее и уже видевший, как палач, крякнув, поплевал на ладони, вдруг различает всадника на взмыленном коне с запечатанным пакетом в руках.

— Ты не сделаешь этого? — хрипло спросил он.

Миртл Шусмит была девушка сильная. Она видела, что слова ее потрясли Джефри до глубины души, и, несмотря на праведный гнев, немного его жалела. Однако она твердо верила в необратимость заслуженного воздаяния. Она сняла перчатку.

— Я приняла решение, еще сойдя с поезда. Разумеется, после всего этого я не могу выйти за тебя замуж. Вот твое кольцо.

Джеф держал кольцо между большим и указательным пальцем. Внезапно его озарила странная мысль, из тех, что порой наведывались к нему в минуты отличного настроения.

— Знаешь, я чувствую себя оценщиком.

— Что ты такое городишь?

— Ты дала мне кольцо. Как будто пришла в ломбард и спрашиваешь, за сколько его можно загнать.

— Прощай, — выговорила Миртл Шусмит, возмущенная до глубины души, и двинулась вниз по лестнице. Наконец-то она поняла, что имел в виду отец, когда назвал Джеффри неуравновешенным и легкомысленным.